О языковой форме искусства. М., "Университетскач книга", 2006

К 80-летию со дня рождения Юрия Владимировича Рождественского, заслуженного профессора МГУ им. М. В. Ломоносова

Вопросу о возможности оценки искусства Лукиан тоже посвящает специальное сочинение "О доме". "Поставленные здесь вопросы, – пишет об этом трактате А. Ф. Лосев, – можно свести к одному: о существе и возможности непосредственно эстетической оценки предмета искусства. Лукиан прежде всего выставляет здесь основной тезис – требование ‘общего образования’, постулат ‘понимания’ и необходимости вживаться в искусство настолько, чтобы уже начинать творить как бы самому" [120] .

Этими примерами мы ограничимся, поскольку вопрос понимания произведений искусства выходит за рамки темы нашего рассуждения: здесь мы должны оставаться в пределах теории подражания как основы исследования взаимоотношения изобразительного искусства и слова, т.е. языка и словесного искусства. Этот вопрос рассматривается не только с точки зрения источника вдохновения художника, но и с позиций назначения искусства.

Вместо заключения

Среди высказываний Лессинга, собранных Фридрихом Шлегелем, имеется следующее: "Подлинное назначение изящного искусства может состоять только в том, что оно способно созидать без помощи какого-либо другого искусства. В живописи это – телесная красота. Для того чтобы представить телесную красоту разных типов, художники обратились к изображению исторических событий. Выражение, изображение исторических событий не было главным намерением художника. История была для него лишь средством достигнуть главного – изображения красоты в ее многообразии. У художников Нового времени средство превращается в цель. Они рисуют события, чтобы рисовать события, и не замечают, что тем самым превращают свое искусство во вспомогательное средство для других искусств и наук или во всяком случае оказываются в такой зависимости от помощи других искусств и наук, что их искусство полностью теряет значение первичного искусства. Выражение телесной красоты – назначение живописи. Следовательно, высшая телесная красота – ее высшее назначение и т. д." [121] .

В этом высказывании Лессинга очевидно понимание того факта, что огромное число произведений живописи возникло не без помощи другого искусства как источника вдохновения. В первую очередь это относится к словесному искусству. Ведь вполне понятно, что изображение исторических событий у художников Нового времени, о которых говорит Лессинг, – это не подражание событиям, а подражание описанию этих событий в словесном искусстве. Вместе с этим видно и направление поиска – найти критерий для проведения границ между различными изящными искусствами, чтобы оказалось возможным утвердить "истинность", "первичность" их произведений через независимость, автономность их возникновения. Как известно, открыть такой принцип не удалось до сих пор.

В связи с этим интересно также упомянуть попытку объяснить природу отличия искусства слова, поэзии, от изобразительных искусств, которую предпринимает И. Г. Гердер в своем сочинении "Критические леса, или: Размышления относительно науки и искусства изящного" (1769) [122] .

Различие, которое проводит Аристотель в "Никомахейской этике" [123]  между завершенным делом, готовым созданием, эргон, и деятельностью, содержащей только свою цель, энергейа, Гердер переносит на искусства. Таким способом он противополагает поэзию и изобразительные искусства как искусство энергии в слове (поэзия) и искусство данных сразу красок и форм.

Он устанавливает различие между этими искусствами, исходя из того, как они представляют действительность. Живопись и скульптура представляют нам предмет сразу, уже в самый первый момент, при первом взгляде, исчерпывающе и постоянно. Необходимость многократного созерцания картины, чтобы вместить все ее содержание, обусловлена не картиной, а слабостью наших чувств или рассеянностью нашего внимания. В отличие от изобразительных искусств, поэзия являет нашему воображению мир, как он разворачивается и оформляется; своими средствами она выражает возникающее, становящееся, сохраняющееся; и действует поэзия тем самым энергически.

Приходится, конечно, признать такое проведение границ между поэзией и изобразительным искусством не вполне ясным и недостаточным. Собственно, этот взгляд на сущность поэтического творчества мыслился в сочинении Гердера как возражение Лессингу в связи с его исследованием Лаокоона и не претендовал тем самым на окончательность или полноту. Мы упоминаем об этом потому, что в своем рассуждении Гердер необычайно тонко, как представляется, улавливает направление исследования, нацеливает его в то русло, где можно вернее обнаружить сущностные отличия поэтического слова. Это вопрос о силе слова и об энергии искусства слова, но не энергии-деятельности как предмета изображения, а энергии воздействия и внушения, которая распространяется, в том числе, на фантазию художников и воздействует на их воображение. Это, по сути, энергия формирования стиля.

В этом смысле можно сказать – какова словесность, таково и искусство, такова и жизнь, то есть стиль жизни. Поэтому в любые времена сохранят свою актуальность слова Г. Г. Шпета, сказанные им в "Эстетических фрагментах" о проблемах культурного возрождения: "Как бы то ни было, у нас – слово за искусством, и прежде всего за искусством слова. Как оно скажет, так и будет в действительности, в мысли, во всей нашей культуре" [124] .