О детской вере

"Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу (Матф., 21, 15-16)", - говорит Господь. О чем это? Познакомимся для начала с одной сказкой.

"Господи Иисуса Хлисте, Сына Бозий, помилуй меня глесника.
На Небе Бог сказал Боголодице: молитва – это сильная молитва.
А Боголодица Ему сказала: алилуйа, алилуйа, алилуйа, Слава Тебе, Бозе!
А Бог сказал: спасибо!
Батюска сказал плидти всем в Целковь на Плаздник. Пятнадцать… ой!… сыснадцать сто солок селовек плисли в Целковь. Все помолилися, они все глехи батюске сказали, а Бог слысал и плостил.
И все дети, и девоцки, и нетколые дедуски, и нетколые дяди, и нетколые бабуски, и нетколые тети посли на Плицастие, потом на запивку, по две плосфолки съели. И колокольня забила.
А Бог плисол к тем, кто молился на двадцать сагов. И был Плаздник. И Бог ладовался. И все ангелы тозе ладовались, глядя на Него".

Эту "святую сказку" рассказал крестному пятилетний мальчик по имени Никита, и она сильно тронула взрослых, которым ее пересказали. Но чего, казалось бы, в ней особенного? Человек описал то, что происходит в храме на каждом богослужении. Однако именно эта детская непосредственность, разговор о Боге, о Его Матери и Ангелах, как о истинно живых, личностных существах, которых, кажется, ребенок видит своими глазами – именно это делает незатейливую сказку малыша трогательной, выразительной и даже поучительной в какой-то степени.

Верующие дети не сомневаются в том, что с Богом общение идет всегда, и вряд у них есть понятие "Бог меня не слышит". Они не удивятся, встретив живого Господа – только бесконечно обрадуются. Происходит ли это потому, что дети еще не вмещают в себя той грандиозности, которую мы вкладываем в понятие – Бог? Возможно, отчасти и так ("Машенька, Бог есть? – Такой большой дядя с бородой? Не знаю, мам, я его еще не видела"). Но мы много говорили о тайне детской души. Как дети видят Бога? Что Он для них?

Нормальный ребенок – всегда мистик. Ему присуще то, что мы называем мифологическим восприятием мира. Никто не удивляется, что ребенок до определенного возраста верит в сказки. Но тут атеист может задать резонный вопрос – сказки ему рассказываете вы, взрослые, рассказываете о том, чего на свете никогда не существовало. Так мудрено ли, что ребенок и в Христа, о Котором рассказываете ему вы же, верит так же наивно, как верит в Деда Мороза?

На это нечего было бы возразить, если бы вдруг не оказалось, что дети-то наши и без нас знают о Боге! Об Ангелах, об ином мире. И вера их вовсе не так уж и наивна, как может показаться на первый взгляд. Бог – это не дед Мороз. Он Сам открывается человеческой душе, пусть еще младенческой, Он говорит с ребенком – но как, о чем? Это странное для нас ощущение близости иного мира, эта уже непонятная в зрелом возрасте открытость сердца Высшему просто и напрямую, и впрямь делают детей, как точно подметил Достоевский в "Братьях Карамазовых", как будто иными существами. Нам необходима особая чуткость, чтобы понять дитя и принять его мир, чтобы случайно не затушить яркий и трепетный огонек веры в чудо, не убить полет его души, подобно тому, как, резко схватив бабочку за легкие крылышки, мы убиваем ее полет. В семьях, где родители придерживаются строгого рационализма, может вовсе не приветствоваться детская вера в чудесное. "Фантазии, глупости" готовы искореняться в таких семьях на корню. Но так же порой не в меру строгие православные родители ограничивают не только детскую фантазию, но и ту легкость и непосредственность, с которой дети вдруг начинают лепетать о Господе. Родителям кажется, что надо немедленно пресечь легкомыслие. Но, быть может, в таких случаях вовсе и не стоит спешить? Конечно, далеко не каждое детское слово и действие, как порой склонны думать восторженные взрослые, несет в себе сокровенный смысл, все это и впрямь может оказаться обычной милой детской глупостью, шалостью, бессмыслицей, но и наоборот – не все, что кажется нам глупостью и бессмыслицей в детских словах и поступках таковым и является. И тот мир, о которой мы знаем, прикосновение которого, быть может, кто-то из нас ощутил в таинствах и молитвах, открывается детям иначе, чем нам.

"До какой степени дети совершенно реально живут потусторонним миром, всем известно, - пишет митрополит Вениамин (Федченков) в книге "О вере, неверии и сомнении". - И если я не помню почти ничего о себе, то запишу кое-что из жизни других детей.

Один трехлетний ребенок – пишет мне его бабушка Ш. – долго мучается коклюшем. Перед сном говорит бабушке:
– Бабушка! Если ты во сне увидишь ангелов; скажи им, чтобы у меня перестал кашель: я очень устал!

Другая бабушка, приехавши навестить умиравшую от чахотки дочь в Париже, рассказывала мне про внучка Алешеньку:
– Дочь-то моя вышла замуж за комиссара. Он не велел даже и упоминать о Боге. А у меня на груди крест висел, Алешенька-то и увидал.
– Бабушка! Это что такое у тебя?
– Часы, – говорю, – милый мой!
Он послушал: не тикают. Не поверил.
А все же в колокол-то по праздникам звонили. Уж не знаю, откуда, но все же он узнал о Боге. И один раз говорит мне:
– Бабуся! Понеси меня в церковь; я один раз, только раз посмотрю на Боженьку – и больше не буду…

Граф А-н, в присутствии членов Синода, в 1920 г., в Херсонском монастыре рассказал о своих девочках (Марфиньке и, кажется, Наденьке) следующее:
– Они уже были в постельках (в Ялте). Я, по обычаю, вошел к ним в спальню, чтобы на ночь перекрестить их. Двери отворялись бесшумно. Слышу их разговор:
– А как ты думаешь: они ныне придут к нам? – говорит одна.
– Я думаю, придут...
О ком это они? – о родителях, что ли? Спрашиваю:
– Кого вы ждете еще? Кто – придут?
– Ангелы, – просто ответили они.
– Какие ангелы?
– Беленькие, с крылышками.
– Они к вам ходят?
– Да!
Я больше ни о чем не спрашивал. Молча перекрестил и со слезами радости вышел".

Так и что же? – опять скажет скептик. Дети, несомненно, слышали о Боге и ангелах, даже тот мальчик, сын комиссара, наверняка, мог услышать о Нем от кого-то – за всем не уследишь. Вот дети и играют в ангелов, как играют в волшебников.

Да, верно, детям свойственно играть и ощущать сказку правдой. Но до того, чтобы вжиться в сказку настолько, чтобы верить в чудесное исцеление, детскому сердцу нужно получить от этой сказки очень сильное впечатление. Впрочем, не это главное. Главное то, что дети, говоря о Боге, говорят о том, что они ЗНАЮТ, а не о том, что дорисовало их живое воображение, восприняв рассказы взрослых. И знают о Боге даже самые маленькие детки, которые еще и говорить-то не умеют, и сказок никаких не понимают. "Если над кроваткой малыша повесить иконку ангела-хранителя, - говорит писательница Юлия Вознесенская, - он будет к нему обращаться, разговаривать с ним. Повесьте кошечку, сказочного человечка - ничего подобного!"

Отец рассказывает про дочку, которая умеет произносить только отдельные слова: "Над кроватью у Настеньки весит большая икона Троицы. Ребенок просыпается, показывает на икону и говорит: "Бог", потом на красный угол и тоже: "Бог". Днем ходит по дому играет, внезапно начинает подходить ко всем и, показывая на иконы, говорить: "Бог", так всех обойдет и опять играет. А про ангелов, которых дети видят, как некоторые говорят, могу рассказать следующее. Много раз так было. Настенька ни с того, ни с сего вдруг заулыбается, рассмеется и, показывая куда-то под потолок (мимо всех людей), говорит: "Бог" (Зорин Петр).

Наша современница утверждает, что в детстве всегда точно ЗНАЛА, что за облаками существуют "города ангелов"... Никто не говорил ей об этом. Во снах (она хорошо помнит себя с двух лет) видела другой мир, "более реальный, а этот иногда казался призрачным". И вопрос о существовании иного мира был решен, "даже не вставал".

Бабушка, назвавшая себя в письме к священнику рабой Божьей Валентиной, жалуется на проблему в семье: "Благословите, батюшка! Моя дочь крещеная, но не воцерковленная, замужем (брак невенчаный) за некрещеным человеком, активно протестующим против Бога, который стал так активно возражать только после женитьбы. Я за них молюсь. У меня есть внук, ему почти два года. Я приезжаю к ним регулярно, раз в неделю. Ребята уходят, я остаюсь с внуком. Перед сном в обед, укладывая его спать, я даю ему икону, и он целует ее много-много раз, и просит сам, и плачет, если не даю, а говорю, что хватит. Мажу маслом со святых мощей, что он также очень любит и просит. Просит, чтобы я пела ему православные песни, когда укладываю. Он их слушает и засыпает. Так вот, когда меня нет, он просит мою дочь и зятя дать ему икону, а они раздражаются от этого. Получается, что из-за меня у них раздоры в семье. И что делать, я не знаю. Посоветуйте, пожалуйста".

Довольно жестоко со стороны родителей лишать ребенка того, к чему тянется его душа. Потому что, как мы видим, священные предметы явно что-то значат для малыша, еще не умеющего толком мыслить, и вовсе не потому, что они ему просто "понравились". Ребенок выделяет их из всего остального, похоже, чувствует исходящую от них святую силу – и воспринимает это, возможно, на каком-то ином уровне, чем взрослые. Собственно, чувство, пусть даже смутное, благоговения перед святыней, присуще и неверующим – недаром мы смотрим на кощунников, как на людей, уже полностью потерявших совесть. Понятно, что для ребенка, в силу открытости его души Вышнему миру, это чувство может быть так же естественно, как возможность слышать и обонять.

"Клавочка (около полутора лет) гуляет по комнате старших братьев, подходит к полке с книгами. Там много всего красивого и яркого, естественно... и Распятие лежит. Она его цап, - и целует. Раз, другой... Честное слово, я ее к этому никак не побуждала!

Проходит пара часов, Клавочка (уже в другой комнате) падает и ушибается. Естественно, ревет. Беру ее на руки, пытаюсь как-то утешить, - не получается, слишком сильно стукнулась. Вспомнив давешнее происшествие с крестом, вынимаю из-за ворота свой нательный, - просто вынимаю, опять же, не протягиваю ей, ничего с ним не делаю. Берет, начинает целовать, и довольно быстро слезы прекращаются.

Когда пришли родители, и я пересказала им эту сцену, они ответили, что да, было уже неоднократно, что они уже и удивляться перестали... хотя на самом деле никто и никогда девочку такому не учил" (Анна Лейцина).

Анна Лейцина же рассказала историю про пятилетнего Кузю.
"Кузя, в ознаменование устанавливающейся взаимной любви и доверия, показывает мне свои сокровища, старательно припрятанные в разных секретных местах в доме. Вроде все обычное, как у любого мальчика, - проволочки, винтики, жетоны от какой-то игры... И вдруг достает медальон с образом Пресвятой Богородицы:
- А вот это Божия Матерь. Ее зовут Мария, ты знаешь? А хочешь Ее поцеловать?"

Тут вроде бы, и говорить не о чем. Но на самом деле – есть о чем. Ребенок священный предмет – изображение самой Богоматери – поместил в свой маленький мирок. Кто-то из чересчур уж строгих взрослых, быть может, даже и нахмурится. В ребенке надо с ранних лет воспитывать благоговейное отношение к святыне, медальон с иконкой должен лежать с иконами, в красном уголке, а не среди винтиков и шурупчиков. Это, конечно, крайность, скорее всего – взрослые просто не обратят внимания. А мне, например, подобное отношение к священному образку представляется чудесным. Что такое – мир детских "сокровищ", старательно собираемых, запрятанных по тайникам, бережно хранимых? Пусть каждый вспомнит себя в детстве. В детстве ведь все имеет совсем иную ценность. Ни один ребенок не обрадуется, если на день рождения ему подарят что-то дорогое, практичное – но скучное. Но будет в восторге от любого подарка, который можно включить в мир ребячьих игр – в мир детского преображения окружающей действительности. В мир, где золотую монету можно спокойно обменять на красивую пуговицу, считая обмен равным, где демонстрация зарытого в песок "секретика" являет собой подтверждение истинного дружеского доверия. И если в этом мирке находится место для Господа – это говорит о том, что вера, своя, от сердца, не внушенная родителями едва ли не насильно, действительно живет в юной душе, вера горячая и живая.

Для верующего ребенка Бог близко, Он рядом, Его не надо долго звать. Мы Его не видим? Так и что же? Ребенку для того, чтобы знать и чувствовать – не обязательно видеть. Господь присутствует в жизни просто и естественно, и когда, например, взрослые делятся друг с другом мнениями, за кого следует голосовать на ближайших выборах, двухлетний малыш спокойно отвечает: "А я голосую за Боженьку" - и одной этой фразой вводит взрослых в свой мир, где все иначе оценивается, где все видится по-другому.

Еще одна реакция на происходящие в обществе события. "Недавний "Норд-Ост".
Шестилетний племянник ходит по квартире (как всегда, на носочках) и ругается:
- Не люблю телолистов!.. Не люблю телолистов!.. Я - антителолист!..
Его спрашивают, чтобы сбить с "заезженной пластинки":
- А кого ты любишь?
Никита, подняв указательный палец вверх:
- Я Бога люблю!" (Р. Б. Иоанн).

И это на самом деле – любовь. И ответ Свыше на нее – на любовь создания и впрямь иного, чем взрослые, тоже дается иной, не тот, который могли бы получить мы – ведь нередко главная наша проблема – теплохладность…

"Сон Антошки"
"Я был в подъезде на лестнице. Сначала я спустился в самый низ, потом стал подниматься и никак не знал где наша квартира. Я ходил уже два дня и очень хотел есть. А потом я вдруг встретил батюшку. Нет, я его не знаю. Он был одет как в церкви, очень красиво, во все такое сияющее и белое. Он мне сказал: "Разве ты не знаешь, что сначала нужно всегда помолиться Богу и попросить у него помощи". Потом он дал мне хлеб, и я поел. Потом мы с ним вместе помолились, он взял меня за руку и отвел домой. Я сказал, что наша кнопка звонка нижняя, он позвонил, и нам открыли. И я так радовался!"

Святому святое снится…

- Сын, как ты думаешь, зачем Бог тебе показал этот сон? Давай подумаем. Во-первых, когда тебе трудно, всегда надо молиться и просить у Бога помощи. А когда вы с батюшкой молились, ты молился искренне или как сегодня скороговоркой, глотая слова?
- Нееет!
- Значит, Бог тебе показал, какой искренней должна быть твоя молитва, чтобы Господь услышал. Так?
- Да!
- Ну и третье, запомни, помощь приходит, когда ты – член Церкви, когда ты часто причащаешься, когда батюшка тебя благословляет.

Смотрит удивленно – разве можно жить иначе?" (Люся).

Яркий пример, хотя, естественно, он не свидетельствует о том, что все дети поголовно воспринимают Бога именно так как этот четырехлетний (на момент рассказа) мальчик Антоша. В крайних же случаях происходит то, что сами родители угашают живую искру веры в детской душе, подходя к религиозному воспитанию сухо и формально. Но все-таки даже угасание детской веры или же вообще отсутствие каких-либо признаков ее живого горения в душе ребенка не отменяют того, что возможность принять в себя духовный мир – просто и естественно, горячо и без условий – детям присуща всегда, присуща изначально.

Так стоит ли бояться привести ребенка в храм? Даже если сами родители неверующие – почему бы не разрешить ребенку проявить себя в своей естественной религиозности, почему бы не позволить юной вере расправить крылья? Вам не нужен Бог? Но детям Он нужен!

Скорее всего, взрослые люди, которые сами не задаются подобным вопросом, "Какой Бог?", просто не могут представить себе, что он вполне может интересовать детей. А он их очень интересует! Так что пора, давным-давно пора забыть клевету о том, "что христианство – вера слабаков", что оно призывает "смириться со злом", что оно "противоречит науке и искусству". Все это совсем не так. И именно в ребенке вера пробуждает все самое детское, самое яркое – живость, ясность восприятия, творческий взгляд на мир, хорошее любопытство, желание украсить, преобразить…

Почти комичный случай. Маленькие сестрички, побывав с мамой на Троицу в церкви, очень вдохновились службой в зеленом храме, наполненным таким чудесным травяным запахом. Но, вернувшись домой, огорчились, видя, что их деревня имеет унылый, не праздничный вид. Не долго думая, девочки позаимствовали сено у соседа и принялись украшать им дорогу – "чтобы у всех был праздник". За сено, конечно, от мамы досталось, но вот ведь – истинно детское стремление! Если праздник – так уж пусть праздник для всех, и пусть родная деревня тоже радуется в Троицын день.

Бог и ребенок – это такой союз, благодаря которому в душе ребенка произрастает именно красота, радость, свет, тепло, сила и воля. Да-да, христианство воспитывает именно волю, силу духа, чувство ответственности. А еще – стремление к красоте и гармонии. Ребенок, влюбленный в храм, в церковные службы, в иконы в домашнем красном углу, прикасается чистой душой к Высшей Красоте. Он становится маленьким поэтом. Ребенок, в душе которого – наибольшая открытость Небу…

В самом непосредственном общении детей с Богом есть нечто сродни высшему творчеству. Конечно, дети не умеют составлять акафисты, но их молитвы – простой разговор с Богом – это именно творчество души. Это разговор с Живым Богом – напрямую.

"Вероника, четыре года, молится утром:
- Господи, спасибо Тебе за все: за папу, за маму, за братика, за солнышко... (в этот момент гремит гром; Ника оборачивается к окну и видит, что небо черное и на улице ливень) ...за дождик тоже спасибо!" (Анна Лейцина).

"Дедушка моего племянника имеет привычку после еды, осеняя себя крестным знамением, приговаривать: "Слава, Тебе, Господи, за хлеб-соль!"

Четырёхлетний мальчик, замечая это, однажды промолвил:
- Слава, Тебе, Господи, за хлеб, за соль и за мороженое!" (Андрей Истоков)

Дети очень конкретны. Абстракций они до определенного возраста не воспринимают. Если за все Богу спасибо – так уж за все! Без предварительных наставлений и проповедей. Молитва для ребенка – это именно живое общение с Господом. Священник говорит маленькому сыну: "Иди кушать, и не забудь помолиться перед едой". Мальчик отрывается от кубиков, встает и говорит: "Господи, я пошел кушать".

И это вовсе не словесная игра.

Самое же удивительное в детской вере то, что дети понимают непостижимое и знают то, что объяснить словами невозможно – можно только ощутить это душой и принять в сердце: бессмертье души и осознание того, что "Там" и начнется настоящая жизнь.

Обратимся вновь к книге митрополита Вениамина (Федченкова) "О вере, неверии и сомнении".

"7-летняя девочка Сонечка. Мать ее заболела. Говорят о смерти. Но дочка совсем спокойна. Когда же мать (К.) особенно жаловалась на боли и боялась смерти, то Сонечка подошла к ней и спрашивает:
– Мамочка, почему ты боишься смерти? Ведь ты же говоришь мне, что в раю очень хорошо у Боженьки. А ты не хочешь туда идти?
...Не знаю, что ответила мать.
Сонечку очень часто причащали, и она любила это...

В Симферополе в семье Р-х умирал 3-летний любимец. Родители плачут. А он говорит им: "Домой, домой ухожу".

Об ангелах еще припоминаю рассказ еп. Тихона (тогда еще архимандрита) (Тищенко), бывшего настоятелем в Берлинской Русской Церкви. В 1923 году я был приглашен читать лекцию на съезде Христианской молодежи в городке Фалькенберге, недалеко от Берлина. Был и о. архим. Тихон. Он был очень образованным богословом, инспектором в Киевской Духовной Академии, магистром. Происходил из крестьянской семьи, из г. Белой Церкви. У них была большая семья; человек 7 детей. Последний ребеночек – Мария опасно заболела. После нескольких бессонных ночей мать их, положивши дитя возле себя на кровать, заснула. А мальчик – тогда еще Тимофей – сидел у окна.

– Мне было лет 7. Вдруг я увидел ангела с Манькой на руках и закричал: "Мамо! мамо! Маньку взяли, Маньку взяли!" Мать проснулась: "Что ты кричишь?" – "Да Маньку взяли!" – "Кто взял?" – бросилась она смотреть дитя больное. "Ангел взял. Я видел". Мать взяла Марию, но она уже была мертва".

Можно снова возразить, что в те времена, да и в годы послереволюционные уклад многих семей был религиозен, вот дети и проникались подобными чувствами, верили в то, что слышали.

Но вот современный пример. После просмотра какого-то фильма дочка, три года, подходит к маме. Семья атеистов. Разговоров о Боге, смерти и подобном не было.
- Мама, а почему когда кто-то умирает все плачут?
- ..... Ну.... а ты что думаешь?
- Я думаю, они плачут потому что им теперь скучно будет.
- А как же те, кто умирают?
- А что им плакать? Им теперь хорошо и интересно.
И убежала по делам".
(Сообщение с "Форума Нашего города").

Еще пример, который, кажется, не требует комментариев.
"Племяннику Никите пять лет. Иногда любит рассуждать на различные богословские темы. Одна из последних - о встрече с Богом.
- Мама, когда же мы встретимся с Богом?
Ответ, по-видимому, не удовлетворил ("Бога не видел никто никогда"). Поразмышляв самостоятельно, выдает:
- Да, мама, тебе осталось только старость пережить, и мне еще долго до встречи.
Маме – тридцать". (Анна З.)

Часто можно слышать рассуждения о том, что нельзя детям "навязывать веру", потому что они должны сами, повзрослев, решить – верить им или нет. Но разве все приведенные выше примеры не доказывают, что дети уже – решают? "А если я буду грустить - Богородица даст мне радость?" – спрашивает у священника трехлетний ребенок. Дети хотят верить. И не дать им выбора с младенчества – не значит ли обокрасть их?

В книге "Школьное богословие" диакон Андрей Кураев пишет о том, что для ребенка религиозное воспитание необходимо просто для того, чтобы быть ребенком. Почему? Потому что "если естественное стремление ребенка к целостному, мифическому познанию мира не направить в выработанные культурой формы религиозного сознания, он будет обречен на индивидуальное мифотворчество и богостроительство. Табуирование бесед на важнейшие темы приведет к искажениям его внутреннего мира".

И напоследок – еще два рассказа о мальчике Антоше, видевшем удивительный сон, которыми поделилась с участниками форума о. Андрея Кураева его мама.

"Сидит мой сын, подперев щеку кулаком, и грустно рассуждает:
- Вот воспитываю я вас, родители, а вы все не воспитываетесь…
Мы с отцом, пытаясь сдержать улыбку, спрашиваем:
- И как же ты нас воспитываешь, чадо?
- Да вот, вы вчера опять ссорились, а я все говорил вам: "не ругайтесь, Бог как сказал вам? Бог сказал: "Аз есть с Вами, кто на ны!" А вы все не слушались.
- Не поняла. Объясни, сыночек.
- Ну, я говорил тебе, мамуля: "Бог сказал: "Аз есть с Вами, кто на ны!". То есть с папой Бог, а ты кричала на него. И папе я говорил: " Бог сказал: " Аз есть с Вами, кто на ны!", а ты сердился на маму. А ведь с ней Бог!
Нам уже не смешно…
- Спасибо, сын. Прости нас.
- Ничего, я еще всех воспитаю, и папу, и маму, и Степку.
- Конечно, сынуля, мы все друг друга воспитываем. Потому что мы – семья. Какая семья у нас?
- Православная!
- А как еще называют православную семью?
- Малая церковь!
- А зачем Господь создал семью?
Молчит. Слишком сложный вопрос для 4 лет.
- Чтобы мы помогали друг другу спасаться. Так?"

"Вчера о. Артемий Владимиров по радио "Радонеж" вел передачу для детей и в конце попросил ребят написать ему, как они понимают поговорку "Яблоко от яблони недалеко падает". Ради шутки отловила пробегающего мимо 4-летнего сына Антония и задала ему этот вопрос. Он стал объяснять про яблоню. Тогда я рассказала ему, что это поговорка, т.е. когда говорят про людей другими словами. Сын задумался на полторы минуты и объяснил: "Понимаешь, мамочка, это значит, что Бог от человека всегда не далеко, он очень, очень близко". Мой богослов убежал дальше, а я сидела и думала. "Недалеко падает" - когда мы отпадаем от Бога, то кажется в своем падении, что Он где-то очень далеко от нас, не дозваться, а он рядом, совсем близко, и шепот расслышит, и даже мысли. Как тепло стало от слов: "Мамочка, ведь Бог совсем рядом""…