Новгородские иконы святителя Николая из Духова монастыря и из погоста Озерева (1)

I

Святитель Николай – святой, бесконечно близкий русскому сердцу. Известно, что русские люди издревле с особым усердием чествовали Николая Чудотворца и чаще, чем к другим святым, обращались к нему с молитвою. Можно даже сказать, что в древнерусском народном сознании святой Никола после Господа и Пресвятой Богородицы занимал первое место. Ни одному угоднику в Православной Руси не воздвигалось столько храмов и приделов, как Мирликийскому Чудотворцу. О высоком почтении к этому святому в Православной церкви свидетельствует и то, что по четвергам каждую неделю ему положена особая служба.

В русской иконописи встречаются совершенно различные трактовки образа этого святого, связанные как с духовными аспектами его почитания, так и с местными художественными традициями.

В настоящей работе сравниваются две новгородские иконы святителя Николая, одна из Духова монастыря, написанная в середине XIII века, и другая – житийная - из погоста Озерева, создание которой относят к концу XIII – первой половине XIV века. Обе иконы, по-видимому, являлись храмовыми и располагались в местном ряде иконостаса. Они, несомненно, имеют общие черты, присущие новгородской школе иконописи, поскольку недалеко отстоят друг от друга по времени, и тем не менее существенно отличаются: первая из них создана под сильным византийским влиянием, другая – фольклорная, что свидетельствует о большом разнообразии и условности иконописных канонов в Древней Руси. Одну принято считать образцом искусства самого Новгорода, хотя она и не принадлежит к числу «узловых» его памятников, другую – новгородской провинции. И в то же время они выражают сокровенное отношение древнерусского человека к одному и тому же всенародно любимому святому – Угоднику Божиему Николаю - Покровителю всех христиан, оплоту Православия.

Таким образом, сравнение этих двух памятников представляется весьма целесообразным, хотя ни в одном из литературных источников они не служили объектом для специального анализа.

Наиболее полную информацию об обеих иконах можно почерпнуть из книги Э.С. Смирновой «Живопись великого Новгорода середины XIII- начала XV века» с ее обширным каталогом, содержащим подробные сведения о сохранности памятников, их датировке, большую описательную часть.

Малое число сохранившихся икон середины XIII – первой половины XIV века побудило автора избрать монографический путь изложения: пристальное изучение каждого из дошедших до нас произведений. Рассмотрению образа «Святителя Николая» из Духова монастыря Смирнова уделяет наибольшее внимание как «единственному связующему звену между новгородскими произведениями домонгольской поры – первой трети XIII в. - и второй половины столетия <…>» 1.

Обе иконы исследуются в этом труде в контексте общего развития новгородского искусства в это время, которое автор связывает с отходом от византийской традиции, «укреплением собственно русских элементов культуры, ростом национального самосознания» 2.

Автор отмечает, что в сохранившихся произведениях этого периода можно различить две тенденции: «Одни произведения больше ориентируются на традиции XII в. и могут быть условно охарактеризованы как византинизирующие. <…> Но и эти иконы уже обладают выраженными качествами собственно новгородского искусства: их образы суровы, формы крупны, линии упрощены <…>. В других памятниках <…> местное начало выявлено гораздо сильнее. Формы геометризуются, цвет становится открытым и ярким, усиливается роль контура, психологический, интеллектуальный смысл упрощается, образ делается более доступным» 3.

В связи с этим суждением образ святителя Николая из Духова монастыря причисляется Смирновой к первому направлению, тогда как икона святителя Николая из села Озерева анализируется ею в главе «Местные течения. Устойчивость новгородских традиций».

Упомянутая книга содержит, пожалуй, наиболее полный, по сравнению с другими авторами, анализ рассматриваемых икон.

Существует также ряд трудов, разрабатывающих разные методы и подходы в изучении иконописи, которые позволяют их применить к анализу избранных произведений.

В своей работе «Проблема жанров в древнерусском искусстве» Г.К. Вагнер рассматривает различные жанры в иконописи, выводя их из определенных, свойственных некоторым группам произведений признаков.

Развитие иконописи видится им сменой предпочитающихся той или иной эпохой видов изображения - «жанра». Например, «обращаясь к живописи XII века, - пишет Г.К. Вагнер, - прежде всего замечаем расширение в ней роли персонального жанра»4. Далее, по Вагнеру, в иконописи очень быстро возрос интерес к повествовательности: вслед за персональным пришел более «развернутый» легендарно-исторический (или церковно-исторический) жанр, а этот последний к XIV веку вошел в состав житийного жанра, который в этом столетии уже занял первенствующие позиции.

Сам жанр, согласно Вагнеру, также может видоизменяться. Так, особое значение для житийной иконы имело «развитие легендарно-исторического жанра в сторону легендарности», что дало своеобразный «жанр чудес» 5.

Разработанная Г.К. Вагнером система жанров помогает найти правильный подход к анализу иконы. «Жанр» определяет ее местоположение в храмовом пространстве, является критерием ее литургической значимости, обуславливает разный характер ее воздействия на зрителя.

В изучении русской иконы долгое время господствовал иконографический метод.

Расцвет русской иконографической школы пришелся на конец XIX – начало XX века. Ее приверженцами были такие крупные исследователи как Н.П. Кондаков, Д.В. Айналов, Н.П. Лихачев. Их непреходящей заслугой было то, что они «показали теснейшую преемственность древнерусской живописи от византийской, обрисовали эволюцию этих типов и те изменения, которые они претерпели на протяжении многих веков, вскрыли их органическую связь с литературой»6. Иконографическая школа «научила разбираться в сюжетной стороне иконы и тем самым облегчила понимание ее сложного идейного мира» 7.

Подробные сведения об иконографии святителя Николая, Мирликийского Чудотворца содержатся в книге исследователя отечественных церковно-археологических и историко-литературных памятников, посвященных святителю Николаю, А. Вознесенского.

В своем тщательном разборе различных типов изображения Святителя, этот автор основывался на материалах многочисленных иконописных подлинников разного времени - от Греческого Минология Ватиканской библиотеки, так называемого «Василия Македонянина» (X век) до Ерминии Дионисия Фурноаграфиота и «самого полного, так называемого «критического» подлинника Палехской редакции, начала XVIII века» 8.

Вознесенский также высказывает интересное предположение о том, что знакомство с именем Святителя и начало его чествования у наших предков произошло раньше, чем знакомство с именами других византийских святых - еще до принятия Русью христианства. В качестве подтверждения своего мнения он приводит сохранившееся до нашего времени «историческое предание о крещении в христианство киевского князя Аскольда с именем св. Николая и упоминание в летописи о построении на его могиле церкви в честь того же Святителя» 9. Убедительным представляется и другое его предположение – о том, что в первой киевской церкви IX века, посвященной св. пророку Илии, в среде греков, основавших ее, несомненно, широко чтилась память Святителя и находились его живописные изображения.

В 1918 году под руководством И.Э. Грабаря была основана Всероссийская реставрационная комиссия, получившая в 1924 году название Центральных государственных реставрационных мастерских. Совершая десятки экспедиций по древним русским городам и селам, представители этого объединения производили топографическую классификацию собранного материала. Благодаря этому и на основе технологических исследований они ввели строго научное понятие иконописных школ.

Продолжением дела этого знаменитого реставрационного центра явились многочисленные экспедиции Государственного Русского музея. В частности экспедиция августа 1966 года. Отчетом об этой экспедиции явилась и уже упомянутая статья Л.Д. Лихачевой «Икона «Никола в житии» из погоста Озерева», содержащая сведения о происхождении, иконографии, подробный описательный разбор иконы.

Смелым и оригинальным для искусствознания подходом к изучению иконы явилась книга академика Б.В. Раушенбаха «Геометрия картины и зрительное восприятие». Опровергая устоявшееся мнение об абсолютной непогрешимости ренессансной системы перспективы, автор доказывает научную обоснованность обратной перспективы иконописи, раскрывает перед читателем ее богатые возможности и глубочайший смысл богословского содержания.

Этой последней проблемой в изучении древнерусского искусства наиболее последовательно занимался отец Павел Флоренский. В его фундаментальном труде «Философия культа» есть особые разделы - «Обратная перспектива», «Небесные знамения», «Храмовое действо», «Иконостас», посвященные проблеме иконы. В последнем разделе отец Павел, опираясь на святоотеческое предание, открывает читателю мистическую жизнь иконы, ставя её на границу двух миров – земного и небесного - как «видимого свидетеля мира невидимого» 10. Икона по Флоренскому – это «линия, обводящая видение11, то есть тонкая физическая материя, проявляющая образы Божественного мира, видимые духовным зрением. Поэтому столь несостоятельными исследователь считал те интерпретации иконы, которые застревали «на психологической, ассоциативной ее значимости», т. е. на ней как на «изображении», а не как на «явлении»12.

Леонид Александрович Успенский в своей подвижнической деятельности по возвращению людям церковного наследия совмещал практическую работу по восстановлению технологии иконописания и искусствоведческий анализ, в том числе и с богословской точки зрения. Его работа «Богословие иконы православной церкви» имела своей целью показать эволюцию иконы и ее содержания в исторической перспективе.

Краткий обзор литературы, которая в той или иной степени касается рассмотрения выбранных икон, хочется закончить цитатой из труда В.Н. Лазарева «Русская иконопись от истоков до начала XVI века»: «В целом русские исследователи тяготели к пониманию содержания иконы как чего-то гораздо более широкого, чем простая совокупность иконографических типов. Их все более привлекала мысль протянуть нити от иконы к реальной исторической действительности, к пожеланиям и вкусам заказчика, к ведущим теологическим, философским и политическим идеям <…> »13.

Ссылки:

1. Смирнова Э.С. Живопись великого Новгорода середины XIII- начала XV века, С.23.

2. Там же, С.22

3. Там же, С.22.

4. Вагнер Г.К. Проблема жанров в древнерусском искусстве, С.145.

5. Вагнер Г.К. Проблема жанров в древнерусском искусстве, С.150.

6. Лазарев В.Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века, С.14

7. Там же, С.14.

8. Вознесенский А. и Гусев Ф. Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России, С.196.

9. Там же, С.181.

10. Флоренский П.А. Иконостас, С.38

11. Там же, С. 43.

12. Там же, С. 49.

13. Лазарев В.Н. Русская иконопись от истоков до начала XVI века, С.17.

II

Икона святителя Николая Чудотворца, датированная серединой XIII века, происходит из новгородского Свято-Духова монастыря, известного по летописям с XII века. В этом монастыре она пребывала со времени создания вплоть до ее поступления в 20-х годах нашего века в Новгородский музей, откуда в 1933 году она была передана в Русский музей. В документах конца XVI века в Духовом монастыре упоминается то церковь святителя Николая, то Никольский придел при церкви святой Троицы. Учитывая довольно большой размер иконы и ее репрезентативность, можно предположить, что это был храмовый образ.

Хотя монастырь, где икона была найдена, и не играл выдающейся роли в истории новгородской культуры, но высокие художественные достоинства этого образа свидетельствуют о его принадлежности кисти серьезного мастера.

Икона написана на тесаной липовой доске, состоит из трех частей, скрепленных с тыльной стороны двумя встречными несквозными шпонками. Торцовые шпонки утрачены. Паволока на иконе отсутствует.

К сожалению, икона дошла до нас в сильно измененном виде с существенными повреждениями, полученными на протяжении многих веков. К ним относятся утраты грунта, в процессе реставрации заполненные либо желтой мастиковкой без тонировок, либо вставками поздней живописи. Помимо этих естественных повреждений есть и механические. Боковые поля наполовину срезаны. Очевидно, что две доски справа когда-то были разъяты и чуть стесаны, отчего пострадали два правых медальона. Скорее всего, эти повреждения связаны с помещением иконы в киот, не подходящий ей по размерам. Такие строгие требования к размеру иконы позволяют предположить, что она предназначалась для уже заданного в своих размерах местного ряда иконостаса.

Раскрытие иконы было начато в 1926-1927 годах в Новгородском музее. До расчистки она считалась памятником 1500 года, так как на ней имелась надпись с этой датой, сделанная при поновлении.

Икона расчищена лишь местами. Первоначальный слой грунта и красочный слой необычайно тонки, что позволяет их отличить от слоев поздних записей. Подлинная живопись XIII века присутствует лишь в одеждах Святителя, фоне и нимбе, написанных светлой охрой, которая просвечивает из-под перекрывающих ее белил. Изначально одежды были трактованы довольно объемно. Впечатление плоскостности им придает омофор, относящийся к поздней записи. Он написан несколькими широкими, абсолютно прямыми штрихами, механически положенными поверх волнующихся складок фелони.

Святые в медальонах были открыты при расчистке в 1920-х годах. В слое поновления XVI века их место занимали другие. Палеосные святые, поскольку они изначально оказались наполовину срезанными, не записывались. Все эти изображения были реставрированы уже непосредственно перед экспозицией.

Самые основные части образа святителя Николая – лик и руки – также не дошли до нас в первоначальном виде. При поновлении в XVI веке они были переписаны или сильно тонированы, а их почти черные контуры прописаны при последней реставрации.

Но несмотря на многочисленные поздние записи, мы можем составить достаточно полное представление о стиле новгородской живописи середины XIII века, поскольку икона сохранила свой первоначальный рисунок и иконографические особенности.

В шестидесятых годах XX века в Никольской церкви погоста Озерева, построенной в XVII веке, экспедицией Государственного Русского музея была обнаружена икона «Святитель Николай в житии со Спасителем, Богоматерью и святыми бессребрениками Косьмою и Дамианом». Местность, где находится Озерево, в древности входила в состав Бежецкой пятины Новгородской земли. По данным писцовых книг XVI века, на этом месте существовал не сохранившийся до настоящего времени Егорьевский погост с двумя церквями.

Рассматриваемая икона приблизительно датируется второй половиной XIII или первой половиной XIV века. Это был переходный период для русской живописи - от монументального стиля домонгольской поры к экспрессивному, эмоциональному искусству развитого XIV столетия. Произведений этого времени дошло до нас очень немного. Тем важнее каждый памятник, который хоть сколько-то освещает процессы, происходившие в ту пору в русском искусстве.

По своим размерам (106х76 см) икона относится к храмовым. Высказывают предположение, что она могла находиться в Никольском погосте села Суглицы, расположенном сравнительно недалеко от Озерева. Скорее всего, эту икону не раз переносили из одной церкви в другую.

«Никола» написан на трех узких, тонких, несколько покоробленных досках, скрепленных более поздними врезными встречными шпонками. Поля иконы опилены. Очевидно, как и в случае с иконой святителя Николая из Духова монастыря, это было сделано в то время, когда ее переносили из иконостаса одной церкви в иконостас другой и подгоняли к размерам имеющегося места.

До раскрытия живопись находилась под слоем потемневшей олифы и записи, сделанной, в основном, по старым контурам. Реставрация иконы в настоящее время не окончена. Не удалены поздние надписи XVI-XVII веков, более крупные и грубые по сравнению с первоначальным текстом.

Сохранность первоначальной живописи довольно хорошая. Правда, имеет место выпадение грунта и красочного слоя, особенно по нижнему краю иконы и в нижней части средника. Вставки, сделанные в местах утрат, относятся к XVII веку. Через всю высоту иконы от верхнего края к нижнему проходит узкая полоса нанесенного красочного слоя. Вставки поздней живописи имеются вдоль трещины доски между 3-м и 4-м клеймами, в нижней части средника и в примыкающих к нему участках клейм. На некоторых клеймах в виду их плохой сохранности не удалены остатки записи. Живопись средника потерта. Синяя краска фона средника местами потеряла интенсивность и кажется тусклой из-за мелких утрат. На ликах святых частично утрачены верхние слои карнации. Фигура Богоматери значительно переписана, на Ее одеждах местами оставлены записи.

III

Родственная связь между двумя иконами святителя Николая Чудотворца из села Озерева и из Духова монастыря определяется не только их принадлежностью одной иконописной школе. Они как бы наглядно являют собою два важнейших аспекта образа Святителя, в равной степени почитавшиеся русскими людьми в Николае Чудотворце. Первый из них представляет саму личность великого Угодника Божия, в нравственных качествах которого наши предки находили много близкого со своим духовным идеалом. Второй, не менее важный, выражает идею жертвенного служения людям, представленного в его славных деяниях. Это «предназначение» святого особенно привлекало простого русского человека, обращавшегося к заступничеству Святителя во всех трудных и скорбных обстоятельствах своей жизни и изливавшего перед ним свои самые простодушные желания и надежды.

Значение личности Николая Чудотворца в духовной жизни русских людей в словесной форме отражено в праздничном тропаре Святителю, считающемся сейчас одним из самых древних: «Правило веры и образ кротости, воздержания учителя, яви тя стаду твоему, яже вещей истину. Сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая, отче священноначальниче Николае, моли Христа Бога спастися душам нашим».

Как бы иллюстрацию к этому тексту представляет собой поясное изображение Николая Чудотворца на иконе из Духова монастыря.

Описание

Святитель изображен фронтально, в спокойной внушительной позе, на абстрактном фоне. Правой рукой он благословляет молящихся, левой, покрытой фелонью, держит закрытое Евангелие - канонически необходимый атрибут святителя, символизирующий вневременную, вечную истину. Евангелие характеризует святителя Николая не только как пастыря и проповедника, призывающего всех к принятию Слова Божия, но и как человека, самого жившего по заповедям Христовым и всю свою жизнь посвятившего спасению вверенных ему Богом душ, исполняя слова Божии о добром пастыре: «Аз есмь пастырь добрый: пастырь добрый душу свою полагает за овцы.» (Иоан.X,11).

В среднике вокруг его головы помещены четыре медальона с «избранными святыми» (святитель Афанасий, епископ Александрийский; апостол Иуда-Фаддей, мученик Анисим и святая великомученица Екатерина), на полях – шесть небольших фигурок так называемых «палеосных» святых (на левом поле – преподобный Симеон Столпник, святой благоверный князь Борис, неизвестная мученица в красном мафории, на правом – мученица Евдокия, святой благоверный князь Глеб, мученик Флор). Их присутствие здесь традиционно для новгородской иконописной традиции. Такого рода произведения известны в Новгороде уже с XII века, удерживаясь впоследствии в местном искусстве на протяжении нескольких столетий. Подбор «избранных» святых на иконе, как и на многих других, подобных ей, по-видимому, был связан с именами заказчиков иконы, в данном случае какой-нибудь родовитой семьи или группы влиятельных лиц, заранее предназначавших икону в дар монастырю.

Присутствие многих посторонних изображений святых ни в коей мере не подавляет личности Святителя, а наоборот говорит о расширении интереса к его образу, о желании придать ему больше убедительности, «обложив» его со всех сторон «облаком свидетелей» (Евр. 12,1). Главенство Святителя на иконе совершенно очевидно и благодаря его огромным, по сравнению с другими святыми, размерам. Эта иерархичность в изображении фигур также является типично новгородской чертой. Возвеличивают Святителя и изображенные на верхнем поле в позе молитвенного предстояния два Архангела – Михаил и Гавриил. Их фигуры создают своеобразный деисус, в котором объектом поклонения и умилостивления служит сам святитель Николай, изображенный не на полях, а в ковчежце. В фигуре Святителя зрителю также не трудно выделить главное. Это лик святого и особенно его большие строгие глаза, в которых сконцентрирована вся сила этого образа.

Таким образом, даже сказанного достаточно, чтобы понять, что художник имел своей целью подчеркнуть наставническую роль и высокую духовность Святителя, что как раз соответствует содержанию тропаря.

Персональный жанр

Икона святителя Николая из Духова монастыря принадлежит к определенному типу изображения, названному Г.К. Вагнером «персональным жанром». «Этикетной основой» этого жанра, по словам того же исследователя, является «фронтальность в изображении фигуры и сопровождающая ее внепространственность и вневременность»1, а его главным внутренним содержанием - «уход в себя», отсутствие внутренней связи «с какой бы то ни было ситуацией или концепцией»2.

Низко располагавшаяся настенная или настолпная икона предназначалась непосредственно для живого общения с молящимися. Поэтому так важно было с наибольшей глубиной разработать образ подвижника, дать представление о его высоком духовном мире, чтобы христианин возымел желание подражать ему. Персональный жанр, как никакой другой, давал такую возможность.

Используя терминологию тропаря, можно сказать, что в образе святого художник сделал акцент прежде всего на его роли «правила веры» и «воздержания учителя». Лик святителя Николая на иконе достаточно суров и неприступен, и такая трактовка образа святого вполне соответствует новгородскому идеалу, замечательно сформулированному И.Э. Грабарем в следующих словах: «Идеал новгородца – сила, и красота его – красота силы. Не всегда складно, но всегда великолепно, ибо сильно, величественно, покоряюще»3. «Образ кротости», который являл собою в народном сознании святитель Николай, как бы оставлен новгородским иконописцем без внимания.

В «Николе» из Духова монастыря, характерном новгородском изображении, нет ласковости, каких-либо проявлений душевности. Духовная любовь, отраженная в лике святителя Николая, строга и требовательна. Его взгляд смотрит на нас как бы из вечности. В нем нет снисходительности или примиренности с грешной человеческой природой. В нем - ненависть к греху и одно желание – спасение человека. Понятно, что такой образ непонятен, чужд, а иногда и страшен для плотского, привязанного к страстям человека.

Такая духовная трактовка образа святого отразилась в особом способе его представления, нацеленном на прямолинейный контакт со зрителем, на непосредственное, «лобовое» к нему обращение. Святой как бы надвинут на молящегося. Этот эффект достигается большим масштабом фигуры святого, приближением ее вплотную к краю доски, фронтальным разворотом композиции, пристальным взглядом, а также ярким, дополнительно укрупняющим изображение цветом.

Суть образа раскрывается перед зрителем сразу, не требует длительного созерцания для его постижения. Образ воздействует своей беспощадной прямотой, он сразу отсекает любую возможность для самооправдания, открывает молящемуся его подлинную духовную ступень. Трудно переценить значение изображений такого рода для древнерусского человека, знавшего, что самое опасное заблуждение в духовной жизни – это прелесть, или самообольщение, - состояние, в котором человек начинает видеть только свои заслуги и пренебрегать покаянием – тем единственным средством, которое может его приблизить к Богу. Вот от этой великой опасности и уберегает сей образ святителя Христова Николая всякого, кто желает получить от него духовное назидание.

Ссылки:

1. Вагнер Г.К. Проблема жанров в древнерусском искусстве, С. 112

2. Там же, С 111.

3. Грабарь И. О древнерусском искусстве. – М., 1966, С 160.



© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру