Дневник писателя. Август 2004 года

Этот жанр писательского моножурнала принадлежит Ф. М. Достоевскому – будем следовать ему как учителю, внимать как художнику, обращаться как к архетипическому национальному характеру. Будем пользоваться его емкой формой, позволяющей совместить рядом очерковые заметки и полемические наброски, критические эссе и мемуарные зарисовки, газетные фельетоны и художественную прозу, проблемные статьи и стихотворения.

Кто автор Дневника? Его творческое амплуа широко, как русский характер: он – хроникер и эссеист, комментатор и критик, исследователь и рассказчик, деятель и созерцатель, очевидец и сочинитель. Его интересует все, происходящее в глубинах русской жизни: крушение общественных и нравственных устоев, духовный кризис, поразивший общество, проблемы Православия, миссия Церкви, философия истории, состояние культуры, распад семьи, сущность брака, женский вопрос, воспитание детей, личные трагедии, чудесные происшествия, человеческие судьбы, психология личности, современные портреты, литературная критика, художественная проза, современная поэзия. Для всех и каждого он – собеседник, для кого-то – единомышленник, а для кого-то, если угодно, – и оппонент.

Есть у нас такое присловье: что человек в России ни делает, все равно его жалко. Вот и автор приступает к своему Дневнику с этим исходным чувством сострадания к соотечественникам: в конечном счете, жалко всех – и бедных, и богатых, и больных, и здоровых, и смиренных, и чванливых, и умных, и глупых, и добрых, и злых. Ибо все страдают: бедные и смиренные – от чванливых и злых, а те носят свое наказание в себе самих. В конце концов, всех хочется полюбить, в каждом увидеть образ Божий, место вселения Господней славы. Не всегда это получается – увы! – ибо – "паче всех человек окаянен есмь", но как не иметь в себе русскому писателю именно такое внутреннее задание, заповеданное и Священным Писанием, и русской классикой! Вот, собственно, и все, чем бы хотелось предварить Дневник. Далее – остается только жить: и чувствовать, и мыслить, и страдать, и трудиться, облекая это все в слово.

2004 год. Август

Удачная профессия – писатель. Кем быть лучше – мужчиной или женщиной? Женщина-помещица, выступающая как менеджер, дизайнер и эконом. Зачем Гоголь советовал губернаторшам брать на себя руководство священниками. Господь создал женщину как помощницу своему мужу. Невероятные подвиги ради Ивана-дурака. "Себе в удовольствии не откажешь" – для многих это стало принципом жизни. "Если бы я не писала, у меня началось бы очень сильное душевное искривление". Надо жить так, чтобы жизнь превратилась в непрестанное богослужение. Как ходить женщине в храм – в простой или праздничной одежде? Ее лицо своей раскраской, напоминало боевую раскраску индейцев, переливалось перламутровыми сиреневыми тенями на веках, пылало на скулах алыми румянами. Рожденная в огне революции советская женщина недвусмысленно заявила о своем железном характере. Красота духовного аристократизма. Хранение чистоты и верности – главная женская добродетель. Каторга в русской классике – нечто, вроде евангельской купальни. "Порок художественен, а добродетель так тускла". Лысые феминистки надели майки, несмотря на месяц март. С феминистками на дружеской ноге.

К вопросу о женской эмансипации.

Поразительно, но этот вопрос, до того, как мне стали его задавать со стороны, лично передо мной никогда не вставал, то есть не относился к числу моих экзистенциальных проблем. Я рано вышла замуж, родила трех детей, уже при них заканчивала институт и при этом всегда ухитрялась работать. Может, это такая удачная у меня профессия - писатель: ничего не нужно, кроме ручки, тетрадки и ночи, когда тебя оставляют дневные заботы... Нет, ну конечно, иногда меня посещали всякие праздные мысли, связанные с практическими удобствами, которые бы я могла получить, родись я мужчиной.

Во-первых, мне не надо было бы рефлексировать по поводу того, что я женщина. А поскольку я этого как писатель не ощущаю, то и рефлексия моя в данном случае беспредметна. А во-вторых, если бы я была писателем мужчиной, у меня бы, скорее всего была жена — подруга юности моей, голубица возлюбленная, песнь души… Она бы за мной ухаживала, пока бы я сочинял. Она бы стирала, гладила, напевая, пока бы я созерцал. Она бы убирала дом, пока бы я читал. Она бы меня, наконец, кормила, пока бы я думал. А потом мы с ней сели визави, и я бы, откашливаясь, прочитал бы ей что-нибудь из свеженаписанного, а она бы запомнила наизусть и потом бы мне подсказывала из зала, когда бы я читал стихи и вдруг запнулся. А что? Жена поэта Рейна знает наизусть его поэмы, написанные белым стихом.

А так — у меня, по понятным причинам, никакой жены нет, и это очень неудобно. Зато у меня есть муж — друг юности моей и т.д, между прочим, в прошлом — литературовед, литературный критик, редактор, журналист, а в настоящем — священник Владимир Вигилянский. Как-то раз — ночью, не так давно — я прочитала ему только что написанный рассказ, а он меня разбил в пух и прах. "Ну и где тут рассказ? — строго говорил он. — Где характеры? Где интрига? В чем конфликт?" И я сидела перед ним, виновато моргая и пустив слезу. В комнате неубрано. Окна мутные. В ванной — целая корзина грязного белья. На плите — сковородка, вся в жиру. К тому же — и рассказа, оказывается, нет.

И тут — прямо среди ночи — сквозь все незапертые двери входит к нам в комнату поэт Вознесенский, наш ближайший сосед по Переделкино — весь в белом. "Андрей Андреевич, что случилось? Вы? В такой час?" — испугались мы. "Вы можете завтра прийти в Большой театр? — невозмутимо спросил он. — Приходите, а то Олесе будут давать премию Пастернака, плохо, если вас не будет".

Ну и конечно я потом этот рассказ переделала и дописала, и мой критик снисходительно кивнул, и комнаты я убрала, и окно вымыла, и белье постирала, и жир со сковородки оттерла. Какая же из этого следует мораль? И этак было бы хорошо, то есть будь я мужчиной, и так. Но поскольку я все-таки женщина, так все-таки лучше. Все равно каждый человек должен прожить свою собственную жизнь и пройти насквозь все ее испытанья. Ведь только в этом случае ему помогает Бог. И только в этом случае, когда он всхлипывает, утирая обиженную слезу, потому что ему вдруг кажется, что, раз ему не удался рассказ, то и вся жизнь ему "не удалась", уже спешит к нему через ночь некто в белом и несет добрую весть.

Ибо призвание всегда оказывается сильнее зова земли, а талант — выше природы, порою — помимо ее, вопреки ей, наперекор. 

Но поскольку, с одной стороны, моя профессиональная деятельность непрерывна, и я вполне удовлетворяю представлениям об "эмансипированной женщине", а с другой стороны - вот уже двадцать девять лет, как моя семья все разрастается и разрастается, так что можно сказать, что я вполне исполняю заповедь, данную Адаму в раю: "плодитесь и размножайтесь" (Быт. 1, 22) - скоро, с Божией помощью, у меня родится пятый внук, - то ко мне часто обращаются с вопросом о женской эмансипации.

Чтобы не повторяться, предлагаю несколько текстов на эту тему.

Беседа с корреспондентом журнала "Фома"

- Если бы Вам предложили на выбор время: век нынешний, где женщина - это локомотив во многих сферах, и век минувший, где она - хранительница домашнего очага, что выбрали бы вы? Почему?

- Мнение о том, что в былые времена женщина исключительно сидела дома и "хранила домашний очаг", мне кажется заблуждением. Скажем, женщина-крестьянка всегда много работала (если не в поле, то в доме помещика – кухаркой, горничной). Женщина из мещанского сословия также вынуждена была трудиться вне дома. Женщина-помещица, в переводе на современный язык, была менеджером, дизайнером, экономом, келарем своего поместья. Она руководила множеством людей. И так было испокон веков. Идеальная женщина Ветхого Завета — она же добродетельная жена: "цена ей выше жемчуга" — "добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками". Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой... Задумает она о поле, и приобретает его; от плодов рук своих насаждает виноградник, как сказано в Соломоновых притчах. То есть она зарабатывает деньги, приобретает собственность, распоряжается имуществом. Девора была судьей Израиля (то есть занималась "политической деятельностью"), а также пророчицей, как и Мариам, Олдама, Ноадия и Анна.

Это сознание общественной дееспособности женщины всегда присутствовало в христианском мире. Любопытным образом оно преломляется у Гоголя в период его жажды религиозного переустройства мира. В "Выбранных местах из переписки с друзьями" Гоголь советует помещицам, особенно губернаторшам, ни много ни мало взять на себя руководство священниками: "Объявляйте им почаще те страшные истины, от которых поневоле содрогнется их душа... Бери с собой священника повсюду, где ни бываешь на работах, чтобы сначала он был при тебе в качестве помощника... Возьми Златоуста и читай его вместе с твоим священником, и притом с карандашом в руках".

Женщина, окруженная детьми и исключительно занятая ими, — редкое исключение. В многодетных семьях (а в основном, это семьи священников) от матушки требуется обладать большими административными и педагогическими способностями. Но сейчас все чаще эти же способности реализуются вовне: в фирме, на предприятии.

С христианской точки зрения видно, что Господь создает женщину как помощницу своему мужу, не указав точной формы этой помощи. У нас почему-то считается, что она должна быть его прачкой, кухаркой, уборщицей… Однако формы этой помощи могут быть разными. Одному мужчине, может быть, нужно, чтобы жена сидела дома и вышивала крестиком рушнички, создавая ощущение стабильности. Другому мужчине, возможно, нужна ее поддержка в его трудовой деятельности. Собеседник, советчик, друг. Третьему необходима ее помощь именно в том, чтобы зарабатывать деньги на жизнь. Скажем, мой муж-священник недостаточно зарабатывает, чтобы решить все проблемы семьи, поставить на ноги младших детей, помочь внукам... И мне было бы странно ему в этом не помогать, сидеть дома и гладить ему носовые платки. Никакой реальной помощи он бы от этого не получил. И если о формах этой помощи мужу Господь умолчал, каждая семья в праве решать это сама.

Порой женщине хочется жить как-то по-своему, но она вынуждена поступать иначе. Я знаю семью одного довольно известного поэта. Его жена до поры была вполне благополучной домохозяйкой. Но времена изменились, за литературу, особенно за стихи, теперь не платят ни копейки, и она устроилась продавщицей в ночной киоск, потому что надо было помочь выжить своей семье. Это было очень опасно, потому что тогда могли за тысячу рублей просто убить. Конечно, ей было бы лучше сидеть дома, смотреть телевизор, ремонтик сделать... Но она была вынуждена заняться совсем другими вещами и в этом не пошла против своего предназначения.

Помощь мужу – это внутренняя потребность, которая заложена в женщине. Неважно, чем она занимается, но так она внутренне устроена, что должна прилепиться к мужчине. Она ему помогает и в этом сама осуществляется. Давайте обратимся к русским сказкам. Женщина совершает невероятные подвиги ради Ивана-дурака. И, в конце концов, помогает этому Ивану-дураку стать Иваном-царевичем. И на этом пути она сама становится личностью, потому что тем самым раскрывает о себе замысел Творца. И в этом смысле, исполняя свое предназначение, она, в конечном счете, служит Богу.

Такая установка разрушилась, когда женщина сказала себе: "Я все могу сама". Исторически эмансипация появилась вместе с бомбометателями и народно-освободительным движением. Она всегда была завязана на своеволии и потому — беспутстве, сопровождаясь разными остросюжетными приключениями —сексуальной разнузданностью, абортами, неврозами, алкоголизмом, суицидом и т.д. Причина этому – неверие, восстание против своего предназначения, гордыня. Первым на Бога восстал дьявол, сказал: "Взойду на небо, сяду на престоле Всевышнего". Эмансипация – это то же самое: если мой муж мало зарабатывает, если не дарит мне цветы, не говорит комплименты, — я его выкину и буду сама по себе.

Вообще это страшная угроза самосознанию женщины. Ломка этого архетипа приводит к психическим патологиям. Сплошь и рядом мы видим, как эмансипированные женщины разорваны двумя противоположными тенденциями. С одной стороны, вполне рационалистическое стремление обрести самодостаточность ("Я-Я-Я-Я!"). А с другой – бессознательный поиск мужчины-господина. Покопайтесь в душе эмансипированной современной женщины, и вы увидите, как каждая клетка в ней выделяет флюиды: "Его! Дайте мне его!", а в женской голове при этом звучат это заученное: "Я сама! Я сама по себе!" И в итоге женщина разрывается между этими разнонаправленными позывами. Иначе это состояние называется еще разврат (то есть развороченность, внутреннее разложение). Цельная душа распадается на огромное количество противоречивых стремлений и терпит огромный урон. Я знаю много социально, профессионально успешных одиноких женщин. Но это совершенно несчастные, невротические существа. Они и жаждут любви, и сами не могут никого полюбить, и оттого никому на свете не верят. Мне кажется, это состояние ада.

Я не стала бы называть подчиненным положением "прилепленность" к мужу. Давайте снова вспомним русские сказки. Какое же там подчиненное положение этих самых Василис Прекрасных и Премудрых, этих Марий Искусниц, которые обладают дивными секретами, выводят из заточения своего избранника, спасают его, превращают из волка в царевича? Это ни в коем случае не подчиненное положение! Это некое  самостоятельное, очень серьезное внутреннее задание женщины, которое ее ничем не умаляет, не ставит ниже мужчины. Помогая своему мужу, она, повторяю, осуществляется сама, иногда во много раз успешнее, чем это удается мужу.

- Как Вы считаете, что приобретает современная женщина в условиях столь сильных изменений в культуре? Что теряет?

- Наша задача – осуществить замысел Божий о себе. Выполнение этого замысла это и есть самое лучшее для человека. У Бога и у человека одинаковые цели – спасение. Но замыслы о каждом – разные. Еще апостол Павел писал, что, как разные части тела (глаз, рука, ухо) имеют различные функции, так и люди выполняют разные задания. Разве нога спорит с почкой о том, кто главнее? В жизни нужно найти свое призвание, свое дело. Это настолько индивидуально, что каждый должен это сам почувствовать и выбрать свой собственный путь. В этом и состоит свобода человека, его самовластие.

Правда, сейчас часто приходится слышать от женщин: "Да я и помогала бы кому-нибудь с удовольствием, но нормальных-то мужиков нет…". Это значит, что эти женщины просто никого не смогли полюбить. Потому что если такая женщина любит, если она такая "умная", как говорит, если она обладает интуицией и талантом, то она, с Божией помощью, сможет  превратить "любимого и никудышного" в еще более любимого и достойного. Это и есть высшее женское искусство.

Современная цивилизация воспитывает в человеке гордость, эгоизм и потребительство и выдает их за норму, а то и за добродетели. "Себе в удовольствии не откажешь" — ведь для многих это стало уже принципом жизни. И хотя современная цивилизация декларирует свободу, то есть полное самоопредление человека, однако, мир все больше погружается в какое-то томительное унифицированное однообразие. Потому что при множестве человеческих гордынь, у них одни и те же ухватки, и эгоизм одного с унылым постоянством напоминает эгоизм другого. Ничто так не обезличивает человека как следование веянию времени. И как еще в прошлом веке были друг на друга похожи эмансипированные героини Достоевского и Лескова — эти "стриженные курсистки" из "Бесов" и "Некуда", так похожи друг на друга современные эмансипированные героини сериалов, впрочем, как и их прототипы. Такой вот парадокс: чем более человек стремится индивидуализироваться, заявить о своем "я", обосновывая исключительно на нем собственное бытие, тем более обезличенным он предстает. И наоборот: нет более разных людей, чем старцы или монахи, устремленные в своем служении к Богу и следующие путями Промысла Божиего. Притом, что их образ жизни, одеяния, бороды одинаковы, они гораздо больше отличаются друг от друга, чем иные представители творческой интеллигенции со всеми их жестами и протестами, подчас подозрительно напоминающими бунт Денницы.

- Что лично для Вас значит Ваша работа? Чем бы Вы могли ради нее пожертвовать? Как к ней относится Ваш муж?

- Литератерурное творчество для меня — это форма моего существования, моего мышления. Мне кажется, если бы я не писала, у меня началось бы очень сильное душевное искривление. Я что-то могу осознать и понять, только когда пишу. Если меня лишить возможности писать, это будет выглядеть так же, как если бы меня лишили какого-нибудь жизненно важного органа. Из-за работы я могу пожертвовать едой, сном, развлечением, путешествием.

Мой муж (священник Владимир Вигилянский, литературный критик) знал об этой моей внутренней потребности и всегда понимал меня. Единственный конфликт возник, когда я взялась писать роман – произведение большой и совершенно мне не знакомой формы, потому что до этого романа ("Инвалид детства") я вообще не писала прозы. Муж, как человек искушенный в литературе, знал мои способности и понимал, что я потрачу огромное количество времени, сил – и у меня ничего не получится. Я знала, что время работает против меня, и решила сделать все, чтобы написать роман в кратчайшие сроки. Я не спала, я "гнала", разрывалась... Дети маленькие, ничего не приготовлено, все завалено рукописями, – а жена сидит и пишет. С одной стороны, я понимала, что так нельзя. Но с другой – знала, что если я не напишу эту вещь, то вообще, наверно, никогда больше не смогу писать. Я получу внутреннюю травму. И когда через три недели я прочитала мужу первый вариант романа, и он понял, что все еще может получится, он, наоборот, стал мне помогать: перепечатывал уже готовые куски, отмечал банальности, натяжки и нестыковки. И потом этот роман принес нам обоим много радости – его несколько раз переиздавали, перевели на французский. Я получила премию, мы поехали во Францию, жили на эти деньги…

Мой муж – это мой лучший друг, и он мне очень помогает. Он часто ругает то, что я пишу, критикует (профессиональной литературный критик), может камня на камне не оставить. Но я всегда чувствую, в чем его правота. Он сам занимается журналистикой, и я тоже могу ему помочь. Скажем, чувствую, что вот в статье общее место, а должен быть конкретный пример.

Мы всегда были лучшими собеседниками друг для друга, могли бесконечно разговаривать. Притом, что наши жизни очень соединены, есть немало областей, где мы не соприкасаемся. Мы говорим часами на совершенно разные темы. Это очень важная вещь – чтобы люди, которые живут вместе, оставались друзьями, были единомышленниками. Чтобы им было интересно друг с другом. Этого не создашь искусственно: "Ой, чтобы быть интересной, пойду-ка я посмотрю спектакль, а потом ему расскажу". Это идет изнутри, когда люди живут общей жизнью, и каждый делает вроде бы что-то свое, но при этом  получается общее дело. Один премудрый духовный человек (монах) говорил мне, что надо жить так, чтобы жизнь, чем бы ты ни занимался, превратилась в непрестанное богослужение.