Начало истории русского перевода Библии и Российское библейское общество

Вначале было издано Четвероевангелие в 1819 г., в полном составе Новый Завет вышел в 1821 г. В этот промежуток также осуществлялись издания новозаветных книг в различном составе. Текст располагался в двух параллельных колонках: слева — славянский, справа — русский. В 1823 г. после утверждения государем доклада паст. Патерсона Комитету РБО о целесообразности по причинам финансовой экономии и удобства в пользовании издавать русский перевод Нового Завета отдельно последовала его первая публикация без славянского текста.

Издания Нового Завета РБО включали два предисловия: 1) "Возглашение к христолюбивым читателям" к Четвероевангелию 1819 г., повторяемое затем во всех изданиях новозаветных текстов,  подписанное Михаилом (Десницким), митр. Новгородским и Санкт-Петербургским, Серафимом (Глаголевским), митр. Московским и Коломенским и Филаретом (Дроздовым), архиеп. Тверским и Кашинским; 2) отдельное прибавление "К христолюбивым читателям. По случаю издания всего Нового Завета на одном Руском [правописание подлинника] наречии" к изданию Нового Завета 1823 г. за подписями Серафима (Глаголевского), митр. Новгородского и Санкт-Петербургского, Филарета (Дроздова), архиеп. Московского и Коломенского, и Ионны (Павинского), архиеп. Тверского и Кашинского. Оба предисловия были составлены свят. Филаретом. В первом аргументировалось само начинание русского перевода как отвечающее древней христианской практике. Указывалось, что перевод Священнного Писания освящает тот язык, на который он делается, что произошло со славянским. Необходимость русского перевода обосновывалась "таким  удалением" обиходного языка от славянского, что славянский сделался "мало понятным". Отмечалось, что требуется "от времени до времени возобновлять перевод, сообразно с состоянием сего языка в его народном употреблении". Предисловие включало текст волеизъявления императора, зачитанный Св. Синоду кн. Голицыным и Высочайше санкционировавший русский перевод. Более краткое второе предисловие, по сути, дополняло первое. Оно, в частности, отвечало на вопросы о расхождении версий славянского и русского переводов, подчеркивая, что издатели "с возможной точностью держались подлинника греческого по древнейшим и вернейшим его спискам, из которых святые Отцы выписывали Евангельские и Апостольские слова в свои сочинения".

В процессе работы менялся состав участников перевода и Переводного комитета, их церковный статус. Митр. Серафим после кончины митр. Михаила в 1821 г. был переведен на Новгородскую и Санкт-Петербургскую кафедру и занял место первенствующего члена Св. Синода. В работе Комитета участвовали архиереи, в различные годы входившие в состав Св. Синода. Архим. Филарет в 1817 г. был посвящен в епископский сан с назначением викарным архиереем Санкт-Петербургской епархии с титулом Ревельского, в 1819 г. назначен на Тверскую кафедру с возведением в звание архиепископа, в 1820 — на Ярославскую, в 1821 г. переведен в Москву. Будучи в епископском сане, свят. Филарет продолжал принимать участие и в организации перевода, и в подготовке его к изданию в Переводном комитете. Однако его занятость епархиальными делами способствовала тому, что основная роль в ведении и осуществлении переводческих программ перешла к прот. Г.П. Павскому. Павский, один из директоров РБО, был включен в Переводной комитет, став ведущим редактором всех осуществляемых переводов.

В 1820 г. "рабочим порядком" было принято решение о начале перевода Ветхого Завета. В отличие от проекта по переводу Нового Завета, не последовало никаких официальных постановлений, выражавших концепцию перевода. Таким образом, сохраняли силу положения Комиссии духовных училищ от 1816 г. В них, однако, не решался принципиальный для перевода Ветхого Завета вопрос выбора текстовой основы нового перевода, где ситуации Ветхого и Нового Заветов существенно разнились. Тем не менее, по характеру осуществленных переводов и их редактированию в Переводном комитете можно говорить о наличии общей концепции. И хотя среди высказываний официальных лиц, касавшихся перевода Ветхого Завета, могло проскальзывать, уже ставшее нарицательным, "переложение со славянского на русское наречие" , все переводы делались с еврейского, масоретского, текста, ставшего его основой. При редакторской правке в Переводном комитете русский перевод дополнялся версиями греческого перевода Семидесяти толковников, варианты которого помещались в окончательном тексте в квадратных скобах. Отдельные места могли переводиться прямо с греческого, как это было сделано с рядом стихов Псалтири. Решение издателей положить в основу русского перевода Ветхого Завета масоретский текст нужно признать серьезным, смелым и радикальным выбором, изначально декларировавшим самостоятельность русского перевода. Таким образом удавалось отстраниться от проблем текста Семидесяти, в свое время поставивших в тупик издателей Елизаветинской Библии. Подобная стратегия, однако, вела к неизбежному разрыву нового перевода со славянской Библией. Дополнения из Септуагинты фактически подчеркивали этот разрыв. Значительность объема Ветхого Завета к тому же изначально отвергала саму возможность издать параллельный славяно-русский текст, хотя  вопрос о таком издании и пытался ставить митр. Серафим.

Перевод Ветхого Завета Комиссия духовных училищ постановила распределить между тремя Духовными академиями. Так окончилась "монополия" Санкт-Петербургских духовных школ на перевод. Перевод должен был осуществляться в соответствии с порядком следования книг в Библии. Санкт-Петербургской духовной академии было предложено переводить книгу Бытия; Московской духовной академии (МДА) — книгу Исход; Киевской духовной академии (КДА) — книгу Левит.

Порядок этот был, однако, нарушен изданием в 1822 г. Псалтири. Приоритет, отданный Псалтири, легко объясняется ее исключительной значимостью в христианской литургической традиции, авторитетом этой ветхозаветной книги как наиболее известной и читаемой в народе. Из книг славянского Ветхого Завета только Псалтирь печатали отдельными тиражами. В этом отношении осуществленное издание русской Псалтири соответствовало прежней практике. Она становилась "пробным камнем" перевода Ветхого Завета, избранных издателями принципов. Публикация предварялась обращением "К христолюбивым читателям", составленным свят. Филаретом и подписанным тремя архиереями: Серафимом (Глаголевским), митр. Новгородским и Санкт-Петербургским, Филаретом (Дроздовым), архиеп. Московским, Симеоном (Смирновым), архиеп. Ярославским, являвшимися членами Св. Синода и Переводного комитета. В предисловии в осторожной и взвешенной форме оговаривались особенности еврейского и греческого текстов Псалтири, мотивировалось предпочтение, отданное издателями еврейскому тексту: "Не трудно всякому рассудить, справедливо ли поступлено, что в составлении перевода обращено было внимание на подлинник. В тех местах, где в еврейском подлиннике встречались слова, более или менее отличные своим значением от слов греческого перевода, и где слова еврейские в сравнении с греческими представляли более ясности и более взаимного согласия в целом составе речи, переводчики, без сомнения, обязаны были с особенною точностию держаться слов еврейских". Предисловие повторялось во всех тиражах Псалтири. Напечатан был только русский текст, поскольку параллельное издание в данном случае продемонстрировало бы разительные отличия славянского и русского переводов. Публикация имела очевидный успех. За два года (1822–1824) было осуществлено 13 изданий Псалтири в Санкт-Петербурге, общим тиражом более 115 000 экз., два издания в Москве по 5 тыс. экз . Псалтирь стала первой в рамках проекта РБО переведенной книгой Ветхого Завета и единственной поступившей в продажу.

Отмеченная уже определенная анонимность работы Переводного комитета РБО способствовала появлению в литературе нескольких версий о том, кто был переводчиком Псалтири. Собственно, называются два имени — прот. Г. П. Павского и свят. Филарета (Дроздова). Оба занимались Псалтирью по роду своей академической деятельности и имели труды по исследованию этой ветхозаветной книги. Курсовое сочинение Павского на звание магистра по классу (кафедре) богословских дисциплин и предмету священной герменевтики: "Обозрение книги Псалмов, опыт археологический, филологический и герменевтический" было рекомендовано к печати и издано в 1814 г. как образец ученых достижений выпускников новой, реформированной академии. Свят. Филарет, будучи еще бакалавром Санкт-Петербургской академии, составил учебник "Руководство к познанию книги Псалмов, особенно систематичному и богословскому", впоследствии им был опубликованы толкования на отдельные псалмы. Астафьев писал: "Перевод сделан с еврейского подлинника самим архиепископом Филаретом, и снабжен предисловием, им же составленным, в коем, в объяснение разности, местами, с славянским текстом, удостоверялась, приводимыми примерами, верность русского перевода с подлинником" . С этим утверждением уважаемого историка, однако, трудно согласиться. Сочинение Астафьева во многих частях не является самостоятельным. В данном случае источником для него служил Чистович, у которого изложение именно данного вопроса не совсем внятно. Впрочем, Чистович нигде не говорил о том, что переводил сам свят. Филарет. Речь идет о том что, поскольку он со стороны Комитета больше всех участвовал в переводе Псалтири, государь поручил ему подготовить предисловие к изданию . Сам свят. Филарет никогда не называл себя переводчиком Псалтири. О себе как переводчике Псалтири определенно высказывался Павский: "Одна книга, переведенная мною в классе, представлена была в Св. Синод, который, по рассмотрении ее и исправлении в некоторых местах, издал ее в свет и пустил во всенародное употребление. Я говорю о Псалтири" . Об этом же есть его запись, сохраненная архивным документом: "Сим оканчиваю перевод всего Священного Писания Ветхого Завета, начатый мною с Псалтири, которая и напечатана в 1822-м году иждивением Российского Библейского общества, по предварительном рассмотрении и одобрении Святейшего Синода" . Есть и другие свидетельства, не оставляющие сомнения, что изданную РБО Псалтирь перевел прот. Г.П. Павский.

После издания Псалтири перевод книг Ветхого Завета осуществлялся установленным порядком, и первыми переведенными библейскими книгами стали книги Пятикнижия. Как это ни странно, но меньше всего конкретных сведений осталось о ходе переводческой работы в Санкт-Петербургской академии. Несмотря на то, что еще в 1819 г. перевод книги Бытия на русский язык был выполнен и издан Филаретом (Дроздовым) в его "Записках на книгу Бытия" (святителю, таким образом, принадлежит пальма первенства в опубликовании перевода ветхозаветной книги на русском языке), в СПбДА был сделан ее новый перевод. Чистович, в рецензии на труд Корсунского, полагает, что "дело перевода вел ректор Академии, преосвященный Григорий [Григорий (Постников)], со своими академическими сотрудниками, главным образом, с Г.П. Павским. <…> Филарет не усиливал своего личного влияния на ход этого дела, как можно судить по тому, что, несмотря на сделанный уже им и изданный перевод книги Бытия, Библейское общество делало новый перевод этой книги для своего издания". Скорее всего перевод целиком принадлежал прот. Г.П. Павскому как ведущему гебраисту и лицу, непосредственно осуществлявшему редакцию всех переводов.

О переводческой деятельности в МДА подробно рассказано в работе Корсунского. Книгу Исход переводил выпускник 1-го курса СПбДА проф. МДА по классу еврейского языка А. Тяжелов. Перевод был отослан в Переводной комитет в 1821 г.

Книгу Левит начали переводить в Киевской академии. Чистович переводчиками в Киеве называет бакалавра еврейского языка А. Максимовича, бакалавра математики и физики С. Колерова и бакалавра словесности П. Соколова . В работе, посвященной истории КДА, также указывается бакалавр математики и физики С. Гуляев . Все — выпускники Санкт-Петербургской академии, ученики свят. Филарета и прот. Г. Павского. Известно, что переводившие книгу Левит Максимович, Колеров и Соколов летом 1821 г. были переведены из КДА в семинарии: Максимович — в Черниговскую, Колеров — в Тверскую и Соколов — в Ярославскую. Весьма вероятно, что на этом их деятельность по переводу книги Левит прекратилась. Перевод не был готов и к 1823 г. Учитывая ведущую роль прот. Г.П. Павского в переводах ветхозаветной части Библии, можно предполагать, что он и довершил неоконченную работу, если не сделал ее целиком.

В 1823 г. Комиссия духовных училищ утвердила план дальнейшей работы по переводу. "Предложением" от 11 мая 1823 г. Комиссия духовных училищ поручила продолжить перевод книг Ветхого Завета, закрепив их между академиями в следующем порядке: книги Чисел, Иова, Притчей Соломона, Екклезиаста и Песни Песней предлагались Санкт-Петербургской академии; Второзакония, 1 и 2 Царств, 1 и 2 Паралипоменон и Неемии — Московской; Иисуса Навина, 3 и 4 Царств, 1 и 2 Ездры и Товита — Киевской.

Сведения о имени переводчика книги Чисел из СПбДА опять отсутствуют, всего вероятнее это был прот. Г.П. Павский.

Порученный МДА перевод Второзакония был завершен в том же 1823 г. Над ним трудились бакалавры: еврейского языка М.Л. Ловцев, греческого — П.М. Терновский. Перевод 1 и 2 книг Царств, 1 и 2 Паралипоменон Академия поручила семинариям: Вифанской — 1 книгу Царств, Московской — 2 книгу Царств, Владимирской — 1 книгу Паралипоменон, Калужской и Костромской — 2 книгу Паралипоменон . Переводы 1 и 2 Царств, 1 и 2 Паралипоменон были выполнены и представлены в течение 1824 г., самый последний из них — в сентябре . Вероятно, что все они поступили в Переводной комитет РБО.

Нет достоверных сведений о переводах, выполненных Киевской академией. О том, где и кто переводил книги Судей и Руфь, также не осталось никаких свидетельств. По всей видимости, как не вошедшие в определенный Комиссией духовных училищ список книг для академий Московской и Киевской 1823 г., они были переведены в СПбДА Павским.

В обозрениях истории русского перевода РБО можно встретиться с двумя версиями о количестве вышедших из печати книг Ветхого Завета: Пятикнижии и Восьмикнижии (не считая Псалтири). Такое смешение происходит из-за того, что первоначальный план отдельного издания Пятикнижия был изменен по представлению нового президента РБО митр. Серафима. Определением от 8 июня 1824 г. было принято решение об издании полного текста русской Библии в пяти томах, по примеру некоторых изданий славянской Библии, где объем первого тома составляли первые восемь книг Ветхого Завета. Книги Иисуса Навина, Судей и Руфь были допечатаны и добавлены к уже сделанному изданию Пятикнижия . Тем не менее, готовый к распространению десятитысячный тираж первого тома Священного Писания на русском языке света так и не увидел. В конце 1825 г. его экземпляры были сожжены на кирпичном заводе Александро-Невской лавры . Этим завершилась работа Российского Библейского общества по переводу и изданию русской Библии. Остальные книги Ветхого Завета, переводы которых успели сделать в рамках программы РБО, в печать уже не пошли.

В судьбах и Российского Библейского общества, и русского перевода Библии 1824 год явился отчетливым временным водоразделом, знаменовавшим окончание фазы успешной деятельности. 15 мая 1824 г. неизменный энтузиаст библейского дела и проводник интересов Общества кн. А.Н. Голицын был вынужден оставить пост президента РБО. Место Голицына занял митр. Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский). Все действия нового президента с этого времени были направлены на развал библейского движения и прекращение проекта русского перевода Библии. Номинально Российское Библейское общество просуществовало еще до 12 апреля 1826 г., когда оно было закрыто на основании наложенного на соответствующее совместное представление его президента и Киевского митр. Евгения (Болховитинова) Высочайшего рескрипта уже нового императора Николая Павловича. Свернутыми оказались все переводческие программы РБО.

Что же произошло со столь блестяще начавшимся библейским движением? Общее странное впечатление от случившегося очень выразительно передал ведущий исследователь истории РБО А.Н. Пыпин: "Судьба Русского Библейского общества есть судьба многих начинаний в русской общественной жизни; начало его было несмело, даже через меру осторожно и окружено всякими оговорками; Общество укрепляется только получив официальную санкцию, — в силу которой оно потом быстро распространяется, так что охватывает положительно все края империи и везде имеет своих членов, благотворителей и сотоварищей; затем оно вдруг рушится, хотя мы напрасно ищем причины падения в его собственных действиях, потому что ничего нового в нем не произошло, и оно падает в том самом виде, в каком еще незадолго перед тем оно одобрялось и поощрялось высшими властями; причина закрытия отыскивается в обстоятельствах, посторонних его сущности; в конце, осуждение падает на все целиком, не разбирая правых и виноватых...".Подобная неестественность происшедших с Обществом перемен позволяет предполагать резкое изменение обстоятельств, определивших первоначальный успех его деятельности.

Необходимо отметить, что со дня своего основания РБО оказалось в самом центре весьма своеобразной религиозно-политической атмосферы. Речь идет о культивировавшихся во время царствования Александра I мистических настроениях в высших кругах российского общества. Саму по себе мистику можно рассматривать как особый способ постижения реальности, одну из форм религиозной жизни, важную, но не единственную и далеко не беспроблемную. Она никогда не была уделом большинства, оставаясь прерогативой наиболее религиозно чутких и одаренных личностей. В данном же случае вопрос фактически стоял о ее утверждении в качестве нормы общественного сознания, по сути, придания ей статуса общеобязательной, государственной идеологии. Еще в предшествовавшие царствования мистицизм активно практиковался в масонских кругах. Через масонские ложи он перешел в александровское время. Особое внимание мистике уделял Александр I, для которого она была неизменной частью личностных исканий, поиска сокровенного смысла его монаршего избранничества, а также путей обустройства и реформирования государства. Собственно, через мистику происходило становление его самосознания как помазанника на царство, которое далее проецировалось на все сферы религиозного и социального устройства империи. Основополагающей концепцией мистицизма было личное переживание Христа, обретение и соединение Его с душой верующего, так называемая, "религия сердца", высшее, духовное христианство. Как от идеологии, от мистицизма ожидали сплочения общественного сознания, его универсалистские принципы в ситуации многоконфессионального и многорелигиозного государства должны были казаться привлекательными своими возможностями в обретении приемлемого для всех конфессий и даже религий единого основания. Таковыми и постулировались прежде всего внутренние религиозные чувства и индивидуальный мистический опыт.

Мистицизм александровской эпохи не был однородным явлением — он тесно переплетался с пиетическими настроениями, различного рода религиозной экстатикой, менялся его настрой от ожидания Тысячелетнего Царствия до свершения Страшного Суда. В общественное сознание подобная идеология внедрялась через перевод и широкое тиражирование произведений таких западных мистиков, как Юнг-Штиллинг, Беме, Эккартсгаузен, Сведенборг, Сен-Мартен и других, через пиетические сочинения. В столице постоянно подвизались иностранные католические и протестантские проповедники, которых объединяла приверженность мистическим переживаниям, и которые часто находились в конфликте с собственным церковным начальством. На самом высоком уровне пристальный интерес выказывался различным сектам, практиковавшим религиозную экстатику. Так, известны встречи и молитвы Александра с квакерами. По существу, Россия становилась прибежищем различных церковных диссидентов.  Мистицизм пропагандировался и в среде православного духовенства.

Епархиальным архиереям вменялось в обязанность закупать и распространять соответствующие мистические и пиетические издания. Путешествовавшие по России эмиссары квакеров принимались высшим православным духовенством. В первой учрежденной в 1809 г. по новой реформе духовного образования Санкт-Петербургской духовной академии студентам рекомендовалось чтение мистической литературы; поощрялось их приобщение к различным сторонам религиозной жизни столицы (в частности, известны случаи если не участия, то посещения некоторыми студентами пользовавшихся популярностью в высшем свете столицы экстатических радений кружка Е.Ф. Татариновой); первым ректором Академии был назначен известный своими мистическими настроениями архим. Евграф (Музолевский)...
Одним из главных проводником "мистической" идеологии был кн. А.Н. Голицын, по едкому выражению современника, "влезший по уши в мистицизм". Личный друг и единомышленник Александра I Голицын, бесспорно, выражал позицию и настроения самого императора в религиозной сфере. В 1817 г. князь возглавил новое министерство Духовных дел и Народного просвещения, подразделявшееся на два соответствующих департамента. Сама организационная структура его департамента Духовных дел, где греко-российское исповедание было представлено на равных с другими конфессиями и даже нехристианскими религиями, предполагала широкую веротерпимость и отвечала принципу равноправия религий в государстве. Одной из важнейших задач департамента Народного просвещения ставилась организация образования на религиозной основе. Таким образом, наряду с провозглашением широкой толерантности в отношении к различным религиям и религиозным конфессиям, выдвигалось требование обязательности религиозности как таковой. В практическом выражении это проявилось, в частности, в таких неприглядных событиях российской истории 20-х годов XIX столетия, как "чистка" Санкт-Петербургского и Казанского университетов, устроенная Д.П. Руничем и М.Л. Магницким. И Рунич, и Магницкий были чиновниками в министерстве Голицына. По своей сути эти действия были попыткой насаждения новой идеологии в системе высшего образования, и изгнание ряда ведущих профессоров стало ее первым противостоянием с только зарождавшейся в университетском образовании позитивистской наукой. Как и любая идеология, мистицизм в этом качестве не терпел альтернативы.

Библейское движение рассматривалось Александром I и Голицыным органической частью утверждаемой идеологии. В значительной степени через призму мистического осознания ими воспринималось содержание Библии, прочитывался библейский текст. Принцип "внеконфессионализма", декларируемый библейским движением, видимо, воспринимался созвучным мистической концепции "религии сердца", как стоящей выше "узких рамок" религиозности церковной. Ведущая роль в Обществе кн. Голицына, членство в нем таких приверженцев мистицизма, как Лабзин, издатель мистического журнала "Сионский вестник" и переводов западной мистической литературы, Попов, неизменный участник собраний кружка Татариновой, других персон, отдававших дань специфическим религиозным веяниям времени, фактически ставили РБО в положение проводника идеологии мистицизма. По существу, РБО становилось инструментом реализации соответствующих религиозно-политических воззрений. Как подчеркивал Пыпин, "Библейское общество почти отождествлялось с министерством [Голицына]" . Таким образом, происходила тонкая подмена смысла библейского дела. Собственно библейская деятельность становилась составляющей несвойственного ей мировоззрения.

Политика "космополитизма" в религиозной сфере, однако, вступала в очевидное противоречие с традиционным укладом России как православного государства: организационные принципы министерства кн. А.Н. Голицына определенно ущемляли права и интересы Православной Церкви, нарушая ее исторически сложившийся статус; пропагандируемый мистицизм, основанный на западных источниках, и явное потворство самым различным иностранным сектам не могли не вызывать смущения в православных кругах. Еще в 1818–1819 гг. возник конфликт между архим. Иннокентием (Смирновым), ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии и цензором духовной литературы, и Голицыным по поводу публикаций "Сионского вестника" и книг мистической направленности. Непросто складывались отношения Голицына с митр. Санкт-Петербургским Михаилом, жаловавшимся на "слепотствующего министра" государю…

В жизни Российского государства определенно складывались предпосылки серьезного общественного конфликта. Тем не менее, одними причинами религиозно-социально-политического порядка нельзя исчерпывающе объяснить историю с закрытием РБО. Все исследователи XIX столетия в оценке ситуации с РБО вынуждены были уделять отдельное внимание личностному фактору, как решающему в стечении многих ее обстоятельств. Начиная с исследования Пыпина, в основных работах, посвященных истории РБО и русского перевода, превалирует мнение, что конкретные действия, которые привели к закрытию Библейского общества, явились результатом интриги гр. А.А. Аракчеева против кн. А.Н. Голицына . При этом в мотивации самого Аракчеева трудно усмотреть какие либо иные причины помимо стремления обеспечить для себя возможность единоличного влияния на государя, преградой чему он считал личную дружбу и близость к Александру I кн. Голицына. РБО оказалось втянутым в сферу внимания Аракчеева лишь в связи с его президентом. Пыпин утверждал: "Аракчееву, по всей вероятности, не было ни малейшего дела до Библейского общества". Ревность к закрытию Общества, однако, проявили сподручные Аракчеева, и его упразднение стало, таким образом, следующим этапом развития интриги по смещению Голицына с занимаемых им постов. Здесь в роли используемой стороны оказался уже сам граф.

Свои намерения гр. Аракчееву удалось осуществить с помощью, прежде всего, митр. Санкт-Петербургского Серафима и настоятеля Юрьевского монастыря архим. Фотия (Спасского), "помог" и быстро переметнувшийся в лагерь противников своего непосредственного начальника М.Л. Магницкий, рассчитывавший занять министерское кресло патрона. Сам Аракчеев находился в теневой позиции, координируя действия двух духовных персон. Несмотря на несоизмеримость иерархических рангов митрополита и архимандрита, решающим в успешности осуществления интриги, похоже, стало влияние на государя, которое удалось приобрести Фотию.

С архим. Фотием Александра I познакомил сам кн. А.Н. Голицын в 1822 г. Государь заинтересовался Фотием как духовным лицом с визионерскими прозрениями и мистическим опытом. Александр неизменно проявлял внимание к лицам, претендовавшим на обладание необычными способностями в духовной сфере, в мистических озарениях которых искал указания на высшие знамения времени. В какой-то момент Фотию удалось завоевать доверие государя, оттеснив известную провидицу баронессу Крюднер, священников Феодосия Левицкого и Феодора Лисевича, претендовавших на роль "двух свидетелей" Апокалипсиса (Откр 11, 3), других подобных лиц. О архим. Фотии сохранились разноречивые отзывы и воспоминания. У многих современников и последующих исследователей Фотий снискал незавидную "славу" религиозного фанатика и изувера. Лаконичный, но емкий религиозно-психологический портрет Фотия, позволяющий разглядеть в нем в том числе и черты, способные заинтересовать и даже прельстить Александра, дан о. Г. Флоровским: "Изуверный обличитель мистических и прочих зловерных происков, Фотий был при этом человек того же психического склада, что и его противники, и страдал тем же экстатическим недугом. Фотий написал впоследствии свою автобиографию, — очень убедительный и очень жуткий автопортрет. Перед нами экстатик и визионер, почти что вовсе потерявший чувство церковно-канонических реальностей, и тем более притязательный, совсем не смиренный. Это образ самозваного харизматика, очень самомнительного и навязчивого, всегда создающего вокруг себя атмосферу какого-то изолирующего возбуждения. Это типический образ прелести, страшный закоулок или тупик ложного аскетизма. Фотий весь в душевности, весь во впечатлениях и переживаниях, у него нет ни духовной перспективы, ни подлинной глубины, ни созерцательного размаха. Он весь в испуге и в страхе, — и если наступает, то именно с перепуга. В этом ответ на трудный вопрос о его искренности. Нет, он не был нечестным лицемером, он целен в своих действиях и разоблачениях, — он восстал на Библейское общество в действительной уверенности, что борется с самим Велиаром („архангельское подвизание"). Но для такого типа изуверов, действительно, характерно это своеобразное самомнение, самочувствие пророка, призванного или посланного, самочувствие чрезвычайной миссии или посольства, некий экстатический эгоцентризм. Скорее можно говорить об одержимости, чем о лицемерии. Во всяком случае, всего менее слышится в неистовых воззваниях и выкриках Фотия голос церковной старины или древнего предания. Он для этого слишком мало знал, с отеческими и даже аскетическими творениями был мало знаком, и на них почти не ссылается. „Святых отцев не имею", — писал он сам, — „одну св. Библию имею и оную читаю". В этом отношении Фотий не отступает от привычек тогдашнего „библейского" времени. Фотий не был и строгим ревнителем или хранителем церковных обычаев или преданий. Он любил все делать по-своему, потому и ссорился постоянно с церковными властями. Аргументирует он от личных прозрений и вдохновений, видений, явлений, снов. Фотий не столько суеверен, сколько был изувер..."  По всей видимости, духовный пессимизм, определявший настроения правящего Монарха в 20-е годы, оказался созвучным мрачным прогнозам Фотия. Как далее отмечает Флоровский, "когда его [Фотия] действительные или воображаемые враги вычитывали оттуда [из Апокалипсиса] Тысячелетнее Царствие, он всюду разгадывал Антихриста". В какой-то момент религиозные искания времени повернулись своей теневой стороной, выразителем которой и можно считать Юрьевского архимандрита. Показательно послание, направленное Фотием императору 29 апреля 1824 г. Оно представляет собой инструкцию по спасению России, явленную как "Божие Повеление Александру через Фотия". Фотий пишет, что он "молился Господу Богу", и что ему было "открыто", что нужно "делать немедленно". План спасения состоял из 4 пунктов: "1, Министерство Духовных дел уничтожить, а другие два отнять у известной особы [Голицына]. 2, Библейское общество уничтожить, под тем предлогом, что уже много напечатано Библий, и они теперь не нужны. 3, Синоду быть по прежнему, и духовенству надзирать при случаях за просвещением, не бывает ли где чего противного Власти и Вере. 4, Кошелева отдалить, Госнера выгнать, Феслера выгнать и методистов выгнать, хотя главных. Провидение Божие теперь ни чего более делать не открыло".


Страница 2 - 2 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру