О пользе сочинительства: разговор с родителями

Любите ли вы читать? Раньше такой вопрос задавать взрослым было не очень-то прилично: считалось, что все обязаны любить читать. Теперь ситуация во всем мире иная - чтение вытесняется другими занятиями.

Второй вопрос воображаемой анкеты: Хотите ли, чтобы ваш ребенок любил читать?

- Ну,  -  оживятся многие,  - конечно!  "Чтение – вот лучшее учение", "Любите книгу – источник знаний" и так далее.  Для школы нужно.

А для жизни? Книга - не только источник знаний, но и средство воспитания чувств, развитие эстетического вкуса, воображения, памяти,  умственных способностей,  речи. Наконец, это прекрасный эмоциональный и коммуникативный тренинг  – способ понимать себя и других  людей.

- Но я же ему читаю!(Вариант: "Я заставляю его читать")

Любовь насильно не привьешь. Но можно создать условия для возникновения любви к чтению. Например, посочинять вместе с ребенком.

- Посочинять?!

Давным-давно одним умным педагогом было замечена важная взаимосвязь и сформулировано педагогическое  правило: "От маленького писателя – к большому читателю". Чтение и сочинительство (литературное творчество) – это две стороны единого процесса литературного развития. Ребенок, научившийся сочинять собственные тексты, лучше ориентируется (понимает,  разбирается) в текстах чужих. Делает это с большим удовольствием.

Итак, вопрос к родителям: Любители вы сочинять?

- И я тоже обязан сочинять? Но я же взрослый человек. Я не писатель. Помечтать могу, но сочинять?! Врать, что ли?

И вдогонку: - Я хочу, что б мой сын (дочь) выросли приспособленными к жизни людьми!

Я тоже этого хочу. Именно поэтому в детстве они должны наиграться, насочиняться всласть. Сочинительство для ребенка – не только школа мышления, но и настоящая арт- и библиотерапия.  Он проигрывает  в текстах свои собственные проблемы. Он учится самому главному – авторской позиции.
-  Какой еще позиции? Зачем?

Мудрой позиции. Умению встать над обстоятельствам. Умению встать на точку зрения другого человека, прожить его жизнь как бы изнутри – и, в то же время, видеть взаимосвязь обстоятельств, чувств, поступков и их последствий, то есть все причинно-следственные связи объективно, со стороны. Такую  удивительную установку воспитывает искусство.

- Он сможет посмотреть на свою жизнь как бы со стороны? А это ценно! Я ему сколько раз говорил: "Думай, прежде чем делаешь!"

И результат нулевой?
- Ну-у…

А в творческой деятельности все эти ценные качества воспитываются незаметно, как бы сами собой.

Со вздохом:
- Ладно, уговорили. Как мы должны сочинять? И сколько? И как долго - год, два?

Вовсе не год-два. Хватает нескольких совместных – очень увлекательных! – занятий, чтобы ребенок затем самостоятельно начал придумывать интересные истории.

- Ну, давайте методику. Я записываю.

Не методику я  вам сегодня дам – детский текст. Сочинил его пятилетний Вадик, который до занятий сочинять  не умел. После нескольких игр в сочинительство  в паре со взрослым, а затем с ровесником, он очень бойко (как и все дети этой группы детского сада) стал придумывать разные сказочные истории.

"Жили-были привидения, хозяева зоопарка", - так начиналась его сказка.

Хорошее начало, правда? Вот и придумайте с вашим ребенком продолжение этой фантастической истории. Это будет диагностика литературных способностей двух соавторов.  А, лучше, не соавторов, а взрослого-слушателя и ребенка-сочинителя. Взрослый помогает ребенку вопросами и своей заинтересованностью, эмоциональной вовлеченностью. Вот вам и сплочение семьи.

Присылайте ваше продолжение сказки: самые типичные варианты будут прокомментированы, а самые лучшие – еще и напечатаны в книге.

Успехов вам! А разговор о методике совместного сочинительства – впереди.


Что сочиняют и чего не сочиняют дети


Знаменитый норвежский писатель Юстейн Гордер убежден, что поскольку со времен появления первых мифов и охотничьих рассказов "человеческое сознание обладает глубоко эпической или повествовательной структурой", то вовсе "нет необходимости учить слушать рассказы, а также и рассказывать их" (См. Гордер Ю. Слово для мира, где нет читателей? // Библиотека в школе. – 2003. - № 18 (102). - С. 54-57). Писатель сравнивает способность сочинять с врожденным даром.

Увы, это всего лишь иллюзия! И она возникает только в условиях, когда "рассказ живет внутри нас, он живет с нами", то есть постоянно и незаметно воспроизводится многовековой культурной традицией. А если устная традиция в обществе уже исчезла, а письменной разновидности сочинительства еще не возникло,  если рассказа (эпоса) – устного или письменного – в данной традиции нет (а есть только видеопродукция)? О таком варианте развития общества Ю.Гордер как раз и пишет в своей статье: "…есть нации, которые шагнули… из устной традиции – в общество глобальной массовой культуры".

Наше общество традицией сочинительства – то есть своей великой литературой – по праву гордится.   Но уже  вырастают поколения как бы вне  этой великой культуры. И навыки сочинительства, как оказывается, им вовсе не присущи. Ведь навыки эти не врожденны, а воспитываются.

 Это хорошо видно на маленьких детях. Если с ребенком специально не занимались в семье, не выслушивали его фантазий и рассказов о себе, он не знает, что это значит, "сочинить совсем новую историю".  Он теряется. Или начинает вспоминать уже слышанное от кого-то.

То же дети, которые могут сами сочинять, нередко  придумывают странные с точки зрения взрослого тексты. В этих текстах нет событий! Там ничегошеньки не происходит. Нет поступков. Нет неожиданностей. Вся история укладывается в формулу ровного течения обыденных, привычных занятий, в некий "растительный" цикл жизнедеятельности: "проснулся - покушал – погулял – поиграл -  покушал – поспал".

"Мы, - продолжает писатель для старших подростков Ю. Гордер, - не живем виртуально или циклично, наша жизнь линейна и опирается на наши чувства".  Но жизнь людей в древности, в традиционных культурах, и жизнь маленького ребенка как раз циклична!

Это видно в подобных рассказах дошкольников. Бесконфликтность, бессобытийность этих детских историй  -  реакция на наш жестокий взрослый мир? Это мир детской мечты? Детский рай (все хорошее там уже есть и не нужно прилагать никаких усилий)? Психологи из МГУ с тревогой отмечают, что дошкольники в детских садах предпочитают играть в "мыльные" сериалы, воспроизводя не лучшие образцы взрослого поведения: сцены ревности, измен, жестокость, конфликты. В своих "безоблачных" рассказах дошкольники как бы компенсируют психологический ущерб от этого конфликтогенного жанра? Или они еще просто не умеют выстраивать интересную историю, то есть структурировать рассказ о собственной жизни? А если и пытаются это сделать, то нередко останавливаются на  трагических коллизиях (мальчик пошел в лес, и там его съел медведь) не доводя "ужастик" до счастливого выстраданного, заслуженного финала.

А как можно научиться структурировать свой рассказ – то есть сделать его интересным и поучительным для слушателей, иными словами, научиться воздействовать на слушателей в нужном направлении? Какие жанры – как образцы - для этого наиболее подходящи?

В первую очередь это, конечно, волшебная народная сказка, выросшая, как известно, из мифа. В ней не просто дана интригующая завязка: что-то неожиданное и, как правило, нехорошее произошло, нарушило привычный ход событий, но и даны способы преодоления возникших неприятностей, показано, как герой делает нравственный выбор, каковы последствия его поступка. И, главное, сказка вводит ребенка в волшебную реальность, где все может быть, где естественны любые превращения, где Добро и Зло полярны, а в конце всегда торжествует справедливость.

Вот мы сочиняем с дошкольником Сашей К. сказку про мальчика Антошу. Взрослый (обозначаемый в протоколе под буквой "В")  пытается своими вопросами вывести Сашу из обыденной, не сказочной реальности, из описания привычного круговорота действий. И это удается! Виден постепенный переход рассказчика от  личного детского опыта к сказочной реальности. Саша с помощью вопросов взрослого-слушателя открывает закон трансформации обыденного материала в фантастический и с удовольствием экспериментирует:

В.: Что с ним необычное стало твориться? Что с Антошей было? С.: Антоша пошел гулять на площадку – кататься на качелях, лазить, Через забор перелез, побежал к качелям. И он вдруг раскачался.  В.: Ага! С.: И он  сам испугался. И остановился. В.: Он не мог улететь в какую-нибудь Волшебную страну? С.: И он полетел с качелей, спрыгнул, упал. Качели вперед полетели, а Антоша убежал от качелей. И Антоша полез на горку. А горка, оказывается, была ржавая и грязная. И все равно поехал. И он переехал, уселся на попку на земле. И потом побежал полазать по лесенке. И он упал. И пошел домой, а дома никого нет: мамы-папы нет, бабушки с дедушкой нет. Его братика нету,  племянницы нету, папы. А оказывается, они уехали. И Антоша побежал на улицу опять погулять. А там выходят тигр, лев. В.:  Тигр или лев? С.: И лев,  и тигр. И слон. И велосипед стоит. Он забрался на велосипед и уехал от них. В.: Далеко? С.: Да. А они его не догнали. И он увидел маму – остановился, хотел что-то купить. Увидел сок, шоколад, коктейль. В.: Купил, да? С.: Да. И поехал дальше. А навстречу едут его папа, мама, бабушка, дедушка и его братик – на машине. И Антоша поехал обратно, за ними. Антоша приехал, велосипед поставил в гараж, папин. И Антоша побежал гулять. И опять Антоша увидел этого слона, тигра, льва. Страуса. В.: Еще и страус пришел? С.: Ага! И он, папа, вынул ему велосипед, и он уехал. А сам папа свою машину выгнал, поехал на мойку – она машины моет. В.: А Антоша опять далеко уехал? С.: Да. И увидел "Мак-Доналдс". И пошел в "Мак-Доналдс" чипсы себе покупать и попить. И пошел. И поехал дальше и увидел, продается кукуруза. Купил кукурузу и поехал дальше домой. В.: Тут и сказке конец? С.: Да.

Здесь две реальности – преобладающая обыденная и на миг показывающаяся сказочная. Они, эти полярные реальности, почти не пересекаются. Законы сказки еще не вступают по-настоящему в свои права. Но рассказчик уже заинтригован открывшейся его герою новой возможностью восприятия мира.

О том, как сделать детскую историю по-настоящему сказочной, - в нашей следующей статье.


Как страшное сделать нестрашным, или Зачем сочинять с детьми сказки


"Зрелая личность начинается с конфронтации и диалога с мощными судьбоносными силами, с признания их силы, но не в повиновении им", - пишет библиотерапевт Н.С.Кукарев. Неудивительно, что не всем юным авторам под силу выстроить позицию подлинного героя: принять ответственность за драматически сложившиеся обстоятельства, осознать необходимость для героя действия с целью изменения этих обстоятельств - совершение поступка и пр. Легче эти негативные обстоятельства не замечать; или внушить герою, что и без его нравственных усилий, без его доброго, бескорыстного поступка все само образуется чудесным образом; или смаковать, много раз проигрывать эти негативные обстоятельства, радуясь, что лично тебя (героя? автора?) они не затрагивают (тоже вариант защитной реакции, по мнению психологов, изучающих личность в стрессе); или, что совсем худо, конформистски подчиниться негативным обстоятельствам - "судьбоносным силам", посчитав их нормой (активно обманывая, тем самым, себя и других).

В творчестве детей дошкольного и младшего школьного возраста все чаще встречаются не только бесконфликтные тексты (о чем мы писали в прошлом номере), но и так называемые ужастики. Как к этому относиться? Бывают ли хорошие ужастики? И если да, то какими они должны быть?

Согласно М.Стасио, дети и подростки любят читать страшное, чтобы дать выход отрицательным эмоциям безобидным образом, найти ответы на свои тревоги, доказать свою смелость, чувствуя себя при этом в безопасности. Хороший ужастик содержит жестокость и насилие, которые не очень реальны и имеет хороший конец - тогда он поможет детям преодолеть их страхи в реальном мире, то есть выполнит свою психотерапевтическую роль.

К сожалению, массовая культура в изобилии поставляет "нехорошие" ужастики, расшатывающие нервную систему детей, внедряющие в качестве нормы жизни жестокость, насилие, культ потребления. Этим ценностям противостоит и настоящее искусство и специально создаваемые терапевтические сказки, воссоздающие идеальную реальность, показывающие образцы человеческих отношений, умиротворяющие, гармонизирующие внутренний мир ребенка.

Но важен и конфликт в произведении - вспомним, сколь драматичны народные волшебные сказки! О терапевтической роли жанров народной и литературной сказки написано, пожалуй, больше всего. Д.Ю.Соколов называет сказку испытательной площадкой для трудных эмоций и базовым руководством для превращения пугающих и запретных эмоций в приятные. Сказка – это  "не просто описание возможностей, но достаточно активное, хотя и недирективное, внушение. Чего? Чего угодно: моделей поведения, ценностей, убеждений, жизненных сценариев. ...Важной чертой сказки является то, что в ходе ее происходит трансформация. Некто маленький и слабый в начале к концу превращается в сильного, значимого и во многом самодостаточного. Это можно назвать историей о повзрослении".

К этому повзрослению дети-авторы приходят не сразу. В нашем первоначальном диагностическом срезе детского творчества, как уже было сказано, "нехороших" ужастиков слишком много. Жестокая современная реальность просвечивает сквозь традиционные сказочные покровы. Из народной сказки про животных (любимый жанр дошкольной педагогики) вылезает незапланированный ужастик. Как в этой трагической детской истории, где  взрослый медведь выступает против собственных детей:

Маша: Однажды жила девочка Аня. Э: И вдруг... Что произошло? Маша: И вдруг произошло... Э: Сказочное что-то... Маша: Сказочное. Э: Что в сказках бывает? М.: И вдруг медведь пришел, косолапый. Дом увидел Анин и сказал: "Чей это дом?". Э: И что? Маша: Девочка Аня испугалась. Медведь хотел зайти, никак не заходил. Э: Почему? Маша: Потому, что он в дверь не влезал. И она открыла ему дверь. Сказала: "Как тебя зовут?". А он сказал: "Меня медведь зовут косолапый". Он сказал: "Могу я войти?". А девочка Аня сказала: "Ты не влезешь в дом. Слишком большой!". Э: И что он? Маша: Дальше он позвал своих маленьких медвежат. Э: Какой умный! Маша: Сказали они: "Здравствуй! Можно войти?". Она сказала: "Можно войти, вы влезете". Рассердился косолапый медведь и вошел в дверь. Э: Межвежатки или он? Маша: И медвежатки и он. Сильно разломал дом. Девочка Аня хотела спастись и спаслась с медвежатками. А он еще больше рассердился и побежал за ней, чтобы взять своих медвежат. И так он не догнал и пошел домой. На следующий раз он сказал: "Я поймаю вас, ребята!". Э: Его дети от него убежали? Маша: Да. Э: Почему? Маша: Они к девочке Ане. Э: У нее жить? Маша: Да. Потому что они смогли войти в дом. Потом появился попугай. Сказал... увидел дом какой-то разрушенный. И он сказал этой девоке Ане. Э: Что попугай ей сказал? Маша: И он полетел в свой дом. А потом медведь прибежал. Э: Тот же? Маша: Да. И поймал их наконец. "Вот теперь, ребята, не убежите от меня!". И сильно расплакалась девочка Аня. Э: Тут и сказке конец? Маша: Да. Э: Грустная сказка? Маша: Да. Как из плохого конца сделать хороший? Самый простой вариант - "давление" взрослого, наводящие вопросы. Как, например, в этом отрывке из протокола  Вани:

Ваня: А потом он приехал, а он сказал: "Э!". И Баба-Яга его съела. Она ему затопила печку, а потом она его положила и съела. Э: Это вам сказку рассказывали? Ваня: Нет. Э: Сам? Ваня: Да. Э: Плохой конец? Ваня: Нет. Еще не конец. А хороший конец: он убежал от Бабы-Яги и прибежал опять домой. Он заснул. Хороший конец. Э: Это сон был? Ваня: Да. Э: Просто страшный сон? Ваня: Да.

Более сложный, но верный вариант - последовательное, систематическое литературное развитие ребенка, коррекция детских страхов в ходе совместного сочинения сказок. Взрослый в позиции "наивного" слушателя задает уточняющие вопросы, пытаясь разобраться в том, что происходит в детской сказке (а параллельно, помогая выстраивать "позитивный" текст).

Пятилетняя Хаяла  в начале наших занятий в детском саду плохо владела русским языком. Единственный литературный жанр, который ей был доступен, - ужастик. Вот дословный протокол ее сказки – со всеми речевыми ошибками:

Э: Что она может сделать? Хаяла: Жила-была одна девочка. Ее зовут Надина. Ушел на улицу и дальше ушла. И хотел на папину работу ходить, и не знала и не попала. Э: Не знала, где работа? Хаяла: Да. Э: Заблудилась? Хаяла: Да, заблудилась. А потом мама пришел домой, и никого не видел: и папу не видел, и дочку. Мама ушел на юлицу. Э: Искать? Хаяла: Да. И смотрел, и не видел дочки, и он тоже ушел. Э: А девочка-то где? Хаяла: Девочка? Девочка пропала. Мама тоже ушел, девочку не увидел, и пропала. Э: Кто их найдет? Хаяла: Их найдет папа. Папа здоровый!  Большой девочка, наркоман. Э: Кто это, наша девочка?! Хаяла: Нет, это мальчик большой.  Кусает. Это ужасно! И папа ее разбудил, и потом мальчик должна уходить.  А не уходил! Э: Это сын? Хаяла: Да. Мальчик папу разбудил. И потом вместе пошел. И большая. Снимал маску. И потом увидел папу. И вместе дочку нашел. И маму нашел. (Папа дочку нашел, а сын - маму). Э: И сказке конец? Хаяла: Да. Домой пришли. И у девочки был день рождения - праздник. А потом ушли и пришли домой. Ну, вот, казалось бы, хороший конец. Так нет, надо было мне спросить – и все испортить, все благолепие: Э: Этот наркоман - сын? Хаяла: Нет, большой мальчик. И кусает. Это ужасно. С пистолетом. Сделает - и все! /показывает руками/. И все. И никакого счастливого конца.

Но вот сказка Хаялы про девочку Аню через полгода после наших занятий:

Хаяла: Жила-была однажды девочка Аня. И она была уже не кукла, она превратилась в девочку - прекрасную королеву и принцессу. И мать была очень нехорошая мать!Э: Мачеха ее или мать? Х.: Мачеха, И мачеха очень плохая была женщина. Потому что ничего не разрешила этой королеве... Э: Принцессе? Х.: Нет, королеве. Мачеха ругала, сильно-сильно по попе дала. И вдруг заплакала. А тут отец: "А, вот ты мне жалуешься, говоришь, что "Дочка не слушает меня!". Выгоню я тебя отсюда, не хочу такую женщину, жену!". И все. И выгнал он такую мачеху. И мачеха говорит: "Ну, прости, прости - я нечаянно!". Но все равно выгнала. Потом уже мачеха пришла, извинилась перед дочерью-королева. Все равно не простила дочь ее. И потом этот царь был мальчик, этот... Э: Не взрослый, еще маленький? Х.: Да, маленький. И захотел... Все мальчики узнали, что королева - прекрасная. И все захотели жениться. А у всех мама не разрешала. Только его мама разрешила. И решил царь жениться на этой королеве. И все. Э: Вот и сказке конец, да? Х.: Вот и сказке наконец, вышел зайчик во дворец.

Первое, что бросается в глаза, -  это уверенное продвижение Хаялы в освоении русского языка.  Второе – поменялся жанр текста: вместо реальной истории-ужастика - традиционная  сказка. В построении сюжета чувствуются "восточные мотивы": мачеха покорна, отец - безусловный авторитет, главная героиня - неуступчива, не умеет прощать. Но важно, что Хаяла уже сама стремится к счастливому и справедливому концу сказочной истории, что она действительно усвоила структуру народной волшебной сказки. И помогли этому наши систематические занятия, где большую роль играли не только вопросы взрослого, но и особые дидактические карточки, а впоследствии  и участие в сочинительстве второго ребенка.  О том, какими должны быть карточки для развивающих литературных занятий, – в нашей следующей статье.


 

Как дидактические картинки помогают детскому творчеству

В прошлых статьях мы писали о том, как ребенок с помощью взрослого-слушателя  способен сочинить народную волшебную сказку (свою собственную, но по канонам данного жанра). Взрослый "ведет" историю, помогая ребенку-рассказчику выстраивать ее содержание, с позиции заинтересованного и непосредственного (импульсивного) слушателя, а не всезнающего "дидакта". Реплики его составляют две большие группы: 1) вопросы собственно слушателя, искренне желающего узнать, что будет дальше (например, вопрос типа: "И что герой тогда стал делать?"); 2) утвердительные высказывания нетерпеливого слушателя, которые невольно переходит на позицию соавтора, самостоятельно пытаясь предугадать, что будет дальше (начинает фразу-утверждение "И тогда он..." - в надежде, что продолжит ее ребенок-рассказчик). (Подробнее о характере и классификации реплик взрослого-слушателя детской сказки можно прочитать в нашей книге "Сказка в век компьютера"). Если ребенок затрудняется в рассказывании, взрослый-слушатель может, перейдя на позицию соавтора, даже озвучить собственную версию эпизода, но никак не должен стараться "ненавязчиво подсказать тему рассказа", как это, например, предлагается в методике развития связной речи. Ибо королем сказки является ребенок, взрослый же - играет роль королевского шута. Это педагогически очень ответственная и непростая роль советчика и подсказчика - иногда подсказчика "от противного"... Но окончательные решения принимает господин сочинитель, то есть ребенок.

Помогают сочинять историю карточки с изображением персонажей, предметов и мест действия. Но этого мало! Мы ввели еще две особые карточки - с изображением доброго и злого волшебников.  (Собственно, и картинки с изображением персонажей, предметов, мест действия и ситуаций (как реалистических, так и сказочных, фантастических) были представлены в двух видах: с радостным звучанием  и "пессимистическим" - грустные, тревожные, страшные или амбивалентные). Важно, чтобы карточки были интересны ребенку и "эстетически выдержаны". Желательно, чтобы хотя бы часть из них отражала современную жизнь, нынешний образ мира (например, современные детские игрушки, а не только те, в которые играли прабабушки дошкольников).

Вот, например, какие картинки, развивающие воображение, мы использовали на занятиях: машина, за которой наблюдает чей-то огромный глаз; птицы синего цвета, вылетающие из телевизора, где изображена такая же птица; серебряное зеркальце;  золотая рыбка в короне в банке, а рядом телефонный аппарат; печенье в виде цыплят и зайчиков; кукла-девочка держит в руках другую куклу (малютку); привидения; рука с глазом, вмонтированным в ладонь;  человек с попугаем на плече; интерьер дома, похожего на музей своей красотой и пышностью; детская комната с игрушками; таинственный дворец возле водоема; старинный город вдоль реки; скалистый пейзаж; воздушный шар в пустыне: молодой человек в странном металлическом костюме (космонавт? подводник?) загадочный пейзаж: остров в океане и падающая с неба большая капля.

Итак, ребенок выбирает для будущей сказки из предложенного ему набора 25 карточек  всего семь (остальные - резерв) и  сочиняет историю с опорой на эти картинки, а также вопросы и реплики взрослого, выступающего как в роли "соавтора" и "слушателя-редактора", так и в роли управителя двумя особыми карточками с адресатами-персонажами: добрым и злым волшебниками (выскакивающими время от времени со своими комментариями). На следующем занятии ребенок сочиняет сказку для адресата другого знака (то есть не для доброго, а для злого, и наоборот). Адресат текста влияет на характер  отбора  карточек  и  сам  текст сказки: истории для "злого" чаще имели плохой конец и злодейские приключения, да и карточки там отбирались более мрачные. Как правило, дети вначале сочиняли сказку для "доброго" и лишь на втором формирующем занятии поневоле переходили к сказке для "злого". Если ребенок сразу, на первом занятии, стремился сочинить сказку для "злого" адресата - это служило показателем эмоционального (или нравственного) неблагополучия ребенка.

Наличие интересных картинок, служащих опорой для сочинительства ребенка, использование взрослым карточек с изображениями доброго и злого волшебников (эти волшебники могли комментировать и оценивать рождающийся текст) положительно сказались на литературном развитии детей, способствовали постепенному преодолению большей части из перечисленных в предыдущих наших статьях "дефектов" детского литературного творчества: таких, как бессобытийность, искажение нравственной позиции автора (жанр ужастика), неумение бытовой рассказ превратить в сказочную (небывалую) историю.

Как это происходило?

У части детей наблюдался феномен "обытовления" сказочных (фантастических) картинок, у некоторых других - обратный ему феномен "преображения" обычных изображений. Первый свидетельствует о неспособности увидеть и использовать в своем сюжете возможности фантастических карточек; второй же - о творческой фантазии детей.

Однако один "дефект" - бессвязность истории - резко возрос у большинства малолетних сочинителей. Не мог не возрасти: какое обилие заманчивых картинок! Сколько героев! И как же все это связать единым сюжетом? Дети экспериментировали с карточками, экспериментировали с собственным текстом. Первоначальные их тексты получились очаровательными уродцами.

Вот пятилетний Васенька. При выборе карточек он кажется  пассивным - оцепенел, рассматривает их в глубоком раздумье. В совместной сказке на 1-3 эпизода взрослого приходится всего один Васин. Для него непривычна сама ситуация (карточки  "не как в жизни" полностью поглощают его внимание; ему трудно и работать с ними и одновременно говорить). Но никакого конфликта между партнерами по сказке нет. Стратегия взрослого - "втягивание" Васи в сотворчество. Вербального сотворчества пока нет: Вася просто показывает карточки вместо реплик. Главное, что он принял подсказку взрослого - введение в сюжет могущественного спасителя-избавителя.

А вот Васина ровесница Маша. Она сочиняет сказку для доброго животного:

Маша: Жила-была рыбка. Она плавала в стаканчике, золотая рыбка. Она была с красивой короной. Плавала-плавала. Подошла кошка и увидела золотую рыбку и хотела ее поймать и скушать. И вот ваза, она была волшебной. Взрослый: Откуда взялась? Маша: Кошка хотела посадить золотую рыбку в воду, чтобы не вылезла. Взрослый: Если там воды нет, то погибнет? Маша: Да. Кошка приготовила суп, налила, она стала пить и плавать. Потом рыбка вылезла и снова полезла в стакан - там хорошо, много проточной воды. Взрослый: В чем волшебство воды проявляется? Маша: Ну... потом пришла мама  и стала ругать кота: "Что ж ты сделал, посадил в воду волшебную!". И поставила в угол. И снова стала охранять рыбку. Такая красивая мама. /Убирает карточки, говоря: "Это мы сделали"/. Взрослый: Вдруг неожиданно... Маша: Нет. Жила-была мама, она хотела посмотреть телевизор, который она включила. И там были лебеди красивые. Они летали. Взрослый: Вылетали из телевизора? Маша: Да. Незаметно прилетела ворона. В: Из телевизора? Маша: Да. Мама увидела и сразу выгнала ворону. Потом хотела сварить зайца. Взрослый: Испечь? Маша: Да. Испечь. Сказала: "Иди, зайчик, сюда. Чтобы ворона не съела". И он пошел. И ворона его съела. Взрослый в роли злого волшебника: Ура! Маша: Потом все птицы съели зайца. Взрослый: И оставили печеных? Маша: Да. Потом выскочил этот. Взрослый: Это птицы такие злые, которые всех клевали? Маша: Да. Они улетели опять в телевизор. Мама включила мультик, опять выскочили звери. Взрослый: Из мультика? Маша: Да. И все убежали в лес. Взрослый: Кто убежал? Маша: Зайчики выскочили из телевизора и с ними всеми  поскакали тоже. Дочка  съела суп ложкой. Кошка подошла и стала ложку гонять. Потом увидела дочка, сколько ей мама игрушек купила. И полюбили они волшебство. Превратились в детские игрушки. Взрослый: Все жильцы дома хотели убежать в лес? Маша: Они опять прыгнули в мультик. Мама выключила и все.

Маша играет по ходу карточками, прислоняет их друг к другу, двигает, показывает действия. Говорит очень быстро, почти не думая над замыслом, - так называемое полевое поведение. Побуждают сочинять одна-две карточки. Связной истории нет.

А что есть? Упоение экспериментированием. За внешней бессмыслицей - опробывание способов трансформации материала. Истинного сотворчества еще нет - поскольку Маша слишком поглощена своей историей, чтобы реагировать на реплики взрослого.

Типичный пример использования карточки со злым волшебником (с целью обострения хода действия, введения интриги, он вмешивается в сюжет - но обычно не от своего лица, а посредством какого-нибудь персонажа):

Ребенок: И жили все они в большом доме. Взрослый: И что потом произошло однажды? Ребенок: Ничего. Взрослый в роли злого волшебника: Как "ничего"?! А попугай - мой слуга - ночью взял и всех заколдовал. Навредил! (вредным голосом).

Дети иногда сопротивляются переводу их "несказочного рассказа" в настоящую сказку, отвергают, "дискредитируют" предлагаемые им новые дидактические средства (так как не могут сразу освоить новый для себя способ действия).

У Насти получилась не сказка, а бытовой рассказ. Взрослый пытается трансформировать жанр истории, а сочинительница не соглашается и "хитрит", не принимая игровой ситуации: Настя: Да. И окончилась сказка. Взрослый в роли злого волшебника: Сейчас напущу злого волшебника и тигра! И будут одни гадости в сказке. Настя: Это Вы говорите, а не он! Он не знает, как играть! Надо играть по-доброму. Все окончилось! Настя – гуманистка.

Еще одна Маша:

Взрослый: Где произошло: "В одной стране...", "В одном городе (деревне)"? Маша: В одной деревне. Жила золотая рыбка. Взрослый: В пруду жила или в аквариуме? Маша: Она ходила на пруд, к друзьям своим. Взрослый: Была домашняя, а друзей навещала? Диких друзей? - Хорошая рыбка. И вот однажды... Маша: И вот однажды золотая рыбка увидела: кошка на машине едет. Взрослый: Внутри машины сидит или за рулем - ведет сама? Маша: Ведет машину. Взрослый: Это сказка страшная? Маша: Да. Увидела золотая рыбка, что кошка  в машину сажает зайчиков. У них была птичка. И птичка полетела за машиной. Взрослый: Они из теста, но могут летать - как в мультфильме? Маша: Да, и как настоящие. Взрослый: Понятно. Маша: И корова сказала золотой рыбке: "А ты что тут делаешь?". Взрослый: А корова откуда взялась? Маша: Ну, "откуда-откуда"! (презрительным тоном). Взрослый: Паслась рядом, да? Маша: Около дома. Золотая рыбка сказала: "Я смотрю, кошка едет на машине. Куда это она собралась, ты не знаешь?". А корова сказала: "Не знаю". А кошка говорит: "Я поехала к себе - к другому к дедушке своему. Он у меня там ходит по батареям. А вы не знаете, куда делись мои зайчики?". Взрослый: Кто спрашивает - кошка? Маша: Дедушка спросил. А ребенок дедушкин сказал... Взрослый: Ребенок дедушкин - то есть дядя кошки? Маша: Да. А птички смотрят как раз в дедушкиной комнате телевизор. А девочка (кукольная) посмотрела и увидела, что ее котенок другой приехал и тоже с ними. Взрослый: Какая девочка - эта? Маша: Вот /показывает - у куклы в руках/. Взрослый: Это кукла с кукольным ребенком? Маша: Вот! /Показывает карточку/.  Взрослый:  Так ее "другой котенок" - это еще один котенок? Маша: Их вот сколько - трое! /показывает/. И еще мама с папой. И дедушка. Взрослый: Они живут в одной деревне в одном доме или в разных домах? Маша: У них один ребенок старший, ходит на работу, другой котенок - уже в школу. Взрослый: А младшенький? И все черненькие? Маша: Да. Только один рыжий. Другой черный, третий коричневый. Взрослый /показывает на карточку/: Вот этой тетеньки не было. Маша: Была! Кошка... Королева эту кошку взяла к себе домой. И там они пошли в магазин. Взрослый: И увезла королева кошку в свое царство? Маша: Нет! Она у них жила. Взрослый: Королева? Маша: Да. Посмотрела комнату - а там птички все нарядили комнату. У птичек и зайчиков и у золотой рыбки - день рождения. Взрослый: Поэтому комнату нарядили? Маша: Да. Все, сказке конец. Взрослый: Эта королева в деревне лето проводит? Маша: Да, она у них очень долго жила. Они потом на таком воздушном шаре решили пепси покупать. Шар везет в магазин, покупать пепси.

Вначале кажется – одни дефекты сочинительской деятельности.  "Клиповое сознание": нет стержня, структуры истории; незамечание противоречий, нет постоянного вектора действий (организующего внешнее действие): он меняется произвольно, нелогично. Действия персонажей не связаны друг с другом. Появление новых персонажей немотивировано (как в компьютерных играх и телеклипах).  Нет ориентации на слушателя, есть только взаимодействие с карточками. Результат: нет истории как таковой, обрывки фантазий. Сказочные свойства животных (которые очеловечены как в мультфильмах) не обыгрываются до конца. Воздушный шар - только повод рекламы "Пепси" (и покупать ее в магазине). Перемещения персонажей в пространстве - бытовые: внутри одного дома на машине (абсурд, феномен псевдопоездки, псевдоперемещений), на воздушном шаре - в магазин (хотя на карточке - это в романтической пустыне), с королевой - опять в магазин... Сказочное обытовляется.

А что же положительное в сказке Маши? Богатство фантазии и гибкость (дедушка кошки ходит по батарее, "дедушкин ребенок" и пр.). Легкость вживания в образ других существ (очеловечивание животных). Реактивность - быстро схватывает ситуацию и работает с ней. И есть сотворчество (видно, как оно рождается!). Вопросы взрослого здесь уже больше редакторского плана (нетворческие).

Прогресс на втором занятии демонстрировали почти все дошкольники. Если вначале многие дети не замечали необычности предложенных им карточек-ситуаций, описывая их как привычно-бытовые: "купили телевизор", "поехали на воздушном шаре в магазин"  и сами истории их были скучными, бессобытийными, не сказочными, то в дальнейшем эти же дети с помощью взрослого научились реализовывать сказочно-фантастический потенциал карточек, превращая свою истории из вяло-бесконфликтых - в остросюжетные. (А это означает, что они смогли в дальнейшем полнее использовать возможности, предоставляемые художественной литературой, для развития и гармонизации своего внутреннего мира, своих чувств и отношений.)

В сказках некоторых, наиболее "продвинутых" в литературном развитии детей появляется не просто условность, небывальщина, но литературная игра двумя планами: реальным и нереальным, сказочным.

Если дети сами не могут конструировать сказочный план, им помогает взрослый. Вот как на этом занятии взрослый попытался ввести второй план в структуру сказки:
Вадик: Это его друг. Взрослый: Жил-был робот. Вадик: ...в сказочном городе. Он заблудился вот тут. Потом попугай испугался, и они убежали. Потом на воздушном шаре  полетели домой. Взрослый: Откуда шар взялся? Вадик: Купили. Потом они прилетели и дальше никуда не ходили. Взрослый: А смотрели телевизор волшебный. Что-то мне не нравится: наблюдает за их машиной великан! Вадик: Машина стояла в гараже. Взрослый: Попугаю сон приснился, что из гаража великан машину выводит. Вадик: Вот он  - попугай! Взрослый: Это сон был или на самом деле машина поехала? Вадик: Да. Он забыл ее выключить. Взрослый: Пришли... Вадик: Пошли искать и нашли. И поехали на своей машине домой. Взрослый: А великан не сопротивлялся? Вадик: И убили. Взрослый: Робот сражался? Непобедимый? Вадик: Нет, победил великан. Взрослый: И великан ушел в свою страну. Вадик: Вот в эту!  Пошел он в свой город обратно. Взрослый: И поселился в этом сказочном дворце? Вадик: Да.

Похоже на отдельный эпизод сказки, а не целостную сказку. Редкий случай одновременного присутствия феноменов "обытовления" и "преображения" (последнее поддержано взрослым). Интересна предложенная взрослым комбинация  "сон-явь", которая прошла мимо Вадика (он еще не готов к этому). Но есть начало сотворчества. То есть огромные возможности для литературного и общепсихического развития ребенка.


Как трудно и интересно сочинять сказку вдвоем со сверстником. 
Только вошли во вкус сочинительства, только разобрались с карточками, привыкли к вопросам взрослого-слушателя, а тут вдруг появился Конкурент! Разве можно уступить ему такое важное и интересное дело – сочинение волшебной сказки!

Конечно, большинство дошкольников негодуют. Кто вслух, а кто про себя. Вырывают из рук "соперника" красивые карточки, дерутся, даже плачут от бессилия: меня "задвинули".

Явно не хотят сочинять вместе: "Моя сказка!". Не хотят уступить роль рассказчика-сочинителя и удовольствоваться ролью просто слушателя. Ведь раньше слушателем был взрослый, а он, ребенок-рассказчик, был в центре внимания.

"А теперь ты будешь задавать вопросы рассказчику, как взрослый, - утешаю я. – И двое помощников у тебя есть – Добрый и Злой волшебники, помнишь? Ты теперь будешь Повелитель волшебников". Слезы высыхают. Повелителем волшебников, в принципе, тоже быть неплохо.

И вот один дошкольник выбирает картинки (уже из нового набора) и начинает рассказывать свою историю. Другой ребенок… а другой ребенок  в это время  ведет себя по-разному: может демонстративно отвернуться ("Подумаешь, я лучше сочиняю!"), может молча слушать, а может и критически реагировать на чужую сказку,  даже сбивать рассказчика.

Маша: Катя, ты что смотришь журнал? Взрослый: Она не хочет быть помощницей,  а всегда хочет быть главной.  Катя: Нет. Маша: Я смотрю, когда ты сочинишь. Взрослый: Наша сказка остановилась. Катюша, помоги нам! Маша: Давай, помогай! Взрослый: Сказка остановилась. Маша: Да! Взрослый: Придумай что-нибудь.Катя /Маше/: Сама придумай! Маша: Конец, все.

Катя ревнует. Катя переживает.

Такого не было, когда первоначально  в паре работали ребенок и взрослый. Взрослый тогда выступал в роли слушателя, задающего сочинителю-рассказчику различные вопросы (а мы помним, что, по Сократу, роль вопрошающего наиболее сложна – это роль ведущего, помогающего родиться  чужой мысли). Во многом именно вопросы такого заинтересованного партнера-адресата способствовали продвижению юного  сочинителя по событийной канве  -  выстраивали сказку. Это были вопросы 1) помогающие продолжить текст: "А что было потом?" и т.п.; 2) уточняющие мотивы героя, место действия, позицию других персонажей и  пр.: "Почему он так сделал?", "Где это происходило?", "А  чем в это время занимались остальные?" и т.д.; 3) вопросы, показывающие альтернативу, заставляющие сделать выбор между разными возможностями развития сюжета: "А, может быть, он пошел в лес? Или остался?".

В случае же затруднения сочинителя взрослый переходил на позицию соавтора (сам давал ответ на вопрос или начинал инициировать новый кусочек текста: "И вдруг…"), то есть происходила смена ролей "рассказчик – слушатель". (Предпочтительней, все же, подсказка сочинителю в  вопросительной форме: "А, может быть, она превратилась в мышку?")

Теперь в роли такого "умного" (рефлексивного) слушателя и соавтора выступает второй ребенок. В паре "автор – адресат", таким образом, уже работают сверстники-дошкольники, а взрослый только наблюдает за ходом взаимодействия и помогает в случае необходимости.

Здесь важна задача согласования замыслов двух детей-соавторов (или автора и слушателя-редактора). Как придти к подлинному диалогу, сотрудничеству, как преодолеть неизбежные поначалу конфронтацию, конфликт между детьми (ведь каждый из дошкольников хочет быть главным – то есть сочинителем, а не слушателем)?

Приемов организации культурной дискуссии между детьми  много (иногда их подсказывает сам сказочный сюжет). Очень помогают карточки с волшебниками: можно ведь вести "воспитание" не впрямую капризного ребенка, но Злого волшебника (по принципу: "Маша хорошая, а это Злой волшебник вредничает").

Выдержка из протокола одного из последующих парных занятий: "Теперь девочки впрямую не жалуются на поведение "соперницы" друг другу и взрослому. Соперничество опосредовано работой над текстом и обращением к взрослому по поводу своих инициатив, а не по поводу запрещения действий другого ребенка. Катя Т. не прямо, а в образе Злого Волшебника сбивает рассказчицу, разрывает текст, не дает развернуть сюжет. (Зато в роли помощника-редактора она работает старательно и без подвоха, который углядывает в ней рассказчица.)

Сочинительский запал к концу занятия у девочек не иссяк - они хотят сочинять другие сказки, но в одиночку (Катя Х.) или с другими помощниками (Катя Т.)".

Да, многое зависит и от ранее сложившихся отношений между детьми – не каждый годится в партнеры. Ильф и Петров, братья Гонкуры, братья Стругацкие, супруги Голон… Не так уж много в мире писателей-соавторов.

Дети учатся придумывать альтернативные варианты развития событий, возникает не только соревнование – кто интереснее придумает, но и взаимопомощь, сотрудничество, согласование вариантов (ведь сказка – общая). Интересно, что некоторые "трудновоспитуемые" дошкольники, оказавшись в главной роли  в паре со сверстником-ассистентом, показывают прямо-таки "образцовое" поведение.

К концу наших занятий дети начинают ориентироваться на партнера, помогают друг другу, поддерживая и развивая версии товарища.

Совместное сочинение сказки Вадиком К. (рассказчик) и  Насти Г. (слушатель, Повелитель Волшебников):

Взрослый: Как эта история начинается? "Давным-давно...". Вадик: Давным-давно... Взрослый: И что? Вадик: Пошел мальчик в лес погулять. Потом... он увидел: на дереве какие-то человечки. Настя: И вдруг идет волшебник, страшный. И хочет этих человечков забрать. Вадик: Нет, мальчика! Потом еще один мальчик идет. Встретились они, повернулись назад. И говорит: "Смотри, волшебник идет!". /Настя вытаскивает карточку с Добрым Волшебником/.Вадик - Насте: Злого покажи! /Настя показывает Злого Волшебника/: Один увидел доброго волшебника, в другой - злого. Взрослый: Там шли два волшебника? Крадутся за ними /ребятами/? Вадик: Да. Настя: Они разошлись в другую сторону - волшебники. Взрослый: Мальчики увидели, что волшебники разошлись в разные стороны? Вадик:  Пошли они дальше. Увидели: зайчик-поскакайчик.Настя: А на зайчиков охотники! Они еле спаслись. Вадик: Лиса побежала за зайчиком. Настя: А волк отогнал лису - добрый! Потому, что это был человек! Он переоделся - в волшебную одежду с такой маской. Взрослый: Звери подумали, что это настоящий волк? Настя: Это был папа мальчика. Вадик говорит себе, мне и Насте одновременно торжественным голосом: Мы долго будем рассказывать, да? Настя: Да. Вадик: Потом они шли долго назад, увидели потом собачья шкура... собачья кожура валяется. Взрослый: И что? Настя: А потом пришел какой-то волшебник и унес эту кожуру. Это Добрый Волшебник! Взрослый:  Это волшебная кожура? Настя: Нет. Вадик: Нет, обычная. Взрослый: Зачем унес эту кожуру? Вадик: Чтобы дети не испугались. Настя: Нет, в мусорку. Вадик: Чтобы дети не испугались! Настя: Да, чтобы не испугались, выбросил в мусорку! Взрослый: Сказка закончилась? Настя: Нет! Вадик: Нет! Потом пошли дальше гулять и увидели, какая-то луна на небе висит. Потом они ее отстригли ножницами (она висела на нитке). И она улетела на небо. Настя: А потом она спряталась в небе. И они отстригли веревки Солнца, и стало не так жарко Взрослый: Так как Солнце улетело подальше? Настя: Да. Взрослый: И вдруг... Настя: И вдруг пошел волшебник какой-то, взял этого мальчишку и унес! В плен! Взрослый: А второй мальчик? Настя: А второй мальчик остался в лесу. Взрослый: Надо спасать мальчика! Настя: Да. Вадик: Потом приехали полицейские. Настя: И мальчик все рассказал. Вадик: И того в тюрьму посадили. Настя: А Злой Волшебник всех заколдовал - полицейских. А потом мальчик бежал. Вадик: А мальчик сам себя заколдовал, всех побил. Настя: Он "нажал" на Бога /показывает на свой нательный крестик/, и он превратился в невидимку. Взрослый: И Злой Волшебник не мог его увидеть? Вадик: А добрая /волшебница/? Настя: А добрая его спасла.

В сказке отчетливо выражена линия борьбы Добра и Зла; текст остросюжетен, в нем постоянно что-нибудь случается (иногда катастрофическое); но все обязательно заканчивается хорошо: помогают либо волшебники, либо сами герои справляются с трудными обстоятельствами.

И сочинять в паре со сверстником оказывается так интересно!


Страница 1 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | По стр.

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру