Археология страданий Господа нашего Иисуса Христа

Взятие под стражу и суд у первосвященников иудейских (Продолжение)

До плена Вавилонского мы не встречаем ни одного примера нарушения такого порядка; но зато со времени Ирода Великого прочно устанавливается новый способ доставления и смещения первосвященника — способ, которого не знали иудеи в период самостоятельной государственной жизни. Теперь во всем начинает царить воля и вкус чужеземного правителя. Не признавая закона, по собственному произволу удаляет он первосвященника, чем-нибудь ему не понравившегося, и на его место ставит другого, более пригодного для его целей. Так поступал Ирод Великий; так же действовал и Агриппа. При последнем за короткий период времени на первосвященническом посту сменяются Феофил, сын Анана, Симон Cantheras, Ионафан и Матфей, сыновья Анана. Римлянам, присоединившим Иудею к числу своих провинций, было очень выгодно оставить во всей силе этот новый порядок поставления первосвященника. Поэтому опять, начиная с прокураторства Валерия Грата, мы видим очень быстро сменивших друг друга первосвященников Анана, Измаила, Елеазара, Симона, сына Канита, и Иосифа — Каиафу.

Само собою понятно, что такой порядок дурно отразился на самой должности, которая теперь должна была много потерять из прежнего своего высокого значения и стала даже продажною. При таком положении дела всегда, кроме действительного, штатного первосвященника, были еще многие отставленные от должности, которые не только продолжали носить титул первосвященника, но, как по крайней мере мы видим относительно некоторых, пользовались очень видным и влиятельным положением. Таким образом, там, где речь идет о первосвященниках — членах великого синедриона, нужно разуметь прежде всего этих отставных первосвященников с включением, конечно, и действительного. Но нужно заметить, что первосвященство, особенно в последнее время, было
преимуществом немногих родов или фамилий. По случаю шумного избрания первосвященника Фанниаса, Иосиф Флавий замечает, что зилоты лишили достоинства "те фамилии, из которых обыкновенно назначались по порядку первосвященники". При таком ограничении первосвященства немногими фамилиями и при высоком значении этой должности, уже одна принадлежность к одной из таких привилегированных фамилий давала известному лицу авторитет и уважение. И мы видим, что Иосиф Флавий в одном месте, желая отметить знатнейших между перешедшими к римлянам, рядом с первосвященниками ставит "сынов первосвященнических". Такие члены первосвященнических фамилий, без сомнения, присвоили себе и фактически привилегированное положение. По Деян. 4:6, положение и голос в синедрионе имели "те, которые из рода первосвященнического", где под "первосвященнический род" должно разуметь не что другое, как эти же привилегированные фамилии. Если члены первосвященнических фамилий занимали такое привилегированное положение в обществе, то понятно, что и на них переносился тот же титул "архиерей".

Итак, действительный первосвященник, лица, прежде занимавшие эту должность и почему-нибудь лишенные ее, мужские члены фамилии, к которой принадлежал штатный первосвященник, и всех других привилегированных фамилий, из которых могли быть избираемы первосвященники, — все эти лица носили одно имя "архиерей". Понятно, какое значительное большинство должны были составлять эти первосвященники в синедрионе, будучи его членами.

Книжники пользовались большим авторитетом у народа, в глазах которого они стояли выше
всех духовных и светских руководителей. Это было ученое сословие в собственном смысле слова, утонченные исследователи писаний, хранители народных преданий и обычаев. В свое время в их среде были такие знаменитости, как Гиллель, Шаммай, Гамалиель, Симеон и др. Как законоведы и юристы по специальности, книжники были необходимы в синедрионе и потому всегда из их среды выбиралось определенное число в члены этого верховного судилища.

Наконец, старейшины были в синедрионе представителями светской народной власти. Это были главы фамилий и родов, светские народные начальники. Может быть, их ведению, разбору и решению подлежали, главным образом, дела гражданские. Не подлежит сомнению, что членами синедриона в новозаветное время были как фарисеи, так и саддукеи. При противоположности направлений этих двух сект, является очень интересным и важным вопрос: в каком отношении здесь стояли они друг к другу? Первосвященники, стоявшие во главе синедриона, принадлежали к саддукейскому направлению. Но, особенно при решении практических вопросов, они должны были всегда уступать фарисеям, которые, пользуясь громадным авторитетом и влиянием у народа, фактически имели, кажется, большее значение в синедрионе. Прежде чем сделаться членом высшего судилища в своей земле, еврей должен был предварительно пройти несколько низших судебных инстанций. Таковыми были должность судьи по менее важным преступлениям и место в малом синедрионе. Каждый палестинский город, насчитывавший в себе 120 жителей, имел такой синедрион, состоявший из 23 членов и владевший известными полномочиями средней судебной инстанции. В Иерусалиме же таких малых синедрионов было даже два: один у входа на гору храма, другой при входе в передний двор храма.

Только пробыв известный срок в провинциальном и в одном из малых иерусалимских синедрионов, еврей имел право считаться кандидатом на избрание в члены великого синедриона. Такой порядок, впрочем, был обязателен только для светских кандидатов, а не для священников. Что же касается штатных первосвященников, то каждый из них непременно был, если не председателем, то, во всяком случае, одним из важнейших членов великого синедриона уже в силу своей высокой должности. Большие требования, по-видимому, предъявляют талмудисты и относительно телесных качеств и умственного развития будущих членов великого синедриона. "Ни один, — говорят они, — не принимается в синедрион, кто не обладает прекрасным телесным развитием и не одарен мудростью и красотою, преклонного возраста, неопытен в магии, не понимает 70 наречий, так что может слушать без переводчика. Запрещалось назначать в члены синедриона людей слишком старых, кастратов и бездетных, на том основании, что такие обыкновенно отличаются жестокостью. Кандидаты на пабрашю в члены великого синедриона обыкновенно заседали в собрании этого судилища на особых местах, расположенных тройным радом прямо пред тем полукружием, которое образовывали собою седалища 72 членов. "3 ряда кандидатов, — читаем мы в Талмуде, — сидели пред ними (т е. собственно судьями). Каждый из них сохранял свое место.

В цветущий период своего существования великий синедрион имел громадную силу как высшее судебное учреждение, ведению и решению которого подлежали вообще все важнейшие дела в жизни евреев. В частности, в трактате Sanhedrin крут дел, подлежащих разбору исключительно великого синедриона, очерчивается таким образом. "Колено (за идолослужение, по объяснению Маймонида), ложный пророк, первосвященник не судятся нигде, кроме дома суда 71. Произвольная война предпринимается только с их разрешения. Только по их повелению расширяется город (городская черта Иерусалима) или атриум. Судьи колен поставляются не иначе, как только по их изволению. Нив какой город не вносится приговор за общее отступление (от веры) кем-нибудь другим, кроме этой коллегии судей. К этим делам, касавшимся целого колена, первосвященника, лжепророков, жителей целого города, нужно прибавить еще суд над богохульниками, соблазнителями и государственными преступниками. По Маймониду, 71 могли избирать самих царей и привлекать их к ответу пред своим трибуналом. Последнее подтверждает, по-видимому, и Иосиф Флавий. Так, по свидетельству иудейского историка, Ирод, сын Антипатра, правитель Галилеи, предал смерти разбойника Езекию и его сообщников без всякого ведома и суда синедриона. Но никто "не умерщвляется судьями своего города, — говорится в Талмуде, — ...а приводится к высочайшему судилищу в Иерусалим, и там содержится под стражею до праздника, и на празднике казнят его. Как поступивший вопреки закону, Ирод был привлечен на суд синедриона. Синедрион принимал для решения все те дела, по которым не могли согласиться между собою низшие судебные инстанции. Наконец, его делом было определение новолуний.

Таким образом, забота о важнейших явлениях государственной жизни, религиозной и гражданской, политической, общественной и частной, была делом великого синедриона, который потому представлял высшее законодательное, административное и судебное учреждение. Но от такого величия синедриона ко времени Господа Иисуса Христа осталась одна тень. Уже один факт при царе Яннее достаточно говорит о падении синедриона. Раб этого царя за одно убийство был привлечен на суд 72. Но вместе со своим рабом явился в залу суда сам царь, и в его присутствии синедрион не осмелился объявить смертный приговор рабу убийце. Ирод Великий сознательно стремился подавить силу синедриона, что ко времени римского правления было достигнуто в очень большой степени. Несправедливо мнение, что в это время синедрион представлял из себя лишь духовное или теологическое судилище, в противоположность светской власти римлян. Последние, верные своей обычной политике, оставили иудеям их отечественное учреждение, и синедрион в это время является, таким образом, высшим отечественным судилищем в противоположность чужеземному господству римлян. Ему и теперь принадлежали постановления и решения во всех тех делах, которые, с одной стороны,
превышали власть местных судов низшего ранга, с другой - не бьши удержаны римским прокуратором для себя. Насколько этот последний ограничивал теперь власть синедриона, на этот вопрос трудно ответить подробно. Но с достоверностью можно сказать, что так называемое jus gladii, право смертной казни, не было оставлено отечественному судилищу Если мы видим факт убиения первомученика Стефана без суда римского прокуратора, то здесь было не обычное явление, а или преступление власти, или акт самосуда возбужденного народа, который в своем фанатизме предварил заключительное решение обычного законного судебного процесса. Если, далее, Тит говорил осажденным в Иерусалиме: "разве мы не дозволили вам умерщвлять тех, которые перешли (назначенную для двора храма стену), хотя бы это был римлянин?" — то такой вопрос его указывает на право синедриона в исключительных только случаях, лишь там, где дело касалось нарушения его теократических постановлений. В своих преданиях Талмуд прямо говорит: "40 лет пред разрушением храма отняты у Иерусалима суды к смерти. Это же отчасти подтверждает и Иосиф Флавий, говоря, что первосвященник не смел исполнять никакого постановления суда без одобрения прокуратора. Таким образом, неограниченное право на жизнь и смерть было взято у синедриона, и всякий смертный приговор этого последнего прежде своего исполнения должен был получить утверждение со стороны прокуратора.

Разбор процесса суда над Господом Иисусом Христом и Его смертной казни даст нам еще одно сильное доказательство такого упадка власти великого древнееврейского судилища. В связь с потерею права смертной казни иудейское предание ставит и перемену обычного места заседаний синедриона. Таким местом в Мишме часто называется gazith, или lischkath haggazith, т.е. здание, построенное из камней с особенною обделкою, которую в археологии принято называть "обделкою выпусками". Она состоит в лентообразном бордюре или выпуске на всех краях лицевого фаса четырехугольного камня, благодаря чему среднее поле камня несколько возвышалось над своими краями и для наблюдающего издали казалось точно вставленным в рамку. При более значительной глубине и ширине таких выпусков каждый камень так рельефно выделялся на общем фоне стены, что уже на значительном расстоянии легко было пересчитать все камни. Но обделка выпусками есть характеристическая особенность древнееврейской архитектуры вообще; это решительный археологический признак, по которому легко распознать древнееврейский камень среди массы древних памятников других народов. Бее здания храма, к числу которых, как сейчас увидим, принадлежало и рассматриваемое нами, были построены из таких же камней gazith; между тем, место заседаний великого синедриона называется залою gazith как именем особенным, в котором как бы указывается его отличительный признак среди других зданий. Поэтому надо полагать, что отделка выпусками украшала камни этого здания не только снаружи, но и внутри. Именно к внутренней зале и относится это название gazith.

Сообразно своему назначению, эта зала имела вид базилики, т.е., подобно древним иудейским синагогам, разделялась колоннами на два или на три нефа. Из трактата Middoth видно, что помещалась она на южной стороне двора храма, именно — в самом крайнем юго-западном углу внутреннего двора. Вдоль стен последнего, с внешней стороны, был устроен искусственный земляной вал, antemurale. Зала gazith была устроена таким образом, что одною своею половиною была во внутреннем дворе храма, а другою выступала из линии стены. Первую раввины называют pars sancta [священная сторона], а вторую — pars profana [мирская сторона]. Местом заседаний синедриона, по замечанию рабби Бартеноры, была последняя. Но некоторые полагают, что такому положению залы заседаний синедриона противоречит свидетельство Иосифа Флавия, по которому boule лежало между Ксистом и западными портиками храма. Ксист, по Витрувию, представлял собою большую площадь с аркадами для упражнений гимнастов. Составляя необходимую принадлежность всех значительных городов греко-римской империи, по их образцу и примеру, такой гимназиум был построен и в Иерусалиме при Антиохе Епифане первосвященником Иасоном, братом Онии. Здесь площадь Ксиста служила в важных случаях и местом народных собраний. Так, Агриппа держал здесь речь к собравшемуся народу, отклоняя иудеев от войны с римлянами. Площадь Ксиста лежала на восточном склоне Сионского холма, между площадью храма, с одной стороны, и дворцом Маккавеев — с другой. Таким образом, место судилища, которое Иосиф Флавий называет boule, находилось, по определению этого иудейского историка, не на южной, а на западной стороне храма, под нынешним иерусалимским судилищем Мегкеме, там, где теперь подземелья Вильсона.

Для устранения такого будто бы противоречия между Иосифом Флавием и Талмудом Фридлиб считает более достоверным свидетельство современника Иосифа. Но мы не имеем ни малейшего основания в данном случае отказывать в доверии и свидетельствам талмудическим. Справедливее признать, что gazith талмудистов и boule Иосифа Флавия указывают не одно и тоже место. То же иудейское предание говорит, что лишенное jus gladii [право выносить смертный приговор], верховное судилище иудеев, оставило залу gazith, обычное место своих заседаний: "за 40 лет пред разрушением храма переселился синедрион и занял место рынка, базара, лавки. Где находились эти лавки или рынки, Талмуд не указывает определенно; и вот некоторые без всякого основания отождествляют их с boule Иосифа.

Мы еще возвратимся к месту судилища Мегкеме; теперь же в факте суда над Господом Иисусом Христом мы видим первосвященников, книжников и старейшин народа, собравшихся во дворце Каиафы.
Малый синедрион мог открыть свое заседание с рассвета и продолжать его до 3-го часа дня, или до раннего еврейского вечера. Время заседаний великого синедриона Фридлиб определяет таким образом. По Маймониду, кроме дней субботних и праздничных, такие заседания могли продолжаться от ежедневного утреннего жертвоприношения до жертвоприношения вечернего. Так как ежедневная утренняя жертва закалалась, как только появлялась утренняя заря, т.е. приблизительно около 6 часов утра, а сожигалась час спустя, то самым ранним временем заседаний великого синедриона нужно признать наш 8-й час утра. Заседание могло продолжаться весь день и приносилась вечерняя жертва. Как до рассвета, так и после солнечного заката не могло быть начато ни одно судебное дело. Дни праздничные и субботние были совершенно свободны от суда, а так как приговор по особо важным делам, влекшим за собою смертную казнь, мог быть объявлен только спустя день после судебного решения, то приступать к разбору таких дел синедрион не имел права и накануне субботы или праздника.

"Разыщи, исследуй и хорошо расспроси". "Судьи должны хорошо исследовать". "Синедрион, умерщвляющий одного человека в семь лет, есть бойня". "Если судья произносит решение несогласно с истиною, он удаляет величие Божие от Израиля. Но если он судит согласно с истиною, хотя бы только в течении одного часа, то он как бы укрепляет весь мир, ибо в суде именно и выражается божественное присутствие в Израиле". "Что говорит Бог, — спрашивает рабби Мейр, — когда человек терпит (должную муку за свое преступление)? Если так можно выразиться (Он говорит): Моя голова и Мои члены страждут. А если, говоря человекообразно, Он так сокрушается о крови людей непотребных, то тем более должен Он сокрушаться о крови невинных". — Эти и другие им подобные изречения библейские и талмудические ясно указывают на тот характер, каким должно было отличаться древнееврейское судопроизводство. Чувство правды и закона, доведенная до педантизма осторожность на суде и гуманность отношений к подсудимому глубоко проникали его, особенно в тех случаях, когда решался вопрос жизни и смерти подсудимого. Уголовный процесс древних евреев был обставлен до мелочей такими условиями, среди которых подсудимому давалась полная возможность доказать свою невиновность.

"Точность в обвинении, гласность в разбирательстве, полная свобода для подсудимого и обеспечение против всех опасностей или ошибок свидетелей" - вот четыре великие правила еврейской уголовной юриспруденции. Распадаясь в Мишне на подробные и точные предписания, все они клонятся в пользу обвиняемого.

Уголовное дело начиналось разбором положений и обстоятельств, служивших к оправданию подсудимого и только потом уже следовал разбор оснований обвиняющих. Свидетелями могли быть только лица высокой нравственности и незаинтересованные в разбираемом процессе. Поэтому склонные к азартным играм (игроки в кости, дрессировщики голубей), ростовщики, торговцы, обвешивающие и обмеривающие покупателей (тем более явные воры), равным образом родственники между собою, родственники судьям или обвиняемому — не могли давать показаний по уголовному делу. Кто из свидетелей уже раз высказался в пользу обвиняемого, не имел права говорить против него, но наоборот было возможно.

Показания свидетелей должны отличаться точностью и касаться не только места, времени и образа совершения преступления, но даже мельчайших подробностей его обстановки. Уже во времена пророка Даниила практиковались эти строгие требования. Так, старцы, объявившие себя свидетелями преступления Сусанны, должны были, разлученные друг от друга, ответить на вопрос: под каким деревом они видели преступление? — и их разногласие в обозначении вида дерева уничтожило все предыдущее их показание, обнаружив его ложь, в талмудическом праве уже малейшего противоречия в показаниях свидетелей было достаточно для того, чтобы разрушить все их свидетельство. Мало гого. Если свидетельские показания, ни в чем не противореча друг друту. твердо ухтзнаа-швали факт преступления в главных и побочных его черих и приобретали силу непреложного доказательства виновности подсудимого, то в таком случае судьи искали возможности, по крайней мере, смягчить эту виновность. С этою келью председатель каждому из свидетелей предлагал вопрос: старался ли он увещаниями отклонить преступника от дела, и знал ли последний об угрожающем ему наказании?". И если свидетели отвечали отрицательно, то над подсудимым должен быть смягчен приговор. прежде чем прийти к окончательному решению, должны уяснить себе дело путем тщательного и подробного обсуждения мельчайших его обстоятельств, внимательно взвесить все данные за и против преступника и подробно разобрать предписания закона относительно данного случая"

При этом давался большой простор прениям и дебатам, в которых могли принимать участие и присутствовавшие в зале кандидаты, но лишь когда их мнение было в пользу подсудимого, в противном случае, они были только молчаливыми слушателями рассуждений действительных членов синедриона.

Подача голосов, следовавшая за дебатами, начиналась -со стороны", т.е. с самых младших членов синедриона. При этом имелось в виду, что эти незнатные члены могли более беспристрастно обсудить дело и самостоятельно высказать свой взгляд, говоря первыми, в противном же случае их могло соблазнять раньше по данное мнение важных членов синедриона.
Исход дела, конечно, зависел от большинства голосов. Но в то время как простое большинство было достаточно для оправдательного приговора, для обвинения необходимо было большинство, по крайней мере, двух голосов. Поэтому, если из 23 судей, — maxi-mum'a, при котором мог совершаться уголовный процесс, — 12 высказывались за, а 11 против обвиняемого, последний оправдывался; но если 12 обвиняли, all говорили за подсудимого, то число судей увеличивалось на два и подача голосов возобновлялась сначала. При неопределенном результате число членов снова увеличивалось и так поступали до тех пор, пока или получался оправдательный приговор, или необходимое большинство для обвинения. Для такого пополнения состава суда допускались в ряды вотирующих и кандидаты. Если, наконец, достигался приговор оправдательный, он сообщался подсудимому немедленно и дело оканчивалось в тот же день; если же большинство высказывалось за виновность подсудимого, окончательное составление приговора откладывалось до следующего дня, чтобы дать этому приговору время "перебродить". В это промежуточное время судьи собираются друг у друга и, "вкушая немного пищи, но весь этот день не употребляя вина", совещаются о деле, стараясь спасти подсудимого. На следующее утро снова открывается формальное судебное заседание. Оно имеет в виду возможность перемены мнений только тех, кто высказался за обвинение подсудимого, так как раз ставший на стороне оправдания уже не имел права отказываться от своих слов. Таким образом, всякий желающий мог свободно отказаться от обвинения; в противном случае в протокол заносилась обычная фраза: "остаюсь при прежнем мнении и осуждаю. Только если и теперь большинство было за обвинение подсудимого, обвинительный вердикт был неизбежен. Но до исполнения присужденного рода казни все еще оставалось время, в которое преступник, даже достигнув места казни, еще мог быть оправдан и отпущен на свободу, потому что уже во время шествия на казнь "один из служителей правосудия стоит у двери судилища, держа платок в руке, другой же, сидя на лошади, сопровождает шествие до такого пункта, с которого он еще может ясно видеть первого. Если бы явился кто-нибудь с желанием доказать, что осужденный невинен, первый машет платком, а верховой с поспешностью возвращает осужденного" и дело разбирается опять.

Таков был дух и характер древнееврейского уголовного судопроизводства. Теперь, познакомившись с высшим судебным учреждением древних евреев, перенесемся в зал его заседания в ночь с четверга на пятницу и постараемся внимательно проследить, насколько соблюдены были эти гуманные предписания в судебном процессе Господа Иисуса Христа.

Не в зале gazith и не в Хануйофах собрался на этот раз синедрион; очень удобным местом для него послужил дом, или дворец первосвященника Каиафы. Желая скрыть свой домашний очаг от постороннего любопытного взора, еврей строил свой дом таким образом, что с фасадной стороны, обращенной на улицу, он не имел никаких отверстий, кроме одной входной двери, представляя здесь сплошную глухую стену. Материалом для постройки служило отчасти дерево, но главным образом кирпич и тесаные камни283, причем лучший строевой лес Иерусалим мог получать только с Ливана, а камни квадратной и продолговатой формы высекались в тех каменоломнях, которыми так изобилует и нынешний Иерусалим, благодаря особым прекрасным качествам своего грунта28*. Богатый дом первосвященника, конечно, был построен из камня, с теми широкими тирскими лестницами и окнами, которые и Мишне, вероятно, по удобству и красоте, противополагаются окнам и лестницам египетским. Все такое здание, большею час-тию двухэтажное и квадратное, строилось обыкновенно иокруг четырехугольного двора, в который входили узким коридором, пробитым в одной из четырех каменных степ здания. Внутри двора, па всех четырех сторонах его, поднималась стена здания дома, вдоль нижнего этажа которой тянулись навесы, а верхний был окружен галереями с крепкими перилами. Под навесом устраивались стойла для домашнего скота и помещения для прислуги. По двору вместе с прислугою вокруг цистерны сновала домашняя птица. Из этого обиталища прислуги и скота по лестнице можно бьию подняться в верхний этаж в жилые комнаты хозяина дома. Эти последние имели различное назначение и своими дверями выходили на галерею. В задней части здания помещались комнаты для женщин, считавшиеся неприступным святилищем для всякого постороннего мужчины. Тою же лестницею, минуя и второй этаж, можно было подняться на кровлю дома, игравшую столь важную роль в домашней жизни иудея и имевшую плоскую, а не куполообразную, как в нынешнем Иерусалиме, форму. Несколько покатая ко двору или на обе стороны, ко двору и на улицу, следовательно, с небольшим возвышением на средине, кровля по краям ограждалась перилами или бруствером, достигавшим в вышину до груди человека. Дом Каиафы, подобно всем богатым домам, без сомнения, имел не один двор, а два, отделенные друг от друга каменною оградою с таким же проходом, какой вел с улицы в первый двор. Прекрасно вымощенный по краям, с зеленою лужайкою
посредине, засаженною виноградниками и кустарниками душистых растений, свежесть которых поддерживались обилием поды из фонтанов и цистерн, этот второй двор составлял, бесспорно, самый красивый и приятный уголок в доме. Вдоль стен красовались изящные колонны, задрапированные занавесами из роскошной материи. Последние чаще, впрочем, были откинуты с целью дать возможность хозяевам дома или гостям дышать свежим воздухом и любоваться прекрасным видом этого места. И в этом дворе лестница вела вверх во второй этаж и на кровлю дома, между перилами которой здесь протягивалось над всем двором покрывало из толстого холста для защиты от солнечных лучей.

За несколько дней до суда над Господом Иисусом Христом синедрион собирался уже раз в этом же доме первосвященника Каиафы, и по этому поводу евангелист выражается так: "тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафа". Если здесь выражение "во двор" не употреблено в широком смысле дома или дворца вообще, то под этим "двор" (auli) нужно разуметь такой именно второй двор, о каком было замечено только что. Но как бы то ни было, суд над Господом Иисусом Христом имел место не здесь. Внутрь двора первосвященника последовал за Спасителем апостол Петр и, сгорая желанием знать судьбу своего Учителя, расположился здесь у костра, смешавшись в толпе первосвященнической прислуги. Но апостол Петр, по замечанию евангелистов, сидел "вне на дворе" и "внизу". Поэтому место суда над Господом Иисусом Христом, в противоположность таким выражениям, должно предполагать внугри самого дома и притом наверху. Таким образом, пройдя чрез двор первосвященнический, стража вместе с Узником должна была подняться по лестнице на второй этаж дома и здесь войти с Ним в одну из таких комнат, обширность которых позволила бы поместиться всему судебному персоналу, Обвиняемому и свидетелям. Здесь-то, на втором этаже, в обширной четырехугольной зале, в поздний час ночи, когда весь город давно уже спал, собрались враги Того, Кто пришел спасти весь мир. Заседание было неполное. Мы достоверно знаем, что Иосиф Аримафейский, один из членов великого синедриона того времени, не принимал участия в этом злом совете и деле своих сотоварищей по суду. Очень может быть, что необычно позднее время, с одной стороны, и несогласие со злыми замыслами президента суда, с другой, помешали и некоторым другим членам занять свои места здесь. Но, во всяком случае, собрание, если и не достигало своего полного комплекта 72 членов, было очень большое. Здесь были и первосвященники, и книжники, и старейшины. Полукругом расположились они на мягких низких диванах, скрестив ноги на ковре. Как раз посредине дуги этого полукруга занял председательское место первосвященник Каиафа. Один из знатнейших членов, вице-президент Ab-Beth-Din, сел возле него. За ними разместились остальные члены.

Три ряда кандидатских сидений, вероятно, были заняты только наполовину Внутри полукружия заняли свои обычные места 2 секретаря, или писца: один ближе к правой стороне полукружия, чтобы записывать показания в пользу подсудимого, другой — на левой стороне должен был записывать свидетельства обвиняющие. В зале должны были присутствовать и исполнители судебного приговора, которых Маймонид называет ликторами, с ремнями и веревками, обычными орудиями наказания, в руках.

Таков был персонал, собравшийся судить Господа Иисуса Христа. Его законный состав, обычный порядок заседания, вся внешняя обстановка, этот талит, белое шелковое покрывало, наброшенное поверх черной мантии — тоги, — обыкновенная одежда, одинаковая для всех судей, членов великого синедриона, — все было, по-видимому, законно и обыкновенно, как всегда. Но была глубокая ночь, и мерцание ночного освещения, придавая еще более мрачный и зловещий вид этим старцам, убеленным сединою, не предвещало ничего доброго.

Был поздний час ночи, который Фридлиб старается определить точнее, основываясь на евангельском рассказе об отречении апостола Петра, во время которого пел петух. Это пение петуха в древнейшие времена служило одним из немногих средств для обозначения отдельных пунктов ночного времени. Но уже древние римляне, собственно для своего войска, разделяли ночь на стражи. У них взяли то же деление и евреи и обозначали прежде тремя стражами те промежутки ночного времени, после которых сменялась стража при храме. Ко времени Господа Иисуса Христа ночь делилась у них уже на 4 стражи, из которых каждая, таким образом, обнимала около 3 часов. Первая стража, начинаясь вместе с началом ночи, продолжалась до 9 часов, вторая оканчивалась в 12 часов, третья — в 3 часа и, наконец, четвертая продолжалась от 3 до б часов утра. Рядом с этим делением на стражи удержалось и древнейшее обозначение известных пунктов ночного времени посредством gallicinium.

О проекте Авторы Карта портала Ссылки Контакты

Веб-студия Православные.Ру