География и пространство русской литературы XIX века

Петербург Достоевского – кризисное пространство

"—Довольно! — произнес он (Раскольников. – А.Г.) решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи... Есть жизнь!... — А ведь я уже соглашался жить на аршине пространства!" ("Преступление и наказание").

Москвич Ф. М. Достоевский – самый петербургский писатель. А самый фантастический, "самый умышленный и самый отвлеченный город

в мире", по выражению писателя, это Петербург – Петербург Достоевского. Именно этот город – полноценный персонаж его романов, наряду с Раскольниковым, Соней Мармеладовой, Свидригайловым и др. Вместе с тем Достоевский, как настоящий топограф, на редкость точен в описании домов, улиц, площадей и мостов Петербурга. Однако, вопреки этой точности, реальное пространство города начинает загадочным образом расплываться. Серые, мрачные дома сливаются и накладываются друг на друга в этой странной, туманной дымке. Перед читателем внезапно предстает мираж: зыбкий, двоящийся образ города, как будто рожденный в безумных головах "подпольных" мечтателей, вроде Раскольникова.  

Место действия романа "Преступление и наказание" – Сенная площадь, Екатерининский канал, называемый во времена Достоевского "канавой", а также прилегающие к ним улицы, застроенные угрюмыми, неприветливыми зданиями, в которых обитают герои романа.

Экскурсоводы дома-музея Ф.М. Достоевского (Кузнечный переулок, дом 5) много лет подряд и по сей день водят экскурсии по Петербургу "Преступления и наказания", так что страницы романа буквально оживают на глазах изумленных экскурсантов. Им показывают внутренний петербургский дворик – своего рода "колодец", составленный из четырех голых обшарпанных серых стен высотой с четырех-, пятиэтажный дом без окон. В этом удушающем пространстве невозможно долго находиться: хочется вырваться на волю. В подобном пространстве могла зародиться теория Раскольникова.

Экскурсанты поднимаются по узкой черной грязной лестнице дома Раскольникова и дома старухи-процентщицы. Они видят исписанные почитателями романа Достоевского стены подъезда, среди которых есть и претендующие на остроумие, например: "Родя, зачем ты не убил Порфирия?"

Экскурсанты проходят по Сенной площади и останавливаются на мостике Екатерининского канала, откуда Раскольников хотел сбросить награбленные у старухи деньги и драгоценности и откуда в мутные воды канала на глазах у Раскольникова кинулась женщина-самоубийца. Одним словом, роман делается зримым в этих естественных каменных декорациях, в этом замкнутом и сгущенном на небольшом пятачке пространстве.

Где жил Раскольников? На этот счет исследователи и знатоки Петербурга расходятся. Точного адреса Раскольникова нет. Раскольников сообщает: "А живу я в доме Шиля, здесь в переулке, отсюда недалеко, в квартире номер четырнадцать". Шилю принадлежал   дом № 9 по Столярному переулку. По версии жены писателя А.Г. Достоевской, Достоевский поселяет Раскольникова в тот же дом, где жил сам в августе 1864 по январь 1867 года, в котором и работал над романом. Этот дом  – дом Алонкина – находился на углу Столярного переулка и Малой Мещанской улицы (Казначейская, дом 7). Внутренний дворик, низкая подворотня и дверь в дворницкую с двумя ступеньками вниз напоминают описанный Достоевским дом Раскольникова. Более поздние исследователи, например Н.П. Анциферов, считают адресом дома Раскольникова угол Столярного переулка и Средней Мещанской улицы (угол Гражданской ул. и ул. Пржевальского, 19/5).  Впрочем, Достоевский не буквоед, и главное для него – образ дома. Вот почему иногда Достоевский, описывая жилища своих героев, смешивает и путает этажи, меняет расположение комнат (Сонина комната находится то в 3-м этаже, то во 2-м; полицейская контора — на 4-м и на 3-м).

В Столярном переулке, где  живет Раскольников, в 16 домах переулка 18 питейных заведений. В доме Алонкина тоже был питейный погреб и трактир, поэтому Достоевский, живший в этом доме, работал в основном по ночам, когда наконец-то наступала тишина.

Роман начинается с точной топографии: "В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в C-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нере¬шимости, отправился к К-ну мосту".

Анна Григорьевна Достоевская раскрыла все буквенные обозначения: C-й переулок — это Столярный (теперь — ул. Пржевальского), К-н мост — Кокушкин мост,  -кий проспект — Вознесен¬ский пр. (теперь ул. Майорова).    
"За время жизни в Петербурге Достоевский  переезжал 20 раз. Более  трех лет он не жил ни в одном доме. Все   адреса и основном — в угловых домах. Он любил перекрестки, перспективы. Часто эти дома находятся против   церкви или собора. Вот некоторые из них: Владимирский пр., дом К. Я. Пряничникова (теперь дом № 11) — из окон   была видна церковь Владимирской Божьей Матери;  Большая Мещанская, дом  Кохендорфа (теперь ул. Плеханова, 2)   — напротив Казанского собора; Васильевский остров, Большой пр., дом В. М. Солошича (теперь № 4) — напротив   лютеранской  церкви;  Вознесенский  пр.,  дом   Шиля   (теперь ул.  Майорова, дом 8/23) — напротив   Исаакиевского собора; Кузнечный пер., дом 5 — из окон квартиры видны купола Владимирской церкви". (Бирон В.   Петербург Достоевского. Л., 1991, с.6.)
 
Каморка Раскольникова "приходилась под самой кровлей высокого пятиэтажного дома". В каморку героя, которую Достоевский сравнивает со "шкафом", "гробом", "каютой", "сундуком", ведут 13 ступенек. Каждый раз, выходя на улицу, Раскольников должен был "проходить мимо хозяйкиной кухни, почти настежь отворенной на лестницу". Лестница в романе Достоевского имеет символическое значение. Показательно, что в каморку Раскольникова ведут 13 ступеней, По ним он 11 раз спускается в город и возвращается назад. С. В. Белов подсчитал, что Раскольников сходит и поднимается по лестнице 48 раз: он спускается из своей чердачной комнаты на улицу, взбирается по лестнице  в  комнату Мармеладова,  в квартиру старухи-процентщицы, в полицейскую контору, в комнату Сони. Он колеблется в выборе поступка, нравственного или безнравственного, тоже на лестнице.   Лестница вверх и вниз – символ духовного пути Раскольникова вниз – в преисподнюю, к греху и преступлению, и вверх – к небу, добру, к людям и Богу. М. М. Бахтин  в книге "Проблемы поэтики Достоевского" замечал: "Верх, низ, лестница, порог, прихожая, площадка получают значение "точки", где совершается кризис, радикальная смена, неожиданный перелом судьбы, где принимаются решения, переступают запретную черту, обновляются или гибнут…"  Он также обращает внимание на символическое значение порога: по существу на пороге живет Раскольников, не запирая свою каморку-"гроб"; на пороге, в проходной комнате, выходящей на лестницу, живет семья Мармеладовых; у порога убитой им старухи-процентщицы Раскольников с топором в руках переживает страшныеминуты, пока Кох и студент Пеструхин звонят в звонок и дергают закрытую на крючок изнутри дверь; на пороге Раскольников почти признается Разумихину в убийстве; на пороге, у дверей в соседнюю картиру, разговаривают Раскольников и Соня, в то время как их беседы по другую сторону двери подслушивает Свидригайлов. Одним словом, порог символизирует выбор. Это самая значимая нравственная категория в художественном мире Достоевского.

Раскольников мечется, как уже было сказано, на одном пятачке – в районе Сенной площади. Он ходит по одним и тем же местам как бы кругами. Как преступник, согласно известному наблюдению, возвращается на место преступления, так и Раскольников возвращается не только на квартиру старухи-процентщицы после убийства, где дергает за звонок и вызывает подозрение у мастеровых, но и на те же самые места города, которые в силу каких-то случайных причин или ассоциаций были связаны с замыслом преступления либо с его осуществлением.

Каковы же маршруты метаний Раскольникова по городу? Сначала идет "проба", то есть путь Раскольникова к старухе-процентщице с целью проверить себя: сможет ли он "переступить через кровь", убить гадкую старушонку или нет? Он "отправился к К-ну (Кокушкину) мосту". Дом старухи-процентщицы от Кокушкина моста направо по "канаве" (Екатерининскому каналу), за крутым изломом. Этот дом находится по адресу: дом № 104 по Екатерининскому каналу (или № 15 по Средней Подьяческой улице). "С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою — в -ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками — портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника...". Раскольников  заходил в дом с улицы, "сейчас же из ворот направо на лестницу". "Лестница была темная и узкая". После убийства он выходит из дома на Екатерининский канал ("канаву").

Екатерининский канал – это своеобразная пространственная ось романа. Вдоль него ходит Раскольников; на его мостиках он останавливается в оцепенении от ужаса совершенного им преступления; в "канаву" он намерен сбросить наворованные у старухи-процентщицы ценности; с канала он глядит на величественные и холодные здания столичного Петербурга, враждебного "маленькому человеку".  

Екатерининский канал – одно из любимых мест прогулок Достоевского по городу. Любопытно, что он станет трагическим местом действия не одних его романов, а и самой Истории: на нем будет убит царь Александр II – событие, которое станет катастрофическим в русской истории, предвестником русской революции, о которой Достоевский пророчествовал и которую предчувствовал. На Екатерининском канале в память об этом событии будет воздвигнут Храм Спаса на Крови. Достоевский умер раньше, чем произошло убийство царя, но писатель застал одно из семи покушений.   В факте покушения на царя, которое Достоевский переживал весьма болезненно, писателю мерещился глобальный беспорядок, постигший Россию; виделось грядущее превращение государства в "случайное семейство", рисовалось начало эры насилия.

Сделав пробу, Раскольников выходит из квартиры старухи-процентщицы и  идет в Столярный переулок (как сказано в первоначальной редакции), он останавливается перед распивочной, одной из 18 в его переулке. Вход в распивочную "с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж (...) Раскольников тотчас же спустился вниз...". Там происходит его встреча с Мармеладовым. Мармеладов, судя по всему, живет рядом с трактиром, быть может, в одном из домов по левой стороне Екатерининского канала:  "Пойдемте, сударь... доведите меня... Дом Козеля, на дво¬ре...  (...) Идти было шагов 200 — 300".

Вернувшись домой и прочитав письмо от матери, Раскольников не может оставаться в каморке, где "душно и тесно". Это типичное

жилище доходного дома, где сдавались углы, чердаки, подвалы. Раскольников "с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была

крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок..." Не случайно мать Раскольникова говорит: "Я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик... — Квартира?.. Да, квартира много способствовала... я об этом тоже думал...". "Взор и мысль просили простору. Он схватил шляпу и вышел... Путь же взял по направлению к Васильевскому острову через В-й проспект...". 
Достоевский не мог не заметить связи между пространством, где обитает Раскольников, и его теорией, зародившейся в "гробу". Рано или поздно он должен выйти из "гроба", точно воскресший Христом Лазарь (этот евангельский эпизод читает Раскольникову Соня Мармеладова перед его признанием). Порфирий Петрович указывает Раскольникову путь спасения: ему "воздуху" нужно, "воздуху". Соня посылает его каяться перед народом на площадь. Только таким образом, с помощью покаяния, он входит в необозримое и свободное пространство мира. Там, на свободе, "дух дышит, где хочет".

На Сенной площади, среди лавок, нищих, пьяниц и проституток, Раскольников падает на колени, несмотря на то что народ считает его пьяненьким и иронически замечает, что он, мол, в Иерусалим идет, "с родиной прощается, и всему миру поклоняется, столичный город Санкт-Петербург и его грунт лобызает". Между тем Раскольников как будто на мгновение обретает Небесный Иерусалим, о котором он,  объясняя суть своей теории, вспоминает в первом разговоре с Порфирием Петровичем, и в который, как ни парадоксально, свято верит. Вера, по Достоевскому, залог спасения Раскольникова. Эта вера должна пройти испытание каторгой. Но Сибирь, берег Иртыша, куда попадает в конце концов Раскольников, – это тот самый "воздух", предсказанный Порфирием Петровичем, то широчайшее пространство мира между Европой и Азией, где обитает почти библейская, не запятнанная страстями вечность и какое следует обрести Раскольникову. В противном случае его подстерегает Америка, что на символическом языке Достоевского означает самоубийство. В Америку якобы отправляется Свидригайлов: после того как он отравил Марфу Петровну и растлил четырнадцатилетнюю девочку, не совладав со своей больной совестью, он убивает себя.

Но пока не раскаявшегося, а, напротив, заблудившегося в дебрях своей теории Раскольникова ждет преступление. Вырвавшись из своей каморки, Раскольников оказывается на Сенной площади, куда он заходит, сделав непонятный для самого себя крюк, несмотря на усталость и упадок сил, хотя  ему "было бы всего выгоднее возвратиться домой самым кратчайшим и прямым путем". Около Сенной ("У самого К-ного переулка, на углу" (теперь переулок Гривцова)) Раскольников узнает из разговора мещан с Лизаветой, что "завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и что, стало быть, старуха, ровно в семь часов вечера, останется дома одна...". 

Сенная площадь и прилегающие к ней улицы славились трактирами, кабаками, публичными домами ночлежками, "номерами" с дурной репутацией.   На ней торговали в лавках и лавочках мелкие торговцы. После убийства Раскольников как будто проделывает снова тот же путь, чтобы уколы совести были сильнее от недавних воспоминаний: "По старой привычке, обыкновенным путем своих прежних прогулок, он направился прямо на Сенную (...) и вышел к тому углу на Сенной, где торговали мещанин и баба, разговаривавшие тогда с Лизаветой; но их теперь не было...".

Свидригайлов рассказывает, как он "в доме Вяземского на Сенной в старину ночевывал...". Это грязная ночлежка обитателей петербургского "дна", в которой было полным-полно притонов и кабаков. Вяземская лавра, как ее называли, тянулась на целый квартал от Сенной до Фонтанки по Забалканскому проспекту. Здесь же находился трактир, который Достоевский в романе называет "Пале де Кристаль" ("Хрустальный дворец"). В нем произошла встреча Раскольникова с Свидригайловым. Название трактира, помимо иронии Достоевского, намекавшего на роман Н.Г. Чернышевского "Что делать?" и на сны Веры Павловны, где фигурировал Хрустальный дворец как прообраз счастливого коммунистического будущего,  вполне реально: в 1862 г. в Петербурге была открыта гостиница с рестораном под названием "Пале де Кристаль". Впрочем, находилась она на углу Большой Садовой и Вознесенского проспекта. Достоевский же, создавая сгущенное художественное пространство своего романа, указывал, что этот ресторан помещался "шагах в тридцати или сорока от Сенной". Здесь мы видим со стороны писателя опять-таки не буквальное следование фактам и не упрямое желание зафиксировать точную топографию Петербурга, а подчиненность пространства художественному образу, из которого уходит все лишнее, ненужное, второстепенное.
 
"Теперешняя Сенная (пл. Мира) выглядит совсем не так, как при Достоевском. Не уцелели дома — нынешние в    основном построены после войны, в 50-е годы нашего столетия (XX века. – А.Г.). Единственное сохранившееся    здание — гауптвахта — одноэтажная постройка со стройным четырехколонным портиком. Это здание было построено в   1818 — 1820 гг. архитектором В. И. Беретти в стиле классицизма. Гауптвахта непосредственно связана с именем  Достоевского: здесь в июне 1873 г. он был два дня под арестом (за нарушение принятого тогда порядка  публикаций). Он не выбирал себе здания под арест, но напротив его вынужденного пристанища, как он и любил,    была замечательная церковь — Успенская, или, как ее чаще называли, Спас на Сенной. Построенная более двухсот  лет назад, эта церковь была архитектурным центром площади. В начале 1960-х годов это уникальное  здание заменили станцией метро "Площадь Мира"" (Бирон В. Петербург Достоевского. Л., 1991, с.29).

На Сенной Раскольников слушает уличных музыкантов: шарманщика и юную певицу. Близ Сенной площади, в Таировом переулке (теперь — переулок Бринько), Раскольников останавливается  у публичного дома и наблюдает толпящихся у входа простоволосых женщин, пьяного солдата с папироской, валяющегося поперек улицы пьяницу, брань двух оборванцев. В Таировом переулке во времена Достоевского помещалось три дома терпимости в подвальном этаже, с дверьми прямо на улицу.
 
На преступление Раскольников идет кружным путем: "Надо было  торопиться, и в то же время сделать крюк: подойти к дому в обход, с другой стороны..." Он изменяет привычному своему маршруту в 730 подсчитанных им шагов от дома до квартиры Алены Ивановны. Раскольников идет не по набережной   Екатерининского канала, а через Садовую улицу, которая пересекает Сенную площадь. Вот почему, двигаясь слева по Садовой,  он проходит мимо Юсупова сада. Парадоксально, что Раскольников, собираясь убить старуху-процентщицу, задумывается о том, что на площадях Петербурга нужно устроить фонтаны, которые бы "хорошо освежали воздух на всех площадях", а Летний сад стоило бы распространить "на все Марсово поле и даже соединить с дворцовым Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезнейшая для города вещь". В этом размышлении Раскольникова об улучшении пространства Петербурга и о петербуржцах, которые как ни странно, селятся "именно в таких частях города, где нет ни садов, ни фонтанов, где грязь, и вонь, и всякая гадость", внимательный читатель может угадать связь с другим пространством. Оно пригрезилось Раскольникову во сне перед самым преступлением. Это оазис в африканской пустыне Египта: "Караван отдыхает, смирно лежат верблюды; кругом пальмы растут целым кругом; все обедают. Он же (Раскольников. – А.Г.) всё пьет воду, прямо из ручья, который тут же, у бока, течет и журчит. И прохладно так, и чудесная-чудесная  такая голубая вода, холодная, бежит по разноцветным камням и по такому чистому с золотыми блестками песку…" Это идеальное пространство, которое должно показать читателю, что в душе Раскольникова до последнего момента борются добро и зло, и добро могло бы победить, ведь не случайно ему привиделись чистый холодный ручей (точно прозрачная вода веры) и фонтаны на площадях Петербурга, которые очистили бы грязь и вонь петербургских клоак.

Вправо от Юсупова сада – Екатеринингофский проспект (теперь пр. Римского-Корсакова). На перекрестке Екатеринингофского и Вознесенского проспектов щегольская коляска раздавила пьяного Мармеладова, и Раскольников показывает дорогу к его дому: "Дом Козеля был шагах в тридцати".

Петляющие пути Раскольникова по городу много раз приводят его на петербургские мосты. Вознесенский мост, от которого рукой подать до дома старухи-процентщицы, – место многих сцен романа. На Вознесенском мосту сходит с ума Катерина Ивановна и устраивает перед народом представление, обряжая своих маленьких детей в чалму и в ермолку со страусовым пером. У нее на мосту идет кровь грудью и ее несут в находящийся неподалеку дом, где живет Соня Мармеладова. На Вознесенском мосту Раскольников едва не кончил жизнь самоубийством, если бы его не предупредила несчастная женщина (Афросинюшка), стоявшая рядом с Раскольниковым и сбросившаяся с моста.  

Почему Раскольников возвращается к тем же самым местам, точно преступник на место преступления? Потому что он как будто стремится еще больше разбередить свою совесть, и так уже больную после убийства:  "Через 5 минут он стоял на мосту (Вознесенском. – А.Г.), с которого давеча бросилась женщина". Мосты для Раскольникова, как правило, означают короткую передышку от бесконечных мучительных метаний по городу. Символически мосты заново связывают Раскольникова с людьми, с которыми он оборвал всякие связи, как только совершил преступление:  "... по обыкновению своему, он, оставшись один, с 20 шагов впал в глубокую задумчивость. Взойдя на мост, он остановился у перил и стал смотреть в воду"; "Он шел по набережной канавы, и недалеко уж оставалось ему. Но, дойдя до моста, он приостановился и вдруг повернул на мост...".

На Николаевском мосту (теперь — мост лейтенанта Шмидта)  Раскольников вглядывается в Исаакиевский собор. В картине, описываемой Достоевским есть странная двойственность, раскол, который касается даже восприятия Раскольниковым пространства. С одной стороны, это храм как символ чистоты и безгрешности. С другой – от этой великолепной панорамы веяло "духом немым и глухим". Каждый раз Раскольников дивился своему "угрюмому и загадочному впечатлению" от этой картины. В панораме Исаакиевского собора как будто таится суровый и мрачный дух хранителя и основателя города – Петра I, а вздыбленный на коне памятник Петра – этот каменный истукан – материальное воплощение гения места, по выражению Н.П. Анциферова.  Призрак мрачной государственности, отмеченной уже Пушкиным в поэме "Медный всадник", когда истукан, соскочивший с пьедестала гонится за "маленьким человеком" Евгением, пугает и преследует также и Раскольникова. Перед этой величественной,  но уничтожающе холодной государственностью Раскольников, возомнивший себя сверхчеловеком, оказывается микроскопическим "маленьким человеком",  от которого равнодушно отворачивается этот "непостижимый город" царей и чиновников. Словно иронизируя над Раскольниковым и его "сверхчеловеческой" теорией, Петербург сначала ударом кнута по спине вразумляет замешкавшегося на мосту героя, а потом рукой сердобольной купеческой дочери кидает Раскольникову подаяние – в ладони Раскольникова падает двугривенный. Тот, не желая принимать от враждебного города подачки, швыряет двугривенный в воду:  "Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца (Зимнего дворца. – А.Г.). Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение (...) Когда он ходил в университет, то обыкновенно, — чаще всего, возвращаясь домой, — случалось ему, может быть, раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму...".

"Художник М.В. Добужинский заинтересовался, почему Достоевский отметил это место, как наиболее подходящее для созерцания Исаакиевского собора. Оказалось, что отсюда вся масса собора располагается по диагонали и  получается полная симметрия в расположении частей" (Белов С.В. Роман Ф.М. Достоевского "Преступление и   наказание". Комментарий. М., "Просвещение", 1985, с.118).
 
Точно такая же двойственность пространства, данная Раскольникову в ощущениях, – в сновидении Раскольникова о Миколке, зверски убивающем лошадь. Во сне маленький Раскольников в родном городе – это неназванный провинциальный городок где-нибудь в центре России. Он идет с отцом из церкви, построенной  "среди кладбища". На кладбище он поклонился могилке бабушки и маленького брата  после панихиды в церкви по бабушке. Дорога от храма идет мимо кабака, откуда и вываливают пьяные мужики и бабы. Они садятся на телегу, запряженную маленькой тощей клячонкой, которую одуревший от вина и злобы Миколка забивает оглоблей. Символически дорога русского человека проходит между этими двумя пространственными точками: храмом и кабаком. Он мечется между ними, грешит и кается.

Вера Бирон, как музейный работник и знаток Петербурга, обращает внимание на сцену встречи Раскольникова с мещанином, обвиняющим Раскольникова в убийстве. ("Убивец!" – говорит он Раскольникову.) "Мещанин поворотил в улицу налево (...) Раскольников остался на месте и долго глядел ему вслед...". По мнению Бирон, "они остановились на углу Столярного и М.Мещанской, у дома Достоевского. Если встать на этом перекрестке и посмотреть во все стороны, мы не увидим перспективы: улицы упираются в дома. Это тупик, замкнутое пространство".
 
Выход из тупика один – в покаянии на площади перед народом, в искуплении преступления на каторге рядом и вместе с народом на просторах Сибири, на берегу Иртыша.
 
Итак, фактически герой Достоевского существует только в кризисном пространстве, откуда один шаг либо в вечность, где пребывает божественный идеал, либо в безвременье, ведущее к преступлению и греху. Вот почему так часто мелькают на страницах произведений писателя выражения: "лететь с горы", "падать с крыши", "лететь в пропасть", "взойти на эшафот".
Религиозный идеал, идеал Христа как бы распределяет пространство в произведениях писателя на два противостоящих друг другу лагеря. Герои живут в "гробах", проходных комнатах, каморках, похожих на чуланы, снимают углы в кухоньках (Макар Девушкин в первом романе Достоевского "Бедные люди") или занимают чердаки ("Сон смешного человека"). Редко когда герои живут в своем доме. Чаще всего они обитают во временных жилищах. У чужих людей. Их быт неустойчив, "случаен", они не создают домашнего очага. Они поистине скитальцы. Все это черты безыдеального существования. Перед нами пространство опустошенное, лишенное идеала, оно подавляет героя, принижает его мысли. В этих углах, на "аршине пространства", зарождаются болезненные идеи.

Каморки, грязные трактирные номера располагают к разврату и греху. Иван Петрович в романе "Униженные и оскорбленные" говорит: "Я заметил, что в тесной квартире даже и мыслям тесно"; "Тогда же подумал я, что непременно сгублю в этой квартире и последнее здоровье свое. Так оно и случилось".

Подобное пространство со "срезанным накось" потолком как бы приглашает Свидригайлова совершить самоубийство. Однако он не выдерживает и кончает жизнь на открытом воздухе, рядом с человеком. Крайнее выражение безыдеального пространства — картина вечности, нарисованная Свидригайловым:  "...одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки...".
                
Напротив, когда герои приближаются к идеалу, они оказываются в пространстве, которое предельно открыто, распахнуто в мир, нравственно: Раскольников кается на площади в преступлении; в момент восторженного экстаза Алеше Карамазову открывается небесный купол на фоне глав собора, Аркадий Долгорукий в романе "Подросток" вспоминает летящего голубя под куполом церкви как лучшую минуту своей жизни: "...а вас, мама, помню ясно только в одном мгновении, когда меня в тамошней церкви раз причащали и вы приподняли меня принять дары и поцеловать чашу; это летом было, и голубь пролетел насквозь через купол, из окна в окно...". Такое идеальное пространство нередко пронизывают солнечные лучи, точно внося в него нравственный свет. Самые светлые и поэтичные строки, описывающие Петербург, который Достоевский, вопреки всему, очень любит, как родители любят упрямое и непослушное дитя, рисуют петербургские солнечные закаты: "Склонившись над водою, машинально смотрел он

(Раскольников. – А.Г.) на последний, розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на отдаленное окошко, где-то в мансарде, по левой набережной, блиставшее. Точно от пламени, от последнего солнечного луча, ударившего в него на мгновение".  С подобным пространством связано радостное, религиозное созерцание и мгновения высших озарений героев Достоевского.