Античность: сложение системы риторики

Римская риторика

В риторических сочинениях римских авторов нет принципиально новых идей: понятийный аппарат, содержание риторики в основном разработаны греками. Латинские риторики существовали еще в начале I века до Р.Х., например, «Риторика к Гереннию» - анонимное сочинение, одно время приписывавшееся Цицерону, но написанное в начале I века до Р.Х., хотя преподавание собственнно латинской риторики некоторое время даже возбранялось. В римской традиции риторика утверждается и систематизируется как словесная наука о человеке в его отношении к обществу, она становится своего рода государственной идеологией и охватывает основное содержание научно-философской, юридической и художественной культуры.

Самым знаменитым римским оратором и теоретиком риторики считается Марк Туллий Цицерон (106 - 43 г. до Р.Х.), писатель, государственный деятель, адвокат конца республиканской эпохи, сочетавший высокую эллинистическую литературную и философскую образованность с римским практицизмом и юридизмом. Речи и письма Цицерона, в значительной части дошедшие до нас, являются непревзойденным образцом латинской прозы.

Несомненное значение риторических идей Цицерона в том, что они, не претендуя на оригинальность, отражают опыт этого великого мастера слова и содержат авторитетные оценки положений риторики.: старшим современником Цицерона был прославленный энциклопедическими знаниями и многочисленными сочинениями филолог, юрист и историк Марк Теренций Варрон (116-27 г. до Р.Х.), разработавший весь комплекс наук о слове, в том числе, очевидно, и основные вопросы риторики, но от творчества Варрона сохранились лишь трактат по сельскому хозяйству, работа «О латинском языке» и несколько поэтических фрагментов.

Цицерон рассматривает риторику как эмпирическую науку, задача которой состоит в осмыслении и обобщении реального опыта аргументации: «В самом деле, если определять науку, как только что сделал Антоний, – «наука покоится на основах вполне достоверных, глубоко исследованных, от произвола личного мнения независимых и в полном своем составе усвоенных знанием», – то, думается, никакой ораторской науки не существует. Ведь сколько ни есть родов нашего судебного красноречия, все они зыбки и все приноровлены к обыкновенным ходячим понятиям. Но если умелые и опытные люди взяли и обратились к тем простым навыкам, которые сами собой выработались и соблюдались в ораторской практике, осмыслили их и отметили, дали им определения, привели в ясный порядок, расчленили по частям, – и все это, как мы видим, оказалось вполне возможным, – в таком случае я не понимаю, почему бы нам нельзя было называть это наукой, если и не в смысле того самого точного определения, то по крайней мере согласно с обыкновенным взглядом на вещи» (Цицерон. Об ораторе. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. – М.: Искусство, 1994. С. 343-344).

Римская ораторская практика времени Цицерона была в основном судебной и политической. Судебная речь содержит наиболее сложную и острую аргументацию, поскольку она предполагает соревнование сторон в судебном процессе, а решение принимается на основе взвешенной оценки компетентным судьей доказательств, исходящих из анализа обстоятельств дела, системы позитивного права и моральных норм, принятых в обществе. Поэтому именно судебная речь рассматривается Цицероном как основная форма публичной аргументации: при овладении судебной риторикой всякая иная речь – совещательная или показательная – представляется относительно нетрудной задачей (Цицерон. Там же. С. 241).

По мысли Цицерона, оратор – государственный деятель, который средствами публичного слова организует общественную жизнь, обеспечивает регулярное правосудие, поддерживает высокий уровень общественной нравственности и единства общества и «всему государству в целом приносит счастье и благополучие» (Там же. С. 169).Поэтому «оратором, достойным такого многозначительного названия, будет тот, кто любой представившийся ему вопрос, требующий словесной разработки, сумеет изложить толково, стройно, красиво, памятливо и в достойном исполнении» (Там же. С. 176). Таким образом, профессия оратора требует глубокой и всесторонней подготовки не только в смысле овладения техникой речи, но в содержательном плане, поскольку «никто не может говорить хорошо о том, чего он не знает» (Там же. С. 176).

Ораторская профессия требует в первую очередь природного дарования: хорошего голоса и внешних данных, способности к связной, плавной, свободной речи, смелости, чувства ответственности, находчивости и памяти, природного ума – «оратор должен обладать остроумием диалектика, мыслями философа, словами чуть ли не поэта, памятью законоведа, голосом трагика, игрою такою, как у лучших лицедеев. Вот почему в роде человеческом никто не попадается так редко, как совершенный оратор» (Там же. С. 190). Но качества эти могут быть развиты воспитанием и обучением у всякого, кто обладает ими в той или иной мере, при должном «рвении и восторженной любви к делу» (Там же. С. 191).

В курс риторики входят изучение теории, правила которой «явились как свод наблюдений над приемами, которыми красноречивые люди ранее пользовались бессознательно» (Там же. С.194); упражнения: постановка голоса и жеста, подражание образцам; письменное изложение и письменные сочинения, в которых отрабатывается стиль; переводы, заучивание наизусть ораторских и художественных текстов; аналитическое чтение произведений художественной литературы; специальные упражнения на изобретение аргументов и произнесение учебных речей, а впоследствии индивидуальная практика под руководством опытного юриста или политика.

Общее образование ценится Цицероном как осведомленность в изящной словесности – философии, истории и науках, в греческой и латинской эпической, драматической и лирической поэзии. Такое общее образование является, по мысли Цицерона, украшением речи: «так как ораторское искусство не должно быть убогим и бледным, а должно быть приятно разубрано и расцвечено самыми разнообразными предметами, то хорошему оратору следут многое услышать, многое увидеть, многое обдумать и усвоить и многое перечитать, однако не присваивать это себе, а только пользоваться из чужих запасов» (Там же., С. 212).
Оратор – блестящий дилетант в философии, истории и литературе, использует их по мере необходимости, но не  основывается на них. Поскольку практический результат – выигрыш дела - является реальной задачей, существенно не то, что считает истинным или правильным сам оратор, а то, что считает истинным или правильным аудитория. Поэтому, если цель греческого ритора, по Платону и Аристотелю, состоит в воспитании общества, в распространении истинного знания и духовной нравственности, то римский оратор, по Цицерону, говорит то, что угодно римскому народу: «Широту и глубину их науки и мысли я не только не презираю, – я ими от души восхищаюсь; однако для нас, среди нашего народа на нашем форуме, достаточно знать и говорить о людских обычаях то, что не расходится с людскими обычаями» (Там же. С. 212».

Естественно, что высказываясь, в пределах обыденного здравого смысла римского народа, который, само собой разумеется, «выше всех народов государственной мудростью» (Там же. С.206), оратор опирается в первую очередь на позитивное право, всегда остающееся для него единственным критерием приемлемости суждений. Общепринятая практическая мораль и римское право становятся основой мировоззрения: религия и духовная мораль, философия, наука, искусства подчинены правовой норме, регулирующей столкновение практических интересов – «ведь наше-то слово должно доходить до ушей толпы, должно пленять и увлекать сердца, должно предлагать такие доказательства, которые взвешиваются не на весах золотых дел мастера, а как бы на рыночном безмене» (Там же. С. 263).

Итак, по Цицерону, «ритор – дилетант в самом широком смысле этого слова; его дело – не «единое», но «все», не самососредоточение, но саморазвертывание личности, не ее систола(гр. сокращение, сжатие, углубление – А. В.), но ее диастола (расширение – А. В.» (Аверинцев С. С. Античный риторический идеал и культура Возрождения. – Античное наследие в культуре Возрождения. М.: «Наука», 1984. С. 151. Но дилетант лишь в плане мировоззрения, что же касается практического интереса, то здесь ритор выступает самым настоящим профессионалом, который всегда хорошо «знает, сколько есть средств, чтобы вызвать требуемое впечатление, в чем они состоят и какой род речи для этого нужен»(Там же).

Цицероновский взгляд на ритора и на риторику оказал могущественное влияние на всю последующую западноевропейскую культуру вплоть до нашего времени. Однако, по выражению биографа Цицерона Гастона Буассье, «причины, сделавшие из него неподражаемого писателя, мешали ему быть хорошим политиком» (Буассье Г. Цицерон и его друзья (Очерк римского общества времен Цезаря). М., 1880. С. 32).Чрезмерное увлечение политической практикой и стремление к непосредственному успеху, очевидно, не позволили Цицерону по достоинству оценить то место из «Государства» Платона, где предсказываются последствия общественных порядков во времена Цицерона: «В демократическом государстве только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе... все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они тем, что перестанут даже считаться с законами – писаными или неписаными, – чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти... По пословице, «избегая дыма, угодишь в огонь»: так и народ из подчинения свободным людям попадает в услужение к деспотической власти и свою неумеренную свободу меняет на самое тяжкое и горькое рабство – рабство у рабов» (Платон. Государство. Соч. в 4-х томах. Т.3. (1). М.: «Мысль», 1971. С.379-389).