Писатель должен помнить Высшего Судию…

Интервью с С.В. Перевезенцевым, писателем, доктором исторических наук, сопредседателем Правления Союза писателей России

- Сергей Вячеславович, поздравляю Вас с присуждением первой всероссийской литературной премии "Александр Невский". Знаменательно, что Ваша книга "Царь Иван IV Грозный" была отмечена высокой наградой в год 475-летия со дня рождения этого русского государя. Что побудило Вас взяться за изучение личности Иоанна Грозного?

- Вопрос одной школьницы. В середине 90-х годов я решил подготовить книгу в которой бы был изложен общий курс истории философии вообще, и истории русской философии в частности. Как известно, большинство учебников и книг по философии написано таким языком, что понять смысл написанного очень трудно и читать скучно. Я поставил перед собой задачу написать популярную историю философии русским языком, без излишнего заимствования научного понятийного аппарата. Для того чтобы понять, каким же образом наиболее доходчиво должна быть написана эта книга, я пошел работать в школу в 10-11 классы. Главной целью для меня было научиться рассказывать о философии простым доступным языком. Однажды на уроке русской философии мне был задан вопрос: "А в чем был смысл поступков Ивана Грозного?" Вопрос, казалось бы, довольно простой, но я не смог на него ответить однозначно, запутался. И решил найти ответ на этот вопрос, стал внимательно изучать литературу, источники. Меня это все больше и больше занимало и, наконец, стало одной из главных тем. Сначала я писал статьи, потом вышла книга в издательстве "Социально-политическая мысль", но она носила исключительно научный характер. Наконец, появилась на свет и эта книга, которая оказалась удостоена премии "Александр Невский". Это издание появилось на свет в издательстве "Русскiй мiръ". Так что книга "Царь Иван IV Грозный" - это ответ на тот самый школьный вопрос десятилетней давности.

Идею написать такую книгу выдвинуло само издательство. Они обратились ко мне с предложением написать об Иване Васильевиче в серии "Русскiй мiръ в лицах". Их заинтересовала фигура государя. Впрочем, думаю, она никого из тех, кто занимается русской историей, не может оставить равнодушным.

Сразу должен сказать, что в ней очень много ответов на вопросы не только о жизни и деятельности государя Ивана IV, но и об его эпохе. Рассмотрено, к сожалению, далеко не все. Надеюсь, мне еще многие годы придется заниматься поиском ответов, в том числе и на тот вопрос, который мне был задан школьницей тогда. Одной книгой ответить на этот вопрос невозможно.

- Фигура Иоанна IV, действительно, монументальна и многогранна. В нашем обществе часть людей представляет себе царя по фильму "Иван Васильевич меняет профессию", другая выступает за его канонизацию. Что бы Вы могли ответить сторонникам церковного прославления царя?

- Как православный человек могу сказать, что моя позиция в вопросе его канонизации однозначна – такое решение может принимать только Церковь соборным разумом. К сожалению, у нас последние годы неофитское восприятие Православия стало массовым явлением. В большинстве своем мы детские и молодые годы провели вне церковной ограды и вступили в нее уже зрелыми людьми, во многом не через сердце, а через разум. А потому просветившись сами, хотим очень быстро просветить других, а еще лучше – как можно быстрее просветить весь мир. Это неофитство питает стремление повсеместно установить Царство Божие, воцерковить, освятить всех подряд здесь и сейчас.
Устремление к канонизации Ивана Васильевича Грозного из того же разряда. Говорят об этом, как правило, люди не слишком хорошо изучившие его личность и почти всегда с оттенком истерии. Недаром Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий совсем недавно сделал жесткое заявление по поводу этих поползновений, имеющих место и среди клира и среди мирян. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в одном из своих выступлений хорошо сказал, что говорить об исторической реабилитации Ивана Грозного – необходимо, говорить о канонизации – не нужно.

Есть четкий и объективный критерий – если поднимаемая проблема ведет к расколу Церкви, то эта проблема – провокационна, вредна. Она специально муссируется для того, чтобы нарушить единство Церкви, которое дороже всего. Я с большим уважением и сочувствием отношусь к личности государя Ивана Васильевича, но все, что подрывает единство Церкви должно быть отринуто. Повторюсь: единство Церкви – дороже многих наших самых, казалось бы, праведных побуждений и устремлений, а соборный церковный разум, питающийся тысячелетним опытом, во много раз мудрее самого умного и образованного человека.

- Быть автором исторических книг, на мой взгляд, очень ответственно. Я читала, как один современный и очень известный русский писатель говорил другому, к сожалению, ныне покойному автору исторических повествований: "ты пишешь, как Великий князь Московский Василий III, занося ногу в стремя, думал то-то и то-то. Откуда ты можешь знать, что именно он думал?". Насколько уместна авторская фантазия в рассказе об исторических личностях, тем более столь известных?

- Если говорить о художественном произведении в чистом виде, конечно, без домысливания за своего героя исторического романа написать невозможно. И конечно, автор имеет право на это домысливание. Он даже имеет право на то или иное корректирование хода исторических событий, т.е. представить себе и читателю их ход несколько иначе, чем это описывается в учебниках. Мышление художественными образами зачастую глубже и проникновеннее нашего рационального мышления. Об этом говорил еще Белинский. Недаром истину, зачастую, открывают сначала поэты, а рациональный научный ум к этому приходит через многие годы. Вспомните великую фразу Александра Сергеевича Пушкина о Петре I, что он "Россию поднял на дыбы". Эта поэтическая фраза во многом дает характеристику всей деятельности царя Петра Алексеевича. А о том, как Петр I поднял Россию на дыбы и что из этого получилось, впервые заговорили славянофилы, спустя уже некоторое время после смерти Пушкина. Художник, повторяю, имеет право что-то домысливать, воплощать свое образное восприятие, и в том числе описывать, что думал Великий князь Василий III, садясь на коня. Эффект, конечно, зависит от меры талантливости художника, от степени его постижения эпохи. Другое дело, что, принимаясь за историческую книгу, он должен, говоря современным языком, знать источниковую базу. Он не может врать. Бывает, что в историческом романе все автор сочинил, а документальный источник говорит совсем о другом. Это уже спекуляция на тему истории.

В свое время я писал книжку для детей – историческую повесть о древних русах, людях, живших в I–IX веках, еще до того, как возникла Древняя Русь. В основу этого исторического повествования я положил именно источники. Зачастую, я их просто цитировал с небольшой литературной обработкой, потому, что они сами по себе интересны. Мой учитель - Аполлон Григорьевич Кузьмин, великий отечественный историк, к сожалению, ныне уже покойный, которому я специально дал посмотреть эту книгу, прочтя ее, сказал: "Ты здорово сделал. Ты использовал источники, их процитировал, а потом чуть-чуть домыслил". Такова была моя позиция, как профессионального историка. Я даже внутренне не мог себе позволить излишнюю фантазию. Историческое образование не дает на это права, потому что сразу понимаешь: коллеги по цеху моментально все поймут и все оценят.

Беда многих исторических произведений в том, что их авторы не знают источников и начинают напропалую сочинять, а ведь источник намного богаче того, что может придумать современный писатель. Человек, создавая некое художественное произведение на историческую тему, прибегая только к своей фантазии, столько теряет! Он теряет такой уникальный материал, имеющий оригинальный сюжеты, порой столь закрученные, что этого не встретишь ни в одном детективе. Возьмем, к примеру, Пушкина. "Капитанская дочка" - историческая вещь, хотя по жанру это романтическая повесть. Если Вы помните, одновременно Пушкин писал историю Пугачевского бунта, материалы которой легли в канву повести. Именно Пушкин должен быть для нас в этом отношении эталоном.

- Нередко главными героями исторических произведений становятся исторические деятели, канонизированные Русской Православной Церковью. Вкладывать им в уста какие-либо речи ответственно вдвойне, ведь читатель не всегда сумеет отделить авторский домысел от реального образа.

- Чтобы браться за это, в принципе, нужно иметь особое дерзновение. Я очень много писал о русских святых. Недавно в Арзамасе вышла книга "Святорусское царство" - издание моего спецкурса "История русской святости", читаемого в Арзамасском пединституте. На научной основе я проследил развитие идеи русской святости от ее зарождения до нашего времени. Всегда всем своим читателям я говорил, что рассматриваю русскую святость и русских подвижников исторически, не претендуя на богословское видение. Я не имею богословского образования, должной подготовки и, в конечном итоге, права говорить тем языком и на те темы, в которых некомпетентен. Когда люди дерзают от своего имени что-то придумывать, вкладывая это в уста любого исторического героя, а тем более святого, это очень дерзновенно. Здесь выход, опять же, только в знании источников. Когда-то (кстати, находясь все в том же поиске ответа на тот давний школьный вопрос) я написал книжку для детей об Иване Грозном. Это историческая повесть, она уже вышла в издательстве "Белый город". И знаете, когда мне нужно было писать диалоги, которые, как всем понятно, излагаются прямой речью, я брал фразы из посланий Ивана Грозного, из его переписки с Курбским, из летописных источников и вкладывал ему в уста то, что он действительно произносил.

- Оригинальный подход…

 - Для этого надо знать источники, нужна кропотливая предварительная работа. В повести об Иване Грозном все, что говорят царь, святитель Филипп, митрополит Московский, другие реальные исторические персонажи, все это взято из источников. Я только слегка осовременил язык XVI столетия. Там есть несколько придуманных персонажей, например уличные торговки, которые также выполняют определенную художественную, и в то же время историческую, даже научную задачу. Например, они обсуждают тему смерти царевича Ивана Ивановича – сына Ивана Грозного. Я взял источники, в которых приводятся разные версии смерти царевича, существовавшие в то время, и изложил их устами этих торговок. Версий этих, кажется, было три, в основном, они иностранного происхождения, и мне нужно было еще каким-то образом связать этих торговок с иностранцами. Одна из них говорит: "А вот я слышала от итальянца такого-то, которому мой муж что-то продавал, что дело было так". Другая отвечает: "а я слышала от проезжего немецкого купца, то-то и то-то". Но, подчеркиваю, они приводили реальные исторические версии, которые существовали в XVI столетии. Таким образом мне удалось, с одной стороны, создать в повести некую чисто художественную ситуацию разговора торговок, нарисовать для ребятишек базар того времени, с другой стороны, не покривить против источников, и, наконец, дать читателям, несмотря на их юность, некоторый урок науки истории: представить разные версии одного события и одновременно, показать, сколь могут быть противоречивы сведения источников и как непросто в них разобраться.

Кстати, такой же подход я использовал, когда писал для издательства "Белый город" исторические повести о Михаиле Васильевиче Ломоносове, о государе Александре II, о знаменитых фаворитах русских государей XVIII века, о древних русах…

Глубоко убежден, что степень дерзновения автора, говорящего что-либо от лица реального исторического лица, тем более, если это лицо канонизировано, определяется, во-первых, мерой таланта, во-вторых, знанием источников, и, в-третьих, совестью самого писателя. Гениальный Пушкин многое мог себе позволить, он мог "глаголом жечь сердца людей", ибо считал только Господа своим судией. Однако именно в этом понимании, кто будет твоим последним судией и рождается совесть художника. Поэтому даже Пушкин знал предел, который нельзя преступить. Он знал, что мерой его таланта будут не гонорары и не популярность, а Божественные заповеди, судьей его станет не книгопродавец и не читатель, а Бог. В этом и была совесть нашего великого поэта – Пушкин Высшего Судию помнил всегда. Убежден, что когда речь идет о художественных произведениях, исторических ли, современных ли, не важно, каждый автор, каждый писатель, поэт должен помнить о том Страшном Суде, который всех нас ожидает. Писатель должен помнить Высшего Судию… Тогда и сама литература будет другой.

Беседовала Ольга Кирьянова