Солоневич (К выходу книги «Россия в концлагере» в издательстве «РИМИС», 2005)

Солоневича мы в СССР узнали на рубеже 1990-х годов благодаря журналу "Наш современник" и кругу его традиционных авторов – самому свободному изданию, открывавшему в пресловутую перестройку имена настоящих русских мыслителей и подвижников, а не деятелей либерального агитпропа, внедряемых под личиной гонимых борцов с коммунизмом.

Одно из свойств русского человека – желание идти против течения, разрушать надуманные схемы, не служить идеологии, а творить ее. На этом основан путь И.Л. Солоневича (1891–1953).

Он – эмигрант, но никак не подверстаешь его в удобную схему трех волн российской эмиграции, представленную агитпропом. Да, а в какую из этих волн вписался бы, скажем, Андрей Курбский, или Н.И. Тургенев, или М.А. Бакунин, или А.А. Богданов, или Борис Савинков? Так насчитаем не три, а все тридцать три волны, и которая же по счету наступила в перестройку?..
Оставим схемы в стороне: пусть мертвые хоронят своих мертвецов…

А путь Солоневича в эмиграцию был не похож ни на какой иной. Он бежит за границу в июле–августе 1934-го, прожив в Советской России почти 17 лет… Так называемая первая эмиграционная волна, вызванная революцией и гражданской, уже давно прошла, многие ее участники уже совершили смену вех, и некоторые вернулись на Родину, некоторые готовились к возвращению.
В эти годы стало вполне привычным ездить за границу целыми коллективами (до сотен человек), как Художественный театр или рабочие-ударники, отправляться в многолетние командировки, как Петр Капица или Тимофеев-Ресовский; в крайнем случае писали скорбные письма правительству с просьбами разрешить отъезд, как Евгений Замятин, Борис Пильняк или Михаил Булгаков. И просьбы удовлетворялись…

И вот в это время Солоневичи, трое богатырей, как они именуются в книге "Россия в концлагере" (Иван Лукьянович, младший его брат Борис и сын Юрий), затеяли самый настоящий побег за границу – пешком, через карельские болота, в Финляндию. Первая попытка не удалась: заблудились… Вторая – привела под арест, под суд и –  приговор 8-ми лет лагерей… Но лагерь – почти в направлении несостоявшегося побега, на Беломоро-Балтийском канале. Как же было не осуществить бегство, уже удачно, снова, с третьей  попытки?.. Не знаю, есть ли с чем сравнить этот фамильный подвиг?..

В книге печатается небольшой фрагмент, написанный Борисом Солоневичем, - о его маршруте. Здесь есть приглашение развернуть карту северо-запада Европы и увидеть эти 250 км, пройденные беглецами. Уточним, что это имеется в виду карта именно 30-х годов, до советско-финской войны: по мирному договору от 12 марта 1940-го года к СССР перешел большой участок финской территории, следовательно и границы отодвинулись. А до этого, действительно, Лодейное поле, откуда отправился Борис, было заметно ближе к границе. В книге сказано, что он вышел в районе Сердоболя, так вот это прежнее название нынешней российской Сортавалы, находившейся тогда в глубине финской территории,  километрах в 80-ти от той границы. Маршрут Ивана и Юрия от Медвежьей Горы (Медвежьегорска) шел в направлении поселка Поросозеро, через реку Суна, и изменение границы здесь было несущественным, хотя тоже с прибавлением территории к СССР. (Заметим, что по мирным, довоенным предложениям СССР Финляндия могла бы получить в обмен на сравнительно небольшой участок к северу от Ленинграда почти половину Карелии, включая и город Олонец, мимо которого пробирался Борис Солоневич. Граница бы прошла километрах в 30-ти  от Медвежьегорска. До войны и половина Ладожского озера, включая о. Валаам, принадлежала Финляндии.)
   
Собственно об этой истории и написана книга И.Л. Солоневича "Россия в концлагере", опубликованная в 1936-м, в Софии, а годом ранее отдельными статьями в газете "Последние новости".

Но это была не первая книга Солоневича…

В тексте сам автор говорит о шести книгах, выпущенных в Москве. Думается, это неточность. С учетом соавторства у И.Л. Солоневича было издано примерно 12 книг – в основном по развитию физкультуры и туризма. Среди них выделяется (и косвенно упоминается в "России…") следующее изданиие: Солоневич И.Л., Харлампиев А.А. Самооборона и нападение без оружия. Под ред. Нач. отдела милиции ЦАУ НКВД И.Ф. Киселева. М., НКВД, 1928.

Значение этой книги, кстати, переизданной в 2004 году, поясняет то обстоятельство, что мастера знаменитой борьбы САМБО называют И.Л. Солоневича одним из основоположников этого вида спорта и спецназовской подготовки, не без оснований считая его самым эффективным видом, превосходящим как восточные единоборства, так и классический бокс… Есть в единоборстве даже само понятие "Система Солоневича", хотя, весьма вероятно, специалисты по самбо отнюдь не знакомы с Солоневичем как русским философом и писателем…

Этот мотив присутствует в книге "Россия…" постоянно, в виде ряда эпизодов, вроде упоминания о том, как Борис выступал на показушных соревнованиях борцов в Софии, или сценки шутливого нападения Юрия на отца: там Солоневич точно описал психологию самбиста, тонкое проведение приема, при котором нога противника ломается, как щепка… Вот этот фрагмент: "Кто-то резко навалился на меня сзади, и, чьи-то руки плотно обхватили меня поперек груди. В мозгу молнией вспыхнул ужас, и такою же молнией инстинкт, рефлекс, выработанный долгими годами спорта, бросил меня вниз, в обрыв. Я не стал сопротивляться. Мне нужно только помочь падающему, то есть сделать то, чего он никак не ожидает. Я так же инстинктивно уже нащупал ногу нападавшего и подвернул под нее свое колено — получается страшный "ключ", ломающий ногу, как щепку. Сверху раздался громкий хохот Бориса, а над своим ухом я расслышал натужное сопенье Юрочки. Через несколько секунд Юра лежал на обеих лопатках".

Есть несколько фрагментов и непосредственно о методе самбо и упомянутой книге (хотя и без полных выходных данных): "В числе моих весьма многочисленных и весьма разнообразных подсоветских профессий была и такая: преподаватель бокса и джиу-джитсу. По некоторым весьма нужным мне основаниям я продумывал комбинацию из обеих этих систем, а по миновании этих обстоятельств часть придуманного использовал для "извлечения прибыли", преподавал на курсах командного состава милиции и выпустил книгу. Книга была немедленно конфискована ГПУ, пришли даже ко мне, не очень, чтобы с обыском, но весьма настойчиво: давайте-ка все авторские экземпляры. Я отдал. Почти все. Один, прошедший весьма путаный путь, сейчас у меня на руках. Акульшин не знал, что десять тысяч экземпляров моего злополучного руководства было использовано для ГПУ и Динамо и, следовательно, не знал, что с хваткой за горло дело может обстоять далеко не так просто, как ему кажется".

Судьба Солоневича в эмиграции сложилась крайне противоречиво. Он вступает в конфликт со структурированной (хоть и весьма неэффективно) эмиграцией, объединяет в противовес сложившимся лидерам ее, обычно заметным в прошлом политикам и генералам, движение штабс-капитанов, т.е. эмигрантов, не вошедших в структуры, можно сказать оказавшихся вне политики, обывателей. На этой почве происходит раскол в фамилии Солоневичей: Борис выступает против старшего брата, сын Юрий отходит от политики… Добавим, что при неясных обстоятельствах, но в результате покушения погибает супруга – Тамара Владимировна, автор "Записок советской переводчицы", давно уже жившая за границей, оформив фиктивный развод с Иваном Лукьяновичем. Возникали и версии о том, что сам Иван Солоневич – агент советских спецслужб.

Годы Великой Отечественной войны Солоневич проводит в Германии, причем он не подвергался особым репрессиям… Это редкий случай в русской  эмиграции, но не единственный. Можно отчасти сравнить с судьбой генетика Тимофеева-Ресовского, который работал в лаборатории под Берлином все годы войны, хотя и не являлся собственно эмигрантом, попав в Германию по командировке… После войны Солоневич оказывается в Аргентине, а за несколько лет до кончины был вынужден уехать в Уругвай.

Трудно сказать, знали ли за границей о том, что Солоневич – основоположник самбо и уже этим связан с НКВД? В конце концов, не обосновывается ли этим подозрение о его роли как советского агента? Ведь в общем-то и сам побег представлен в книге весьма неоднозначно: с одной стороны, все подробно раскрыто, а с другой – не слишком ли много везения, начиная с того, что трех богатырей долго не разлучают, да и держат в самом близком к границе лагере, а Иван пользуется удивительными возможностями, вплоть до независимых командировок аж до Мурманска?.. В то же время это и дает некоторое алиби: станет ли разведка направлять за границу агента, публично связанного с НКВД – в виде книги по самбо?

Наверное, нужно признать, что жизнь и личность Ивана Солоневича навсегда останется загадкой, русским феноменом сопротивления общему потоку обстоятельств, какие бы открытия в его судьбе еще ни были б сделаны. И скажем прямо: сколько людей поклонится Солоневичу как борцу со сталинизмом, столько же поклонится ему, посчитав его агентом СССР… И не превращался ли постепенно СССР в чаемую народную монархию?.. По крайней мере, существует и такая точка зрения…

Книги же Солоневича открыты для всех, собственно это именно то, что сам человек посчитал нужным открыть о себе.

Книги Солоневича являются полновесным историческим и литературным фактом, говорят сами за себя. Это настоящая литература, со всеми достоинствами слова, с ярким, богатырским стилем, насыщенная энергией, острыми наблюдениями и умными, иногда парадоксальными оценками.

"Россия в концлагере" ввела Ивана Солоневича в круг активных деятелей русской эмиграции, дала и даже некоторую материальную основу, свободу действий. По ряду стилевых признаков она явилась предтечей "Архипелага ГУЛАГ" А.И. Солженицына (ср. у Солоневича: "Империя ГУЛАГа").

При всем моральном напряжении книга насыщена таким зарядом жизненной энергии, что сближает ее с ярким "приключенческим" романом. Сам автор включил такое восприятие в текст книги: "В части писем, полученных мною от читателей, были легкие намеки на, так сказать, некоторую неправдоподобность нашей лагерной эпопеи. Не в порядке литературного приема, как это делается в начале утопических романов, а совсем всерьез я хочу сказать следующее. Во всей этой эпопее нет ни одного выдуманного лица и ни одного выдуманного положения… А оговорку о реальности даже и неправдоподобных вещей мне приходится делать потому, что лето 1934 года мы провели в условиях поистине неправдоподобных".  Сравнение с романом дано и в тексте самой книги.

Необычайная динамика, колоритные персонажи, острые, рискованные ситуации… И одновременно – полновесное утверждение сильной, свободной, развитой личности. Это уже не хроника событий, а воплощение авторского кредо.

Приведем в пример только одну тему: солидарность умных людей. 
Каким-то пошлым штампом останется представление о слабом русском интеллигенте, не способном перенести испытания, теряющим волю, а уж тем более не чувствующем никакой сословной сплоченности. Это нелепый миф, и Солоневич показывает, что в самых жестоких обстоятельствах спасительным оказывается именно интеллигентность, внушающая уважение у всех, если только интеллигент не изменяет самому себе, не подделывается под общий грубый и уродливый фон жизни. Сказывается и постоянная взаимовыручка в среде интеллигенции: порой спасение от гибели приходит именно как неожиданное и умное участие собрата-интеллигента в твоей судьбе. Это и поучительно, и вполне актуально, но одновременно это и разрушение пошлого мифа об аморфности интеллигентской среды. У Солоневича интеллигенция противостоит и самому террору власти, и аппарату насилия, и громадной массе человеческого хамья, выродившегося социально близкого к террору элемента… Так возникает и тема о скрытом влиянии интеллигенции на чуждые ей события, влиянии, спасительном для жизней сотен людей. Не такова ли была роль Флоренского, Лосева, Бахтина,  Лихачева, Дурылина и других русских интеллигентов  в лагерях и ссылках?..

Другая книга – "Народная монархия" (тоже выпущена РИМИСом) – явилась не отражением биографии, а собственно мировоззренческим манифестом И.Л. Солоневича. Есть множество перекличек, но и противоречий с "Россией в концлагере", а сейчас мы бы сказали так: народное по Солоневичу – это подлинно умное и самостоятельное, в прямом смысле интеллигентное в жизни, в психологии нации. Вот и здесь Солоневич разрушает обывательский штамп, злонамеренно внедряемый "агитпропом", – что народный это обязательно простоватый, усредненный, малоразвитый характер…

В книгах Солоневича есть своеобразный лирический герой – сильный духом, душой и телом русский интеллигент, подлинно народная личность.

И повторим: жизнь Солоневича – загадочна; книги его, героический пафос его – открыты для всех.