О западных вероисповеданиях. Римско-католическая церковь. Часть третья

§5. Католические понятия о папе как главе Церкви — Божием наместнике на земле

Видимой Церкви нужна видимая глава; земному государству нужен верховный монарх, и так как Церковь есть вечное Божественное учреждение, то и монарх церковный должен быть облечен высшими божественными полномочиями, равно как и всевозможными привилегиями земной государственной власти. Отсюда учение о папе, как видимой главе Церкви и верховном всемирном монархе, является у католиков не только идеей последовательно выводимою из церковно-политических представлений их, но и догматом веры, обязательным для христианской совести, догматом притом самым основным, на котором утверждается, от которого получают известный смысл другие католические догматы и признание которого главным образом требуется в Римской Церкви от всех желающих в единении с нею иметь надежду вечного спасения. Папа признается у католиков наместником Бога на земле (vicarius — Christi, vice — Deus) и ему приписывается Божественное свойство непогрешимости (infallibilitas)[5].

Соответственно с этим папе предоставляются необычайные права в Церкви. Папская власть не только поставляется у католиков неизмеримо выше всех других церковных властей — епископской, патриаршей, даже выше власти Вселенских соборов[6], но она собственно признается у них единственною властью Церкви. В папе, по католическому учению, сосредоточена вся полнота церковной власти (plenitido potestatis ecclesiae); от нее происходят, в ней имеют опору все другие церковные власти, без позволения или утверждения папы нигде не должен быть поставляем или оставляем епископ, созываем собор, издаваем какой-либо церковный закон. Папа своими декретами и буллами не только может определять всю внешнюю жизнь Церкви, установлять и изменять церковные обряды и каноны (правила церковной администрации и дисциплины); но он может установлять новые основания веры, провозглашать новые догматы, то есть давать как бы новые откровения. И папы пользуются этим правом, например, недавно умерший папа Пий IX в свое правление провозгласил два новых догмата: о непорочном зачатии Пресвятой Девы на Римском соборе 1854 года и о самой непогрешимости папской в 1870 году[7].

Как верховный учитель Церкви папа один владеет ключами божественного разумения, понимания, смысла Священного Писания, и может сообщать другим это понимание и самое право читать Священное Писание, когда и в какой мере ему заблагорассудится. Были схоластики, утверждавшие, что если папа станет толковать Писание вопреки его прямому смыслу, папе и в таком случае нужно верить более, чем своему разуму и совести.

Подобным же всевластием папа должен пользоваться и в государственной сфере, как верховный монарх всего мира. Государственная власть, как и все власти земные, происходит от папской и в ней имеет свое средоточие и силу, как луна и другие светила небесные светят светом, заимствованным от солнца. Папе принадлежит право короновать государей, руководить их действиями, надзирать за ними, призывать их к суду, в случае неповиновения — поражать анафемой и низлагать с престола. Были схоластики, учившие, что если бы папе угодно было всех государей зараз низложить с престолов и установить повсюду новый государственный порядок, он мог бы это сделать.

Наконец папе принадлежит не только высшая власть над земной Церковью и земным государством, но и над миром загробным. Папа владеет ключами ада, чистилища и рая; он может, когда найдет нужным, переводить души умерших людей из чистилища в рай, собственною властию канонизовать (провозглашать) новых святых, даже таких, нравственные качества которых и самое существование представляются весьма сомнительными. Некоторые схоластики говорили, что власть папы выше святых ангелов, Пресвятой Девы Марии; и что на папу нельзя приносить жалобы и искать суда (апеллировать) у Самого Бога: ибо у Бога и папы — одна мысль, одна воля, одно определение.

Соответственно с этим папе воздаются необычайные внешние почести — церковные и государственные. Новоизбранный папа восходит на престол — тот самый, на котором приносится бескровная жертва, возлагает на себя корону — не простую епископскую миру, но тиару, то есть тройную корону в знак получаемой им власти над Церковью, государством и миром загробным. Папский двор (curia romana) обставляется множеством придворных духовных и светских сановников и необычайным богатством и великолепием. При представлениях папе все высшие власти — епископы, патриархи, князья и государи должны преклоняться перед ним и целовать его туфлю, на которой изображается Святой крест. В торжественных процессиях папа является пред народом — на носилках, на троне, под балдахином, в сопровождении множества духовных сановников и воинских чинов, с пением священных гимнов, громом музыки, пальбою пушек, и дает благословение не только городу Риму, но и всему миру (urbi et orbi). При церемониальных папских выездах — князья, государи, сам император в Средние века должны были подводить коня к парадному подъезду, помогать папе сесть на лошадь, вложить ногу в стремя, и вести лошадь под уздцы. В самом причащении Святых Божественных Таин папа отличается от простых смертных: не он подходит к святому престолу причащаться, а к нему, сидящему на богато убранном троне посреди церкви, кардинал с коленопреклонением подносит Святое Тело и Кровь Господню.

Примечания

[5] Идея непогрешимости папской вместе с идеей папского главенства или верховенства в Церкви (suprеmatus) стала развиваться на Западе уже при самом отделении западной Церкви от Восточной с IX века и временами резко высказывалась папами и католическими богословами в XI, XIII, XVI, XVII веках. Но окончательно эта идея возведена в догмат и провозглашена в недавнее время — на Ватиканском соборе 1870 года. Впрочем, понимают эту идею католические богословы весьма различно. Некоторые пытались понятие папской непогрешимости распространить на всякий частный факт и учили, что папа непогрешим как в вере, так и в жизни, и что если папа что-нибудь станет утверждать вопреки прямому показанию опыта и свидетельству внешних чувств, его словам нужно верить более, чем самому очевидному факту, убеждению разума и свидетельству чувств. Но большая часть католических богословов, в особенности имея в виду многочисленные факты из истории папства, совершенно противоречащие понятию святости и непогрешимости, учат, что папа непогрешим только в вере. Но так как бывали случаи, показавшие, что папы погрешали и в вере (например на Шестом Вселенском соборе папу Гонория осудили за соучастие в заблуждениях монофелитством, на Римском соборе 963 года папу Иоанна XII обвиняли в нечестии и богохульстве, на Констанцcком соборе 1414 папу Иоанна XXIII в отрицании загробной жизни), то более умеренные католические богословы нашлись вынужденными пустить в ход еще более утонченное объяснение, что папа непогрешим только тогда, когда высказывает какое учение не как частное лицо, а как глава церкви — ex cathedra. (Но как же различать, когда папа говорит ex cathedra и не ex cathedra?) Еще более умеренные богословы так называемого галликанского направления полагают, что непогрешимость папскую нужно признавать только тогда, когда мнение папы согласно с учением всей Церкви. Но при таком толковании от непогрешимости папской уже ничего не остается. В этом смысле и всякий христианин, высказывающий мнение согласно с истинным учением Церкви, должен быть признаваем не погрешающим.

[6] Западная Церковь и после отделения от Восточной сохранила некоторое уважение к авторитету Вселенских соборов, и даже стала своим местным соборам, собираемым из представителей одних западных Церквей, давать название вселенских. Поэтому на Западе считают не семь только Вселенских соборов, бывших в древности до разделения Церквей, но более двадцати, с зачислением в этот счет тех, которые были на Западе в Средние и в Новые века. Некоторые из этих соборов были весьма многочисленны и по внешности торжественны, но они далеко не имеют характера и значения вселенских.
1) На этих соборах не было представителей от Церквей Восточных.
2) На них не допускалось потребной для исследования и утверждения истины свободы суждений; преобладание здесь всегда захватывала папистическая партия, искусно подбираемая для достижения таких определений и целей, каких желали папы.
3) Соборы эти сами не считали себя самостоятельными и полновластными; на Западе в Средние века укоренилось мнение, что и Вселенские соборы могут собираться только с соизволения папского и решения их могут получать значение только по утверждении папою.
4) На соборах этих определялись и разъяснялись не вселенские церковные верования, а мнения местные, западные и часто произвольные и ложные. Так на предпоследнем западном Тридентском соборе (1545–1563) закреплены были в определенных формулах большая часть учений и обычаев, измышленных на Западе в Средние века. (Учения о чистилище и индульгенциях, запрещение народу читать библию, отмена народного языка в богослужении, отнятие евхаристической чаши у мирян и т. д.); а на последнем Ватиканском соборе в 1870 г., вопреки протестам многих епископов и лучших богословов западных же, провозглашена догматом непогрешимость самих пап.

[7] Права — измышлять и провозглашать новые догматы — не усвояли себе в древней Церкви никакие учители, никакие правители Церкви, ни самые Вселенские Соборы. Учители церковные и Вселенские соборы только разъясняли, раскрывали и выражали в определенных формах те принятые от Христа и апостолов учения, которые всегда держались в Церкви. Апостол Павел писал в Послании к Галатам (1, 8–9): аще мы или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом, анафема да будет. Аще кто вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет.

§ 6. Догмат папской власти по суждению здравого христианского смысла и учению Священного Писания; разбор оснований, приводимых в пользу этого догмата из Евангелия

Ложность и странность католического догмата о власти и непогрешимости папской, его несообразность с основными христианскими понятиями и нравственными началами, должны представляться очевидными для всякого незатемненного христианского смысла и чувства. Для Церкви, имеющей своею главою Самого Иисуса Христа (Еф. 1, 22; 5, 23; Кол. 1, 13), всегда пребывающего с нею до скончания века (Мф. 23, 20), и непрестанно одушевляемой и управляемой Духом Святым (Ин. 14, 16–17; Кол. 1, 19), нет надобности ни в какой другой главе. У Церкви, Божественного Тела Христова, не может быть человеческая глава. Никто из людей смертных не может быть главою великого тела, имеющего пребывать во все роды века веков (Еф. 3, 21), обнимающего собою не только бесчисленные ряды поколений, живущих на земле, но и бесчисленные сонмы святых, находящихся на небесах (Евр. 12, 23). У Церкви, не имеющей скверны или порока или чего-либо от таковых, — не может быть главою человек грешный, а папами, конечно, бывали люди грешные и даже иногда отъявленные грешники — нечестивцы, неверы, богохульники, развратники, грабители, убийцы, отравители (как многие из пап Х, XI, XIV, XVI вв.). Все самые высокие, самые святые христиане — не более как члены Церкви; апостолы называли себя служителями Церкви (Кол. 1, 18, 24–25). Никому из смертных людей нельзя также приписывать свойства непогрешимости, принадлежащей единому Богу. Таким образом, католики, называя папу главою Церкви и непогрешимым, приписывают ему власть и свойства, приличествующие единому Богу, то есть как бы обоготворяют смертного человека (конечно, не сознавая всей лжи и хулы, заключающейся в таких представлениях).

На чем основывается у католиков учение о папе, как верховной непогрешимой главе Церкви?

Римско-католические богословы учат, что Сам Иисус Христос, бывший во время своей земной жизни главою основанной им Церкви, после себя оставил верховную власть над Церковью апостолу Петру, давши ему особенные  преимущества пред другими апостолами — высокое свойство непогрешимости, ключи от Царствия Небесного, сделавши его как бы князем апостолов — монархом всего христианского мира. В доказательство этой мысли, римские богословы указывают преимущественно на три места из Евангелия.

1) Когда Иисус Христос, пришедши в страны Кесарии Филипповой, спрашивал учеников своих, за кого иудеи и сами апостолы почитают Его, Симон Петр, первый из всех апостолов, сказал ему: Ты еси Христос Сын Бога Живого. Тогда Иисус Христос сказал ему в ответ: блажен ты Симон, сын Ионин; не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: Ты Петр (камень), и на сем камне Я созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного, и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 13–19).

Из всего смысла приведенного рассказа видно, что высокие обетования, высказанные здесь апостолу Петру, относятся собственно не к личности Петра, а к его исповеданию — к самой вере христианской, первым исповедником, которой здесь явился апостол Петр, но которую разделяли в то же время и все другие апостолы, и которая сделалась достоянием всего христианского мира. Симон первый исповедал Христа Сыном Бога живого. Это было высокое и святое убеждение, поистине не плотию и не кровию, то есть не обыкновенным человеческим соображением, а Самим Отцом Небесным открытое людям. Это высокое исповедание, эта вера во Христа, как Сына Божия, стала в человечестве твердым камнем, на котором основалась Церковь христианская и стоит до сего времени и будет стоять до скончания века. Симон первый исповедал эту веру, и потому первый назван камнем (Петром), взятым от Господа в созидание Церкви. Но эта вера не была только личным убеждением Симона. Это общее убеждение и всех других апостолов и всех верующих христиан. Поэтому и другие апостолы, как содействовавшие распространению и утверждению веры во Христа, называются в Священном Писании основаниями, на которых зиждется Церковь (Еф. 2, 20; Апок. 21, 14), и все верующие христиане могут быть названы камнями, из которых составляется великое здание Церкви (1 Пет. 2, 5). Но самым первым основанием — краеугольным камнем, на котором утверждается это здание, равно как и единою главою, венчающей его, может быть назван только Сам Иисус Христос (Еф. 2, 20–22; 1 Пет. 2, 6–7; 1 Кор. 3, 11; Еф. 1, 22). Вера во Христа открыла людям доступ — дала ключи в Царство Небесное. Петр, первый исповедавший веру во Христа, первый и получил высокую власть вязать и разрешать грехи. Но затем и другим апостолам, имевшим одну веру с Петром, также сказано от Господа: что свяжете на земли, будет связано на небесах (Мф. 18, 18; Ин. 20, 22–23). Апостолы передали эту власть пастырям Церкви, и она всегда неизменно сохраняется в Церкви, как сохраняется самая вера во Христа.

2) В последней беседе с учениками на Тайной вечери Иисус Христос, прекратив возникший между учениками спор о первенстве и обещав им за терпение и преданность Ему высокую награду в будущем Небесном Царстве, обратился с особенными словами к апостолу Петру: Симон, Симон! Сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу. Но я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и ты, некогда обратившись, утверждай братьев твоих (Лк. 22, 31–32). В этих словах римские богословы также видят указания на особенные преимущества Петра перед другими апостолами. По их мнению, Иисус Христос высказывает здесь ту мысль, что Петр, оставшись после него главою Его последователей, и наделенный свыше высоким даром непогрешимости и непоколебимости в вере, должен быть верховным руководителем и для других апостолов и для всех христиан. Но из самого смысла и связи речи очевидно, что здесь нет и речи о каких-либо преимуществах, обещаемых апостолу Петру, а есть только печальное предостережение и предсказание о предстоящем ему искушении и падении. Смысл всей речи таков: "доселе вы были верны мне, пребывали со мною в напастях моих (28–29). Но вот теперь вам предстоит великое искушение. Сатана желал бы рассеять вас, как пшеницу. И ты, Петр, готовый более всех других уверять меня в своей преданности, особенно поддашься искушению, первый изменишь мне. Но я молился, чтобы Господь  подкрепил вас в искушении, чтобы поколебавшаяся вера ваша не оскудела до конца. Пройдет время искушения, и вы опять обратитесь ко мне. Помни это, Петр! Ты более всех поддашься искушению; сам изведав человеческую слабость и восставши (обратившись) от падения, будь внимателен к другим, утверждай в вере братьев твоих". Петр так и принял эти слова, не как обещание преимущества, а как предостережение от падения, — ибо вслед затем усиленно начал уверять Господа, что готов идти за Ним в темницу и на смерть (33). А Господь в ответ на это еще яснее сказал, что он в эту ночь трижды отречется от Него, и затем еще раз всем апостолам подтвердил, чтобы они были готовы к искушению (34–38). Нужно еще принять во внимание, что Господь перед этой речью только что обличил в учениках своих стремление к преимуществам (25–27). Можно ли думать, чтобы вслед за этим обличением Он стал в виду всех давать одному из учеников преимущество перед другими?

3) В 21 главе Евангелия Иоанна рассказывается, как Иисус Христос, уже по воскресении из мертвых, явился семи ученикам, ловившим рыбу на озере Тивериадском. Давши им чудесный улов рыбы, он пригласил их обедать и во время трапезы обратился к Петру с такими словами: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр отвечал: так, Господи, ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус сказал: паси агнцев Моих. Затем опять спросил его: Симон Ионин! любишь ли Меня? Петр сказал: так, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя. И Господь опять сказал: паси овец Моих. Наконец в третий раз спросил: Симон Ионин! любишь ли Меня? Петр опечалился, что он в третий раз спрашивает: любишь ли Меня, — и с смущением отвечал: Господи! Ты все знаешь, Ты знаешь, что я люблю Тебя. Господь еще раз сказал: паси овец Моих, и затем предсказал Петру о предстоящей ему в старости мученической кончине (15–18). В этой беседе Спасителя с апостолом Петром римские богословы также видят указания на особенные преимущества, данные Петру, — будто Господь вверил ему здесь особенную верховную власть над всею Церковию, как над простыми верующими — агнцами, так и над самыми пастырями — овцами. Обыкновенный же здравый человеческий смысл и древние учители Церкви признают, что Христос в этой беседе хотел только растрогать совесть апостола Петра, смущенную бывшим падением, возбудить его к покаянию, и затем утешить его и в присутствии других апостолов восставить в апостольском достоинстве. Троекратным вопрошением: "любишь ли Меня" Христос видимо хотел напомнить Петру о его троекратном отречении. (В первый раз Христос спрашивает не просто: любишь ли Меня, но: любишь ли Меня более других. Это — напоминание Петру о том, как он недавно уверял, что если и все ученики соблазнятся и оставят Господа, он пойдет с Ним в темницу и на смерть.) Так и подействовали эти слова на Петра: ибо, когда Господь спросил его в третий раз, Петр опечалился — конечно от того, что вспомнил о своем падении. Троекратным повторением: паси агнцев и овец Моих Господь восстановил Петра в его апостольском звании. Здесь нет никаких особенных преимуществ, а только та власть, которая дана и всем другим апостолам и от них передана пастырям церковным: пасти стадо Божие (1 Пет. 5, 2–3), и, конечно, только произвольное схоластическое толкование могло утверждать, что под агнцами Христос разумел здесь простых верующих, а под овцами самых пастырей. Наконец и заключение беседы предсказанием о мученической смерти Петра видимо имеет  близкое отношение к прежней беседе о троекратном отречении. На Тайной вечери Петр самонадеянно уверял Господа, что готов идти с ним в темницу и на смерть, хотя бы и все оставили Его. И Господь отвечал, что самонадеянность его в ту же ночь будет обличена троекратным искушением. Теперь на вопрос Господа Петр не осмеливается утверждать, что он любит Его более всех и готов идти на смерть за Него, но смиренно со скорбию о своем падении отвечает: "Господи, ты все знаешь, ты знаешь, что я люблю Тебя". И Господь, уверив его в восстановлении прежнего апостольского достоинства, предсказывает, что он и завершит свою апостольскую жизнь достойной мученической смертию.

Таким образом ни в одном из указываемых римскими богословами мест Евангелия не находится подтверждения той мысли, будто бы Иисус Христос дал апостолу Петру преимущественную власть над другими апостолами.

Вообще нужно сказать, что эта мысль противоречит всему духу, всему смыслу евангельских повествований. Ни в чем не обличал Иисус Христос своих учеников так сильно, ни против чего не предостерегал так ревностно, как именно против духа превозношения, против стремления к преимуществам. Он постоянно внушал им ту мысль, что подобные стремления не должны иметь места в христианском обществе, что между ними не должно быть первых и последних, что между ними никто даже не должен называться отцом, учителем или господином, — но все они должны считаться братьями и искренно услуживать друг другу, как Сам Он, их Божественный Учитель, показал им высочайший образец в этом (см.: Мф. 20, 25–28; Лк. 22, 25–27; Мк. 10, 42–45; Ин. 13, 13–15).