Восточные Отцы IV века. Григорий Нисский

Воскресением Христа Смерть побеждена, но не прекращена... Побеждена, - ибо все воскреснут. Не прекращена, ибо все умирают, и будут умирать, пока не завершится круг чувственного времени. И тогда прекратится смена. Остановится это скоротекущее и преходящее время, ибо "минует потребность приходить в бытие и не будет уже разрушаемого", - "не будет уже силы, приводящей в бытие и в разрушение". Тогда совершится воскресение, - естество претворится в некое иное состояние жизни. До этого срока, до истечения великой седьмицы дней, продолжается действие смерти. Смерть есть разлучение души и тела, и оставленное душею тело разлагается на составляющие его стихии, - каждая составная часть тела возвращается в однородную стихию, но ни одна частица не уничтожается, не обращается в ничто, не выходит за предел мира, но остается в нем... Это - разложение, но не гибель, не переход в небытие. "Тело не исчезает окончательно, но разлагается на части, из которых оно составлено и эти его части существуют в воде, в воздухе, в земле и в огне... И в этих стихиях совершенно остаются целыми и возвратившиеся в них части человеческого тела". При этом частицы тела сохраняют особые знаки, свидетельствующие о их принадлежности к данному определенному телу, - душа оставляет на них, как на воске, свою особую печать. Вслед за Оригеном Григорий называет эту печать, налагаемую душею на телесные элементы, соединяемые ею в ее тело, "видом" или "обликом", это - внутренний образ, идея или форма тела. Она не меняется в превращениях жизни, - это неповторимое и различающее, идеальное лицо человека. Только в тяжелых, страстных падениях оно искажается или вернее "закрывается чуждой личиной", безобразием болезни. По этому "облику" в воскресении душа "узнает свое тело, как отличную от других одежду..." - В смерти, в этом процессе распада живой цельности человека, не затрагивается душа, ибо будучи простой и несложной, она не может разлагаться... Душа бессмертна и простирается в вечность. В смерти меняется только образ ее существования. Прежде всего, не прерывается ее связь с разлагающимся телом, - душа находится своею "познавательною силою" при всех своих элементах, - как некий страж, "без всякого труда знает место нахождения каждой частицы из некогда принадлежавшего ей целого тела..." И в душе остаются некие "знаки соединения", некий "телесный признак", запечатленный в душе, как некий оттиск печати. Это новый образ связи души с телом, однако, - подобный тому образу соединения, который существует при жизни, когда душа, как некая "живая сила", проникает равномерно и однообразно все части тела и оживотворяет их.

Душа во время земной жизни имеет какую-то естественную дружбу и любовь к своему сожителю, телу, и эта дружеская связь и "знакомство" тайно сохраняется и в загробной жизни. И эта живая связь для нас непонятна, - конечно это не пространственное распределение души, - душа не находится ни в каком особом месте тела, - она не пространственна, - и потому пространство ее не ограничивает, - "душа движениями мысли свободно простирается по всей твари", иногда восходит и до небесных чудес. "Общение ума с телесным, - говорит св. Григорий, - состоит в каком-то невыразимом и непримыслимом соприкосновении: оно и не внутри происходит, потому что бестелесное не удерживается телом, и не объемлет извне, потому что бестелесное не окружает собою чего-либо". Ум нигде, ни в одной части тела, ни во всех и не вне, - "но так, что сие сказать или представить невозможно..." Поэтому и пространственное рассеяние частиц умершего тела не мешает знанию и связи души с ними, - "духовная и непротяженная природа не испытывает последствий расстояния..." Эта связь души и тела имеет строго индивидуальный характер, - поэтому св. Григорий считает нелепым учение о переселении душ. - Смерть есть особый этап человеческого пути, момент в становлении или лучше сказать в восстановлении человека. "Ведь Создатель предназначил нам оставаться не в виде зародышей", говорит Григорий. "И целью нашей природы не является ни младенческое состояние, ни следующие за ним возрасты, которые нас последовательно облекают, изменяя с течением времени наш вид, ни, наконец, происходящее по причине смерти разрушение тела, - но все это и подобное суть части того пути, которым мы идем... А цель и предел этого странствия - восстановление в древнее состояние..." Смерть есть путь и путь преложения в лучшее... В смерти душа, освобожденная от тела, удобнее уподобляется родственной ей красоте. Тело как бы переплавляется и очищается в земле, - очищается от порочных страстей и пристрастий, освобождается от потребностей, связанных с условиями этой жизни, вообще изменяется, чтобы быть воссозданным для иной жизни. "Художник всего переплавляет глыбу нашего тела на оружие благоволения", заключает св. Григорий. Это - время ожидания и приготовления, - к воскресению и суду. И - уже некий суд. Ибо не все имеют равную участь, не все проходят один и тот же путь... Различие относится к душам. Праведные приемлют хвалу, грешные - наказание. Но есть и такие, кому уделяется некое среднее место, - ни с почитаемыми, ни с наказуемыми... К этому нерешенному разряду Григорий относит приявших крещение пред смертью и потому не имевших времени плодоносить, "младенцев, преждевременно похищенных смертью" и потому не приносящих с собою ничего и никакого воздаяния не приемлющих, - "к тому же по неразвитости своей и по неведению они и неспособны участвовать в благах истинной жизни..." Кстати заметить, это новое проявление того, насколько ценил Григорий Нисский динамизм и подвиг эмпирической жизни... Им предстоит еще развиваться... - Праведные восходят в небеса, грешники нисходят в ад. Хотя Григорий и говорит о небе и об аде, как о неких местах, и даже различает разные виды небесных селений, в последнем счете он считает понятие "места" только метафорой, - ибо "душа будучи по своей природе бесплотной, не имеет никакой нужды пребывать в каких-либо местах..." Это скорее образы существования, - и образы бытия, неподдающиеся описанию и определению, - "не подчиняются силе слов и недоступны гаданию разума..." В учении о загробном мире, Григорий говорил языком Оригена, - от Оригена у него и эта география загробного мира. У Оригена он заимствует и представление о загробной жизни, как о пути. Впрочем, оно согласуется с его основной мыслью о жизни человека, как о пути, - за гробом странствие продолжается, - и продолжается в бесконечность... Небесные блага, которых тля не тлит, "не только пребывают всегда, но подобно семенам, всячески увеличиваются". Во-первых, - "нет предела, который мог бы пресечь нарастание небесного блаженства", и взыскуемые блага "всегда в равной мере выше и превосходнее силы возвышающихся..." Во-вторых, душе свойственно стремиться, а за гробом ничто этому влечению не противостоит, - оно становится легким и свободным, душа подымается все выше. "И всегда будет совершать полет к вышнему, постоянно обновляя усилие к полету тем самым, чего она уже достигла". В этом восхождении есть порядок и последовательность, сообразный с мерою вместимости для каждой души, т. е. с мерою ее стремления к Благу. Это - рост подобный возрастанию младенцев... Эти блага - созерцание Бога... Нечестивым оно не доступно, они духовно слепы, и потому неизбежно оказываются вне жизни и блаженства, - изгоняются во тьму кромешную... Они приносят с собою плотское зловоние, которым они пропитались от долговременной жизни в плотских страстях... Конечно, речь идет о нераскаянных грехах, - но только на земле имеет силу исповедь, а в аду ее нет... В частности св. Григорий говорит о душах некрещенных, незапечатленных, "не носящих никакого знака Владычного". "Естественно, - думает он, - что такая душа будет кружиться в воздухе, блуждая, несясь туда и сюда, никем не взысканная, как не имеющая Господина, желающая успокоения и приюта, и не находящая, тщетно скорбящая, бесплодно раскаивающаяся..."

Мука грешника, по мысли св. Григория, прежде всего, - в его наготе и в голоде, в лишении благ. Вместе с тем, это - огонь, "пещь геенская", "червь неумирающий", - сразу и огонь неугасимый, и "кромешная тьма". Все это метафоры и символы, указующие на духовные реальности. Это - тоже процесс, продолжение земного пути, и снова путь, - путь очищения. Таинственный адский огнь, по мнению св. Григория, есть огнь чистительный и крещальный, - "есть в огне и в воде некая очистительная сила", неудостоившиеся очищения чрез таинственную воду "по необходимости очищаются огне..." Есть врачевание и в будущей жизни. Загробный путь нечистых и нераскаянных душ, есть такое врачевание, очищение от зла... В огне горят пустые предначертания жизни. Это - не внешний и не насильственный процесс. И в адском врачевании соблюдается владычественная свобода человека. Огнем пробуждается раскаяние, - душа, привязанная к вещественному, вдруг видит нежданное и познает напрасность всего, к чему она стремилась, и с плачем кается... Она, как говорит Григорий, со всею очевидностью "узнает различие добродетели от порока, - из невозможности быть причастником Божества". Ибо душе естественно стремиться к Богу. И при отвращении от зла ее встречает Бог, "присвояющий и влекущий к себе все, что только по его милости пришло в бытие..." Иначе сказать: за порогом смерти рассеивается греховный обман. И откровение истины сотрясает душу. И она "со всею необходимостью" обращается, - ослабевает и истощается упорство злой воли. Св. Григорий не может себе представить, что злое упорство тварной воли, обращенной в небытие окажется бесконечным. Он считает исключенным и невероятным такое предельное безумие воли, - в особенности, когда падут или облегчатся узы вещества, - ему кажется это несовместимым с богообразным естеством человека.

"Не навсегда, - говорит Григорий, - остается в природе страстное вожделение того, что ей чуждо... Каждого пресыщает и обременяет ему несвойственное, с чем вначале природа сама по себе не имела общения. Одно только сродное и однородное остается желанным и любимым навсегда..." "Зло не настолько могущественно, - рассуждает Григорий, - чтобы оно могло осилить добрую силу и безрассудство нашей природы не выше и не прочнее Божественной Премудрости... Да и невозможно превратному и изменяемому оказаться выше и прочнее того, что всегда тождественно и крепко утвердилось в добре..." В этом необходимость процесса, "необходимость" свободного обращения. И обращение открывает возможность врачевания, огненное обжигание от греха, "от примесей" и "вещественных наростов", "от остатков плотского припая..." Это - мучительный процесс, но процесс врачевания. Св. Григорий сравнивает это очищение со срезыванием бородавок или мозолей. Но это слишком бледный образ. Очищение есть разделение и суд, - Божия любовь неудержимо влечет к себе Богоподобное естество. Но это влечение легко только для чистых. Мучение в раздвоении: душа, опутанная пристрастием к вещественному и земному, "страдает и бывает в напряженном состоянии, - когда Бог влечет к себе свою собственность, а чуждое ей, как в известной мере сросшееся с нею, уничтожает силою, и причиняет ей невыносимые болезненные страдания..." Очистительной задачей мучения определяется его продолжительность и мера, - "продолжительность врачевания..." "Мера страданию есть количество находящегося в каждом человеке зла". И отсюда следует с необходимостью, что мучение окончится, - ибо "количество" зла, "количество вещества" в душе грешника не может быть бесконечным, так как злу не свойственна беспредельность. Рано или поздно, в течении долгого времени, истребляющая сила огня истребит всякую примесь и зло. Это врачевание "огнем и горькими лекарствами" может оказаться очень продолжительным "соразмерным целой вечности" или "вечному времени", - но всего это - время. Григорий Нисский определенно различает выражения: aionios  от aion и aidios от aei и никогда не прилагает второго к мучениям, как не прилагает первого к блаженству и к самому Божественному Благу. Aei означает сверхвременность и вневременность, "неизмеримость веками и недвижность во времени..." Это область Божественного. А тварь пребывает во времени, "измеряется расстоянием веков..." Aion означает именно временность, нечто во времени. Именно в этом разгадка мнимого самопротиворечия Григория, когда он временность мучений доказывает текстами Писания, говорящими о "вечности". Это - вечность времени, всевременность, но всевременность не есть сверхвременность. И не нужно приписывать Григорию мысли, что Писание только пророчествует о вечных мучениях, на случай нераскаянности. Это было бы для него не достаточно, ибо конечность очищения для него есть основная и самоочевидная истина, - оно и не может не закончиться. Не решает вопроса и педагогическое толкование. Основное для Григория - необходимая конечность всего тварного в его только тварном. - Таким образом, - время, как область смерти (ибо только во времени и в смене может быть умирание) есть в то же время область очищения, - очищение человека чрез смерть для вечности. Очищается тело чрез разложение на стихии, очищается и созревает душа в таинственных обителях и путях. И когда исполнится время, оно прекратится, придет Господь, свершится воскресение и суд. Это будет первым восстановлением.

Время некогда окончится, - когда исполнится внутренняя мера вселенной, и дальнейшее возникновение будет уже невозможно, и потому течение времени окажется не нужным. "Когда естество наше в некотором порядке и связи совершит полный оборот времени, - говорит св. Григорий, - непременно остановится и сие текучее движение, совершаемое преемством рождаемых..." Смысл поступания времени именно в человеческих рождениях, в которых осуществляется предопределенная Богом "полнота человечества". "В увеличении числа душ, - говорит Григорий, - разум необходимо предвидит остановку, чтобы не получилось бесконечного течения в природе, всегда текущей в рождениях и не останавливающейся", - мера и предел принадлежать к совершенству природы... "А когда прекратится это рождение людей, тогда с ним окончится и время, и таким образом совершится обновление вселенной". Это не только исчерпание, - что началось, то и кончится, - но именно исполнение, выполнение, собирание, - осуществление полноты, собирание и воссоединение полноты. Окончится седьмица текучего времени, и наступит день осьмый, "великий день будущего века", - наступит новая жизнь, - "постоянная и ненарушимая, неизменяемая ни рождением, ни тлением..." Придет Христос снова и совершится всеобщее воскресение. Господь и придет ради воскрешения, - "чтобы восстановить мертвых в нетление". Он придет во славе, дориносимый тьмами ангелов, поклоняющихся Ему, как Царю, - Ему "поклонится вся премирная тварь", "полнота всех ангелов, радующихся призванию людей снова в первоначальную благодать". Это призвание и есть воскресение, восстановление и осуществление полноты, собирание твари, - "и соединится в единое ликостояние вся тварь из дольних и горних стран..." Это собирание начнется воскресением мертвых. Воскреснут именно тела, - ибо душа не умирает, но тела разлагаются. Душа не воскреснет, но возвратится, - "души снова возвратятся из невидимого и рассеянного состояния в видимое и самособранное". Это есть восстановление целого человека, "возвращение разлученного в нерасторжимое соединение". При этом тела восстанавливаются в первобытной красоте у всех людей, и не будет никакого телесного различия между добродетельными и порочными. Однако, это не значит, что не будет различия между очистившимися и неочистившимися, - но это различие их внутренней участи и состояния. Загробная участь людей есть очищение. Воскресением для всех заканчивается очищение, обновление и восстановление тела. Но очищение душ для иных еще продолжится. Здесь в мысли св. Григория вскрывается некая двойственность, - по-видимому потому, что он сохраняет Оригеновские схемы, отказавшись от основных идей Оригена. По его мысли воскресение есть именно восстановление, "восстановление Божественного образа в первобытное состояние", новое введение в рай... Однако, главное еще не восстанавливается, - нечистота еще остается, пресекается только мертвенность, порожденная грехом. Душа не во всех уже исцелена, а в ней именно образ Божий... Подлинный апокатастазис отделяется от воскресения и отодвигается куда то вперед; и это оказывается противоречивым и неожиданным - ведь время окончилось и течение времени остановилось. Человечество еще не введено в рай, введены только праведные люди, а неочищенные души не могут туда войти, потому что рай и есть чистота. Если ожидать во исполнении времен всеобщего восстановления, нельзя разделять его на части, ибо этим разделением нарушается цельность и полнота. У Оригена не было противоречия, так как для него "воскресение мертвых" не было последним восстановлением, не было исполнением вселенской судьбы, но только переходным и поворотным моментом в длящемся течении веков. И телесная судьба для Оригена еще не решается воскресением, за которым последует эмпирическая жизнь в будущих веках. Телесная и душевная судьба у Оригена не разрывается. Григорий повторяет Оригена, хотя смысл основных эсхатологических моментов в его понимании иной. Время кончилось, последнее совершилось; и вот оказывается, - не совершилось... Неделимая судьба человека рассекается; и при этом остается непонятным, как может оказаться нетленным и сияющим тело, если оно одушевляется и оживотворяется еще не очищенной (если и обратившейся), а потому еще мертвенной и как бы тлеющей душой: через такую душу не может действовать сила Божественной жизни, а тело само по себе, без души, мертво и есть труп. Кстати заметить, Ориген последовательно различал тела праведных и грешных, - правда, это связано с его мыслью о прогрессивном преодолении всякой телесности...

Одно из двух. Либо воскресение есть восстановление полноты, есть "кафолическое воскресение", - как говорит св. Григорий; и тогда процесс прекращается, - все равно, все ли очищены или не все, и грешники подпадают вечному (т. е. вневременному) мучению, - так думал впоследствии преп. Максим Исповедник. Либо воскресение еще не есть восстановление, - так думал Ориген. Св. Григорий повторяет Оригена и в том, что уже логически не совместимо с изменившимися предпосылками. Оригеновская схема дает трещины и распадается противоречиями. Григорий Нисский напрасно старался соединить в едином синтезе эсхатологию Оригена и эсхатологию Мефодия Олимпийского, у которого он заимствует учение о воскресении... - Воскресение есть некое произрастание тел из праха... Св. Григорий сравнивает воскресение с прорастанием семян, с расцветанием деревьев, с происхождением человеческого организма от семени, - это аналогия, давно уже вошедшая в христианский оборот. "Так по слову Апостола, - напоминает он, - тайна воскресения уже разъясняется через то, что происходит удивительного в семенах..." "Колос" и "семя", это любимые образы св. Григория. Григорий подчеркивает при этом два мотива. Во-первых, всякое развитие начинается с бесформенного состояния, - "семя будучи вначале бесформенным, устрояемое неизреченным искусством Божьим, образуется в очертание и возрастает в плотное тело". Подобно этому нет ничего исключительного в прорастании семян умершего тела и в восстановлении прежней формы, "из всецелого человеческого вещества..." Во-вторых, всякое прорастание совершается чрез разложение и смерть, и есть некое воскресение, - победа над смертью. Связь души и тела в индивидуальном органическом единстве делает возможным воскресение, но воскрешает сила Божия, - как сила Божия и всей природе сообщает способность рождения, обновления и жизни. Воскресение есть чудо Божественного всемогущества, но чудо, согласное с основными законами естества, - новое проявление всеобщего таинства жизни. Поэтому воскресение есть некое исполнение, осуществление естества. И, с одной стороны, воскреснут те же тела, - иначе было бы не воскресение, но новотворение. Воскресшие тела составляются из прежних элементов, отовсюду собранных оживотворяющей силой души. "Так по причине влечения единою силою души различных стихий... соплетется тогда душою цепь нашего тела..." С другой стороны, воскресение не есть возвращение к прежней жизни и к прежнему образу существования, - это было бы величайшим несчастьем и тогда лучше было бы не иметь надежды воскресения. Воскресение есть восстановление всецелого человека, и потому обновление, переход к лучшему и полному, - однако, переходит то же тело. Сохраняется не только единство субъекта, но и тождество субстрата, - не только индивидуальное тождество личности, но и непрерывность вещества. Этого не нарушает его обновление и его преображение. "Телесное покрывало, разрушенное смертью - говорит Григорий, - снова будет соткано из того же вещества... Но не в этом грубом и тяжелом составе, а так, что его нить будет состоять из чего-то легкого и воздушного, почему оно восстановится в лучшей и самой желанной красоте".


Страница 7 - 7 из 8
Начало | Пред. | 4 5 6 7 8 | След. | КонецВсе

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру