Православие и западное христианство. Римский Католицизм

Римско-католическое учение о власти папы над Церковью.

Легатами папы были: кардинал Гумберт епископ Белой Сильвы, Петр епископ Амальфийский и архидиакон Фридерик, канцлер Римской церкви. Главным действующим лицом среди них был Гумберт. Знаменитый Гильдебранд (будущий папа Григорий VII), один из самых горячих приверженцев римской экклезиологии, был в то критическое для Церкви время близким сотрудником Льва IX. Однако в посольстве он не участвовал.
В Константинополе легатам со стороны императора были оказаны большие почести.

Ни в письме к императору ни, тем более, в письме к патриарху папа не говорит прямо, с каким поручением легаты направляются в Константинополь. Но все содержание писем не оставляет никакого сомнения в том, что папа хотел привлечь Константинополь, а через него и прочие церкви Востока, к признанию Римской церкви главой и матерью всех церквей. А это главенство, как мы видели, папа понимает не только как право осуществлять высшую административную власть над всеми церквами, но и как привилегию на непогрешимое руководство в вопросах вероучения. Вместе с тем папа не хочет, чтобы признание такого главенства выглядело как введение чего то нового. Он рисует дело так, что такое положение существовало всегда и сейчас существует везде, что Римская церковь не одинока, когда учит об этом, и что исключение из общего положения представляет как раз Михаил Керулларий со своими сторонниками. Михаил, действительно, совершенно не склонен был признавать безусловный авторитет Римской церкви и стремился, как видно из его действий, к установлению с ней нормальных канонических отношений. Вот почему мирные предложения патриарха Михаила вызвали у папы даже большее раздражение, чем критические замечания архиепископа Охридского. Папа всеми силами старается скомпрометировать Михаила Керуллария, представить его нарушителем чего-то. В лице Михаила он видел препятствие к осуществлению своих церковных планов и считал нужным это препятствие во что бы то ни стало устранить, едва ли понимая вполне, что это было препятствие не единственное, не обособленное и не случайное, что римской концепции церковности противостояла тут концепция кафолическая имевшая на своей стороне прошлое Церкви и дух Нового Завета.

Своим посланцам папа, несомненно, дал соответствующие инструкции.

Известно, что еще до посылки легатов папа подыскивал себе союзников в греческом епископате.
Аргир от себя дал легатам ценные указания относительно того, на каких противников патриарха они должны были опираться, чтобы иметь на своей стороне императора (Dict. de Th. Cath. X, col. 1690).

Залог успеха своей миссии легаты видели в императорской поддержке. Положение патриарха было сложным.
Легаты сразу же повели себя по отношению к патриарху неподобающе, это признают сейчас даже многие римо-католики.
Гумберт начал свою деятельность в Константинополе с распространения полемического сочинения Adversus graecorum calumnias ("Против Греческой клеветы"). Оно изложено н виде диалога между "Римлянином" и "Константинопольцем". "Константинополец" повторяет содержание письмо архиеп. Льва Охридского, "Римлянин" его опровергает. Он говорит о близости греков к еретикам, о их стремлении "превзойти всех еретиков безрассудством", ибо до сих пор еще ни одна ересь "не достигла такого сумасбродства, чтобы мечтать навязать свое мнение первой и апостольской кафедре под угрозой анафемы (?)" (Migne, P.L. 143, col. 933). Все сочинение написано в неспокойном, вызывающем тоне. "Вы потеряли рассудок", "дурак, если бы молчал, считался бы умным", "глупость ваша всем известна" — такие и подобные резкие выпады встречаются здесь часто. При этом все же "Римлянин" весьма обстоятельно высказывается по обрядовым вопросам, затронутым в охридском письме. От апологии переходит к нападкам. Заканчивается этот обширный (из 69 глав) трактат такими словами: "Если от этих всех и других заблуждений, продолжать перечисление которых письменно было бы долго, не образумитесь, и не принесете достойного удовлетворения, — непременно будет анафема и ныне и в будущем от Бога и от всех кафоликов, за которых Христос положил Свою душу" (Там же, стр. 974).

Ответ на это сочинение написал монах Студийского монастыря пресвитер Никита Стифат или Пекторат. Начинается этот ответ с напоминания о любви, которая "все терпит, не превозносится пред своим ближним, не ищет своего" и т.д. Но в обрядовых вопросах Никита неуступчив. Для него опресноки — "иудейская трапеза"; в них он видит нечто безжизненное, бездушное. Высказывается решительно и против поста в субботу (делая, согласно канонам, исключение только для Великой субботы). Возражает и против совершения литургии в утреннее время в постные дни великой четыредесятницы (т.е. в понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу). И против обязательного целибата. Отметив эти четыре нарушения, Никита увещевает римлян избегать их, чтобы быть "светлыми очами всего мира и едиными с нами, вашими, собратиями". Заканчивает свое писание Никита следующими словами: "Приветствуем вас во Христе Иисусе Господе нашем, Емуже слава и держава со Отцем и Святым Духом ныне и присно и во веки веков". (Migne, P.L. 143 col. 984).

Со стороны Гумберта последовал резкий ответ. Вот его начало: "Если бы ты (обращается Гумберт к Никите) хорошенько прочитал шестое правило святого Халкидонского собора, то довольствовался бы монашеским безмолвием, постами и молитвами в своем монастыре, отнюдь не мешался бы в дела церковные и не проявлял бы дерзости... Горе тебе, Сарабаит! Ты забыл свои келейные обязанности и, водимый собственной волей и похотью, страшно залаял на святую Римскую и апостольскую церковь, на соборы всех святых отцов. Ты глупее осла, — и покушался сокрушить чело льва и адамантову стену. Что твое покушение? Ты не победитель заблуждения, но побежденный заблуждением. Ты не пресвитер, а состарившийся во зле, ты столетний ребенок проклятый. Тебя скорее следует назвать Эпикуром, чем монахом; тебе место не в Студийском монастыре, а в цирке или лупанаре... Ты столько наблевал, что в извращении божественного учения не уступаешь скверным и бешеным собакам — Иулиану и Порфирию..." (Migne, P.L. 143, col. 983–984).

Тут же "сообщником" Никиты Гумберт называет "Михаила Константинопольского".

Приведенная выдержка достаточно ярко характеризует тон ответа Гумберта.

Что же касается существа ответа, то надо заметить, что даже старые римо-католические богословы, признававшие большую эрудированность Гумберта в затронутых вопросах, ставили ему в вину, что он не всегда с полным основанием приписывает грекам те или иные взгляды (см. выдержки из Histoire litteraire de la  France в 143 томе Миня col. 923), а нынешние прямо считают ответ неудачным (Dict. de Th. t. X).

Любопытно, что возражение Никиты против обязательного целибата Гумберт расценил в своем ответе как николаитскую ересь и стремление "превратить Церковь Божию в синагогу сатаны и валаамско-иезавелинскую prostibulum" (P.L. 143, col. 997).

Заканчивается это сочинение такими словами: "А ты, жалкий Никита, доколе не обратишься, будь анафема от всей Церкви Христовой со всеми, кои слушаются твоего превратного учения. Желая быть учителем божественного закона, ты не понимаешь, ни что говоришь, ни что утверждаешь. Ты глуп, а кажешься себе мудрее семи мужей, изрекающих притчи. По крайней мере научись иногда молчать, если никогда не научился говорить" (col. 1000).

Если верить "Коммеморации" Гумберта, Никита, прочитав все это, тотчас же раскаялся в своих заблуждениях и в присутствии императора сжег свое послание.

Проф. В. В. Болотов возмущается традиционным греческим "смиренномудрием" в отношениях к Римскому престолу, проявлявшимся на протяжении многих столетий и применением греками правила "худой мир лучше доброй войны" в тех случаях, когда следовало возвышать голос протеста (Лекции...III, СПб, 1913, стр. 318). Возможно, что и в данном случае Никите дано было указание проявить это "смиренномудрие".

Вопрос относительно Никиты легаты могли считать исчерпанным. Но это был второстепенный вопрос. Не ради Никиты они прибыли в Константинополь! Им надо было привести в послушание патриарха. А тот хранил молчание, тем более естественное, что легаты его самого игнорировали. Надо сказать, что он тоже проявлял далеко идущее "смиренномудрие", не отвечая на дерзости и сохраняя в отношении папы почтительный тон. Но такое смиренномудрие терпения ничего не давало легатам. Им нужно было от патриарха прямое заявление о послушании, в духе тех тезисов, которые выдвинул папа. Нет сомнения, что в этом направлении делал нажим на Михаила и император. Но на это патриарх не пошел.

М. Жюжи пишет по поводу константинопольских выступлений Гумберта: "Его полемический склад ума сослужил ему плохую службу в данных обстоятельствах, а его эрудиция сильно подвела его в одном важном пункте, о котором Керулларий и его подчиненный пока еще не подумали: Гумберт обрушился на греков по вопросу исхождения Св. Духа и обвинил их в устранении из символа веры слова Filioque. Эта большая историческая ошибка, вместе с другими преувеличениями и фальсификациями, безобразит самый приговор об отлучении, который легаты составили против Михаила Керуллария и его сторонников" (Diсt. de Th. Cath. XIV).

Вот содержание этого приговора.
Текст начинается с упоминания о примате Римского престола, прерогативами Римского престола объясняется и прибытие в Константинополь легатов. Как некогда Иегова сходил в Содом, чтобы видеть причину вопля, который дошел до Него, так и римские апокрисиарии прибыли в этот город, чтобы узнать о причине неустанно доносящихся отсюда криков. В результате оказалось, что столпы империи и мудрые граждане вполне православны. "Что же касается до Михаила, несправедливо называемого патриархом, и защитников его глупости, то они ежедневно рассеивают между людьми плевелы и размножают ереси. Подобно симонианам они продают дары Божий. Подобно валезианам они допускают кастрацию и не только вводят евнухов в клир, но и делают епископами. Подобно нечестивым арианам они перекрещивают христиан, в частности, латинян. Подобно донатистам утверждают, что кроме церкви греческой нет другой церкви Иисуса Христа. Подобно николаитам дозволяют браки служителям алтаря. Подобно северианам проклинают закон Моисея. Подобно духоборцам они исключили из символа упоминание об исхождении Св. Духа от Сына. Подобно манихеям они говорят, между прочим, что квасное одушевлено. Подобно назареям они придают значение вопросам внешней чистоты, не допуская младенцев к крещению до восьмого дня, хотя бы те умирали, отказывая равным образом и женщинам после родов и во время регул в причащении и даже в крещении и не принимая в общение тех, кто бреет бороды по обычаю Римской церкви. "Призванный к порядку по поводу этих заблуждений и многих предосудительных действий письмами нашего господина папы Льва, Михаил не пожелал раскаяться. Потом он отказался принять нас, легатов, когда мы хотели исправить его в этом и запретил нам совершать литургию в храмах, подобно тому, как некогда он закрывал церкви латинян, называя последних азимитами и преследуя их словами и насильственными действиями, доходя до анафематствования апостольского престола в лице его чад и осмеливаясь, вопреки святому престолу, величаться титулом патриарха вселенского. Посему мы, не в силах сносить этих неслыханных оскорблений и этих обид, причиненных св. престолу, отмечая что всем этим явно затрагивается кафолическая вера — властью Святой и неразделимой Троицы, апостольского престола, уполномоченными которого мы являемся. всех православных отцов семи соборов и кратко говоря, всей Кафолической Церкви подписываем анафему на Михаила н его пособников, произнесенную на них досточтимейшим папой и обусловленною их нераскаянностью. Итак, Михаил. ложно именующийся патриархом, в действительности же неофит, облеченный в монашескую одежду лишь страха ради, повинный в тяжчайших обвинениях, и с ним Лев, именующийся епископом Охридским, сакелларий Михаила Константин (в греч. тексте Никифор), кощунственно поправший жертву латинян, и все, кто следует им в упомянутых заблуждениях и дерзостях, да будут анафема, маранафа с симонианами, валезианами, арианами, донатистами, николаитами, северианами, духоборцами, манихеями, назареями и всеми еретиками, а лучше сказать — с диаволом и ангелами его: доколе не раскаются. Аминь, аминь, аминь!"  (Dict. de Th. Cath., t. Х, Paris, 1929, col. 1694-1695).

5-го июля 1054 года, в храме св. Софии, сделав соответствующее устное заявление, легаты на глазах клира и народа положили этот приговор на святой престол. Разделение было завершено и стало постоянным.

Как относятся римо-католики теперь к этому акту? Проф. Е. Аманн считает, что часть обвинений, перечисленных в этом приговоре, вполне оправдана и обоснована (les uns ne sent que trop rйels et que trop sйrieux), но сожалеет, что Гумберт в столь важном историческом акте не проявил должной осмотрительности и смешал в кучу обвинения неодинаковой достоверности. Трудно римо-католику, — даже самому объективному, — по настоящему критиковать исполнителя папских поручений, да еще в таком важном общецерковном деле, касающемся вопросов веры!
Проф. М. Жюжи пишет. "Этот приговор, без сомнения, прямо был направлен только против Михаила Керуллария и его сторонников, а не против Византийской церкви в целом. Но сторонниками Керуллария, по сути дела, были все клирики, все монахи и сам народ; что слишком ясно показали последовавшие события. Во всех отношениях, театральный жест легатов достоин сожаления". Жюжи старается переложить ответственность за этот поступок с папы (который умер за три месяца до этого) на его легатов ( Diсt. de Th. Cath., t. XIV).

Приведя в порядок дела латинских церквей Константинополя (ordinatis ecclesiis Latinorum intra ipsam Constantinopolim — "Коммеморация"), и считая, по-видимому, свою миссию законченной, легаты через день после злополучной "анафемы", попрощавшись с императором, покинули Константинополь.
Перед отъездом они успели опубликовать еще одну анафему, — на всякого, кто стал бы принимать причащение от грека (т.е. от греческого священнослужителя), порицающего римскую евхаристию (anathemate dato cunctis qui deinceps communicarent ex manum Graeci romanum sacrificium vituperantis).
Не успели легаты отъехать 70-ти километров от Константинополя, как посланные императора догнали их и вернули в столицу. Патриарх, успевший получить перевод текста отлучения и ознакомить с ним императора, приглашал их на заседание синода для объяснений по содержанию перечисленных в акте отлучения обвинений. Легаты категорически отказались явиться на это заседание. Им ли, представителям идей Льва IX, было унижаться до обоснований римского приговора! Впрочем, сам Гумберт в "Коммеморации" объясняет свой отказ тем, что со стороны патриарха готовилась легатам ловушка — им грозил гнев народа, введенного в заблуждение неправильным переводом текста анафемы. Е. Аманн считает это объяснение Гумберта правдоподобным, но тут же делает следующую оговорку: "Чтобы возбудить толпу, не было необходимости прибегать к фальсификации текста; дословный перевод приговора об отлучении был вполне достаточен, чтобы вызвать ярость народа" (Dict.de Th. Cath. t. X, col. 1696-1697). (В скобках заметим, что дошедшие до нас латинские и греческие тексты этого приговора ничем не отличаются один от другого). Из чего бы ни исходили легаты в своем отказе объясняться с Константинопольским синодом, самый факт отказа их от непосредственного контакта с синодом в связи с актом отлучения — бесспорен. Легаты покинули Константинополь...
Даже императора сразила нелепость всего совершенного ими. Он дал указание сжечь акт отлучения.

Но оригинал акта не был тогда уничтожен, 24-го июля он был рассмотрен на нарочитом заседании константинопольского синода (sЪnodoj 'endhmoаsa), который выразил свое отношение к этому акту в особом эдикте — shme…wma. Эдикт осуждает не папу, а легатов; ставит даже под сомнение их полномочия, хотя легаты и названы тут людьми, исшедшими от темного Запада, эдикт не нападает на западных христиан, а лишь защищает восточных от несуразных обвинений. На эту особенность эдикта обращают сейчас внимание и римо-католики. Содержание эдикта было доведено до сведения других патриархов. Самый же акт папских легатов, положенный ими на престол Св. Софии, решено было не уничтожать и сохранить "на вечное посрамление и осуждение хулителей Бога нашего".

Е. Аманн, обозревая эти события, пишет: "Создается впечатление, что в ходе всего этого дела, от начала его и до конца, Михаил Керулларий сделал все, чтобы выглядеть самому безупречным" ( Там же, X, с. 1698).
М. Жюжи говорит, что патриарх Михаил "очень искусно использовал этот несчастный приговор". "В соборном эдикте, — замечает Жюжи, — он (патриарх) от начала и до конца сохраняет красивую роль, чтобы еще больше оттенить несостоятельность легатов"... "Что касается отлучения легатов Михаилом Керулларием и его "постоянными" собором, то оно не задевает ни папы, ни Латинской церкви в целом, это просто мера репрессии против нахальных иностранцев (contre des йtrangers insolents), которые посмели выдвинуть против Керуллария и его духовенства самые фантастические обвинения, и в которых не хотели видеть никого иного, как эмиссаров итальянского герцога Аргира" (там же, XIV, с. 1365). "И что самое удивительное, — замечает Жюжи, — ни слова об опресноках" (с. 1356).
В царствование Исаака Комнина расхождения между ним и патриархом Михаилом в практических вопросах взаимоотношения между церковной и светской властью привели к конфликту. Патриарх был отправлен в ссылку и вскоре умер. Память его на Востоке была окружена всеобщим почитанием. Мощи святителя спустя некоторое время были перенесены тем же императором в Константинополь.

Дальнейший исторический процесс характеризуется постепенным ослаблением церковных связей, перерастанием разрыва в окончательное разделение Церквей, которое со временем оформилось в расово-религиозную ненависть.
По оценке прот. Александра Шмемана, "Ужас разделения Церквей в том, что на протяжении веков мы не встречаем почти ни одного проявления страдания от разделения, тоски по единству, сознания ненормальности греха, ужаса этого раскола в христианстве! В нем доминирует не сознание невозможности единство предпочесть Истине, единство отделить от Истины... сколько почти удовлетворение разделением, желание найти все больше и больше темных сторон в противоположном лагере. Это эпоха разделения Церквей не только в смысле их фактической разделенности, но и в смысле постоянного углубления и расширения этого рва в сознании церковного общества" (5).