Особенности словообразования в церковно-религиозном дискурсе рус-ского языка: стилистические функции церковнославянизмов

1. Вступление. В статье рассматривается взаимодействие разных моделей в русском словосложении, прежде всего сохранение старославянского наследия. Словари современного русского языка не отражают это наследие в полном объеме, так как не учитывают обширную русскую духовно-религиозную литературу. Сложные слова (композиты) здесь анализируются также с точки зрения актуальных в данный период существования социума смыслов, требующих типизированных способов выражения.

Материалы научной конференции «Новые явления в славянском словообразовании: система и функционирование» (Доклады 2009), которая проходила на филологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова в марте 2009 г. как расширенное заседание Комиссии по славянскому словообразованию при Международном комитете славистов, продемонстрировали сближение славянских языков в области словообразования и лексики, а именно интернационализацию и интеграцию лексики под влиянием обильных заимствований из английского языка и их приспособления к лексическим и словообразовательным системам славянских языков. Одной из форм реализации такого приспособления выступают активные во всех славянских языках модели сложных слов – композитов, в рамках которых происходит функциональная трансформация заимствованных лексических единиц и их частей в словообразовательные форманты, комбинация иностранных и исконных элементов и соответственно включение заимствованной лексики в славянские словообразовательные типы и категории. «Словосложение в славянских языках сохраняет и в наши дни свою специфику – быть частью существующих способов номинации» (Балтова 2009: 92).

Среди неологизмов-композитов в русском, как и в других славянских языках, встречаются и чистые заимствования (типа клипмейкер – clip maker, clipmaker), и кальки (ср. кофе-пауза – сoffee break), и образованные в русском языке из заимствованных элементов (ср. суши-мейкер; климат-мэйкер, сериал-мейкер), а также дериваты, в которых иноязычные части сочетаются с исконно русскими (арт-праздник, арт-данные), что свидетельствует о росте продуктивности самой модели, составные части которой могут быть как связанными, так и свободными (Петрухина 2009).

Быстрый рост количества сложных неологизмов с заимствованными элементами и их переход в разряд узуальной лексики в русском языке связан прежде всего с растущими номинативными потребностями социума. Но этот рост был бы невозможен без опоры на имеющиеся в русском языке модели сложных существительных, проанализированные в (Петрухина 2009). Радиксоидные и аффиксоидные морфемы в подобных композитах выражают типовые смыслы, актуальные для социума в данный временной период. Радиксоидами в отечественной лингвистике в частности называют связанные корни с более конкретным и предметным, по сравнению с аффиксоидами, лексическим значением: теле-, био-, аква-, техно-, гидро- и др., отличающиеся от обычных корней в составе сложных слов типовым значением, способным, подобно семантике аффиксов, соединяться с открытым рядом лексем. Префиксоиды, выражающие разнообразные отношения и оценку (типа квази-, макро-, мини-, мега-), и суффиксоиды, соотносимые с типовыми значениями суффиксов или формирующие новые типовые значения (типа -фил, -фоб), способны пополнять (и пополняют) класс префиксов и суффиксов (ср. -тека, -лог). Границы между новыми заимствованными словообразовательными формантами переходного, «оидного», типа (между аффиксоидами и радиксоидами) в русском языке выражены нечетко. Таким образом, многие композиты с заимствованными формантами по мере роста продуктивности соответствующей модели переходят в односложные номинации.

История сложных слов в русском языке дает интересный материал для исследования того, как в результате исторических процессов в обществе менялись актуальные и популярные смыслы, требующие типизированных способов выражения.

2. Взаимодействие разных моделей в истории русского словосложения. В.В. Виноградов отмечает, что «в истории форм русского литературного словосложения скрестились методы русского народного словотворчества с влияниями старославянского (а следовательно, и грековизантийского) и западноевропейских, преимущественно немецкого, языков» (Виноградов 1994: 406). На конкретных примерах рассмотрим взаимодействие разных моделей композитов, повлиявших на русское словосложение. Как известно, в его формировании важную роль сыграли старославянские типы сложных слов. Речь идет прежде всего о сложных существительных, представляющих собой кальки греческих композитов в переводных текстах духовно-религиозного содержания (в том числе с элементами ДОБРО-, БОГО-, БЛАГО-, ЗЛО-, ПРАВДО-, ЖИВО-, СВЬТО-, МИРО-, ДУШЕ- и др.). О композиции, как об одной из наиболее характерных особенностей книжно-церковных текстов Древней Руси, в славистике существует много работ, в которых исследуется сложный процесс создания на славянской почве новых языковых единиц по греческим моделям; обзор этой научной литературы см. в монографии М.И.Чернышевой (Чернышева 2007: 70-72). Создание сложных слов по образцу греческих для передачи новых христианских понятий активизировало в русском языке сами модели словосложения, а также содействовало приспособлению к лексической и словообразовательной системе древнерусского языка сложносуффиксальных слов с суффиксами, -ени(е), -иj (е), -тель, -ец. В XVIII в. возросло влияние на русское словосложение способов образования сложных слов западноевропейских языков, в первую очередь немецкого языка, которые, впрочем, не противоречили старославянским типам.

С точки зрения взаимодействия разных моделей словосложения в истории русского языка показательно формирование существительных с местоименным формантом само- (как переходных между композитами и односложными префиксальными номинациями). В древнерусском народном языке такие сложные слова, выражающие конкретное значение, были без суффиксов или с суффиксом -к-: самокрутка, самопал, самотек, самострел, самогон. Старославянские модели сложных слов с само- в первой части представляют отвлеченные имена действия и состояния. По данным В.В.Виноградова, подобные имена существительные зафиксированы уже в памятниках XI — XII вв. Активное образование подобных слов отмечается в текстах XVI — XVII вв. (Виноградов 1994: 615). В словаре И.И. Срезневского в частности отмечены такие слова, образованные по старославянским моделям, как самобытие, самовластие, самовольство, самодьржьство, самозаконие, самолюбие, самомьнlние, самохотие, самохотlние, самодействие, самонадеянность, самоуправство, самохвальство, самочиние (Срезневский 1958, 3: 245-254). В русском литературном языке XVIII в. сложные слова этого типа получили новое подкрепление и пополнение под влиянием немецких образований вроде Selbstgefühl (самочувствие) (Виноградов 1994: 622).

Многие из таких имен действия представляют собой свертку пропозиции типа ‘сам себя хвалит’ → самохвальство; ‘сам себя унижает’ → самоунижение, ‘сам на себя надеется’→ самонадеянный → самонадеянность. Характерно, что в русском языке получила распространение именно эта модель с само-, в которой композит выражает любую «направленность качества, свойства, действия на субъект, на самого себя» (Виноградов 1994: 632). Большая часть дериватов с само-, не выражающих тождественность субъекта и объекта действия, в русском языке не закрепились (типа самобытие, самовластие, самочиние, самохотие, самохотlние, самодействие).

В современном русском языке само- соединяется с многими именами действий, которые могут быть направлены на субъект – человека или, в отдельных случаях, животное, например: самооклеветание, самоистязание, самолюбование, самокритика, самоосуждение, самофотографирование и под. В текстах электронных средств массовой коммуникации представлены десятки потенциальных дериватов. Ср.: Самокормление животных. Допускается самобинтование; Вообще, сам термин "саморазвлечение" отдает какой-то антинаучностью; Это роскошь неудержимого актерского самоиграния; Продам новые кроссовки, очень удобны для самоодевания и др. Приведенные потенциальные слова, встречающиеся на сайтах Рунета, похожи на композиты, которые активно используются в современных религиозно-духовных текстах и при этом, как правило, не фиксируются словарями современного русского языка, ср. самораспятие, самоугодие, самопринуждение, самопротивление и др.

В русском языке непродуктивны сложные имена действия, направленного на субъект, включающие местоимение себя- в первой части (типа единичного себялюбие), хотя с точки зрения семантики такие дериваты точно передавали бы возвратное значение. По данным В.В. Виноградова, даже такие употребительные производные, как себялюбие и себялюбивый, не зарегистрированы в памятниках древнерусской письменности… Для выражения соответствующих значений в древнерусском языке служили старославянизмы: самолюбие… самолюбьство, самолюбивый. «Очевидно, слова себялюбие, себялюбивый, себялюбец явились тогда, когда смысловые оттенки слов самолюбие, самолюбивый, самолюбец — в общественном быту, далеком от церковной идеологии, существенно изменились, когда возникла потребность в новообразованиях для выражения понятий эгоизма, эгоиста т. п. В самом деле, уже в XVIII в. слово самолюбие, определявшееся в словарях Академии Российской как «любовь, пристрастие к самому себе» … включало в себя новый признак — высокой оценки своих сил, своего социального достоинства, выражало чувствительность к мнению окружающих о себе» (Виноградов 1994: 632).

Таким образом, из двух возможных элементов производящей базы сложных имен с возвратным значением (местоимений сам и себя) в русские производные под влиянием старославянских моделей попал только элемент само-, который по его типовой и неконкретной семантике рассматриваем как префиксоид, а саму модель как переходную к односложным номинациям.

Рассмотрим другие примеры формирования моделей словосложения в русском языке. В памятниках древнерусской книжности представлены две модели (обе греко-византийские кальки) сложных слов с корнем -люб-: в первой части (любоначалие, любостяжание) и во второй части (властолюбие) композита. Большее распространение получила вторая модель, в которой отглагольный корень входит во вторую часть композита, а имя объекта действия выступает как первая часть: трудолюбие, чадолюбие, сребролюбие, самолюбие. По образцу таких моделей в русском языке в разные временные периоды были образованы многие другие слова: властолюбивый — властолюбие, вольнолюбивый — вольнолюбие, жизнелюбивый — жизнелюбие, миролюбивый — миролюбие, свободолюбивый — свободолюбие, , славолюбивый — славолюбие, сластолюбивый — сластолюбие, честолюбивый — честолюбие, корыстолюбивый — корыстолюбие, человеколюбивый – человеколюбие, правдолюбивый – правдолюбие и некоторые др. Сюда же примыкает ряд имен лиц – книголюб, себялюб, жизнелюб, правдолюб, а также корыстолюбец, сластолюбец, честолюбец и др.

В.В. Виноградов предполагал, что четкая морфемная структура сложных слов с формантом -люб- во второй части композита, несмотря на их книжный характер, в современном русском языке может сделать их активной моделью для индивидуальных новообразований типа театролюбие – театролюбивый (Виноградов 1994: 152). Но многие слова, образованных по данной модели, сохранили книжный стиль и не стали употребительными (ср. братолюбивый – братолюбие, детолюбивый — детолюбие, женолюбивый — женолюбие, славолюбивый – славолюбие), а некоторые вообще вышли из употребления (например, книголюбивый – книголюбие, народолюбивый – народолюбие; празднолюбивый – празднолюбие).

Русская номинация была потеснена композитами с заимствованными формантами -мания / -ман. Формант -мания [от греч. mania ‘безумие, страсть, влечение’] как вторая часть сложных слов вносит значение ‘страстное увлечение, пристрастие к тому, что выражено в первой части слова’, кроме того, может также вносить значение ‘болезненная склонность к тому, что названо в первой части слова’. Сложные слова с формантом -ман называют человека, испытывающего это страстное увлечение. Ср.: театромания / театроман, книгомания / книгоман, киномания / киноман, кофемания / кофеман, игромания / игроман и др. По всей видимости, формированию и активизации этого словообразовательного типа способствовал употребительный дериват балетоман, получивший распространение в русском языке уже во 2-ой половине XIX в. Этот термин возник именно в России, в которой в то время было много балетоманов, а Западной Европе, по данным электронной Театральной энциклопедии (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_32.php), лексема ballettomania стала известна значительно позднее, чем в России.

В современном русском языке эта модель стала продуктивной: в Рунете можно найти сложные слова с -мания, образованные от любого существительного, называющего предмет или явление, которые хотя бы в какой-то степени могут быть увлечением: американомания, фотомания, лыжемания, мотоцикломания, прогулкомания, наградо- и дипломомания, джазомания, автомания. Во многих случаях это нездоровое увлечение, связанное с потреблением и покупками: магазиномания, шоппомания, игрушкомания, техникомания и даже бытовотехникомания (http://www.greenmama.ru/nid/467205/). К большинству приведенных дериватов в электронный текстах Рунета представлены и корреляты с -ман, в разной степени употребительные, ср.: англоман, американоман, фотоман, кукломан, игрушкоман, лыжеман, искусствоман.

С данными моделями конкурируют модели с формантами -филия и -фил (также греческими по происхождению). Группа давно существующих в русском языке существительных, выражающих склонность к определенным нациям и культурам, типа словянофил (славянофилия), германофил (германофилия), англофил (англофилия), за последние два десятилетия пополнилась заимствованными и образованными на русской почве неологизмами типа автофилия, мотофилия, джазофилия, аудиофилия, видеофилия, а также соответствующими именами лиц, имеющих данные пристрастия, – автофил, мотофил, джазофиля, аудиофил, видеофил.

Неологизмы с -филия обозначают более болезненное пристрастие, чем синонимичные композиты с -мания, поэтому никогда не используются для названия журналов, сайтов или кафе, в отличие от неологизмов с -мания, ср.: «Кофемания» (название кафе), компьютерный журнал «Игромания» и раздел в нем «Видеомания», «Игромания.ру» - сайт о компьютерных играх. Ср. употребление композитов с -филия в электронных средствах массовой коммуникации: Компьютерные игры, кино, фотография, гитара, автомобиль – человеческое существо погружается в те миры, где может самореализоваться, чувствовать себя счастливее, чем в самом главном и основном мире. Дорогая аудиотехника тоже умеет поглощать человека, а заодно и всю свободную наличность. Предел счастья аудиофила на последней стадии аудиоболезни – патефон и виниловые диски. О таких говорят – "они подсели на иглу", имея в виду иглу патефона (http://chel.geometria.ru/announcements/night-life/underground/2010/4/23/42584); Видеофилия… имеет далеко идущие последствия для душевного и физического здоровья, которые пагубны в первую очередь для детей. В числе таковых называют тучность, недоразвитие социальных навыков, расстройства внимания и узость кругозора. Исследование определяет видеофилию, как «новую общечеловеческую тенденцию к сидячей активности, связанную с электронными медиа» (http://ludology.ru/83127). О том, что подобные дериваты образованы по продуктивной в современном русском языке модели, свидетельствует ее активность в образовании все новых и новых окказиональных композитов, например: Игрушкофилия подразделяется на машинкофилию, кубикофилию, куклофилию, зверофилию и прочую филию (http://www.asfera.info/news/one-34415.html).

Многие композиты с формантами -филия, -фил имеют антонимы с -фобия, -фоб, семантика которых претерпела сложные изменения. «В настоящее время зачастую под «фобиями» понимаются не только патологические страхи, но и иррациональное резко отрицательное отношение к кому-либо, чему-либо. Некоторые слова из приведённых ниже … обозначают не фобии в клиническом смысле, а скорее иррациональное негативное отношение к чему-либо, не имеющее патологического характера, например… ксенофобия, русофобия, юдофобия» (свободная электронная энциклопедия Википедия). Ср. также неологизмы видеофобия, аудиофобия, зверофобия.

Получается, что в современном русском языке при помощи однословной номинации проще назвать нездоровое пристрастие к чему-либо, чем обычное увлечение чем-либо. Для номинации обычного увлечения используются описательные конструкции, типа Он увлекается театром, лыжами и т.д. Рост продуктивности моделей с формантами мания, филия, фобия отражают не только демократизацию СМИ, но и обостряющиеся психологические и социальные проблемы современного человека. По характеру словообразовательной семантики форманты -ман, -фил, -фоб можно рассматривать как суффиксоиды.

4. Утраченное и сохраненное наследие. В.В. Виноградов, изучая историю русских слов, неоднократно отмечал, что некоторые слова с особенной силой и остротой отражают стиль и мировоззрение общества в ту или иную эпоху (Виноградов 1994). Как следует из языкового материала предыдущих разделов данной статьи, рассмотренные выше типы композитов показательны в мировоззренческом отношении – они выражают типовые комплексы типовых смыслов, важных для общества в определенный период его существования. А история таких дериватов дает богатый материал для изучения изменений в мировоззрении этноса и языковой картине мира.

Влияние старославянского словообразования на русское словосложение трудно переоценить, но известно, что значительная часть композитов из старо- и церковнославянских текстов в современный русский язык не вошла. Рассмотрим на ограниченном, но показательном языковом материале, как это связано с мировоззренческими категориями.

Как уже говорилось, тексты древнерусской письменности изобилуют сложными словами, кальками греко-византийских моделей, которые передают сложнейшие понятия нового знания и христианской картины мира. Созданные на славянской основе и поддержанные древнерусскими словообразовательными отношениями, сложные слова, по данным многих исследований, модифицировали исходные греко-византийские модели, так как взаимодействовали с содержанием всего текста в интерпретации переводчика (Никифорова 2006). Все это создавало условия для их активного создания и использования в текстах древнерусской письменности. Например, в Словаре русского языка XI-XVII вв. (СлРЯ XI–XVII. Вып.1, 1975) по уточненным данным (с учетом дополнительных материалов) только с компонентом БЛАГО- представлено 563 сложных слова, а с компонентом БОГО- и БОГУ- 377 композитов (Чернышева 2009: 72); с компонентом ДОБРО- (без учета дополнительных материалов) – более 200 (Вендина 2007: 149). Лексемы БОГ, БЛАГО, ДОБРО становятся типовыми корневыми элементами сложных слов, способными взаимодействовать со многими именами. Это и понятно: эти слова выражают ключевые понятия христианского вероучения.

Как показала Е.И. Вендина, язык средневековой Руси весь был пронизан идеей Бога, с которым была связана и этика, и эстетика, и межличностные отношения. При этом ДОБРО и БЛАГО понималось в духовно-религиозном смысле и напрямую ассоциировалось с Богом. Поэтому в композитах БОГ и БЛАГО выступают как синонимы, синонимами же выступают БЛАГО и ДОБРО, соответственно БОГ и ДОБРО тоже в целом ряде композитов выступают как близкие по смыслу, например, одно из значений сложных слов доброчьстивъ и благочьстивъ – это ‘почитающий Бога’. Категориям Блага и Добра, связанным с Богом, противопоставлено Зло, которое также персонифицировано в религиозном смысле. Поэтому безбожие, безверие – это не просто пустота, это зъловерие – пустота заполняется Злом. Язык средневековой Руси стремится «осмыслить мир и человеческую жизнь с точки зрения проявления в них Добра и Зла» (Вендина 2007: 165). Эту функцию выполняют композиты, в которых категории Добра и Зла соотносятся с разнообразными объектами, явлениями и качествами; подробный семантико-мировоззренческий анализ таких композитов см. в (Вендина 2007).

В словарях современного русского языка слов с такими элементами зафиксировано в несколько раз меньше. Это объясняется прежде всего обмирщением, секуляризацией русской языковой картины мира, из которой ушло понимания Бога как важной категории человеческого бытия, определяющей не только духовную, но и всю жизнь человека в целом. Понятно, что секуляризация русской картины мира уничтожила большую часть композитов с компонентом БОГО: из 377 слов, по данным Сводного словаря с современной русской лексики (Сводный словарь 1991: 94-95), осталось, со всеми суффиксальными производными чуть более 50. Секуляризация также изменила этические категории ДОБРА и ЗЛА, которые стали неопределенными и абстрактными. Композиты с элементами БЛАГО, ДОБРО, апеллирующие к Богу, были или утрачены или переосмыслены. Соответственно слова благолепие и благоразумие, благоразумный потеряли одно из возможных значений, ср.: благолепие – Боголепие, т.е. красота, благолепие от Бога или подобное Богу, и благоразумие – Богоразумие (=знание о Боге), Богоразумный (=вразумленный Богом). Благоговейный утратило значение богобоязненный, а лексема доброговейный, которая также имела это значение, вообще не вошла в русский язык. У благодарный не сохранилось значение ‘ниспосланный свыше, спасительная сила, помощь’. Утрачено большинство композитов (около 30) с БЛАГО, которые имели одно из значений, идентичное сложным словам с компонентом БОГО. Эти слова вообще не вошли в русский язык и в других значениях (Чернышева 2009: 70–85).

Утрата духовно-религиозного понимания категорий БЛАГА, ДОБРА, ЗЛА, ЛЮБВИ, как показывает Т.И. Вендина, повлияла на весь класс слов с данными компонентами, повлекла другие потери – не только в этическом, но и в эстетическом и социальном понимании этих категорий. Связь этих потерь с утратой христианского понимания ДОБРА, БЛАГА, ЗЛА, ЛЮБВИ несомненна. Русским языком не были восприняты многие слова, в которой в первой части выражалась этическая или эстетическая оценка предмета, названного во второй части композита (типа доброводный ‘имеющий чистую, светлую воду’, доброликий ‘с красивым лицом’) (Вендина 2007: 146–149).

По данным Сводного словаря современной русской лексики (Сводный словарь 1991, 1: 90-91) в современном русском языке осталось около 150 сложных лексем с БЛАГО, включая суффиксальные дериваты. Показательно, что из них более 70 композитов, в которых присутствует идея БЛАГА как дара (благополучие, благодать, благодатный, благодарить, благодарный, благодарствовать и др.). В том же словаре (Сводный словарь 1991, 1: 282-283) зафиксировано около 50 сложных слов с корнем ДОБРО (ср. добровольность, добродетель, добропорядочность, доброжелательность, добродушие, добросердечие, добросовестность), около 80 с корнем ЗЛО (например: злословить, злословие, зловредный, зловредность, злопамятный, злопамятность, злодействовать, злодеяние, злонамеренный, злонравный) (Сводный словарь 1991, 1: 390-391). При этом изменился характер таких композитов – они перестали быть продуктивными моделями, открытыми для новых дериватов и окказионального использования.

Как уже упоминалось выше, Сводный словарь русской лексики, опирающийся на наиболее авторитетные словари современного русского языка, включает лишь 53 сложных слова с корнем БОГ (Сводный словарь 1991,1: 94-95). Но именно об этой группе композитов с полной уверенностью можно сказать, что словари не отражают данные современного русского языка в полном объеме – по одной причине: не учитывается огромный пласт духовно-религиозной литературы, активно развивающейся и пополняющейся в последние два десятилетия и не подверженной секуляризации. Укажем лишь некоторые не отмеченные словарями современного русского языка композиты с БОГО, употребляющиеся в православных произведениях XIX–XXI вв.: Богопочитание, Богопоклонение, Богославие, Богопрославление, Богоупование, Боговдохновенный, Богообщение, Богоблагодатный, Богопросвещение, Богооставленность, Богомыслие, Богоугождение, Богопреданность, Богоблагодарение, Богодарованный, Богооткрытый и др. В таких произведениях сложные существительные с корнем БОГ представляют продуктивную словообразовательную модель, которая активно используется и на православных сайтах Рунета. Этот же языковой материал показывает употребление и других, не зафиксированных словарями, композитов рассмотренного типа (например: благоугодный, благоугождающий, благопотребный).

Таким образом, сделать объективный вывод об утраченном и сохраненном наследии старославянского языка при деривации сложных слов в современном русском языке можно только в том случае, если учитывать обширную духовно-религиозную литературу, написанную на русском языке и в последние два десятилетия динамично пополняющуюся. Этот лингвистически плохо изученный высокий стиль современного русского языка вообще играет большую роль в уравновешивании современной бурной жаргонной и иноязычной стихии. Именно здесь бережно сохраняется богатое старославянское и церковнославянское наследие, неподвластное никаким «понижающим» влияниям. Это наследие – мощнейшее средство оздоровления загрязненной среды современной русской языковой культуры.

ЛИТЕРАТУРА

Балтова 1971: Балтова Ю. За границата между сложна дума и словосъчетание – Български език, № 2–3, с. 197-204.

Балтова 1985: Балтова Ю. Двусъставни субстантивни конструкции в съвременния български книжовен език – Известия на Института за български език. Кн. ХХVІ. София, с. 81-133.

Балтова 2009: Балтова Ю. О словообразовательной и лексической интерпретации некоторых интернационализмов в славянских языках. – В: Новые явления в славянском словообразовании. Система и функционирование. Доклады XI Международной научной конференции Комиссии по славянскому словообразованию при Международном комитете славистов. Москва. Издательство Московского университета, с. 90-100.

Вендина 2007: Вендина Т.И. Из кирилло-мефодиевского наследия в языке русской культуры. Москва. Изд. Института славяноведения РАН. 336 с.

Виноградов 1994: Виноградов В.В. История слов. Москва. Изд. Института русского языка им.В.В. Виноградова РАН, 1138 с.

Доклады 2009: Новые явления в славянском словообразовании. Система и функционирование. Доклады XI Международной научной конференции Комиссии по славянскому словообразованию при Международном комитете славистов. Москва. Изд. Московского университета. 444 с.

Никифорова 2006: Никифорова С.А. Композиты с начальными БОГО- и БЛАГО- в Ильиной книге XI-XII вв.: определение понятийных связей на базе греко-славянских соответствий. – Вестник Удмурсткого университета. Филологические науки. № 5. (vestnik.udsu.ru/2006/2006-05/vuu_06_05_18.pdf)

Петрухина 2009: Петрухина Е.В. Возможности, функции и конкуренты словопроизводства в современном русском языке. – В: Новые явления в славянском словообразовании. Система и функционирование. Доклады XI Международной научной конференции Комиссии по славянскому словообразованию при Международном комитете славистов. Москва. Изд. Московского университета, с. 424-443.

Чернышева 2009: Чернышева М.И. Уходящие слова, ускользающие смыслы. Москва. Изд. Московского государственного университета печати. 196 с.

СЛОВАРИ И ДРУГИЕ ИСТОЧНИКИ

Срезневский 1958: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по памятникам XI-XIV веков. В 3-х томах. Т.3. Москва.

СлРЯ XI-XVII 1975:.Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып.1. Москва.

Сводный словарь 1991: Сводный словарь современной русской лексики. В 2-х томах. Т.1. Москва.

Театральная энциклопедия (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/ Culture/ Teatr/_ 32.php).

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru