Епископ и империя: Амвросий Медиоланский и Римская империя в IV веке.

Но что же это? Я приезжаю по делам епископским в Рим - столицу Империи, обретающей, наконец, истинную веру в Отца, Сына и Святого Духа, и вижу: всюду приносятся в жертву невинные животные, на каждом углу стоят алтари и статуи богов языческих, которых и богами-то язык не поворачивается назвать, ибо они не что иное, как демоны; везде слышатся нечестивые клятвы и поминовения обитателей Олимпа и Капитолия, где их никто никогда не видел; по улицам Города разгуливают жрецы и весталки в роскошных одеждах и чувствуют себя хозяевами положения. А языческие храмы! Их роскоши мог бы позавидовать и ты - император. Епископ римский Дамас рассказывал мне, что однажды христиане попытались пересчитать их. И что ты думаешь? Дойдя до 400, они сбились со счета и прекратили это пустое занятие. А знает ли мой благочестивый принцепс, в чьей власти находится Римская империя, принцепс, которого не столь уж давно я называл христианнейшим, обязывая к защите веры, сколько христианских зданий есть в Риме, где могли бы удовлетворять свое благочестие верующие в Христа?

- Мне стыдно, Амвросий, но я действительно не знаю, - смущенно сказал Грациан, потупив взор, словно школьник, не знающий урока.

- А знает ли христианнейший принцепс,- продолжал свой допрос епископ, - сколько денег и зерна из государственных запасов потребляют ежегодно языческие храмы и их жрецы, в то время как постоянную нужду испытывают и твои подданные, и твоя армия?

- Но, Амвросий, не может же император знать всё обо всём в своей империи. К тому же у меня есть чиновники, которые всегда могут дать мне необходимые сведения, - попытался возразить Грациан, не рассчитывая, впрочем, что его неосведомленность может извинить его в глазах строгого духовного наставника.

- Может быть, всё обо всём ты знать и не обязан, но когда дело касается религии, император должен быть во всеоружии и защищать истинную веру всеми своими силами, - сурово произнес Амвросий и вдруг замолчал.

Грациан некоторое время предавался раздумьям, а потом словно стряхнул с себя оцепенение, и, взяв Амвросия за руку, кротко сказал:

- Отец Амвросий, я понимаю, что виноват перед тобой и перед церковью Бога истинного Иисуса Христа, Я знаю, что не всегда действовал правильно по отношению к религии. Но, слава Господу нашему! - я обрел, наконец, мудрого советника - служителя веры Христовой. Подскажи, отец Амвросий, научи, что делать, как поступить. О, если б ты знал, как тяжко бремя государственной власти, как много сил оно отнимает. Я еще молод, а дела Империи занимают столько времени, что его не остается даже на обычные для моего возраста развлечения - охоту и чтение, я имею в виду то, что не противоречит христианской вере, И мне так нужны добрые и верные советники, а что касается религии, то я во всем полагаюсь только на тебя.

- Хорошо, сын мой. Я доволен твоей речью и не сомневаюсь в искренности твоих слов, подтверждающих, что ты остаешься благочестивым сыном церкви, почитающим Бога истинного, свет от света. Я благословляю тебя как императора христианской империи, и если ты действительно готов содействовать тому, чтобы она стала таковой, я помогу тебе. Но я прошу тебя об одном. Я не хочу, чтобы наши недоброжелатели думали, что ты не способен принимать самостоятельные решения. Пусть никто не думает, что ты поступаешь по чьему-то совету. Ведь ты и в самом деле искренне хочешь помочь церкви?

Грациан утвердительно кивнул, и епископ продолжил уже совсем доверительным тоном:

- Пусть твои меры не будут оформлены в виде письменных эдиктов - отдай соответствующие распоряжения устно. Мы должны увидеть, какая реакция последует на это. Я полагаю, что твои распоряжения должны быть следующими...

Поворот в религиозной политике Грациана от терпимости к отказу от язычества в качестве государственной религии обозначен-комплексом мер, которые не сохранились в главном юридическом памятнике эпохи - Кодексе Феодосия, но они легко реконструируются по письмам Амвросия и Реляции Симмаха. Кстати, сам Амвросий спустя десять лет в довольно туманной фразе отрицал свою причастность к разработке этих мер (Письмо 57, 2), но вряд ли м.ожно объяснить простым совпадением то, что эти меры были приняты после визита Грациана в Медиолан осенью 382 г. и после того, как летом того же года Амвросий побывал в языческом Риме христианизирующейся Империи.

Вероятно, первым шагом Грациана, ознаменовавшим поворот от старой религии, стал его отказ от титула Великого Понтифика. Этот титул ставил императора во главе всего языческого культа Римской империи, и его носили все римские императоры, начиная с Цезаря и Августа. Языческий историк V в. Зосим, единственный из всех, сообщает об этом факте: к Грациану явилась делегация жрецов с предложением одежд понтифика, но император гордо отказался от их предложения, на что последовала угроза главы делегации передать этот титул восставшему в Британии узурпатору Максиму (Зосим IV, 36). Хотя некоторые исследователи считают эту угрозу, оформленную историком в эффектную фразу: "Если принцепс не желает называться понтификом, тогда скоро понтификом Максим станет" [5], выдумкой, можно полагать, что даже если так и не говорили прямо Грациану, когда весть о восстании Максима достигла Италии, эта фраза была на устах у многих язычников. Но вероятнее всего, что вообще не было никакой делегации жрецов, а просто был удален сам титул Великого Понтифика, как не подобающий христианскому императору, и этим подчеркивалось отделение императорской власти от языческой религии. Возможно, ввиду того, что этот титул существовал еще с республиканских времен, он был отвергнут и по политическим соображениям.

Далее последовала целая серия мероприятий против язычества, которые превосходили всё то, что было сделано в этом направлении до Грациана и которые были направлены на отделение старой религии от государства. Меры были следующими: было отказано в денежных государственных расходах на языческие обряды и жертвоприношения, а также на содержание жрецов и весталок; языческие храмы и их жрецы были лишены привилегий, которыми пользовались на протяжении многих веков; была проведена секуляризация земли храмов и служителей культа и, наконец, из зала заседаний римского сената был удален алтарь Победы [6].

Эти меры относились к традиционной римской религии и пока не касались других культов, причем направлены они были не против отдельных лиц, а против язычества в целом и его учреждений. Так, Созомен приводит любопытный эпизод заступничества Амвросия за язычника из числа придворных, приговоренного к смерти за то, что он называл Грациана недостойным отца (Церковная история VII, 25). Вмешательство Амвросия как раз и было вызвано его стремлением подчеркнуть, что меры Грациана не являются религиозным гонением. По свидетельству Созомена, Амвросию удалось уговорить Грациана помиловать виновного в оскорблении величества.

Как показывает история IV века, процесс отделения старой религии от государства шел параллельно с христианизацией Римской империи, и рост могущества церкви неизбежно сопровождался потерями со стороны язычества. Однако вплоть до 382 г. язычество продолжало считаться государственной религией империи, хотя после Юлиана это было уже скорее данью традиции. Антиязыческие меры Грациана знаменовали собой отделение языческой религии от государства, но не запрещали поклонения богам и отправления культа. Император стремился завоевать расположение христианской церкви, но в то же время боялся окончательно порвать с язычеством, поэтому в его политике наблюдается интересный момент: язычество уже не было государственной религией, а христианство еще не могло считаться таковой.

Первой реакцией язычников на меры Грациана, помимо естественного возмущения и негодования, была поддержка культов за счет собственных средств. Одновременно в римском сенате возникла оппозиция антиязыческой политике императора.

Нужно заметить, что к этому времени римский сенат уже утратил все республиканские функции и перестал быть верховным органом государства. Его функции частично перешли к императорскому консисторию, частично были присвоены императором-доминусом, и фактически сенат уже не оказывал никакого влияния на политику империи, решая малозначительные и частные вопросы, касавшиеся главным образом городской жизни Рима. Так Амвросий говорил, что сенат имеет в лице императора главу, что император созывает его заседания и что сенат собирается для императоров и им предоставляет свою совесть (Письмо 18, 33). Вместе с тем, если роль сената как государственного органа была низкой, то этого ни в коей мере нельзя сказать о самих сенаторах. Сенаторское сословие продолжало оставаться высшим в Римской империи, его представители занимали важнейшие государственные посты и обладали львиной долей земельных владений и значительными материальными средствами.

Из всего комплекса антиязыческих мер сенаторов больше всего возмутило, по крайней мере внешне, удаление из сенатской курии алтаря Победы. Этот алтарь вместе со статуей богини был установлен там еще Октавианом Августом в 29 г. до н. э. в ознаменование окончания гражданских войн. На протяжении четырех веков сенаторы приносили у этого алтаря клятвы верности императорам, он являлся святыней римского народа и символом побед римского оружия. В IV в. в связи с усиливающимся влиянием христианства алтарь Победы стал еще и символом приверженности древним традициям, неразрывно связанным с языческим культом.

Как уже говорилось, к середине IV в. среди сенаторов было немало христиан, и наиболее ревностные из них считали, что алтарь Победы оскорбляет их религиозные чувства. Именно из этих соображений алтарь был в первый раз удален из курии Констанцием. Однако при Юлиане он был возвращен. Новое удаление алтаря Победы из сенатской курии было произведено Грацианом тоже из религиозных соображений - убрать препятствия для христиан-сенаторов, вынужденных участвовать в языческих обрядах. Но сенаторы-язычники восприняли эту меру как оскорбление традиций и их религиозных чувств. Мало того, удаление алтаря рассматривалось как посягательство на последние остатки былого величия сената как политического органа. Поэтому борьба за алтарь Победы имела еще и политический оттенок. Сенат в этой борьбе действовал исключительно законными методами, хотя общий исход всей борьбы решился не словесным диспутом, а кровопролитным сражением.

Едва сенату стало известно о мерах Грациана, он, судя по всему, собрался на экстренное заседание, на котором было решено всеми легальными путями стремиться к тому, чтобы император отменил несправедливое распоряжение. С этой целью к Грациану была делегирована часть сенаторов во главе со знаменитым и влиятельным Квинтом Аврелием Симмахом.

В самом конце 382 г. делегация сенаторов прибыла в Медиолан. Однако ни именитые представители римской аристократии, ни их великолепный предводитель не были допущены даже до аудиенции у императора. "Как только почтеннейший сенат, - говорил позднее Симмах, - рассмотрел вкравшиеся в законы ошибки и увидел, что благодаря благочестивым государям снова воссияла слава нашего времени, он, следуя принципу доброго старого времени, исторгнул вопль долго подавляемого горя и вновь приказал мне стать поверенным по его жалобам. Но бессовестные люди не допустили до аудиенции.." (Реляция III, 1).

Кто же эти "бессовестные люди"? Ответа на этот вопрос Симмах не дает, зато полная информация на этот счет содержится у Амвросия. Оказывается, пока Делегация сенаторов-язычников собиралась отправиться в Медиолан или уже находилась в пути, епископ римский Дамас переслал Амвросию контрпетицию сенаторов-христиан. Они выражали свой протест по поводу решения сенаторов-язычников и предупреждали, что перестанут посещать заседания сената, если Грациан отменит антиязыческие решения. Эту жалобу Амвросий немедленно передал императору, и первая миссия язычников в защиту алтаря Победы закончилась полным провалом (Амвросий. Письмо 17, 10).

Излагая эту историю, а также на протяжении всей последующей полемики с Симмахом об алтаре Победы Амвросий настойчиво убеждает императоров и их окружение в том, что христиане составляют подавляющей большинство в сенате. Это утверждение вызвало большие споры в литературе, которые не умолкают до сих пор.

Долгое время абсолютно преобладало мнение о языческом большинстве в сенате, основанное более на "здравом смысле" [7], чем на анализе источников и их интерпретации. Но следует иметь в виду, что Амвросий в своем утверждении не мог ни ошибиться, ни прибегать к сознательной фальсификации. Любое искажение фактов могло быть легко использовано в полемике его противником, и, представляя церковь перед императором, Амвросий, надо полагать, тщательно отбирал аргументы. Да и у Симмаха нет и намека на то, что Амвросий сознательно искажает истину.

Проблема о соотношении христиан и язычников в римском сенате может быть разрешена, если предположить, что Амвросий имел в виду не только самих сенаторов, а все сенаторское сословие. Преобладание же христиан в целом сословии к началу 380-х годов вполне допустимо. Мало того, можно допустить, что христиане могли преобладать и в римском сенате в количественном отношении, но они сильно уступали сенаторам-язычникам и в богатстве, и в положении, и в авторитете. В таком случае получается, что и Симмах и Амвросий имели достаточные основания к спору: Амвросий выступал против того, что Симмах говорил от имени всего сената; Симмах имел основания так говорить, потому что решение направить делегацию к императору было принято на официальном заседании сената. В письме 17 Амвросий ясно дает понять, что сенаторы-христиане не присутствовали на том заседании сената, на котором было вынесено решение добиваться отмены антиязыческих мер. Характер высказывания Амвросия дает основание заключить, что это было сделано намеренно: по взаимной договоренности христиане бойкотировали "языческое" заседание. Что касается контрпетиции христиан, переданной Амвросию Дамасом, то она, вероятно, не была, принята на аналогичном заседании христианской "фракции" сената, но были собраны подписи не участвовавших в языческом заседании сенаторов-христиан. Причину этого следует видеть в том, что сенаторы-христиане были, в основном новыми .людьми и, видимо, опасались пошатнуть свои позиции вступлением в открытый конфликт с авторитетнейшими лицами Римской империи.

Как бы то ни было, но в качестве итога можно согласиться с Дж. Мэттьюзом, который отмечал, что если и могут быть какие-то сомнения относительно степени перемен в составе сената, не может быть никаких сомнений в отношении их направленности, и Амвросий знал, что он был в выигрышном положении.

Однако дальнейшее развитие событий оказалось не столь гладким, как это можно было предполагать на исходе 382 г.

[1] Например, Созомен прямо говорит, что его именем гонения не было.

[2] Феодорит сообщает, что Иовиан смог из-за голода вернуть церквам только треть того количества хлеба, которое было установлено Константином.

[3] Перевод М. Гаспарова.

[4] Перевод В. Брюсова.

[5] В латинском языке имя узурпатора и приложение к титулу понтифика "Великий" звучат одинаково.

[6] См. письма Амвросия 17, 18 и 57 и Реляцию Симмаха.

[7] Как писал Э. Гиббон: "Амвросий постоянно утверждает, наперекор со здравым смыслом, что христиане имели большинство в сенате" (с. 281).

 v

Страница 4 - 4 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | Конец | Все
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru