География и пространство русской литературы XIX века

Театральное пространство

Здание петербургского театра во времена Пушкина не совсем похоже на те современные театры, к которым мы привыкли.  В тогдашнем театре перед самой сценой стояли ряды кресел, правую сторону которых занимали богатые вельможи. Левая половина кресел для состоятельных либералов. К ним принадлежал в числе прочих и Онегин. За креслами, куда билеты стоили очень дорого, располагался партер, где завзятые театралы за сравнительно небольшую сумму смотрели спектакль стоя. Дамы и семьи занимали ложи ("Ложи блещут…"). Дамы не могли появляться в театре нигде, кроме лож. Раёк – верхняя галерея, где собирался простой народ. Заранее явившись в театр и утомившись ожиданием спектакля, народ хлопками требует начать представление ("В райке нетерпеливо плещут…"). В партер и в кресла, наоборот, нередко приходят в последнюю минуту, ходят по театру, обмениваются приветствиями, раскланиваются со знакомыми ("Партер и кресла, всё кипит…").

С другой стороны, Пушкин представляет читателю театральное пространство как явление духовной жизни. На сцене преодолеваются географические границы между странами: русский Катенин переводит трагедии француза Пьера Корнеля. Балетмейстер-француз Карл Дидло создает основы русской хореографии. Ю.Н.Тынянов отметил, что Пушкин в одной "театральной" строфе намеренно сталкивает литературных врагов и идейных противников, как будто подчеркивая, что в свете вечного искусства партийные разногласия и личные амбиции должны быть уничтожены. Драматург XVIII века "переимчивый Княжнин" писал трагедии на русском историческом материале, но при этом заимствовал сюжеты из французских пьес. В.А. Озеров продолжал линию создания русской исторической национальной трагедии. "Колкий Шаховской", напротив, в своих комедиях остро и злободневно отражал отечественную современность, создавая карикатуры на Карамзина, Жуковского –  соратников Пушкина по литературному обществу "Арзамас". Те, в свою очередь,  публично заявляли, будто "колкий Шаховской"  (П.А. Вяземский именовал его "Шутовской")  стал виновником смерти драматурга Озерова.  Актриса Е.С. Семенова прославилась игрой в трагедиях Озерова. П.А. Катенин включился в литературную борьбу, возвеличивая талант другой трагической актрисы, соперницы Семеновой по репертуару, – А.М. Колосовой. В 1822 году он "обшикал" в театре игру Семеновой, что послужило поводом петербургскому губернатору М.А. Милорадовичу выслать Катенина из Петербурга в его Костромскую губернию. Пушкин их всех объединяет в едином пространстве театральной сцены, потому что в истории театра значение каждого из них велико, и все они сыграли свою историческую роль в деле формирования русского театра. 

Волшебный край! там в стары годы,
Сатиры смелый властелин, 

Блистал Фонвизин, друг свободы,    

И переимчивый Княжнин;       

Там Озеров невольны дани    

Народных слез, рукоплесканий      

С младой Семеновой делил;    

Там наш Катенин воскресил       

Корнеля гений величавый;  

Там вывел колкий Шаховской      

Своих комедий шумный рой,       

Там и Дидло венчался славой,      

Там, там под сению кулис       

Младые дни мои неслись (I, XVIII).  

 
Пространство русской усадьбы

Пространственный интерьер, сопровождающий образ Татьяны, органично вписан в природную среду. Это русская дворянская усадьба с садом ("И в сад идет она грустить" (III, XVI)), балконом. С балкона помещичьего дома перед Татьяной открывается широкая панорама полей, лесов и, может быть, излучина реки. ("Она любила на балконе // Предупреждать зари восход!"… (II, XXVIII)) Скорее всего, Татьяна живет в типичном деревенском помещичьем доме. В подобный дом Фамусов в гневе собирался отправить свою дочь Софью – "к тетке, в глушь, в Саратов". Одноэтажный фасад такого дома с парадными комнатами и гостиной разделялся коридором, по другую сторону которого располагались жилые помещения, в том числе девичья и детские. Они имели низкие потолки в отличие от парадных комнат с высокими потолками, что позволяло сделать жилую половину дома двухэтажной. Татьяна и Ольга, судя по всему, жили в детских. Раннее утро Татьяна встречала на балконе, бывшем в ее комнате. В Москве, куда она приезжает на ярмарку невест, ей не хватает широты и простора родной деревни:        

Садится Таня у окна.        

Редеет сумрак; но она    

Своих полей не различает:       

Пред нею незнакомый двор,       

Конюшня, кухня и забор (VII, XLIII).

К парадному крыльцу дома Лариных наверняка вела липовая аллея. Через фасадное окно парадной комнаты Татьяна видит, как по аллее к дому подъезжает Онегин, прочитавший ее любовное письмо. Она метнулась в дверь, ведущую в коридор, отделяющий парадную половину от жилой, и бросилась в сад через черный ход, проделанный на стороне, противоположной фасаду. Дом дяди Онегина, где поселился после его смерти племянник, по своей архитектуре мало чем отличался от дома Лариных. Татьяна, посетившая дом Онегина, конечно при "серебристом свете" луны (луна сопутствует образу Татьяны), после внезапного отъезда героя, причиной которого была смерть Ленского на дуэли, – проходит через залу, где стоит бильярдный стол. На нем она видит забытый кий. На "смятом канапе" (диване) лежит манежный хлыстик для верховой езды. Вспомним, что у Онегина, избегавшего соседей-помещиков, всегда наготове стояла лошадь, привязанная к заднему крыльцу; он прыгал на нее и уезжал в поля, как только узнавал о приезде непрошеных гостей, скучных и утомительных провинциалов.      

Дальше Татьяна идет в гостиную: Онегин сиживал в ней у камина один или обедал с Ленским. Вот, наконец, и барский кабинет. Согласно объяснению ключницы Анисьи,      

Здесь почивал он, кофей кушал,   

Приказчика доклады слушал       

И книжку поутру читал… (VII, XVIII) 

Впрочем, дом дяди Онегина до сих пор несет отпечаток прежней роскоши середины XVIII века, ко времени, когда в доме поселился Онегин, безнадежно устаревшей. В гостиной дяди штофные обои (то есть из шелковой материи; штофом обивались стены) вышли из моды уже  к моменту революции во Франции (1789-1794). "Два шкафа, стол, диван пуховый" – типичная меблировка комнат провинциального помещика. "Печи в пестрых изразцах" также позавчерашний день. "Диван пуховой" – предмет роскоши 1770-х годов.

"Царей портреты на стенах" свидетельствуют о дядиной благонамеренности и верноподданнических чувствах. (Вряд ли Онегин, настроенный не слишком лояльно к режиму, потрудился приказать снять портреты государей.) В прижизненных изданиях Пушкин для цензуры дал другой вариант этого места: "Портреты дедов на стенах", что тоже типично.  

Мать Лариной, по крайней мере в первые годы своего замужества, возможно, следила за модой, поэтому, скорее всего, стены дома Лариных не обиты штофом, а покрашены, согласно моде начала XIX века, например желтой охрой.     

После побега Онегина из деревни от него осталось очень немногое. В бывшее дядино пространство Онегин вносит очень малую толику: взятые им из прежней петербургской жизни и типичные для модного петербургского аристократа "лорда Байрона портрет" и чугунную статуэтку Наполеона       

Под шляпой с пасмурным челом,    

С руками, сжатыми крестом (VII, XIX).   

Два кумира эпохи, два идеологических символа девятнадцатого века, предваряют знакомство Татьяны с книжной душой Онегина. Под окном "модной кельи" Онегина навалена "груда книг". Ее Татьяна прочитает.
    
 
Путешествие Онегина

В странствиях Онегин, как позднее лермонтовский Печорин, надеется заглушить голос совести. "Охота к перемене мест" –  надежда, что можно убежать от себя и воспоминаний. Онегин из Москвы едет в Нижний Новогород, где посещает Макарьевскую ярмарку, в предместье Нижнего Новгорода. Там он вполне мог встретить гоголевского  Ноздрёва, который целых две недели, запершись, безвылазно подбирал краплёную карточную колоду.

Онегин едет в Астрахань, потом в Казань, посещает берега Терека, видит Кавказские горы, Грузию ("брега Арагвы и Куры"). На Кавказе он, вероятно, становится свидетелем военных действий русских войск против чеченцев, черкесов, ингушей. Вслед за Чацким пребывает на кавказские минеральные воды, любуется горами Бештау и Машуком. В тех же местах окажется и лермонтовский Печорин (см. ниже). Наконец, Онегин едет в Крым (Тавриду), через три года после автора посещает Бахчисарай,  в то время как сам автор пребывает в "Одессе пыльной" – в ссылке.

Путешествие Татьяны

Духовный путь Татьяны, созревающей и становящейся личностью,  завершается реальным путешествием в пространстве: она едет в Москву, на ярмарку невест, после чего в Петербург – уже в статусе княгини и замужней дамы. Татьяна проделывает путь, обратный пути Онегина. Его географический путь замкнут в кольцо: из Петербурга  он едет в деревню, а потом кружным путем ("Путешествие Онегина") возвращается в Петербург. Впрочем, если Онегин, отвергнутый Татьяной, опять, как и в начале романа, оказывается на перепутье, то географический путь Татьяны  фиксирует верстовыми столбами, лентой дороги, городами, избами и людьми уже пройденное ею необозримое духовное пространство. 

Татьяну везут от Петровского замка на окраине Москвы, через Тверскую заставу, по Тверской-Ямской, Триумфальной площади, Тверской улице, мимо Страстного монастыря, по Камергерскому переулку, через Большую  Дмитровку, по Кузнецкому мосту и Мясницкую к Харитоньевскому переулку (по адресу церковного прихода). Татьяну сопровождает сам автор, москвич, любящий этот город не только потому, что он в нем родился, но и потому, что он горд славой Москвы, победившей Наполеона. В Москве "русскую душой" Татьяну ждет триумф, а статуэтка завоевателя, кумира Онегина, скрестившего руки на груди в его кабинете, дерзнувшего в своем эгоизме поглотить Русь, как будто бы еще раз гибнет в огне московского пожара.  Духовный путь Татьяны лежит через русские истоки, культурные и исторические, в формальное место ее пребывания – в официальный Петербург, где живет и служит муж-генерал.   

Путь "страдающего эгоиста" Онегина – путь без пути: герой остается там,  откуда явился. Его жизненные итоги сродни финалу судьбы Наполеона – повергнутого завоевателя на острове Святой Елены, одинокого, брошенного, потерявшего все то, чем он хотел  владеть. 

Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось! (VII, XXXVI)

Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он (VII, XXXVII).

Прощай, свидетель падшей славы,
Петровский замок. Ну! не стой,
Пошел! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо бутки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах (VII,  XXXVIII).