Диалог Палладия, епископа Еленопольского, с Феодором, Римским диаконом, повествующий о житии блаженного Иоанна, епископа Константинопольского, Златоуста

Епископ еп. Палладий Еленопольский, перевод Балаховской А. С.

VIII. Иоанн, получив и прочитав письмо, удержал его при себе, но начал переговариваться о примирении с монахами из обеих партий. Услышав об этом, обе партии взволновались: одна — поскольку подверглась тирании, другая — поскольку не имела власти без согласия Феофила заключать мир, ибо прошения, содержащие донос, они передали по его приказу. Таким образом, Иоанн, дав им ответ, отказался от своего намерения.

Удалившись после этого, монахи из обиженной партии составляют многострочные просьбы, написав о монахах как о доносчиках, а о Феофиле то, что имело отношение к Феофилу, чтобы не говорить иначе о том, что и так знает каждый, и, встретившись с Августами в мартирии святого Иоанна, приходят к императрице, прося ее, чтобы прошения монахов противной партии рассматривались префектами, а Феофил, явившись даже и не добровольно, должен быть судим перед Иоанном. В ответ на прошение был получен следующий ответ: "Феофила, который добровольно, или под стражей прибудет в сопровождении магистра, предать суду перед Иоанном, что же до монахов Феофила, то им следует или доказать те самые обвинения, которыми они обвиняли святых старцев, или подвергнуться тому, что полагается доносчикам".

Таким образом, чтобы привести Феофила, в Александрию, был послан Элафий, ныне бывший принцепс, а остальные показания префекты отклонили. Хотя правосудие начало проводиться в жизнь, окончилось оно тупиком, ибо законы теснили, сверкнув мечом, а те несчастные, боясь этого исхода, возлагают ответственность на Феофила, поскольку он их подставил и продиктовал прошения. Судебная служба, таким образом, ввергает их в тюрьму до прибытия Феофила, на этом основании не позволяя взять их на поруки. Одни из них умерли, проводя время в тюрьме из-за промедления Феофила, а другие, по прибытии Феофила, облегчившего дело деньгами, после окончательного расследования были приговорены как доносчики в согласии с законами к жизни на Проконесе. Таким образом, Феофил, явившись, как обремененный навозом скарабей, изливая сверх зловонной зависти ароматы лучших сокровищ Египта и самой Индии, вступил в Константинополь в шестом часу пятой субботы Великого поста под рукоплескания толпы моряков, приобретая позорную славу, о которой сказал апостол: Слава их в сраме их (Флп. 3:19), прибавляя: они мыслят о земном (Флп. 3:19), и принимается в шатрах неправедных, бежав Церкви, забыв сказанное Давидом: Избрал я лучше быть у порога в доме Божием, нежели обитать в жилищах грешников (Пс. 83:11), изгнав себя из Церкви собственной совестью.

Хотя прошло уже три недели, он не встретился ни с епископом Иоанном, по обычаю епископов, ни вообще не приблизился к церкви, но пребывал в состоянии борьбы и ночью и днем, присоединив новую вражду к старой. Чтобы епископа Иоанна изгнать не только из Церкви, но и из самой жизни, в одном случае щедростью золота подкупил против истины тех, кто из числа власть имущих был охвачен страхом, в другом — обильной трапезой служил чревоугодникам, в ином — привлек к себе замешанных в обмане клириков лестью и обещанием больших должностей. Связав их всех без веревки, с помощью удовольствий обвораживая уязвимое место души, подобно некоему соблазняющему людей демону, он стал искать диавольскую личину для исполнения этой драмы и нашел ее. Двух диаконов, отлученных епископом Иоанном от Церкви из-за беззаконных прегрешений, он использует благодаря их легкомыслию и убеждает дать обвинения против Иоанна, обещая им восстановить их в священном сане. Падение же их заключалось — одного  в убийстве, а другого в блуде. И при этом он исполнил свое обещание. После изгнания Иоанна он восстановил их на своих местах, очевидно давших показания, которые продиктовал он сам и которые не содержали никакой правды, кроме той, что Иоанн советовал всякому после приобщения вкушать воду или хлебец, чтобы невольно со слюной или кашлем не выплюнуть частицы Святых Даров, сам первый совершая это дело, уча желающих предосторожности.

После получения этих обвинений Феофил у Евграфии составляет заговор с Северианом, Антиохом, Акакием и остальными, имеющими памятозлобие против Иоанна за его увещевания знатным женщинам, ибо блаженный имел обыкновение, подобно Павлу, всенародно и по домам (Деян. 20:20) учить священнолепию, в особенности постоянно и с настойчивостью прося таковых женщин: "Зачем вы, будучи старицами по возрасту, принуждаете тело снова стать молодым, нося, подобно блудницам, локоны вокруг лба, в поругание остальных благородных женщин? Разве таковы вдовы?" Собравшись, они стали искать способ, как начать судебный процесс. Один из присутствующих предложил, подав прошение императору, насильно привлечь Иоанна к участию в соборе. И это случилось, как у иудеев, когда все у них решило золото.

Нас было сорок епископов, сидящих вместе с Иоанном в триклинии епископского дома и изумляющихся, как подлежащий суду, тот, которому было приказано одному явиться в столицу по обвинению в нечестивых делах, прибыл вместе со столькими епископами и как все они перемешали мысли находящихся у власти, совратив к худшему многих из клира. Когда мы находились в большом замешательстве, Иоанн, вдохновленный Духом Святым, говорит всем: "Молитесь, братия, и, если любите Христа и ради меня, пусть никто не оставит своей церкви. Ибо я становлюсь жертвой, и время моего отшествия настало (2 Тим. 4:6), согласно сказанному, и, претерпев многие скорби, я, как вижу, оставлю жизнь. Ибо я знаю коварство сатаны, что он больше уже не переносит вражды моих поучений против него. Итак, да пребывает с вами милость Божия, и в молитвах ваших вспоминайте меня".

Одержимые невыразимой скорбью, одни плакали, другие покинули собрание и с сокрушенным духом, обливаясь слезами, целовали очи, священную главу и меткие и блаженные уста. Он же, попросив всех, перелетавших туда и сюда, подобно жужжащим в улье пчелам, вернуться на собор, говорит: "Сядьте, братия, и не плачьте, много сокрушаясь обо мне, ведь для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение (Флп. 1:21), — известно ведь, что он был усечен мечом из-за необычайного дерзновения, — и, если вы вспомните, раскройте в вашей памяти то, о чем я всегда говорил вам: "Существующая жизнь есть путь, и проходит мимо и хорошее, и скорбное", и: "Существующая жизнь — это базар: мы купили, мы продали, мы заканчиваем". Разве лучше мы патриархов, пророков, апостолов, чтобы нам остаться бессмертными в этой жизни?" Один же из присутствующих, вскричав при этих словах, произнес: "Да! Но мы оплакиваем наше сиротство, вдовство церкви, нарушение заповедей, властолюбие не боящихся Господа и жадно устремляющихся к высшим должностям, беззащитность нищих, оскудение учения". Ударив указательным пальцем по ладони левой руки, ведь христолюбивый имеет обыкновение это делать, когда он озабочен, сказал своему собеседнику: "Довольно, брат, не говори много, но то, что я сказал, — церквей ваших не оставляйте, ибо не с меня началось учение и не на мне оно кончится. Не умер ли Моисей? Не был ли обретен Иисус? Не скончался ли Самуил? Не был ли помазан Давид? Не окончил ли жизнь Иеремия? И не появился ли Варух? Не был ли вознесен Илия? Не стал ли пророчествовать Елисей? Павел был усечен мечом, но не остались ли Тимофей, Тит, Аполлос и десятки тысяч других?" После этих слов начал говорить Эвлисий, епископ Апамеи Вифинской: "Неизбежно, что мы, оставшись в своих церквах, будем принуждаемы к общению и к тому, чтобы поставить подписи". Святой же Иоанн ответил: "Общение имейте, чтобы не произвести раскол в Церкви, а подписей своих не ставьте, ибо, поразмыслив, я в самом себе не сознаю ничего, достойного низвержения".

Так обстояло дело, когда было объявлено о посланниках Феофила. Он приказывает, чтобы они вошли. Когда они вошли, он спросил их, какой они имеют сан. Они отвечают: "Епископы". Он пригласил их сесть и сказать, зачем они пришли. Они отвечают: "Мы имеем лишь вызов в суд. Распорядитесь его прочитать". Иоанн приказывает прочитать. Они поручают юноше, прислуживающему Феофилу, прочесть написанное, и он прочел, содержание же его было таким: "Святой собор, собранный у Дуба — на берегу моря в предместье Руфина есть место так именуемое, в котором они и собрались, — Иоанну (забыв то, кем он был, "епископу", — все-таки помраченная душа любит видеть не так, как есть в действительности, но воображает то, что внушает страсть): Мы приняли против тебя жалобы, содержащие множество преступлений. Итак, явись, приведя с собой пресвитеров Серапиона и Тигрия, ибо в них есть нужда". Пришедшие же к нему были молодые епископы Диоскор и Павел, недавно поставленные в Ливии.

После прочтения послания епископы переговариваются с епископом Иоанном, объявив Феофилу через трех епископов — Лупикия, Димитрия и Эвлисия — и двух пресвитеров — Германа и Севира, всех мужей святых и достойных: "Не раскалывайте Церкви, ради которой Господь пришел во плоти, и не разрушайте ее дел. Если же, не послушавшись, ты нарушишь никейские каноны 318 епископов и "произведешь суд за пределами своей территории", ты переправься к нам в город, управляемый справедливыми законами, не призывая Авеля, подобно Каину, на поле, чтобы мы тебя послушали первыми. Ибо мы имеем против тебя семьдесят глав обвинений, содержащих очевидно преступные дела, и нас, собравшихся по милости Божией не для разрушения Церкви, но в мире, будет больше, чем участников твоего собора. Вас тридцать шесть епископов из одной епархии, нас же — сорок из различных, и среди нас семь митрополитов. И в порядке вещей, чтобы меньшая часть, согласно канонам, была судима от большей и собранной из разных мест; мы имеем и твое письмо, в котором ты приказываешь сослужителю нашему Иоанну: "Не следует производить суд на чужой территории". Поэтому, подчинившись законам Церкви, призови своих обвинителей, чтобы они воздержались или от своих обвинений против тебя, или же от нападений на Иоанна".

Взволнованный этим, Иоанн сказал своим епископам: "Вы объявили то, что думаете вы, мне же подобает в добавление к объявленному высказать и мое мнение". Сторонникам Феофила он, со своей стороны, отослал следующий ответ: "Я, если кто-нибудь может в чем-либо упрекнуть меня, до сих пор этого не узнал, если же кто-либо обвинил меня, и вы хотите, чтобы я пришел, удалите из вашего собрания моих явных врагов, которые из пренебрежения делали зло против меня. Я не спорю о месте, где мне положено быть судимым, хотя это должно быть именно в городе. Те же, о ком я прошу, — это Феофил, которого я обличаю, что он сказал в Александрии и Ликии: "Я пришел ко двору, чтобы уничтожить Иоанна". И это правда. С тех пор, как он прибыл, он ни со мной не встретился, ни в общение со мной не вступил. Тот, который совершил враждебные действия прежде судебного слушания, что сделает после суда? Подобно ему, я обличаю и Акакия за то, что он сказал: "Я ему заварю кашу". О Севериане и Антиохе, которых скоро настигнет кара Божия, что и говорить? Произведенные ими смуты воспевают даже мирские театры! Итак, если вы действительно хотите, чтобы я пришел, не призывайте этих четырех и, если они являются судьями, удалите их из собрания, а если они обвинители, то пусть они докажут свои обвинения, чтобы я знал, каким образом мне готовиться к борьбе, против противников или против судей, и я, без сомнения, приду не только к вашей любви, но и на вселенский собор. Так что знайте, если вы и тысячу раз будете обращаться ко мне, больше ничего от меня не услышите".

Когда они вышли, нотарий, немедленно доставивший императорский приказ, в котором требовалось под стражей привести Иоанна на суд, стал принуждать его идти. После ответа нотария объявились два пресвитера Иоанна, некий Евгений, который в качестве награды за участие в заговоре против Иоанна получил предстоятельство в Ираклее, и Исаакий молчальник, чтобы мне не говорить иным образом, сказав: "Собор объявил тебе: приди к нам, чтобы оправдаться в обвинениях". В ответ на это Иоанн, в свою очередь, объявил через других епископов: "В согласии с каким последованием вы производите суд, вы, которые не изгнали моих врагов и вызываете меня на суд через моих клириков?".

Они же, поскольку демон разъярил их наподобие львов, набросившись на епископов, одного избили, у другого разорвали одежды, иному же наложили на шею оковы, которые были приготовлены для святого, чтобы таким образом брошенный на корабль он был отправлен в неизвестное место. Святой, уразумев их бесстыдный замысел, сдержался, а те "благородные", содеяв акты собора безобидней паутины только для вида, выносят приговор против блаженного, ни лица которого не видели, ни голоса не слышали, в один день доведя до конца злое дело, замышляемое в течение долгого времени, ибо неукротимо диавольское стремление, не оставляющее места рассуждению, послав императору заранее составленные обвинения: "Поскольку Иоанн, обвиненный в неких злых делах, сознательно не пожелал явиться в суд, законы такового человека низлагают, что и исполнено. Жалобы же на него содержат и обвинения даже в оскорблении величества. Итак, Ваше Благочестие да прикажет изгнать его насильственно и предать суду за оскорбление величества, поскольку нам не подобает этого требовать".

О, трижды несчастные в том, что вы замышляете и творите! Постыдитесь совершать это, стыдясь и страшась если не Бога, то людей! Ведь оскорблением величества была клевета об императрице, поскольку они донесли, что Иоанн назвал ее Иезавелью. И хотя те, достойные изумления, совершили таковой донос, желая видеть его смерть от меча, Бог открыл их втайне замышляемое зло и умягчил сердца власть имущих, подобно тому, как случилось с Даниилом в Вавилоне. Ибо там были укрощены львы, пощадившие Даниила, а люди, разъярившись, не пощадили пророка, и Бог устыдил свирепых вопреки природе примером тех, которые вопреки природе стали кроткими.

IX. Таким образом, против Иоанна, словно против варварского войска был послан комит с отрядом солдат, и он был изгнан из церкви. Будучи изгнан, он пребывает в предместье Пренет в Вифинии. После полуночи в спальне императрицы произошло некое происшествие. Испуганные этим, через несколько дней они через нотария вновь призывают Иоанна, возвратив ему престол. При таких обстоятельствах Феофил бегством приобрел себе спасение вместе с египтянами, ибо город искал его, чтобы утопить в море.

Спустя два месяца они вновь, оправившись от удара, во второй раз жадно устремляются на Иоанна и не, найдя для обвинения приличного основания, посылают в Александрию к изобретателю таковых, объявляя: "Или вновь выступи против Иоанна в качестве вождя, или, если ты боишься этого из-за народа, предложи нам некий образец, основываясь на котором мы создадим основание для обвинения". В итоге Феофил, зная, каким образом он скрылся, сам не пришел к ним, а послал трех жалких епископов: Павла, Пимена и другого, недавно рукоположенного, отправив вместе с ними и некие каноны, которые сочинили ариане против блаженного Афанасия, чтобы, используя эти каноны, свить судебный процесс против Иоанна как самовольно вернувшегося после низложения. Ибо Феофил по природе был гневлив, скоропалителен до необдуманности, дерзок и необычайно любил ссоры: ибо не существует ничего из попавшегося ему на глаза, к чему бы он, быстрее чем это нужно, неудержимо бы не устремился, при этом не оставив времени ни для рассуждения, ни для размышления. Охваченный безумной страстью, он безрассудно приходит к одобрению этого и, уверенно опираясь на готовое мнение, энергично спорит со всяким, желающим возразить, стремясь всегда явить свой суд и жребий как победивший и господствующий. Так же поступали и знающие его нрав.

Призвав из Сирии, Каппадокии, понтийского диоцеза и Фригии всех митрополитов и епископов, их собирают в Константинополе. Прибывшие, согласно последованию канонов, вступили в общение с Иоанном, чтобы не сделать того же, что сделали их предшественники, но находящиеся у власти, узнав об этом, вознегодовали на вступивших в общение с ним. Феодор же, епископ Тианский, муж благовидный, узнав о заговоре из того, что достигло его ушей, чтобы не следовать скоропалительности Феофила, внезапно оставив всех, вернулся в свою Церковь, сказав двору: "Прощайте навсегда", укрепив свою епархию стеной благочестия, до конца пребывая в общении с верными римлянами, о которых свидетельствовал Павел, говоря: Вера ваша возвещается во всем мире (Рим. 1:8). А Фаретрий, епископ Кесарии Каппадокийской возле горы Агрея, чрезвычайно испугавшись, совершенно так, как дети боятся буки, не выйдя из своего города, письменно присоединился к противникам Иоанна, хотя он и не был призван в их собрание и оказался недостоин предстоятельства из-за неведения лучшего. Леонтий же, епископ Анкирский, соединившись с Аммонием, епископом Лаодикии Кекавменской, воспламенил Церковь. Не только не уступив угрозам находящихся у власти, но, обольстившись надеждой на царские дары, они вносят на второй собор порочное мнение Акакия и Антиоха следовать Феофилову суду без суда и вовсе не дать оправданию Иоанна, защищая свое мнение канонами, которые послал Феофил и которые провозгласили сорок сообщников Ария, написав: "Если какой-нибудь епископ или пресвитер, справедливо или несправедливо низложенный, сам по себе, без разрешения собора вступит в церковь, то таковому вовсе нет места оправдания, но он должен быть окончательно изгнан". Канон же этот, как противозаконный, установленный людьми беззаконными, был отменен в Сардике римлянами, италийцами, иллирийцами, македонянами и греками, о чем ты и сам лучше знаешь, великоименитый Феодор, когда Ливерий или Юлий при императоре Константе приняли в общение Афанасия и Маркелла Галатийского, из-за которых этот канон и был составлен.

Однако эти двое достойных изумления, Аммоний и Леонтий, присоединившись к Акакию, Антиоху, Кирину Халкидонскому и Севериану, пришли к императору, предложив призвать десять епископов из сторонников Иоанна, всего же их было больше сорока, для исследования канонов, поскольку одни были уверены, что они православные, а другие указывали, что арианские. Представ перед императором, Элпидий, старец душой и сединами, епископ Лаодикии Сирийской, и Транквиллий убедили его, что не следует бессмысленно низвергать Иоанна. "Ибо, прежде всего, он не был низложен, но изгнан комитом, и не по своей воле вернулся, но по велению Твоего Благочестия, когда за ним послали нотария. Ныне же тех, которые ссылаются на каноны, мы обличаем как еретиков".

Когда противники медлили, беспорядочно ссорясь друг с другом, одни крича громким голосом, другие, возбужденные, дерзко взмахивая руками перед императором; кротко, в полном согласии с канонами, Элпидий, при наступлении небольшого затишья, сказал императору: "О государь, да не будем мы много терзать твою кротость, но да будет следующее: пусть братья Акакий и Антиох поставят свои подписи под канонами, которые они предлагают как православные: "Мы исповедуем веру составивших их, и сомнение для нас разрешено"". Император, обратив внимание на простоту задачи, улыбнувшись, сказал Антиоху: "Нет ничего более полезного". Император был во всем произошедшем невиновен, поскольку другие изменили то, что мудро было решено. Сторонники Севериана, растерявшись и оборачиваясь друг к другу, словно бурлящая вода, потеряли дар речи перед разумно сказанным и перед судом императора, сделались мертвенно бледными, но, стесненные необходимостью и принимая во внимание место, где они находились, против своей воли обещают подписать. Таким образом, они ушли, не выполнив обещания, поскольку оно было для них нежелательным, и стали изобретать, каким образом они изгонят Иоанна.

Когда эти и другие дела так или иначе совершались, пронеслось восемь или девять месяцев, епископ Иоанн пребывает вместе с сорока двумя епископами, а народ вкушает с великим весельем его учение, ибо нетщеславный ум, как правило, любит, чтобы в несчастиях изливалось слово, полное благодати и силы. В этих обстоятельствах, подобно весне, приходящей каждый год, расцвел Великий пост. Антиох со своими сторонниками, вновь лично встретившись с императором, внушили ему, что Иоанн побежден, чтобы приказать изгнать его, поскольку приближалась Пасха. Император, докучаемый ими, поневоле поверил им как епископам — ибо воистину пресвитер или епископ не знает лжи: ведь эти имена принадлежат вышним уделам, поскольку никто больше Бога не обладает свойствами епископа или пресвитера, так как Бог является взирающим на все или видящим все, и поэтому епископ или пресвитер, как сообщник через имена, должен быть сообщником и через дела, — и объявляет Иоанну: "Изыди из церкви". Он же отвечает: "Я от Спасителя Бога принял церковь сию для попечения о спасении народа и не могу ее оставить. Если же ты хочешь этого, хотя город спорит с тобой, изгони меня силой, чтобы я оправданием своего отступления имел бы твое самовластие". Таким образом, с некоторым страхом послав из дворца приказ, они изгнали его, приказав до времени пребывать в епископском доме, предполагая возможность гнева Божия, чтобы, если приключится с ними какое-нибудь несчастье, они, быстро вернув его в Церковь, умилостивили бы Божество, а если нет, вновь наложили бы наказание, как фараон на Моисея.

Тем временем настал день Великой субботы, в который Господь распятый разорил ад. И вновь они ему объявляют: "Изыди из церкви". Он же отвечает то, что подобает. Итак, император, страшась святости дня и смятения города, посылает за Акакием и Антиохом, сказав им: "Как нам следует поступить? Смотрите, чтобы вы не посоветовали мне чего-либо неправильного". Тогда эти "благородные" и исполненные высокомерия сказали императору: "О государь, на нашей голове низложение Иоанна".

В качестве последней защиты епископы, верные Иоанну, равночисленные дням святого поста, пришли в храм Мучеников к императору и императрице, со слезами умоляя пощадить Церковь Христову, вернув епископа, особенно ради Пасхи и тех, кто должен быть возрожден, будучи теперь посвящен в таинство. И не были они услышаны, даже притом, что святой Павел, епископ Кратеи, сказал с бесстрашным дерзновением: "Евдоксия, побойся Бога, пожалей своих детей, не попирай праздник Христов кровопролитием" (Сир. 27:15). Возвратившись, сорок епископов бодрствовали в своих домах, одни со слезами, другие со скорбью, иные — пребывая в духовном оцепенении, как каждого направило чувство.

Однако имеющие страх Божий пресвитеры Иоанна, собрав народ в общественных банях, которые прозывались Констанциевыми, совершали бдение, одни — читая Священное Писание, другие — крестя оглашенных, как и подобало ради Пасхи. Об этом доложили своим покровителям поврежденные мыслью и страстные умом Антиох, Севериан и Акакий, считая, что нужно помешать собравшемуся там народу. Тогда магистр ответил им, сказав: "Сейчас ночь, и толпа огромная. Да не произойдет чего-либо неуместного". Акакий и его сторонники возражают: "В церквах никого не осталось, и мы боимся, что император, придя в церковь и не найдя никого, почувствует благоволение народа к Иоанну и признает нас клеветниками, поскольку именно мы говорили ему, что вообще нет ни одного добровольно к нему присоединившегося, как к человеку непримиримому". Таким образом, магистр, которого они заклинали, что все это произойдет, дает им Лукия, как говорили — язычника, начальника отряда тяжеловооруженных воинов, приказав, естественно, призвать в церковь покинувший ее народ. Отправившись туда и не быв услышан, он вернулся к Акакию и его сторонникам, рассказав о многочисленности и возбуждении народа. После этого они, испугавшись, настойчиво просят его словами золота и обещаниями большего успеха, чтобы он воспрепятствовал славе Господа, приказав ему или привести народ в церковь, убедив словами, или прекратить праздничное собрание, устрашив гневом.

Он, тотчас взяв с собой клириков из сторонников Акакия, во вторую стражу ночи отправился туда, куда его послали, ведь в наших краях собрание народа продолжается до первых петухов. Имея, подобно Исаву, четыреста фракийцев, вооруженных мечами, недавно призванных в войско и чрезвычайно бесстыдных, он напал вместе с указанными клириками и воинами внезапно ночью, как волк, разделив толпу сверкающим железом. Чтобы воспрепятствовать посвящаемым в Воскресение Спасителя, направившись к святой воде, он, дерзко оттолкнув от диакона Святые Дары, проливает их, а пресвитеров, даже пожилых, ударяет по голове дубинами, смешав купель с кровью. Тогда можно было видеть ту ангельскую ночь, в которую даже демоны, приведенные в трепет, падают, переместившись в Лабиринт, ибо обнаженные жены вместе с мужами обратились в бегство, предпочтя этот постыдный побег опасности быть убитыми или оскверненными. Один, будучи ранен в руку, отошел рыдая, другой тащил деву, раздирая на ней одежды, и, разграбив всю богослужебную утварь, они присвоили ее себе.

Таким образом, схваченные пресвитеры и диаконы были ввергнуты в темницу, а наиболее достойные из мирян изгнаны из столицы. По местам были изданы одно за другим постановления, содержащие различные угрозы, чтобы воспрепятствовать Иоанну. Несмотря на произошедшее, а также на то, что названные епископы честолюбиво стремились расширить свое влияние, собрание любящих учение, а лучше сказать — любящих Бога, не было разрушено, но, согласно сказанному в книге Исхода, но чем более изнуряли его, тем более он умножался (Исх. 1:12).

Итак, на следующий день император, выйдя для совершения гимнастических упражнений, увидел на соседней равнине около Пемптона незасеянную землю покрытую белым и, пораженный видом цвета новопросвещенных, ибо их было около трех тысяч, спросил у копьеносцев: "Что означает собравшаяся там толпа?" Они, чтобы отвести гнев императора, полностью солгав ему, говорят: "Собрание еретиков". Посредники в этом деле и главари убийства, тотчас узнав об этом, посылают назад самых жестоких из своего конвоя, чтобы разогнать учеников и схватить учителей. Они, прибыв, вновь задержали многих клириков и еще больше мирян.

И Феодор сказал: О блаженнейший отче, они были столь многочисленны, что одних новопросвещенных было три тысячи, как же малому отряду солдат удалось разогнать их собрание?

Епископ. Это не доказательство малочисленности и не признак отсутствия ревности, но преимущество благочестия и проявление заботы учителей, непрерывно направляющих мысль к примирению.

И Феодор сказал: Ты хорошо сказал. Не подобает тому, кто научился у святого Иоанна рассудительности и кротости, защищаться, безрассудно производя беспорядки.


Страница 3 - 3 из 10
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру