Романтический мир песенной поэзии Новеллы Матвеевой

Новеллистичная ткань матвеевских песен характеризуется дискретностью, частым опущением сюжетных звеньев, логических мотивировок. Подобное "рассеяние" сюжетного центра происходит в "Песне про котел" (1961), где импрессионистичное изображение безымянного персонажа, "сидевшего" и "мечтавшего" у костра, внезапно обрываясь, раскрывает неисповедимость жизненных перепутий, передаваемую интонациями задушевного песенного "сказа":

И мы не знаем,
Ах, мы не знаем:
Был или не был
Он на Земле,
Что в тихом сердце
Его
творилось,
И что варилось
В его котле.

Обыденные житейские эпизоды, наблюдения порой обогащаются в песенных "новеллах" Матвеевой иносказательным притчевым потенциалом. В песнях "Пожарный" (1961), "Фокусник" (1962) новеллистичная заостренность изображения достигается благодаря тонкому диссонансу завершающих строк с эмоциональным фоном предшествующего рассказа. В первой песне в призме романтической фантазии развертываются детские впечатления от героически-возвышенного образа "пожарного в каске ярко-бронзовой", которые в заключительной строфе оборачиваются скорбным философским обобщением о мире: "А между тем горело очень многое, // Но этого никто не замечал!". Сходное открытие в глубинах лирического "я" Матвеевой черт грустного романтика-философа, чуждого, невзирая на обилие "экзотической" образности, иллюзорному, утопическому мироощущению, происходит и в песне "Фокусник", этом образце изысканной психологической лирики. За сюжетными деталями занимательных наблюдений за игрой фокусника проступают горько-отрезвляющее восприятие действительности, приметы невысказанной внутренней драмы лирического героя:

Ах ты фокусник, фокусник-чудак,
Поджигатель бенгальского огня!
Сделай чудное чудо: сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня!

В перспективе своего жанрового развития поэтическая "новелла" Матвеевой достигала масштабов "романного" обобщения, вмещала в орбиту своего художественного содержания целое человеческой судьбы. К подобным песенным "романам" может быть отнесена известная матвеевская песня "Девушка из харчевни" (1964), которая по достоинству была оценена критикой как одна из вершин русской любовной лирики[10]. По резко очерченному рисунку "вещных" образов песня напоминает поэтические "новеллы" А.Ахматовой 1910-х гг., где именно предметные детали часто выступали в качестве "консервантов" любовной памяти героини [11]. Но динамика образной сферы в стихотворении Матвеевой оказывается сложнее, чем у Ахматовой. Если первоначально героиня песни хранит память об ушедшем возлюбленном, вглядываясь в "плащ, висевший на гвозде", в "гвоздь от плаща", в "след гвоздя", который "был виден – вчера", то "с теченьем дней, шелестеньем лет" эта память уходит в бесплотную, таинственно-романтическую сферу душевной жизни. В "мерцающем" образном мире этой проникнутой затаенной грустью песни-притчи, песни-судьбы, где, по признанию самого автора, "речь идет об идеальном"[12], запечатлена стихия времени, исподволь подтачивающая "вещные" опоры памяти; явлена зыбкая грань предметного и невещественного, ускользающего от рационального осмысления. В бытовых явлениях  жизни героини приоткрывается их сокровенный смысл, просматривается масштаб прожитой судьбы, одухотворенной высоким чувством. Пронзительное лирическое чувство сквозит в "уравновешенном" эпическом "повествовании":

Теченье дней, шелестенье лет, –
Туман, ветер и дождь…
А в доме событье – страшнее нет:
Из стенки вырвали гвоздь!

Туман, и ветер, и шум дождя…
Теченье дней, шелестенье лет…
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра, –
Мне было довольно, что след
Гвоздя
Был виден – вчера.

В песнях-судьбах Матвеевой, как и в ее поэтических "новеллах", часто наблюдается редукция психологических мотивировок, их сюжетный рисунок порой обрывается в самой кульминационной точке, как это происходит в песне "Цыганка-молдаванка" (1961). Рассказ о драматичной участи выкраденной цыганами "молодой молдаванки" обретает очертания древнего предания об иррациональных изгибах человеческой судьбы и завершается в вопросительной модальности:

Что же с ней, беглянкой, было?
Что же с ней, цыганкой, будет?
Все, что было, – позабыла,
Все, что будет, – позабудет.

В фокусе песен рассматриваемой жанровой группы нередко оказывается судьба художника. В поэзии Матвеевой выведены творческие личности самых разных масштабов дарования. Этой теме посвящены объемный лирический цикл "Шекспириада" (1964, 1993-94), горестный рассказ о страданиях "короля светотени" в стихотворении "Рембрандт" (1953). Но в собственно песенных произведениях Матвеевой чаще звучат раздумья о судьбах "маленьких" людей искусства – шарманщиков, трубачей, барабанщиков, художников, "пишущих красками на хмурых мостовых" ("Мы слышали слух", "Кисть художника", "Венгерская баллада" и др.). Так, в "Венгерской балладе" (1962) раскрывается высокий трагедийный конфликт свободного творчества "слепого парнишки", ходившего по дворам "старого Будапешта" "с гибкою и дерзкою скрипкою венгерскою", –  с жестокими историческими потрясениями;  конфликт, высвечивающий духовную высоту певца-простолюдина. Напряженное балладное повествование переходит здесь в звучание авторского лирического голоса, выводящее описанную ситуацию на архетипический уровень:

Не скажу, что было дальше –
Это так обычно!
Ясных глаз, давно закрытых,
Не закрыть вторично.
В Будапеште старом
Мальчик жил недаром
И незрячими глазами
Видел все отлично!

В песне "Шарманщик" (1963) рассказ о старом музыканте также основан на совмещении стилизованного древнего песенного предания ("И кто-то пел о том, // Как жил да был старик // С шарманкой и сурком") и  лирического слова. Лирическим голосом утверждается духовная и эстетическая сила незамысловатой игры старого шарманщика, порожденная свободой его творческой личности. В стилистике слегка старомодного обращения лирического "я" к слушательской аудитории ощутим голос душевно утонченного, мыслящего вопреки стереотипам несвободного времени интеллигента:

Достойные друзья!
Не спорю с вами я:
Старик-шарманщик пел
Не лучше соловья.
Но – тронет рукоять, –
И… – верьте, что порой
Он был самостоя-
тельнее, чем король!

А в песне "Поэты" (1975) в парадоксальном соединении сказочно-романтического ореола и сниженной обыденности запечатлелись метафизические, надвременные закономерности бытия поэтов, способных силой духа "эпохи таскать на спинах" и "небо подпирать". Примечательна в образном мире произведения смысловая параллель с легендарными "Атлантами" А.Городницкого:

И скажут ребятам такие слова:
"Вы славу стяжали,
Вы небосвод
На слабых плечах
Держали,
Вы горы свернули,
В русло вернули
Волны грозных вод…".

Потом засмеются
И скажут потом:
"Так вымойте блюдца
За нашим скотом!"

Итак, романтика песенно-поэтического творчества Н.Матвеевой, ставшего самобытнейшим явлением в авторской песне середины века, воплотилась в различных жанровых формах – от пейзажных, путевых, городских зарисовок, лирической исповеди, многообразных по тематике элегий до стилизованных древних сказаний, песен-новелл, "романных" по широте охвата действительности песен-судеб… Это романтическое мироощущение по своей сути знаменовало не утопический уход в "далекую даль" экзотики, но художественное открытие путей познания подлинной духовной сферы человеческого бытия, вытесненной из несвободного сознания эпохи.

В полифоничном бардовском многоголосии тембр голоса Матвеевой, ритмико-мелодические рисунки, стилистика ее исполнительского искусства оказались уникальными: поистине, по словам Л.А.Аннинского, "голосом забывшегося ребенка девочка-сомнамбула поет народу колыбельные песенки, от которых народ просыпается со смутным ощущением, что есть реальность выше и истиннее той, что ревет и хрипит за окнами…" [13].

Примечания 

1. Робинзонада одинокой гитары. Вместо послесловия. Беседа с Новеллой Матвеевой о ее песнях. (Беседовал М.Нодель) // Матвеева Н.Н., Киуру И.С. Мелодия для гитары / Сост. М.Нодель. М.,1998.С.387.

2. Аннинский Л.А. След гвоздя в стене воображаемой харчевни. Новелла Матвеева // Аннинский Л.А. Барды. М.,1999.С.64-65.

3. Там же.С.63.

4. Здесь и далее тексты Н.Матвеевой цитируются по изд.: Матвеева Н. Пастушеский дневник. М.,1998; Матвеева Н.Н., Киуру И.С. Мелодия для гитары / Сост. М.Нодель. М.,1998.

5. Аннинский Л.А. Указ.соч.С.64.

6. Соколова И.А. Авторская песня: от фольклора к поэзии. М., 2002.С.220.

7. Городницкий А. Песни о далекой дали // Матвеева Н. Пастушеский дневник. С.1.

8. Новиков Вл.И. Новелла Матвеева // Авторская песня. М., 2002.С.296.

9. Соколова И.А. Авторская песня… С.53-149.

10. Городницкий А. Указ.соч.С.2; Нодель М. А меня позабыли на праздник позвать (от составителя) // Матвеева Н.Н., Киуру И.С. Мелодия для гитары.С.7.

11. Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М.,1997.С.13-21.

12. Беседы с Новеллой Матвеевой. Интервью вел М.Аскин // Мир Высоцкого: Исслед. и материалы. Вып.IV / Сост. А.Е.Крылов, В.Ф.Щербакова; М., ГКЦМ В.С.Высоцкого, 2000. С.418.

13. Аннинский Л.А. Указ.соч. С.65.