Слово 6, о мире, сказанное в присутствии отца после предшествовавшего молчания, по случаю воссоединения монашествующих

Воспроизводится по изданию "Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского" Изд.3. М., 1889 г.


Ревность разрешает язык мой, и я оставляю без исполнения закон человеческий для закона духовного: дарю миру слово, хотя прежде ни за что не соглашался приступить к слову. Ибо как скоро возмутились против нас члены, великое и честное тело Христово начало разделяться и рассекаться, так что едва не расточишася кости наша при аде (Пс. 140:7), подобно тому как глубина земли раздирается плугом и рассыпается по поверхности; как скоро лукавый, раздравши нераздираемый, неразделимый и весь тканный хитон (Ин. 19:23), присвоил его весь себе, успев через нас сделать то, чего не мог сделать через распинателей Христовых, — тогда положих хранило устом (Пс. 38:2), и в других случаях несловоохотным, рассуждая, что духовный порядок требует сперва очистить себя самого деятельным любомудрием, потом, отверзши уста разума, привлечь дух (Пс. 118:131), а после уже отрыгнуть слово благо (Пс. 44:2) и глаголать премудрость Божию, совершенную в совершенных (1 Кор. 2:6). Притом, как есть время всякой вещи, малой и великой, по справедливому и весьма разумному изречению Соломона (Еккл. 3:1), так и я, не менее всякого другого, знал время говорить и молчать. Посему онемех и смирихся (Пс. 38:3), когда вблизи меня не стало ничего доброго, как будто облако набежало на сердце мое и сокрыло луч слова, а болезнь моя обновлялась днем и ночью; все возжигало ее во мне, все напоминало о разъединении братий: бдения, пощения, молитвы, слезы, мозоли на коленах, биение в перси, воздыхания из глубины сердца, всенощное стояние, переселение умом к Богу, тихий плач среди молений, приводящий в умиление слушающих, также поющие, славословящие, поучащиеся день и ночь в законе Господнем, носящие в гортани своей возношения Божия (Пс. 149:6). О том же напоминали мне и сии прекрасные черты и признаки жизни по Богу, сии безмолвные проповедники — волосы сухие и нечистые, ноги босые и, подобно апостольским, ничего не носящие на себе мертвого, стрижение власов, тому же соответствующее, одежда, смиряющая гордость, пояс, прекрасный своей неукрашенностью, подбирающий несколько, но нимало не приподнимающий одежду, походка твердая, взор неблуждающий, улыбка приятная или, лучше сказать, только вид улыбки, целомудренно удерживающий от неумеренного смеха, слово с разумом, молчание, драгоценнейшее самого слова, хвала, приправленная солью, но не для ласкательства, а в руководство к лучшему, порицание, более самой похвалы вожделенное, умеренность в печали и в веселости и растворение одной другою, мягкость, соединенная с мужеством, и суровость со скромностью, так что одно другому не вредит, но одно через другое делается похвальным; умеренность в общении с другими и в уклонении от общения: общении — для назидания других и уклонении — для собственного поучения тайнам Духа; общении, сохраняющем уединение среди самого общества, и уклонении, соблюдающем братолюбие и человеколюбие среди самого уединения, а что и сего еще важнее и выше — богатство, состоящее в бедности, обладание — в пришельствии, слава — в бесчестии, сила — в немощи, прекрасное чадородие — в безбрачии, так как рождаемое по Богу лучше порождений по плоти. Наконец, люди, почитающие для себя наслаждением не иметь никаких наслаждений, смиряющиеся ради Небесного Царства, не имеющие ничего в мире и стоящие выше мира, живущие во плоти как бы вне плоти, которых часть — Господь (Чис. 18:20), нищие ради царствия (Мф. 5:3) и нищетой царствующие. Вот кто своим присутствием веселил меня, составлял мое богатство, мое лучшее утешение и — своим отсутствием приводил меня в уныние! Вот что стесняло и возмущало мою душу; вот отчего ходил я, плача и сетуя. Вот почему отринул я с другими удовольствиями и самое слово! Ибо возлюбленные отверглись меня, и обратиша ко мне хребты, а не лица своя (Втор. 32:15; Иер. 2:27); паства стала свободней (чтобы не сказать отважней) пастыря; виноград истинный, прекрасно очищенный добрым делателем и приносивший добрые плоды в божественные точила, превратился для меня в горечь (Иер. 2:21); друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа (Пс. 37:12). Из сильной любви к Богу и ко Христу мы разделили Христа; из-за Истины (Ин. 14:6) стали лгать друг на друга; ради Любви (1 Ин. 4:8) поучались ненависти; из-за Камня (1 Кор. 10:4) поколебались; из-за краеуголънаго Камня (Еф. 2:20) рассыпались; сверх нужды ратовали из-за Мира; были низлагаемы из-за Вознесенного на древо; подвергались смерти из-за Погребенного и Воскресшего.

Так было прежде! И для чего среди радости возобновлять неудовольствие, останавливаясь на событиях печальных, которых не желал бы не только испытать, но и привести на память, о которых лучше не говорить, а молчать, сокрыв во глубине забвения постигшее нас несчастье? Разве кто для того только напомнит о скорбном, чтобы вразумиться нам сим примером и, как в болезни, избегать причин, которые довели до такого состояния.

Но теперь, когда отбежали от нас болезнь, печаль и воздыхание, когда мы, чтители Единого, стали едино, мы, чтители Троицы, так сказать, срослись между собой, стали единодушны и равночестны, мы, чтители Слова, оставили бессловесие, мы, чтители Духа, горим ревностью не друг против друга, но заодно друг с другом, мы, чтители Истины, одно мудрствуем и одно говорим, мы, чтители Мудрости, стали благоразумны, чтители Того, Кто Свет, Путь, Дверь, яко во дни благообразно ходим, все идем прямым путем, все внутри двора; чтители Агнца и Пастыря сделались кроткими, и принадлежим уже к тому же стаду и единому пастырю, который пасет стадо с сосудами не пастыря неискусна (Зах. 11:15), погубляющего овец своего Пастбища и предающего их волкам и стремнинам, но пастыря весьма испытанного и опытного; теперь, когда мы, чтители Пострадавшего за нас, стали сострадательны и готовы облегчать тяготы друг другу, чтители Главы образуем стройное тело и скрепленное всяким духовным союзом (Еф. 4:16), когда Бог, творяй вся и претворяяй в полезнейшее (Ам. 5:8), обратил плач наш в радость и вместо вретища дал нам веселие (Пс. 29:12), — тогда и я, вместе с прошедшими скорбями, отлагаю молчание и приношу настоящему времени и вам или паче Богу слово, самую приличную благодарственную жертву, дар, который чище злата, дороже многоценных камней, ценнее тканей, святее жертвы подзаконной, святее начатка первородных, угоден Богу паче тельца юного, еще несовершенного по рогам и раздвоенным копытам (Пс. 68:32) и бессмысленного, угоден паче курения, паче всесожжения, паче многих тысяч тучных овнов, паче всего, чем Закон, заключающий в себе только начальные основания, держал во власти еще младенчествующего Израиля, преднаписуя в кровавых жертвах будущее жертвоприношение. Сие приношу Богу, сие посвящаю Ему, что одно и оставил я у себя, чем одним и богат я; потому что от прочего отказался из повиновения заповеди и Духу; все, что я ни имел, променял на драгоценную жемчужину, сделался (или, лучше сказать, желаю сделаться) тем счастливым купцем, который за малое, несомненно тленное, купил великое и нетленное (Мф. 13:45, 46); но удерживаю за собой одно слово, как служитель слова, и добровольно никогда не пренебрегу сего стяжания, но ценю, люблю его и веселюсь о нем более, нежели о всем том в совокупности, что радует большую часть людей; делаю его сообщником всей жизни, добрым советником, собеседником и вождем на пути к горнему и усердным сподвижником. И так как презираю все дольнее, то вся моя любовь после Бога обращена к слову или, лучше сказать, к Богу, потому что и слово ведет к Богу, когда оно соединяется с разумением, которым одним Бог истинно приемлется, и сохраняется, и возрастает в нас. Я нарек премудрость сестру мне быти (Притч. 7:4), почтил и объял ее, сколько мне дозволено было, и домогаюсь венца благодати и сладости на главу свою (Притч. 4:8, 9), то есть даров премудрости и слова, озаряющего ум наш и освещающего наши шествия к Богу. Через слово я обуздываю порывы гнева, им усыпляю иссушающую зависть, им успокаиваю печаль, оковывающую сердце, им уцеломудриваю сластолюбие, им полагаю меру ненависти, но не дружбе (ибо ненависть должно умерять, а дружбе не должно знать пределов). Слово в изобилии делает меня скромным и в бедности великодушным; оно побуждает меня идти с идущим твердо, простирать руку помощи падающему, сострадать немощному и сорадоваться возмогающему. С ним равны для меня и отечество и чуждая страна, и переселение для меня не более, как переход с одного чужого места на другое, не мое. Слово для меня разделяет миры, и от одного удаляет, к другому приводит. Оно научает меня не возноситься десными оружиями правды (2 Кор. 6:7) и в несчастных и прискорбных обстоятельствах со мной любомудрствует, подавая непостыждающую надежду (Рим. 5:5) и облегчая настоящее будущим. Словом и ныне встречаю друзей своих и братьев и предлагаю трапезу словесную и чашу духовную и всегдашнюю, а не такие, какими земная трапеза льстит чреву, которое не может быть исправлено, но упразднится (1 Кор. 6:13). Молчах, еда и всегда умолчу (Ис. 42:14)? Терпех, яко раждающая, неужели и всегда буду терпеть? Молчание Захарии разрешил родившийся Иоанн (ибо неприлично было молчать отцу гласа, когда глас уже произошел; но как неверие гласу связало язык, так явление гласа должно было разрешить отца, которому и благовествован, и родился сей глас и светильник, предтеча Слова и Света), а мне разрешает язык и возвышает глас, как глас трубы, сие благодетельное событие, сие прекрасное зрелище, какое представляют чада Божии, прежде расточенные, а ныне собранные воедино, покоящиеся под одними и теми же крылами, в единомыслии идущие в дом Божий и соединенные между собой единым союзом добродетели и Духа. Я не могу молчать, когда уже не восстаем друг на друга (до того наш ум уловлен был лукавым, или терпел от него насилие, или сострелян был им во мраце (Пс. 10:2), от него же наведенном или, как иначе это выразить, что мы радовались несчастьям друг друга, не думая о том, что взаимное несогласие причиняет вред целому телу). Не могу молчать, когда Иуда и Израиль поставляют себе власть едину (Ос. 1:11), Иерусалим и Самария собираются к единому горнему Иерусалиму, и мы стали уже не Павловы, Аполлосовы и Кифины (из-за чего и против чего и происходили горделивые прения), но все — Христовы (1 Кор. 1:12).

Но поелику вы овладели теперь и мной и словом не без насилия, но не поневоле, по любви, то буду вещать (хотя едва могу), потому что вы так повелеваете, я произнесу слова благодарения и вразумления.
Благодарение мое таково. Кто возглаголет силы Господни? Кто во услышание всех возвестит всю хвалу (Пс. 105:2)? Теперь обоя едино, и средостение ограды разорено (Еф. 2:14). Ты сделал, что мы перестали быть притчею во языцех, предметом покивания главою в людех (Пс. 43:15). Ты дал нам столько потерпеть зла, сколько нужно было, чтобы во время разделения познали мы благо мира, и, поразив скорбью, опять восстановил нас. Чудное врачевание! Ты враждой научил миру скоро возненавидевших вражду; противным устроил противное и столько разлучил нас, что мы тем с большей охотой устремились друг к другу, подобно как ветви растений, насильно разведенные и потом оставленные на свободе, опять стремятся одна к другой, принимая прежнее естественное положение, и показывают в себе то свойство, что насилием можно их нагнуть, а не исправить. Рука уже не презирает ока, и око — руки; глава не восстает против ног, и ноги не чуждаются главы (1 Кор. 12:21) и не вредят или, лучше сказать, не терпят вреда от беспорядка и безначалия, от которого и во всем происходит замешательство и разрушение, но все члены, по естественному чину и закону, которым все между собой соединено и сохраняется, равно заботятся друг о друге, — и мы составляем теперь едино тело и един дух, якоже и звани быхом во едином уповании звания (Еф. 4:4). Сего ради восхвалят Тя людие нищии (Ис. 25:3), став богатыми из убогих. Ты удивил на нас милость Твою (Пс. 30:22), и к древним сказаниям присоединяется нечто новое. Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим. 5:20). Бросив зерно, получил я колос; оплакивая потерю овец, приобрел пастырей, и верно знаю, что приобрету еще наилучшего из пастырей , хотя он, по некоторым духовным причинам, и медлит принять паству. Сему пастырю уже вверены и благодать Духа, и таланты для употребления, и попечение о стаде; он помазан помазанием святыни и совершения; но мудрость еще удерживает его от начальства, и он до времени держит светильник под спудом; но вскоре поставит его на свещнике, светить всякой душе в Церкви (Мф. 5:15) и быть светом стезям нашим (Пс. 118:104). Он теперь обозревает еще дебри, горы и потоки и приготовляет сети волкам — хищникам душ, дабы во время благопотребно принять жезл и пасти сие словесное стадо вместе с истинным Пастырем, вселяясь на месте злачне, среди вечно зеленеющих словес Божиих, и питая водою упокоения, то есть Духом (Пс. 22:2). Сего мы надеемся и о сем молимся. 


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру