Н.В. Гоголь и его духовное окружение: материалы к библиографическому словарю

«Биография всякого известного и почему-нибудь замечательного человека, – писал С. Т. Аксаков, – представляет много затруднений <...> Биография же Гоголя заключает в себе особенную трудность, может быть единственную в своем роде. Натура Гоголя, лирически художественная, беспрестанно умеряемая христианским анализом и самоосуждением, проникнутая любовью к людям, непреодолимым стремлением быть полезным, беспрестанно воспитывающая себя для достойного служения истине и добру, такая натура в вечном движении, в борьбе с человеческими несовершенствами – ускользала не только от наблюдения, но даже иногда от понимания людей, самых близких к Гоголю»[1].

И далее, завершая свои краткие размышления о биографии писателя, Аксаков заключает: «Гоголя как человека знали весьма немногие. Даже с друзьями своими он не был вполне или, лучше сказать, всегда откровенен. Он не любил говорить ни о своем нравственном настpоении, ни о своих житейских обстоятельствах, ни о том, что он пишет, ни о своих делах семейных». <...> Кто не слыхал самых противоположных отзывов о Гоголе? Одни называли его забавным весельчаком, обходительным и ласковым; другие – молчаливым, угрюмым и даже гордым; третьи – занятым исключительно духовными предметами… Одним словом, Гоголя никто не знал вполне. Некоторые друзья и приятели, конечно, знали его хорошо; но знали, так сказать, по частям. Очевидно, что только соединение этих частей может составить полное знание и определение Гоголя»[2].

Один из плодотворных путей постижения личности писателя – выявление круга его знакомств. Долгое время многие факты биографии Гоголя оставались в тени, по разным причинам исследователи не придавали им должного значения. Прежде всего это относится к лицам духовного звания, соприкасавшимся с Гоголем в последнее десятилетие его жизни. В предлагаемой галерее портретов представлены как раз эти лица. Публикуемые материалы являются частью работы «Гоголь и его окружение: Биобиблиографический словарь».

БАЗАРОВ Иоанн Иоаннович (21.06.1819, Тула – 5.01.1895, Штутгарт, похоронен в Висбадене на церковном кладбище), протоиерей, духовник особ царствующего дома, церковный писатель.

Родился в семье протоиерея Иоанна Григорьевича Базарова, преподавателя философии в Тульской Духовной семинарии. В 1839 году окончил Тульскую Духовную семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию. По окончании академического курса в 1843 году защитил магистерскую диссертацию по теме: «О Церкви Англиканской, сходстве ее с Православной и различиях от нее». Преподавал русскую словесность в Санкт-Петербургской Духовной семинарии. 16 апреля 1844 года рукоположен во священника русской церкви во Франкфурте-на-Майне и назначен духовником Великой княгини Елисаветы Михайловны (племянницы Николая I), вскоре умершей. В 1844–1851 годах – настоятель русской домовой церкви в Висбадене. В 1845 году возведен Святейшим Синодом в магистры богословия. С 1851 года – бессменный настоятель русской придворной церкви в Штутгарте, куда был переведен согласно желанию Великой княгини Ольги Николаевны (наследной принцессы, а затем королевы Вюртембергской), духовником которой состоял в течение сорока лет до самой ее кончины. В 1853 году возведен в сан протоиерея.

За время своего пятидесятилетнего служения за границей протоиерей Иоанн Базаров издал ряд трудов на русском и немецком языках. Наиболее известное его сочинение – «Библейская история», выдержавшая более тридцати изданий и разошедшаяся в количестве свыше миллиона экземпляров (первоначально издана в Карлсруэ в 1854 году под названием «Сказания, заимствованные из священных книг Ветхого и Нового Завета»). За этот труд автор был удостоен академией золотой медали. Награжден орденами Св. Анны 1-й степени, Св. князя Владимира 2-й степени и Св. Александра Невского, а также заграничными орденами: вюртембергским Короны и фидриха Большого Креста со звездой, веймарским Белого Сокола, нассауским Адольфа, баденским Церингенского Льва 2-й степени и баварским Св. Михаила.

Известность в литературных кругах отец Иоанн Базаров приобрел после публикации своего письма (адресованного К. С. Сербиновичу) с описанием последних дней жизни В. А. Жуковского, духовником которого он состоял[3]. О своих встречах за границей с Гоголем, В. А. Жуковским, И. С. Тургеневым, А. М. Жемчужниковым, князем П. А. Вяземским, Н. И. Пироговым и др. протоиерей Иоанн Базаров рассказал в мемуарах, опубликованных в журнале «Русская Старина» за 1901 год. Им написаны также воспоминания о В. А. Жуковском, Е. А. Жуковской, жене поэта, и государственном канцлере А. М. Горчакове.

Гоголь познакомился с отцом Иоанном Базаровым в 1845 году, когда тот был настоятелем вновь учрежденной русской домовой церкви в Висбадене. О своих встречах с писателем священник вспоминает: «Вскоре мне пришлось в семействе <…> Жуковского познакомиться и с другим нашим литературным художником Н. В. Гоголем. Это было время начинавшейся его нервно-нравственной болезни. Раз я получил от него из Франкфурта записку такого содержания: "Приезжайте ко мне причастить меня, я умираю"[4]. Приехав на этот зов в Sachsentrausen (заречная сторона Франкфурта, где жил Жуковский), я нахожу мнимо умирающего на ногах, и на мой вопрос, почему он считает себя таким опасным, он протянул мне руки со словами: "Посмотрите! совсем холодные!" Однако, мне удалось убедить его, что он совсем не в таком болезненном состоянии, чтобы причащаться на дому, и уговорил его приехать в Висбаден поговеть, что он и исполнил. При этом случае, бывши у меня в кабинете и рассматривая мою библиотеку, он заметил и свои сочинения. "Как! – воскликнул он чуть не с испугом, – и эти несчастные попали в вашу библиотеку!" Это было именно то время, когда он раскаивался во всем, что им было написано. Потом он заехал ко мне по пути из Эмса. Рассказывая, что он встретил там так много русских дам, сделал замечание, что верно у русских женщин такая уж дрянная натура, что им чаще других приходится отправляться в Эмс на лечение. "И все это наш славный Петербург тому виною!" – заметил он. Случилось потом мне и еще встречать его у Жуковского, но он был мрачен, почти ничего не говорил и больше ходил по комнате, слушая наши разговоры»[5].

В воспоминаниях о В. А. Жуковском отец Иоанн рассказывает, как однажды в 1847 году в Висбадене Гоголь обратил его внимание на то, что немцы строят русские православные храмы на горе, сказав при этом: «Как будто самый Промысл указывает на то, что Православная Церковь должна стоять выше всех других. И подождите (прибавил он) недолго, и она загорится звездою первой величины на горизонте христианства»[6].

БУХАРЕВ Александр Матвеевич (в монашестве Феодор; 22.07.1822, село Фёдоровское Корчевского уезда Тверской губ. – 2.04.1871, Переславль-Залесский Владимирской губ.; похоронен на Борисоглебском кладбище в Переславле-Залесском, могила утеряна), богослов, экзегист, публицист, литературный критик.

Родился в семье диакона. В 1832 году поступил во 2-й класс Тверского Духовного училища, закончив его первым учеником. С 1837 года учился в Тверской Духовной семинарии, затем в Московской Духовной академии, которую окончил в 1846 году со степенью магистра и был определен бакалавром по кафедре Св. Писания. Незадолго до выпуска, 8 июня 1846 года, принял монашество с именем Феодор. С 1849 года печатался в журнале «Прибавление к творениям св. Отцов в русском переводе». С 1850 года – соборный иеромонах Донского монастыря в Москве, с 13 октября 1852 года – экстраординарный профессор Московской Духовной академии. 26 августа 1853 года возведен в сан архимандрита и назначен помощником инспектора. Быстрому продвижению молодого иеромонаха по службе в немалой степени способствовало покровительство ему митрополита Московского Филарета. 31 августа 1854 года переведен в Казанскую Духовную академию на кафедру догматического и обличительного богословия, 13 октября того же года утвержден Святейшим Синодом ординарным профессором. Состоял членом Цензурного комитета при Казанской Духовной академии, членом редакционного комитета по изданию журнала «Православный Собеседник». С сентября 1855 года – инспектор академии, преподавал также нравственное богословие. В апреле 1857 года награжден орденом Св. Анны 2-й степени. 10 января 1858 года назначен членом Санкт-Петербургского комитета Духовной цензуры.

В 1860 году архимандрит Феодор издал книгу «О православии в отношении к современности» (2-е изд. СПб., 1906), имевшую большой общественный резонанс и вызвавшую богословскую полемику. В. И. Аскоченский, редактор еженедельника «Домашняя беседа для народного чтения», обвинил автора книги в ереси, называя его «новым Лютером» и «прогрессистом». 20 апреля 1861 года отец феодор уволен с должности цензора и переведен в Никитский монастырь в Переславле-Залесском. В феврале 1862 года после очередной критической статьи Аскоченского Святейший Синод изъял из печати и запретил издание многолетнего труда Бухарева «Исследование Апокалипсиса» (опубликован: Сергиев Посад, 1916). 20 июля того же года архимандрит Феодор подал прошение о сложении сана и выходе из монашества, удовлетворенное в 1863 году. Под своим светским именем он напечатал ряд богословских и критико-публицистических статей, в том числе о романах «Отцы и дети» И. С. Тургенева, «Что делать?» Н. Г. Чернышевского, «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского; большинство работ вошло в сборник «О современных духовных потребностях мысли и жизни, особенно русской» (М., 1865). 16 августа 1863 года Бухарев венчался с А. С. Родышевской, дочерью переславского помещика. Последние годы жизни провел в Переславле-Залесском, испытывая сильную материальную нужду.

Гоголь познакомился с отцом Феодором в 1849 году, в бытность его бакалавром Московской Духовной академии. Сочинения Гоголя, и в особенности «Выбранные места из переписки с друзьями», произвели сильное впечатление на молодого монаха. Отзыв его о них вылился в целую книгу – «Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году», увидевшую свет через тринадцать лет после своего создания. Разъясняя в предисловии цель своего труда, архимандрит Феодор писал: «Надобно было из слов и дел самого Гоголя выяснить пред ним и пред публикой, что в существе дела, не было и нет противоречия между прежней его деятельностью и новым духовным сознанием: в первой уже глубоко завито было последнее, – последнее, вполне раскрывшись, только увенчивало первую»[7].

Архимандрит Феодор стремился связать последнюю книгу Гоголя со всем творчеством писателя, и в первую очередь с «Мертвыми душами», главную идею которых видел в воскресении души падшего человека. «Помнится, – писал он в позднейшем примечании, – когда кое-что прочитал я Гоголю из моего разбора "Мертвых душ", желая только познакомить его с моим способом рассмотрения этой поэмы, то и его прямо спросил, чем именно должна кончиться эта поэма. Он, задумавшись, выразил свое затруднение высказать это с обстоятельностью. Я возразил, что мне только нужно знать, оживет ли как следует Павел Иванович? Гоголь как будто с радостью подтвердил, что это непременно будет и оживлению его послужит прямым участием сам Царь, и первым вздохом Чичикова для истинной прочной жизни должна кончиться поэма»[8]. На вопрос, воскреснут ли другие герои первого тома, Гоголь отвечал с улыбкой: «Если захотят», и «потом стал говорить, как необходимо далее привести ему своих героев в столкновение с истинно хорошими людьми…».

Архимандрит Феодор был едва ли не единственным, кто пытался рассмотреть содержание «Выбранных мест из переписки с друзьями». По его словам, мысли Гоголя, «как они по внешнему виду ни разбросаны и ни рассеяны в письмах, имеют строгую внутреннюю связь и последовательность, а потому представляют стройное целое»[9]. И все-таки книга отца Феодора, несмотря на содержащиеся в ней отдельные глубокие суждения, не стала новым словом о Гоголе и прошла почти незамеченной. В немалой степени этому способствовал усложненный стиль автора с постоянными обращениями к Священному Писанию и многословным пересказом гоголевских произведений. Знавшие Бухарева люди отмечали, что насколько ярки и доступны были его устные беседы, настолько трудны для понимания его писания.

Отец Феодор читал Гоголю отрывки из своей книги. «Из его речей, – свидетельствует он, – мне можно было с грустью видеть, что не мешало бы сказаться и благоприятному о его "Переписке" голосу: мне виделся в нем уже мученик нравственного одиночества...»[10]. В предисловии к книге архимандрит Феодор рассказал о посещении Гоголем Московской Духовной академии 1 октября 1851 года: «Студенты приняли его с восторгом. И когда при этом высказано было Гоголю, что особенно живое сочувствие возбуждает он к себе тою благородною открытостью, с которою он держится в своем деле Христа и Его истины, то покойный заметил на это просто: "Что ж? Мы все работаем у одного Хозяина"»[11].

Об интересе к Гоголю в стенах Московской Духовной академии сохранилось еще одно свидетельство ее бывшего студента – митрофорного протоиерея церкви Священномученика Ермолая на Козьем болоте (на Садовой) в Москве отца Сергия Модестова. По его словам, многие выдержки и типичные выражения из «Мертвых душ» некоторые из студентов знали наизусть. «Помню, – рассказывает он, – наш товарищ из Тверской семинарии Владимир Николаевич Ретивцев, впоследствии монах и епископ (Нижегородский. – В. В.) Хрисанф, один из даровитейших, особенно любил декламировать эти выдержки. О Гоголе даже на классе Священного Писания читал лекции известный о. архимандрит Феодор Бухарев, причислявший Гоголя чуть ли не к пророкам-обличителям вроде Иеремии, плакавшим о пороках людских»[12].

Близость взглядов своего профессора и Гоголя отмечали и казанские ученики архимандрита Феодора. Так, Валериан Лаврский, впоследствии протоиерей, записал в своем студенческом дневнике за 1856 год: «А замечательное сходство между идеями о. Феодора и идеями Гоголя; ныне мы читали его переписку с друзьями: при этом старшие студенты беспрестанно поражались удивительным сходством между идеями и даже выражением того и другого. Известно, что они были коротко знакомы; но кто из них у кого заимствовал этот дух и взгляд? – Невероятно было бы думать, что духовный от светского»[13]. И тем не менее совершенно очевидно, что в данном случае Гоголь повлиял на отца Феодора.

Судьба Бухарева в некотором смысле противоположна судьбе Гоголя. Оба стремились внести христианские начала во все сферы человеческой жизни – личную, семейную, общественную. Но направление их в следовании по этому пути было противоположным. Отец Феодор покинул монастырь (хотя был, по его словам, «монахом не фальшивым, а по совести»), оправдывая свой поступок тем, что собирался проповедовать христианство в миру. Гоголь, напротив, тянулся к монашеству из мира, который не мог вполне его удовлетворить.

ВЕРШИНСКИЙ Димитрий Степанович (14.11.1798, Тверская губ. – 9.11.1858, Санкт-Петербург, похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге), протоиерей, историк философии, богослов.

Учился в Тверской Духовной семинарии и Санкт-Петербургской Духовной академии. По окончании академии в 1825 году оставлен в ней бакалавром по классу греческого языка, через год переведен на кафедру философии. С 1830 года – ординарный профессор истории философии. Перевел и издал «Обозрение истории философии» Аста (СПб., 1831) и «Систему логики» Бахмана в трех частях (СПб., 1832–1833). В 1833 году избран действительным членом Общества любителей российской словесности. В 1835 году рукоположен во священника и назначен настоятелем русской посольской церкви в Париже. В том же году возведен в сан протоиерея. После увольнения за штат в 1849 году поселился в Санкт-Петербурге.

Глубокий знаток святоотеческой письменности, протоиерей Димитрий Вершинский публиковал свои переводы и оригинальные статьи о подвижниках Восточной Церкви в «Христианском Чтении», издававшемся при Санкт-Петербургской Духовной академии (библиографию его трудов см. в № 9–10 журнала за 1896 год). В частности, им переведены «Увещательные главы» диакона Агапита св. правоверному царю Юстиниану (Христианское Чтение. 1827. Ч. 27); первые двенадцать глав этого сочинения Гоголь в начале 1840-х годов перевел на итальянский язык (возможно, с латинского)[14]. Ему принадлежит также один из первых научных трудов по литургике – «Месяцеслов Православно-Кафолической Восточной Церкви», составленный по Acta Sanctorum (деяниям святых) и рукописям парижских библиотек. Книга была издана в Санкт-Петербурге в 1856 году, но написана гораздо раньше – под предисловием стоит дата: «Париж. 1846 г.».

Гоголь познакомился с отцом Димитрием в начале 1845 года, когда гостил в Париже у графа А. П. Толстого. В письме к Н. М. Языкову от 12 февраля (н. ст.) этого года он упоминает о протоиерее Вершинском, рассказывая о неделях, проведенных в Париже: «Жил внутренно, как в монастыре, и, в прибавку к тому, не пропустил почти ни одной обедни в нашей церкви. Священник наш хороший и умный человек и, благодаря ему, я не оставался без русских книг, которые были мне потребны и пришлись по состоянию души»[15]. В это время Гоголь работает над книгой о Божественной Литургии, оставшейся незаконченной и увидевшей свет только после его смерти. Он изучает чинопоследования Литургии св. Иоанна Златоуста и Литургии св. Василия Великого, пользуясь книгами из библиотеки отца Димитрия.

В марте 1845 года Гоголь через Ф. Н. Беляева, отставного учителя-эллиниста, помогавшего ему в богословских занятиях, просит протоиерея Димитрия Вершинского прислать стихотворный ответ святителя Филарета, митрополита Московского, А. С. Пушкину («Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана...») и выписки из богослужебных книг (письмо Гоголя к Ф. Н. Беляеву от 5 марта (н. ст.) из Франкфурта). А в январе 1846 года пишет графу А. П. Толстому из Рима, имея в виду отца Димитрия и работу над вторым томом «Мертвых душ»: «Попросите доброго священника нашего от меня (передавши ему мой искренний поклон) отслужить обо мне молебен о ниспослании сил мне душевных и телесных на совершенье того труда, который нужней и нужней, чем дале, становится в нынешнее время и который хотел бы совершить быстрее и умней и во имя Божие» (письмо от 8–10 января н. ст.)[16]. В начале 1847 года Гоголь собирался ехать с протоиереем Димитрием Вершинским в Иерусалим (это следует из письма Гоголя к нему от 15–16 января н. ст.). Однако эта поездка не состоялась.

ВИССАРИОН (Нечаев Василий Петрович; 13.03.1822, село Коледино Крапивенского уезда Тульской губ. – 30.05.1905, село Солониково Костромской губ.), епископ Костромской и Галичский.

Родился в семье диакона. В 1844 году кончил Тульскую Духовную семинарию и как один из лучших воспитанников был направлен в Московскую Духовную академию, которую окончил в 1848 году. Его магистерское сочинение – «Св. Димитрий, митрополит Ростовский», написанное под руководством профессора А. В. Горского (впоследствии ректор Академии) опубликовано отдельной книгой в 1849 году. С 1848 года преподавал в Тульской Духовной семинарии, с 1852 года – в Московской Духовной семинарии. 8 декабря 1853 года святителем Филаретом, митрополитом Московским, рукоположен во иерея. 12 октября 1855 года назначен священником церкви Святителя Николая в Толмачах. Среди прихожан отца Василия были основатель Третьяковской галереи П. М.Третьяков и его брат – городской голова С. М. Третьяков, Ю. Ф. Самарин, И. С. Аксаков и др. В 1859 году вошел в состав редакции журнала «Душеполезное Чтение», в 1859–1889 годах – редактор-издатель. 27 марта 1874 года в связи с 25-летием работы в журнале возведен в сан протоиерея. После смерти супруги в 1887 году 3 июня 1889 года принял монашеский постриг, 11 июня возведен в сан архимандрита. 30 июля того же года в Успенском соборе Московского кремля хиротонисан во епископа Дмитровского, 1-го викария Московской епархии. 14 декабря 1891 года назначен епископом Костромским и Галичским. В 1894 году удостоен степени доктора богословия; являлся почетным членом Московской, Санкт-Петербургской и Казанской Духовной академий. Известен своими духовными сочинениями: проповедями и трудами, посвященными толкованию Священного Писания и догматов православного вероучения.

В бытность свою студентом владыка Виссарион встречался с Гоголем. Вот как это было. 20 ноября 1848 года протоиерей А. В. Горский обратился к историку М. П. Погодину, у которого было известное собрание русских древностей, с письмом, рекомендуя ему двух студентов, – В. Нечаева и М. Германова (также окончившего курс со степенью магистра и направленного в Воронежскую Духовную семинарию; впоследствии кафедральный протоиерей в Томске). «Один из них, – писал Горский, – имеет до вас особенную нужду; другой желает воспользоваться кратким временем пребывания в Москве, чтобы вместе с товарищем познакомиться с вашим богатым музеем. Оба посвятили свои последние труды в Академии русской церковной истории. Оба из лучших наших воспитанников, ныне окончивших курс, и оба, как еще школьники, не смелы. Имеющий до вас покорнейшую просьбу г. Нечаев занимался в последнее время обозрением жизни и трудов святителя Димитрия Ростовского. Сочинение его приготовлено к печати. Между тем мы узнали, что между бумагами, переданными вам И. М. Снегиревым (известным собирателем и знатоком церковных древностей. – В. В.), есть перечень слов святителя, находящийся между рукописями Новгородской Софийской библиотеки и не изданный в свет. (Об этом сказывал мне сам Иван Михайлович.) Сделайте милость, позвольте нам списать этот перечень...»[17].

Погодин, хорошо знавший профессора Горского, исполнил его просьбу и принял молодых людей через два дня. В своем дневнике за 22 ноября 1848 года он отметил: «Студенты из Семинарии. О Семинарии. Показывал Гоголю»[18].

О встрече с Гоголем рассказывает и сам Нечаев в письме к Горскому от того же 22 ноября: «Благодаря вашему письму был я с Мих<аилом> Антонычем (Германовым. – В. В.) у М. П. Погодина. Он был так снисходителен, что показал нам все свои археологические и исторические редкости с объяснениями и замечаниями, в числе редкостей показал нам также Н. В. Гоголя, который промолвил при нас пару слов и в ту же минуту скрылся в свой кабинет писать свои "Мертвые души"»[19].

ИГНАТИЙ (Брянчанинов Дмитрий Александрович; 5.02.1807, село Покровское Грязовецкого уезда Вологодской гуь. – 30.04.1867, Николо-Баьаевский монастырь Костромской епархии), святитель (память его совершается 30 апреля /13 мая), епископ Кавказский и Черноморский, духовный писатель.

Происходил из древнего дворянского рода, восходящего к сподвижнику Великого князя Димитрия Иоанновича Донского Михаилу Бренко. Получил хорошее домашнее образование, в 1822 году поступил в Петербургское Главное инженерное училище сразу во второй класс и был определен пансионером Великой княгини Александры Феодоровны. Во время обучения был первым учеником, пользовался благосклонностью Императора Александра I. 13 декабря 1824 года произведен в чин инженер-прапорщика. В это же время сблизился с монахами Валаамского подворья в Санкт-Петербурге и с находившимся там преподобном Львом (Леонидом) Наголкиным, а также с иноками Александро-Невской лавры и лаврским духовником иеромонахом Афанасием. Благодаря родственным связям с президентом Академии художеств и директором Публичной библиотеки известным меценатом А. Н. Олениным вошел в круг столичных литераторов, где приобрел благосклонное внимание А. С. Пушкина, И. А. Крылова, Н. И. Гнедича, В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова. К этому времени относятся и первые его собственные поэтические опыты.

В 1826 году окончил инженерное училище и подал прошение об отставке, которое было не принято Императором Николаем I. 6 ноября 1827 года, вопреки воли родителей, вышел в отставку по состоянию здоровья, имея в то же время намерение принять монашество. Вскоре поступил послушником в Александров Свирский в честь Св. Троицы монастырь Олонецкой губернии, где находился под духовным руководством преподобного Льва (Наголкина). В 1828 году последовал за старцем Львом в Площанскую пустынь Орловской губернии, а затем – в Оптину Пустынь Калужской губернии. В конце 1829 года в связи с плохим состоянием здоровья короткое время гостил в имении родителей, которые тщетно убеждали его отказаться от иноческого пути. Пройдя послушание в ряде монастырей, 28 июня 1831 года пострижен в монашество в Вологодском кафедральном соборе с именем Игнатий (в честь священномученика Игнатия Богоносца). 5 июля рукоположен во диакона, 20 июля – во иерея; 29 января 1833 года возведен в сан игумена, а в конце декабря этого года по личному распоряжению Императора назначен настоятелем Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга. 1 января 1834 года возведен в сан архимандрита. 27 октября 1857 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского. Конец жизни (с 1861 года) провел на покое в Николо-Бабаевском монастыре Костромской губернии.

Духовный путь святителя Игнатия отразился в автобиографическом произведении «Плач мой» (1847). Среди его многочисленных сочинений встречаются прозаические миниатюры, например, «Сад во время зимы» (1843), «Кладбище» (1844), «Роса» (1846) и др. В 1849 году издал «Иосифа», повесть, «заимствованную из книги Бытия» (Библиотека для Чтения Т. 96 и отдельно), получившую сочувственные отклики в критике. Но наиболее авторитетны и значимы аскетические творения святителя Игнатия, созданные на основе собственного духовного опыта и излагающие учение святых отцов применительно к требованиям современности.

Известен отзыв святителя Игнатия, в ту пору архимандрита, настоятеля Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга, на книгу Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Виден человек, обратившийся к Богу с горячностию сердца. Но для Религии этого мало. Чтоб она была истинным светом для человека собственно, и чтоб издавала из него неподдельный свет для ближних его, необходимо нужна в ней определительность, и определительность сия заключается в точном познании истины, в отделении ее от всего ложного, от всего лишь кажущегося истинным»[20].

«Но одной чистоты, – продолжает святитель, – недостаточно для человека: ему нужно оживление, вдохновение. Так, – чтоб светил фонарь, недостаточно часто вымывать стекла, нужно, чтоб внутри его зажжена была свеча. Сие сделал Господь с учениками Своими. Очистив их истиною, Он оживил их Духом Святым, и они соделались светом для человеков. До приятия Духа Святаго они не были способны научить человечество, хотя уже и были чисты. <…> Правда, есть у человека врожденное вдохновение, более или менее развитое, происходящее от движения чувств сердечных. Истина отвергает сие вдохновение как смешанное, умерщвляет его, чтоб Дух, пришедши, воскресил его обновлением состояния. Если же человек будет руководствоваться прежде очищения истиною своим вдохновением, то он будет издавать для себя и для других не чистый свет, но смешанный, обманчивой: потому что в сердце его лежит не простое добро, но добро, смешанное со злом, более или менее»[21].

Применив данные основания к книге Гоголя, святитель Игнатий заключает: «…она издает из себя и свет и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного вдохновения; неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного. <…> Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истинны. Тут смешано. Желательно, чтоб этот человек, в котором видно самоотвержение, причалил к пристанищу истинны; где начало всех духовных благ»[22].

В заключение святитель советует своим друзьям по отношению к религии заниматься чтением Святых Отцов, «стяжавших очищение и просвещение, как и Апостолы, и потом написавших свои книги, из коих светит чистая истина, и кои читателям сообщают вдохновение Святаго Духа».

Отзыв святителя Игнатия был известен Гоголю. По выходе книги П. А. Плетнев отправил два экземпляра друзьям Гоголя Балабиным. Мария Петровна Балабина, бывшая ученица Гоголя (которой он давал уроки в бытность свою в Петербурге), один из них передала для прочтения архимандриту Игнатию, и тот возвратил книгу со своим отзывом. Поблагодарив Плетнева за присланный отзыв, Гоголь в письме из Неаполя от 9 мая (н. ст.) 1847 года признал справедливость упреков, но утверждал, что для произнесения полного суда над книгой «нужно быть глубокому душеведцу, нужно почувствовать и услышать страданье той половины современного человечества, с которою даже не имеет и случаев сойтись монах; нужно знать не свою жизнь, но жизнь многих. Поэтому никак для меня не удивительно, что им видится в моей книге смешение света со тьмой. Свет для них та сторона, которая им знакома; тьма та сторона, которая им незнакома...»[23].

Последнее замечание Гоголя о святителе Игнатии едва ли справедливо. Мир ему был хорошо известен – до монашества он служил военным инженером, вращался в высших кругах Петербурга и среди литераторов и, таким образом, имел возможность изучить человеческие страсти. С ранней юности стремившийся к подлинной духовно-нравственной жизни и явивший в себе высокий образец такой жизни, святитель Игнатий в этом смысле был, разумеется, неизмеримо опытнее Гоголя. Весьма показательно, например, его отношение к популярной в России книге «О подражании Иисусу Христу» Фомы Кемпийского. Эта книга, которую многие современники Гоголя, и в частности А. С. Пушкин, ставили едва ли не в один ряд со Святым Евангелием и которой одно время увлекался сам Гоголь, оказала определенное влияние на «Выбранные места...» Насколько Гоголь в те годы высоко оценивал писание Фомы Кемпийского, настолько святитель Игнатий резко его порицал. «Книга эта написана из «мнения», – считал он, – и «ведет читателей своих прямо к общению с Богом, без предочищения покаянием: почему и возбуждает особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с путем покаяния, не предохраненных от самообольщения и прелести, не наставленных правильному жительству учением святых отцов Православной Церкви». «Кокетничанье пред Богом» – такова, по словам святителя, самая верная оценка книги Фомы Кемпийского»[24].

Следует иметь в виду, что говоря о «страданье той половины современного человечества, с которою даже не имеет и случаев сойтись монах», Гоголь подразумевал людей неверующих, тех, кто не ходит в церковь, которым он, собственно, и адресовал свою книгу. В тот же день, что и П. А. Плетневу, Гоголь писал протоиерею Матфею Константиновскому: «Мне кажется, что если кто-нибудь только помыслит о том, чтобы сделаться лучшим, то он уже непременно потом встретится со Христом, увидевши ясно, как день, что без Христа нельзя сделаться лучшим, и, бросивши мою книгу, возьмет в руки Евангелие»[25]. Можно сказать, что эта мысль Гоголя и есть тот итог, к которому он пришел в результате своих размышлений о писательстве. Но этот итог не запрещал ему художественного творчества, а лишь подвигал к решительному его обновлению в свете евангельского слова.

Не следует преувеличивать степень расхождения Гоголя со святителем Игнатием. Забота о христианском просвещении России была у них общая. Совпадая в критике европейской цивилизации и одинаково признавая превосходство перед ней в религиозном отношении древнего патриархального быта, Гоголь и святитель Игнатий расходились лишь в представлениях о самом характере пастырского влияния на народную жизнь. Характерно, например, что развернутая двенадцать лет спустя А. И. Герценом полемика со святителем по вопросу крепостного права и европейской цивилизации в судьбе России во многом повторяла спор Белинского с Гоголем.

Мнение святителя Игнатия о книге Гоголя, как видно, разделяли и Оптинские старцы. В библиотеке оптинского скита хранился экземпляр «Выбранных мест из переписки с друзьями» с вложенным в него отзывом святителя Игнатия, переписанным рукой преподобного Макария[26]. Неизвестно, каким путем отзыв попал в Оптину; возможно, его привез сам Гоголь.

ИННОКЕНТИЙ (Борисов Иван Алексеевич; 15.12.1800, г. Елец Орловской губ. – 26.05. 1857, Одесса, погребен в Преображенском кафедральном соборе; в 1997 году мощи перенесены в Успенский собор Одессы, а в 2007 году – в воссозданный Преображенский собор, нижний храм которого носит его имя), святитель (память его совершается 25 мая /7 июня, в 3-ю Неделю по Пятидесятнице – в Соборе Одесских святых), архиепископ Херсонский и Таврический, богослов, историк Церкви, духовный писатель.

Родился в семье священника Алексия Борисова. Первоначальное образование получил дома под руководством отца. В январе 1810 года поступил во 2-й класс Воронежского Духовного училища. С ноября 1811 года обучался в Орловской Духовной семинарии, находившейся в Севске. В 1819 году в числе лучших учеников направлен в открытую тогда же Киевскую Духовную академию, которую окончил первым магистром. С 28 августа 1823 года инспектор и профессор церковной истории и греческого языка Санкт-Петербургской Духовной семинарии, с 15 ноября того же года одновременно ректор Александро-Невского Духовного училища. 10 декабря пострижен в монашество и рукоположен во диакона, 29 декабря – во иерея. 16 октября 1824 года причислен к соборным иеромонахам Александро-Невской лавры. 24 декабря того же года определен на должность бакалавра богословских наук Санкт-Петербургской Духовной академии, 2 сентября 1825 года назначен инспектором академии, с 6 января 1826 года – экстраординарный профессор. 16 марта того же года возведен в сан архимандрита. В Санкт-Петербургской Духовной академии преподавал сначала обличительное, затем основное богословие; используя новейшую западную богословскую литературу, реформировал преподавание наук богословского курса и привлек к ним внимание студентов. Активно сотрудничал с журналом «Христианское Чтение», опубликовал в нем ряд своих работ: «Жизнь священномученика Киприана, епископа Карфагенского» (Христианское Чтение. 1825. Ч. 17), «Жизнь святого апостола Павла» (Там же. 1826. Ч. 21, 23), «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа (Там же. 1828. Ч. 29; 1830. Ч. 37; первое отдельное переработанное издание вышло уже после смерти автора в Одессе в 1857 году). В журнале также печатались проповеди и лекции архимандрита Иннокентия (по большей части без указания имени автора). 9 мая 1827 года определен членом Цензурного комитета при Санкт-Петербургской Духовной академии, в 1828 году – членом вновь образованного Комитета для цензуры духовных книг. В сентябре 1829 года утвержден доктором богословия.

27 августа 1830 года архимандрит Иннокентий назначен ректором и профессором богословских наук Киевской Духовной академии и настоятелем Киевского Братского монастыря. В 1837 году основал при академии журнал «Воскресное Чтение», в котором без подписи печатались его многочисленные проповеди и статьи. В ноябре 1836 года возведен в сан епископа Чигиринского, викария Киевской епархии; 8 марта 1841 года назначен епископом Вологодским и Устюжским, 31 декабря – Харьковским и Ахтырским. 14 апреля 1845 года возведен в сан архиепископа. С марта 1848 года и до конца жизни управлял Херсонской и Таврической епархией). С 1856 года член Святейшего Синода.

Один из просвещеннейших русских архипастырей, владыка Иннокентий был действительным членом Российской академии (1836) и Санкт-Петербургской академии наук (1841), Одесского общества истории и древностей (1840), почетным членом Московской Духовной академии (1844), Киевской Духовной академии (1851), Киевского (1835), Санкт-Петербургского (1849), Московского (1855), Харьковского университетов, Датского Королевского общества северных антиквариев (1836), Общества сельского хозяйства Южной России (1851), Вольного экономического общества (1849), Русского географического общества (1851), Русского археологического общества (1852) и др. Награжден орденами Св. Анны 2-й степени, украшенным императорской (1829), и 1-й степени (1839), Св. князя Владимира 3-й степени (1835), греческим орденом Спасителя 1-й степени (1851).

Преосвященный Иннокентий, которого называли «русским Златоустом», приобрел широкую известность как проповедник. По мнению многих современников, в искусстве проповеди он произвел настоящий переворот. Митрополит Макарий (Булгаков) свидетельствует: «Имя Иннокентия, как затмившего собою всех проповедников, когда-либо бывших в Киеве, переходило из уст в уста»[27]. Его речи и проповеди получили высокую оценку С. П. Шевырева и И. В. Киреевского; по словам последнего, «все выходящее из-под пера преосвященного Иннокентия принадлежит не одному богословию, оно составляет вместе богатое украшение нашей словесности вообще»[28]. Сочинения его изданы в 1843 году в трех, в 1872–1877 годах – в одиннадцати томах; в 1901 году – в двенадцати томах и многократно переиздавались в наше время. Владыка был близко знаком и состоял в переписке со многими деятелями русской культуры – графом А. П. Толстым, С. П. Шевыревым, М. П. Погодиным, М. А. Максимовичем, А. И. Кошелевым, А. С. Хомяковым, графом А. К. Толстым, Н. Ф. Щербиной, О. М. Бодянским, графом С. С. Уваровым, А. С. Норовым и др.

Знакомство Гоголя с преосвященным Иннокентием относится к тому времени, когда последний был епископом Харьковским. Проезжая через Москву весной 1842 года, он узнал о намерении Гоголя совершить паломничество в Иерусалим и благословил его иконой. С. Т. Аксаков так рассказывает об этом: «…вдруг вошел к нам Гоголь с образом Спасителя в руках с сияющим и просветленным лицом. Он сказал: "Я все ждал, что кто-нибудь благословит меня образом, но никто не сделал этого. Наконец <епископ>Иннокентий благословил меня, и теперь я могу объявить, куда я еду: <…> ко Гробу Господню"»[29]. Гоголь провожал преосвященного Иннокентия, и тот, прощаясь, благословил его образом.

Во время встречи с владыкой Гоголь, по-видимому, условился увидеться с ним в Иерусалиме. В мае 1842 года, накануне своего отъезда за границу, он послал ему экземпляр только что вышедших «Мертвых душ» вместе с письмом (от 22 мая), в котором выражал надежду на встречу у Гроба Господня: «Всемогущая сила над нами. Ничто не совершается без нее в мире. И наша встреча была назначена свыше. Она залог полной встречи у Гроба Господа. Не хлопочите об этом и не думайте, как бы ее устроить. Всё совершится само собою. Я слышу в себе, что ждет нас многозначительное свиданье. Посылаю Вам труд мой. Взгляните на него дружелюбно. Это бледное начало того труда, который светлой милостью небес будет много не бесполезен. <...> Ваш образ, которым вы благословили меня, всегда со мною!»[30].

С этим образом Спасителя Гоголь не расставался, а после его смерти он хранился у Анны Васильевны Гоголь, сестры писателя. Позднее, в 1845 году, Гоголь (как бы отвечая на этот подарок) обращается к А. О. Смирновой со следующей просьбой: «На выставку академиче<скую> в Петербург прибудет, может быть, весной или летом в числе других картин из Рима головка Спасителя из "Преображения" Рафаэля, копированная Шаповаловым и принадлежащая мне. Отправьте ее от моего имени преосвящ<енному> Иннокентию в Харьков»[31].

Живя за границей, Гоголь следит за выходящими из печати произведениями владыки. Через поэта Н. М. Языкова он получает в 1844 году трехтомные «Сочинения»; Н. Н. Шереметева посылает ему в 1845 году «Слово на текст молитвы св. Ефрема Сирина» (Харьков, 1844). В апреле 1843 года Гоголь просит Н. Я. Прокоповича отправить один экземпляр своих сочинений (только что вышедших в свет) в Харьков преосвященному Иннокентию, а в начале 1847 года шлет тому «Выбранные места из переписки с друзьями».

Свой отзыв о книге владыка передал в письме к М. П. Погодину: «…скажите, что я благодарен за дружескую память, помню и уважаю его, а люблю по-прежнему, радуюсь перемене с ним, только прошу его не парадировать набожностию: она любит внутреннюю клеть. Впрочем, это не то чтоб он молчал. Голос его нужен, для молодежи особенно, но если он будет неумерен, то поднимут на смех, и пользы не будет» (из письма М. П. Погодина к Гоголю от 6 мая 1847 года)[32]. Гоголь отвечал преосвященному Иннокентию в июле 1847 года, что не хотел «парадировать набожностию», то есть выставлять ее напоказ: «Я хотел чистосердечно показать некоторые опыты над собой, именно те, где помогла мне религия в исследованьи души человека, но вышло всё это так неловко, так странно, что я не удивляюсь этому вихрю недоразумения, какой подняла моя книга»[33].

Новая встреча Гоголя с архиепископом Иннокентием состоялась в Москве в октябре 1848 года во время проезда преосвященного из Одессы в Петербург. В честь высокого гостя московский купец А. И. Лобков дал обед, на который пригласил М. П. Погодина и Гоголя. «Вот и владыка к нам из теплых стран пожаловал, – писал он Погодину 20 октября 1848 года, – нынче я имел честь его видеть и убедить завтрашний день у меня разделить трапезу, к которой я вас покорнейше прошу пожаловать. Владыка еще поручил пригласить ко мне же г. Гоголя, но я его не знаю, и потрудитесь это устроить»[34]. Историк Н. П. Барсуков по поводу этого письма заметил: «Не знаем, воспользовался ли Гоголь этим приглашением, но знаем, что Погодин воспользовался оным, о чем гласит запись его в Дневнике под 21 октября 1848 года»[35]. Гоголь на этом обеде все-таки был – об этом свидетельствует запись в дневнике известного знатока церковных древностей И. М. Снегирева от того же числа: «Обедал у А.И. Лобкова с преосвященным Иннокентием Одесским <...> Гоголем, Погодиным...»[36].

По всей видимости, Гоголь встречался с владыкой во время своего пребывания в Одессе весной 1848 года (по возвращении из Иерусалима) и зимой 1850/51 года. В июне 1850 года архиепископ Иннокентий узнал о намерении Гоголя приехать в Одессу и передал ему через духовного писателя и публициста А. С. Стурдзу поклон и благословение. 15 сентября того же года Гоголь в письме из Васильевки просил последнего благодарить преосвященного: «Благословенье пастыря есть уже само по себе благодатный подарок, а соединенное с тем любовным чувством сердечного участия, с каким верно оно соедини<лось> у него, вдвойне благодатно»[37].

МАКАРИЙ АЛТАЙСКИЙ преподобный (Глухарев Михаил Яковлевич; 30.10.1792, г. Вязьма Смоленской губ. – 18.06.1847, Болховский Троицкий монастырь Орловской губ.), архимандрит; миссионер Сибири, основатель Алтайской миссии; переводчик, духовный поэт. Память его совершается 18/31 мая.

Родился в семье приходского священника. С детства проявил большие способности к учению – уже в семь лет мог переводить с русского языка на латинский. В 1801 году определен в третий класс Вяземского Духовного училища, затем обучался в Смоленской Духовной семинарии. В 1814 году поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию, где пользовался особым расположением ректора архимандрита Филарета (впоследствии митрополит Московский). В 1817 году окончил академию со степенью магистра и получил место инспектора и преподавателя церковной истории и немецкого языка в Екатеринославской Духовной семинарии. В июне 1818 года принял монашество и рукоположен в иеродиакона, потом в иеромонаха. В 1821–1824 годах – ректор Костромской Духовной семинарии. В декабре 1821 года возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Богоявленского монастыря Костромской епархии. В 1824 году удалился в Киево-Печерскую лавру, затем в Глинскую пустынь Курской губернии, где вел аскетический образ жизни. В 1830–1844 годах – руководитель Алтайской духовной миссии в Бийске, миссионер среди народов Сибири. Был знаком со ссыльными декабристами – особенно близко с М. А. Фонвизиным, с братом которого, И. А. Фонвизиным, в свою очередь, был знаком через Н. Н. Шереметеву Гоголь[38]. В 1837–1841 годах перевел с древнееврейского на русский язык большинство книг Ветхого Завета. Перевод отклонен Святейшим Синодом, а на автора наложена епитимья; опубликован посмертно[39]. С 1844 года настоятель Болховского Троицкого монастыря Орловской епархии.

Гоголь познакомился с архимандритом Макарием во время его пребывания в Москве в начале 1840 года. Отец настоятель организовывал катехизические курсы, куда приходили дети и их родители, учил молитве, основам веры, Священному Писанию (Евангелие читалось по-русски), вел пастырские беседы. 25 января 1840 года Гоголь писал матери о сестрах Анне и Елизавете: «Я им доставил общество не шумное и рассеянное, но тихое и приятное, которое бы действовало на их нравственность. К счастию моему, сюда приехал архимандрит Макарий – муж, известный своею святою жизнью, редкими добродетелями и пламенною ревностью к вере. Я просил его, и он так добр, что, несмотря на неименье времени и кучу дел, приезжает к нам и научает сестер моих великим истинам христианским. Я сам по нескольким часам останавливаюсь и слушаю его, и никогда не слышал я, чтобы пастырь так глубоко, с таким убеждением, с такою мудростью и простотою говорил. Твердость, терпение и неколебимая надежда на Бога. Вот что мы должны теперь избрать святым девизом нашим…»[40].

Сохранились воспоминания сестры Гоголя Е. В. Быковой (рожденной Гоголь) о встречах с архимандритом Макарием: «К нам два раза приходил миссионер, приехавший издалека и всеми уважаемый в Москве. Он приезжал искать себе спутников или спутниц, чтобы проповедовать христианскую веру. Брат его просил быть у нас и наставить нас на путь истинный; нам очень не нравилось это, но что же делать, надо было повиноваться, сидеть с наклоненными головами и говорить про себя: "помилуй мя, Боже!"; он же по слабости и старости засыпал и забывал об нас, у нас же шеи разболелись, и я, видя, что он уснул, подняла голову. Анет потихоньку взглянула на меня, и мы расхохотались, что его пробудило; а может, он так был прогружен в духовные мысли. Он нам говорит: "Ничего, соблазнил лукавый, продолжайте опять, нагните головки". Наконец у нас начали заты<лки> и виски болеть, мы расплакались. Он приписал это умилению и везде расхваливал нас…»[41].

МАКАРИЙ ОПТИНСКИЙ преподобный, старец (Иванов Михаил Николаевич; 20.11.1788, с. Железняки Калужской губ. – 7.09.1860, монастырь Оптина Пустынь), иеросхимонах Оптиной Пустыни, переводчик и издатель святоотеческих творений. Память его совершается 7/20 сентября и 11/24 октября.

Происходил из дворян Орловской губернии. Окончил приходское училище в г. Карачеве. Служил бухгалтером в Льговском уездном казначействе, затем в Казенной палате Курска. В 1806 году после смерти отца вышел в отставку в чине губернского секретаря и поселился в родовом имении. В октябре 1810 года поехал на богомолье в Богородицкую Площанскую пустынь Орловской епархии и домой уже не вернулся; в ноябре определен послушником, в декабре пострижен в монахи с именем Мелхиседек. В 1815 году пострижен в мантию и наречен Макарием; в 1817 году рукоположен в иеромонахи. Во второй половине 1810-х годов становится духовным сыном старца Афанасия (Захарова), ученика преподобного Паисия (Величковского), и под его руководством познает святоотеческие творения, совершенствуется в мастерстве перевода. С конца 1820-х годов – послушник и ближайший друг преподобного Леонида (в схиме Лев), положившего начало оптинскому старчеству. В 1834 году прибыл на постоянное жительство в Оптину Пустынь (где уже подвизался старец Леонид); духовник монастыря с 1836 года, начальник Иоанно-Предтеченского скита с 1839 года. За два года до смерти принял тайную схиму.

Более четверти века преподобный Макарий нес в Оптиной Пустыни подвиг старчества, ежедневно принимая множество посетителей, приходивших в монастырь, и ведя обширнейшую переписку с монашествующими и мирянами. После его смерти она отчасти была издана в шести томах: «Собрание писем блаженныя памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария к монашествующим» (Ч. 1–5. М., 1862–1863) и «Собрание писем блаженныя памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария к мирским особам» (Ч. 6. М., 1863).

Во многом благодаря старцу Макарию и его ученикам-монахам у русских писателей появился интерес к святоотеческой литературе. В середине 1840-х годов по инициативе преподобного Макария и его духовных чад И. В. и Н. П. Киреевских в Оптиной Пустыни началось издание классики аскетической письменности. Были выпущены творения преподобных отцов Исаака Сирина, Нила Сорского, Симеона Нового Богослова, Максима Исповедника, Аввы Дорофея. Настоятель монастыря архимандрит Моисей вместе со старцем Макарием рассылали эту литературу по всей России, в первую очередь епископам, в Духовные академии и семинарии, в Афонские монастыри.

Знакомство Гоголя со старцем Макарием состоялось во время его второго посещения монастыря (2–3 июня 1851 года) проездом с юга в Москву. Сохранилось предание, что преподобный Макарий предчувствовал приход Гоголя. Старец Варсонофий рассказывал своим духовным детям: «Говорят, он был в то время в своей келлии, и, кто знает, не в этой ли самой, так как пришел Гоголь прямо сюда. Отец Макарий, быстро ходя взад и вперед по келлии, говорил бывшему с ним иноку: "Волнуется что-то сердце у меня. Точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то". В это время докладывают, что пришел Николай Васильевич Гоголь»[42].

Почти несомненно, что в беседе со старцем речь зашла и о «Выбранных местах из переписки с друзьями». В библиотеке Оптиной Пустыни хранился экземпляр книги с вложенным в нее отзывом святителя Игнатия (Брянчанинова), переписанным рукой преподобного Макария. Неизвестно, каким путем отзыв попал в Оптину; возможно, его привез сам Гоголь, узнавший мнение святителя (в ту пору архимандрита) еще в 1847 году.

По возвращении в Москву Гоголь пишет письма игумену Моисею и старцу Макарию, благодарит за гостеприимство, просит молитв и посылает деньги на обитель (двадцать пять рублей серебром). Старцы, в свою очередь, благодарят Гоголя, а преподобный Макарий, кроме того, благословляет его на написание книги по географии России для юношества[43]. Замысел этого труда возник у Гоголя давно, и именно с ним связаны предполагаемые поездки по монастырям. В набросках официального письма (июль 1850 года) высокому лицу, испрашивая материальной помощи на три года, он излагает свои соображения по этому поводу: «Нам нужно живое, а не мертвое изображенье России, та существенная, говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы русского лицом к России еще в то первоначальное время его жизни, когда он отдается во власть гувернеров-иностранцев...»[44].

Старец Макарий благословил это начинание писателя, но предупредил его, чтобы он ждал препятствий в благом деле: «...по желанию вашему не смею отказать и только тем могу служить, что, взяв перо, простираю мою грешную руку на сию хартию; а вера ваша да будет ходатайством у Господа внушить мне слово к вашему утешению. <...> В благом вашем намерении об издании полезной книги Бог силен даровать вам Свою помощь, когда будет на сие Его святая воля. Но, как пишут Св<ятые> отцы, что всякому благому делу или предыдет, или последует искушение; то и вам предложит<ся> в сем деле искус, требующий понуждения»[45]. Гоголь не успел осуществить этот замысел.

Новая встреча Гоголя с преподобным Макарием произошла во время его последнего посещения обители в сентябре 1851 года. 22 сентября он выехал из Москвы в Васильевку на свадьбу сестры Елизаветы Васильевны, намереваясь оттуда проехать в Крым и остаться там на зиму. Однако, доехав до Калуги, он отправился в Оптину, а потом неожиданно для всех вернулся в Москву. Поездка породила разнообразные толки среди знакомых Гоголя. Достоверно известно следующее.

24 сентября Гоголь был у старца Макария в скиту и на другой день обменялся с ним записками, из которых видно, что Гоголь пребывал в нерешительности – ехать или не ехать ему на родину. Он обратился к старцу за советом. Тот, видя тайное желание Гоголя возвратиться в Москву, и посоветовал ему это. Но Гоголь продолжал сомневаться. Тогда отец Макарий предложил все-таки поехать в Васильевку. Очевидно, мысль о дальнем путешествии испугала Гоголя, и старец, в полном недоумении, оставил решение за ним самим, благословив его образком преподобного Сергия Радонежского, память которого совершалась в тот день.

Во время последней встречи Гоголя со старцем Макарием между ними состоялся какой-то разговор, содержание которого нам неизвестно. Возможно, Гоголь имел намерение остаться в монастыре. Преподобный Варсонофий рассказывал в беседе со своими духовными чадами: «Есть предание, что незадолго до смерти он (Гоголь. – В. В.) говорил своему близкому другу: "Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял!" – "Чего? Что вы потеряли?" – «Оттого, что не поступил в монастырь. Ах, отчего батюшка о. Макарий не взял меня к себе в скит?"»[46]. Это предание отчасти подтверждается свидетельством сестры Гоголя Анны Васильевны, которая писала В. И. Шенроку, биографу писателя, что брат ее «мечтал поселиться в Оптиной Пустыни»[47].

По словам преподобного Варсонофия, старец Макарий отнесся к желанию Гоголя с определенной осторожностью: «Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой о. Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему старец поступить в монастырь; очень возможно, что о. Макарий и не звал его, видя, что он не понесет трудностей нашей скитской жизни»[48].

Гоголь был едва ли не единственным русским светским писателем, творческую мысль которого могли питать святоотеческие творения. В Оптиной Пустыни он прочитал рукописную книгу – на церковнославянском языке – преподобного Исаака Сирина (с которой в 1854 году старцем Макарием было подготовлено печатное издание), ставшую для него откровением. В монастырской библиотеке хранился экземпляр первого издания «Мертвых душ», принадлежавший графу А. П. Толстому, а после его смерти переданный отцу Клименту (Зедергольму), с пометами Гоголя, сделанными по прочтении этой книги. На полях одиннадцатой главы, против того места, где речь идет о «прирожденных страстях», он набросал карандашом: «Это я писал в прелести (обольщении. – В. В.), это вздор, прирожденные страсти – зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей; теперь, когда стал я умнее, глубоко сожалею о "гнилых словах", здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение "Мертвых душ". Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравую психологию и не кривое, а прямое понимание души, встречаем у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, – не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимания природы души»[49].

Недавно было опубликовано по автографу письмо преподобного Макария к духовной дочери Анне Ивановне Воейковой (от 26 января 1849 года), в котором речь идет о пребывании Гоголя на Корфу и о чуде у мощей святителя Спиридона Тримифунтского: «Кстати о св. мощах идет речь, скажу вам сообщенное мне в письме от Нат<альи> Петр<овны Киреевской>, а им пересказывал Гоголь, бывший в прошлом году в Корфу; там есть мощи св. Спиридона Тримифунтскаго. На открытии английский путешественник, бывши там, желал видеть мощи св. Спиридона без покрова, что и было исполнено. Англичанин осматривал св. мощи (которые, как говорит Гоголь, сохранились совершенно невредимыми, и представляют вид недавно умершего человека), начал рассуждать о том, что это св. мощи набальзамированы и что это особенно известный род бальзамирования, употребляющийся еще въ Египте, и состоит в том, что мертвому вырезывают кусок из спины, – чрез отверстие вынимают внутренность и наполняют тело ароматическими веществами. Когда он это говорил и монахи его слушали, может быть, иные и начинали сомневаться, тогда, св. мощи вдруг сами собою повернулись в раке, и перево<ро>тились к нему спиною! Это так поразило англичанина, что он тут же с ума сошел, а весь город ни о чем не говорил как об этом происшествии, когда Гоголь туда приехал»[50]. Это письмо впервые было опубликовано в 1862 году, но с исключением чудесного эпизода у мощей святителя Спиридона Тримифунтского[51]. Письмо Н. П. Киреевской, на которое ссылается преподобный Макарий, не обнаружено.

Гоголь предположительно был на острове Корфу в конце января 1848 года по пути в Иерусалим[52]. Эпизод у мощей святителя Спиридона Тримифунтского известен также в пересказе преподобного Амвросия Оптинского со слов инока Порфирия (Григорова).

МЕЛЕТИЙ (1786–26.12.1868, Иерусалим), митрополит, наместник Иерусалимского патриаршего престола.

На протяжении длительного времени митрополит Мелетий был духовником русских паломников, которые называли его «святый Петр». Гоголь познакомился с ним во время своего путешествия в Святую Землю. Архимандрит Антонин (Капустин), начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме с 1865 по 1894 год в некрологе «Преосвященный Мелетий, наместник Иерусалимского Патриарха, митрополит Петры Аравийской» писал: «Он умел привлечь к себе и благородных и простородных высокою, апостольскою кротостью обращения, неизменным спокойствием духа, светлым взглядом на жизнь, совершенно простым, искренним и ласковым словом и отрадно действовавшим на приближавшихся к нему постоянным благодушием, переходившим нередко в добрую и любезную шутливость. Большинство слушавших его принимали слова его за слова пророка или святого человека, вдохновляемого Богом. <…> Когда не было в Иерусалиме ни Миссии русской, ни консульства, преосвященный Мелетий, можно сказать, был все для русских»[53].

Из паломничества ко Гробу Господню Гоголь привез на родину свидетельство о подлинности реликвий, которыми благословил его митрополит Мелетий: «1848. Февраля 23 во Граде Иерусалиме ради усердию, которую показывал к живоноснаго Гроба Господня и на прочих Святых Местам духовный сын наш Николай Васильевич, в том и благословляю ему маленьгои (sic!) часть камушка от Гроба Господня и часть дерева от двери храма Воскресения, которая сгорела во время пожара в 1808 се<н>тября 30-го дня. Это частички обе справедливость. Митрополит Петрас Мелетий и наместник Патриарха во святом граде Иерусалиме» (письмо приводится с сохранением орфографии оригинала)[54].

МОИСЕЙ ОПТИНСКИЙ преподобный, старец (Путилов Тимофей Иванович; 15.01.1782, г. Борисоглебск Ярославской губ. – 16.06.1862, Оптина Пустынь, погребен у алтаря Казанского собора), схиархимандрит, настоятель монастыря. Память его совершается 16/29 сентября и 11/24 октября.

Родился в благочестивой купеческой семье Его отец, Иван Григорьевич Путилов, был родом из Серпухова. Двое братьев Титмофея, Александр и Иона, впоследствии также приняли монашество: один – игумен Малоярославецкого Николавеского монастыря преподобный Антоний, другой – игумен Саровской обители Исайя. В юности Тимофей служил у откупщика в Москве. Вместе с братом Ионой они были у затворницы Ивановского монастыря Досифеи и у новоспасских старцев Александра и Филарета. 13 мая 1805 года оба брата против воли родителей поступили в Саровскую пустынь. В 1808 году Тимофей, по совету отца Серафима, казначея Брянского Свенского монастыря, поступил в эту обитель; 3 августа 1809 года определен в число послушников. В 1811 году, по совету иеромонаха Московского Симонова монастыря Алексия (Адриана), ушел к Рославльским пустынножителям. Там он прожил десять лет под руководством иеросхимонаха Афанасия и был им пострижен келейно в монашество, прчем восприемным отцом его был старец Досифей. Во время нашествия французов в 1812 году недолго жил в Севском монастыре, а затем еще восемь лет в Рославльских лесах. 6 июня 1821 года с четырьмя пустынножителями, по благословению тогдашнего Калужского преосвященного Филарета (впоследствии митрополит Киевский), поселился на монастырской пасеке Оптиной Пустыни и основал там скит во имя Св. Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. 3 июня 1822 года была открыта мантия отца Моисея, 22 декабря того же года он был рукоположен в иеродиакона, 25 декабря – в иеромонаха и определен духовником монастыря. 17 августа 1826 года отец Моисей назначен строителем Оптиной Пустыни и находился в этой должности тридцать семь лет. За эти годы монастырь совершенно преобразился и обустроился, развернулась его издательская деятельность, расцвело старчество. 6 июня 1862 года, незадолго до своей кончины, преподобный Моисей принял пострижение в схиму. К братии относился с полным доверием и любовью, покрывая все недостатки любовью. Отличался крайней нестяжательностью, милосердием и кротостью.

Гоголь состоял в переписке с преподобным Моисеем. В середине июля 1851 года он послал в Оптину Пустынь 25 рублей серебром и писал настоятелю, игумену Моисею: «Употребите их по усмотрению вашему на строительство обители вашей, о которой приятное воспоминанье храню всегда в сердце своем. Очень признателен вам за ваше дружеское гостеприимство и усердно прошу молитв ваших о мне грешном. Неотступно прошу, чувствуя в них сильную надобность»[55]. Старец отвечал Гоголю 21 июля того же 1851 года: «Ваше почтеннейшее письмо и на Обитель серебр<ом> двадцать пять рублей имел честь получить 19 сего июля. Христианское усердие Ваше и благорасположение к Обители нашей обязывает нас общебратственно навсегда приносить у Престола Божия смиренные наши молитвы о здравии, благоденствии и спасении Вашем»[56].

В мае 1853 года Мария Ивановна Гоголь послала в Оптину Пустынь письмо и деньги на помин души любимого сына. Игумен Моисей отвечал ей 30 мая из монастыря: «Почтеннейшее ваше письмо от 19-го сего мая и при оном пятьдесят рублей серебром от усердия вашего имел честь получить, согласно христианскому желанию вашему на приношение в обители нашей при Божественной Литургии выниманием частей о упокоении незабвенного и достойного памяти сына вашего Николая Васильевича. Благочестивые его посещения обители нашей носим в памяти неизгладимо. По получении нами из Москвы печального известия о кончине Николая Васильевича, с февраля прошлого 1852 года исполняется по душе его поминовение в обители нашей на службах Божиих и навсегда продолжаемо будет с общебратственным усердием нашим и молением премилосердого Господа: да упокоит душу раба Своего Николая во Царствии Небесном со святыми, а вам да ниспослет свыше благословение, здравие и небесное утешение в огорчительном лишении единственного сына»[57].

Мария Ивановна была в Оптиной на Пасху 1857 года и прожила там девять дней со своим внуком Николаем.

ПОРФИРИЙ (Григоров Петр Александрович; около 1803–15.3.1851, монастырь Оптина Пустынь), отставной подпоручик, монах Оптиной Пустыни, издатель, автор жизнеописаний подвижников благочестия.

Происходил из елецких дворян Орловской губ. В 1832 году поступил в Задонский Богородицкий монастырь под руководство затворника Георгия (Машурина). 1 июня 1834 году определен в скит Оптиной Пустыни. С 1836 года – рясофорный послушник; 22 июля 1850 года пострижен в мантию с именем Порфирий. Им были изданы «Письма в Бозе почивающего затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия» с кратким жизнеописанием, составленным по запискам его келейников (в том числе самого Григорова). Книга впервые издана в 1839 году и при жизни отца Порфирия дважды переиздавалась в значительно расширенном виде под названием: «Письма в Бозе почивающего Затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия, с присовокуплением краткого известия о жизни его, составленные из записок живших при нем келейных. Собранные Оптиной Пустыни иноком Петром Григоровым. С приложением портрета и почерка руки (fac simile) затворника». В трех частях (2-е изд. Ч. 1–2. М., 1844, Ч. 3. М., 1845; 3-е изд. Ч. 1–3. М., 1850). Проживая в Иоанно-Предтеченском скиту, Петр Григоров продолжил издание оптинских книг, начало которому положил несколькими годами ранее иеросхимонах Иоанн (Малиновский). Помимо «Писем» затворника Георгия Задонского он издал жизнеописания схимонаха Феодора, настоятеля Санаксарской обители старца иеромонаха Феодора (Ушакова), юного подвижника Петра Мичурина, отшельника из Рославльских лесов отца Василиска и других[58]. С 1846 года издания уже выходили под руководством старца Макария при поддержке святителя Филарета, митрополита Московского, и по строго определенному наперед плану.

Гоголь познакомился с Петром Григоровым, в то время рясофорным послушником, во время своего первого посещения Оптины 17–19 июня 1850 года. В мире отец Порфирий был гвардейским офицером и служил в конной артиллерии; из прошлой его жизни широко известен забавный эпизод. Однажды на батарее Григорова близ Задонска появился штатский молодой человек; когда в нем был узнан Пушкин, пылкий артиллерист, поклонник великого поэта, немедленно произвел пушечный салют в его честь, за что и был посажен на гауптвахту. Этот эпизод из жизни Григорова известен со слов Гоголя в пересказе М. П. Погодина[59] и Л. И. Арнольди[60]. В обоих случаях Григоров назван Григорьевым.

По приезде Гоголя игумен Моисей поручил послушнику Петру показать гостю храмы и другие строения обители. Несмотря на краткость знакомства и беседы, Гоголь очень полюбил Григорова и впоследствии говорил о нем: «Он славный человек и настоящий христианин; душа его такая детская, светлая, прозрачная! Он вовсе не пасмурный монах, бегающий от людей, не любящий беседы. Нет, он, напротив того, любит всех людей как братьев…»[61].

Гоголь рассказывал своему новому другу много поучительного, в частности о чуде у мощей святителя Спиридона Тримифунтского. В Оптиной сохранилось следующее предание, пересказанное преподобным Амвросием: «С IV века и доныне Греческая Церковь хвалится целокупными мощами угодника Божия святого Спиридона Тримифунтского, которые не только нетленны, но в продолжение пятнадцати веков сохранили мягкость. Николай Васильевич Гоголь, бывши в Оптиной Пустыни, передавал издателю жития и писем затворника Задонского Георгия (отцу Порфирию Григорову), что он сам видел мощи святого Спиридона и был свидетелем чуда от оных. При нем мощи обносились около города, как это ежегодно совершается 12 декабря с большим торжеством. Все бывшие тут прикладывались к мощам, а один английский путешественник не хотел оказать им должного почтения, говоря, что спина угодника будто бы прорезана и тело набальзамировано, потом, однако, решился подойти, и мощи сами обратились к нему спиною. Англичанин в ужасе пал на землю пред святыней. Этому были свидетелями многие зрители, в том числе и Гоголь, на которого сильно подействовал этот случай»[62].

Этот эпизод известен также в пересказе преподобного Макария Оптинского. Из его слов следует, что Гоголь был не свидетелем чуда, а лишь слышал о нем от других горожан, и потом рассказал об этом Наталии Петровне Киреевской. В результате сопоставления имеющихся на сегодняшний день сведений современный исследователь приходит к заключению, что «только в конце января 1848 года Гоголь имел возможность посетить святой остров, почему не мог быть свидетелем чуда у мощей святителя Спиридона Тримифунтского, хотя только благодаря русскому писателю в мире стало известно об этом чудесном событии, прославляющем православную веру»[63].

По отъезде из Оптиной, уже из Васильевки, Гоголь написал Григорову письмо, прося показать обитель и своему племяннику Николаю Трушковскому, едущему поступать в Казанский университет. О посещении монастыря Гоголь вспоминал с сердечной теплотой: «Ваша близкая к небесам пустыня и радушный прием ваш оставили в душе моей самое благодатное воспоминанье»[64]. В заключение Гоголь просит молитв, «в особенности отца игумена», и передает деньги на молебен (десять рублей серебром) о благополучном путешествии к святым местам и о благополучном окончании сочинения своего – «Мертвых душ» – «на истинную пользу другим и на спасенье собственной души».

Николай Трушковский приехал в Оптину в очень неподходящий момент, Петр Григоров только что был пострижен в мантию с именем Порфирий и неисходно находился пять дней в храме. Но он поручил другому человеку показать юноше монастырь и дал ему рекомендательные письма к влиятельным лицам в Казани.

Переписка Гоголя с отцом Порфирием продолжалась зимой 1850/51 года. Очевидно, еще летом у них шел разговор о книгах затворника Задонского Георгия. Его письма Гоголь читал и раньше: выдержки из них есть в составленном им сборнике выписок из творений святых отцов и учителей Церкви[65]. Тогда Гоголь пользовался изданием 1839 года. Теперь отец Порфирий посылает ему последнее издание – 1850 года в трех томах, дополненное новыми письмами и «Кратким известием о жизни затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия».

Отвечая на не дошедшее до нас письмо Гоголя из Одессы (от декабря 1850 года), отец Порфирий писал ему из Оптиной Пустыни 26 января следующего 1851 года: «Препровождаю к вам обещанные мною книги затворника Задонского Георгия... Вы увидите, что и он был поэт и душа его стремилась к небу <...> Я надеюсь, что и жизнь его прочтете с удовольствием»[66]. Гоголь отвечал отцу Порфирию из Одессы 6 марта 1851 года: «Много благодарю вас и за письмо и за книгу[67] Затворника. Как она пришлась мне кстати в наступивший Великий пост! <…> Как мне не ценить братских молитв обо мне, когда без них я бы давно, может быть, погиб. Путь мой очень скользок, и только тогда я могу им пройти, когда будут со всех сторон поддерживать меня молитвами»[68].

Этого письма отец Порфирий, по всей видимости, получить не успел: он мирно почил о Господе 15 марта 1851 года сорока семи лет от роду, приобщившись за несколько минут до кончины Святых Таин. Свою смерть отец Порфирий предсказал за неделю. Внешне она произошла как следствие сильной простуды. Во время своей предсмертной болезни инок имел извещение о близкой кончине, и ему трижды являлся во сне преставившийся за шесть лет перед тем послушник Николай (которому при жизни отец Порфирий оказывал особое благорасположение) и говорил ему, чтобы он готовился к исходу из сей жизни. А накануне его кончины девяностолетний старец отец Иларион Троекуровский, живший в Лебедянском уезде за триста верст от Оптиной и не знавший ничего о болезни отца Порфирия, прислал ему рубашку (в которой он и преставился), пузырек масла и кусок ржаного хлеба, выразив, однако, сомнение, что посланное застанет инока в живых[69].

Второй раз Гоголь посетил Оптину Пустынь проездом с юга в Москву в июне 1851 года. Об этом пребывании в обители, выпавшем из поля зрения биографов Гоголя, известно из записи в дневнике оптинского иеромонаха Евфимия (Трунова) от 2 июня 1851 года: «Пополудни прибыл проездом из Одессы в Петербург (на самом деле в Москву. – В. В.) известный писатель Николай Васильевич Гоголь. С особенным чувством благоговения отслушал вечерню, панихиду на могиле своего духовного друга, монаха Порфирия Григорова, потом всенощное бдение в соборе. Утром в воскресенье 3-го числа он отстоял в скиту Литургию и во время поздней обедни отправился в Калугу, поспешая по какому-то делу. Гоголь оставил в памяти нашей обители примерный образец благочестия»[70]. В этот приезд Гоголь узнал об обстоятельствах смерти отца Порфирия и беседовал со старцами.

САБИНИН Стефан Карпович (31.12.1789, село Болота Воронежской губернии –14.5.1863, г. Веймар, похоронен на историческом кладбище в Веймаре), протоиерей, богослов, историк, археолог, филолог.

Происходил из рода Сусаниных; М. С. Сабинина писала в своих мемуарах: «Сабинины происходили от Ивана Сусанина, дочь которого Антонида вышла замуж за Сабинина. Подвиг Сусанина, не задумавшегося пожертвовать своею жизнью для спасения своего Государя, известен каждому»[71]. Со временем род Сабининых обеднел, и детство будущего протоиерея прошло в большой нужде. Родился он в семье бедного дьячка и был таким слабым ребенком, что родители его, «не имея никакой надежды сохранить сына, крестили его тотчас же после рождения»[72]. Первоначальное образование получил в местном Духовном училище и Воронежской семинарии, гимназию, позднее преподавал в ней иностранные и древние языки (имея к ним исключительную способность), а после окончания курса в Санкт-Петербургской Духовной академии был оставлен в ней бакалавром по классу немецкого языка. Под руководством протоиерея Г. П. Павского занимался изучением Священного Писания Ветхого Завета. Еще в студенческие годы перевел на русский язык книгу Иова. 11 октября 1823 года рукоположен в сан священника и направлен в храм Русской дипломатической миссии в Копенгагене.

В Дании он прослужил более четырнадцати лет, но связи с Академией не прерывал, став ее корреспондентом. «В это звание академическою конференциею избираемы были священники, находившиеся при наших миссиях и посольских церквах за границею, известные духовною ученостью и желанием быть полезными…»[73]. Круг его занятий был необычайно широк: богословие, история, археология, филология. Он перевел Библию на русский язык со своими комментариями, составил первый в России Библейский лексикон (как и многие другие сочинения и переводы Сабинина, этот труд остался в рукописи и, очевидно, утрачен), написал Исландскую грамматику и несколько работ по сагам, печатал статьи по русской филологии и русским древностям в отечественных журналах (преимущественно в «Христианском Чтении») и исторических сборниках, издаваемых профессором Московского университета М. П. Погодиным. Постоянный корреспондент Санкт-Петербургской Духовной академии, действительный член Королевского Общества северных антиквариев (1835), Общества истории и древностей российских (1840) и ряда других, протоиерей Стефан Сабинин состоял в переписке со многими учеными и литераторами: князем В. Ф. Одоевским, профессорами С. П. Шевыревым, М. П. Погодиным, О. М. Бодянским, И. И. Срезневским, чешскими славистами В. В. Ганкой и П. И. Шафариком. В 1831 году награжден орденом Св. Анны 2-й степени, в 1833 году – набедренником и саном протоиерея (возведение в сан состоялось в 1835 году во время приезда в Россию).

Вполне подходила отцу Стефану и его жена Александра Тимофеевна (1806–1882), дочь петербургского протоиерея Тимофея Вещезерова. Старшая дочь Марфа писала о матери в своих записках: «Отец мой научил ее немецкому, датскому и французскому языкам, и, кроме того, она, из желания помогать мужу, сама изучила древние латинский, греческий, еврейский и другие языки, так что все его сочинения и переводы переписывала всегда она»[74]. Александра Тимофеевна и сама занималась переводами, в частности, перевела в стихах «Торквато Тассо» Гёте. К тому же она имела незаурядный талант живописца и за одну из своих картин получила медаль Академии художеств.

В 1837 году отец Стефан переведен в Веймар и назначен духовником Великой герцогини Марии Павловны (старшей сестры Императора Николая Павловича). Он стал настоятелем русской православной домовой церкви Св. равноапостольной Марии Магдалины. Дом Сабининых в Веймаре стал своеобразным культурным центром: здесь останавливались едва ли не все проезжавшие по Германии путешественники-соотечественники – ученые, писатели, композиторы. Историк М. П. Погодин оставил описание своей первой встречи с этим семейством: «…жена со старшею дочерью писала картину масляными красками, которая с честию могла бы занять место в академическом классе, другая твердила урок на фортепиано, какую-то сонату Моцарта, сыновья сидели за латинскими авторами, а отец читал католический журнал. Столько образованности, любознательности, вкуса нашел я во всем семействе, сколько мудрено найти у какого-нибудь русского князя или графа...»[75].

В 1838 году, во время посещения Веймара Императором Николаем I, протоиерей С. К. Сабинин награжден наперсным крестом с украшениями, в 1844 году – орденом Св. Владимира 3-й степени, в 1854 году – немецким орденом Сокола 2-й степени. В феврале 1857 года он отпевал великого русского композитора Михаила Ивановича Глинку, автора оперы «Жизнь за Царя»[76]. В 1859 году протоиерей Сабинин отпел свою духовную дочь Великую герцогиню Марию Павловну. С этого времени, по словам биографа, «жизнь его начинает заметно угасать»[77]. Свою богатую библиотеку он вынужден был через посредство фирмы Брокгауз продать в Америку[78]. В 1862 году на историческом кладбище в Веймаре состоялось освящение построенного по завещанию покойной герцогини храм Св. равноапостольной Марии Магдалины, в котором принимал участие и протоиерей Стефан Сабинин. Он стал первым священником, служившем в нем. Здесь же, у алтарной стены новоотстроенной церкви, и погребен маститый протоиерей. В ХХ веке архимандрит Киприан (Керн) писал о нем: «На Сабинине, как редко на ком другом, сказались одаренность нашего духовного сословия, расцветшего в наследственной благодатной атмосфере, и исключительно высокий уровень нашей духовной школы, путем долголетней селекции отбиравшей из своей среды таких высоко образованных ученых и разносторонних писателей»[79].

Летом 1845 года Гоголь вместе с графом А. П. Толстым говел в Веймаре и встречался с отцом Стефаном Сабининым, говорил с ним о своем намерении оставить литературное поприще и поступить в монастырь. Видя его болезненное состояние, священник отговаривал его и убедил не принимать окончательного решения. Об этом рассказывает в своих записках М. С. Сабинина. В гоголевском сборнике выписок из творений святых отцов и учителей Церкви, составленном зимой 1843/44 года в Ницце, есть выписка «О почитании святых (Из частного письма протоиерея Сабинина)»[80].

САБИНИНА Марфа Степановна (30.05.1831, Копенгаген – 14.12.1892, Ялта, похоронена на Поликуровском кладбище, могила не сохранилась), настоятельница Общины сестер милосердия Св. Благовещения в Крыму, общественная деятельница, пианистка, мемуаристка, дочь протоиерея С. К. Сабинина.

Марфа Сабинина обладала великолепным голосом и исключительными музыкальными способностями, позволившими ей в двенадцать лет стать членом музыкального кружка, основанного в Веймаре Великой княгиней Марией Павловной. Юная Марфа брала уроки у лучших немецких профессоров, участвовала в благотворительных концертах и даже составила свой собственный хор. В 1850–1851 годах она обучалась в Дюссельдорфе у известной пианистки К. Шуман. Успехи ее были столь поразительны, что Ференц Лист предложил заниматься с ней. Великий композитор был близок с семьей Сабининых, и Марфа, прекрасная пианистка, стала лучшей его ученицей (Шестнадцать писем Листа к ней на французском языке хранятся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге). Впоследствии она писала о Листе: «Самый гениальный и бескорыстный человек, какого я знала»[81]. В 1857 году Марфа вместе с матерью впервые приехала в Россию. В Москве и Санкт-Петербурге она дала несколько концертов, имевших блестящий успех. В 1860 году Императрица Мария Александровна пригласила Сабинину (через фрейлину Анну Федоровну Тютчеву, дочь поэта) преподавательницей к своей дочери, Великой княжне Марии Александровне. Марфа Степановна пробыла при дворе восемь лет, часто играла во дворце, но была лишена возможности выступать с публичными концертами: ее артистическая карьера была навсегда окончена. Она является автором ряда фортепьянных пьес и романсов, в частности, на стихи Ф. И. Тютчева – «Вешние воды» и «Слезы людские» (1861).

Полнее всего личность Марфы Сабининой выразилась в ее общественном служении. О подобных ей людях Ф. М. Достоевский говорил в «Дневнике писателя» за 1876 год: «Женщины у нас подымаются и, может быть, многое спасут <…> Женщины – наша большая надежда, может быть, послужат всей России в самую роковую минуту...»[82]. Вместе со своей подругой баронессой Марией Петровной Фредерикс Сабинина была одной из основательниц Общества Красного Креста в России (первые годы оно носило название «Общество попечения о раненых и больных воинах»). Обе были избраны пожизненно почетными членами Общества. Во время франко-прусской войны (1870–1871) и освободительных войн балканских народов против турецкого ига Марфа Степановна организовывала лазареты, эвакуацию раненых. Ее подвижническая деятельность проходила как за границей (Германия, Франция, Сербия, Румыния), так и в России (Петербург, Крым). В мирное время она также занималась устройством больниц; став монахиней, возглавляла общину сестер милосердия Св. Благовещения в Крыму. В 1876 году перед отъездом в Сербию епископ Таврический Гурий (Карпов) возложил на нее настоятельский крест. Сабинина была награждена многими орденами и медалями. Последние годы она провела уединенно в Крыму: рисовала, занималась музыкой, выращивала цветы, писала мемуары.

В своих записках Марфа Степановна рассказывает о встрече с Гоголем в Веймаре летом 1845 года: «17 (29) июня <...> узнали, что приехали и были у отца Николай Васильевич Гоголь и граф Александр Петрович Толстой. На другой день они пришли к отцу, и я в первый и последний раз видела знаменитого писателя. Он был небольшого роста и очень худощав; его узкая голова имела своеобразную форму – френолог бы сказал, что выдаются религиозность и упрямство. Светлые волосы висели прямыми прядями вокруг головы. Лоб его, как будто подавшийся назад, всего больше выступал над глазами, которые были длинноватые и зорко смотрели; нос сгорбленный, очень длинный и худой, а тонкие губы имели сатирическую улыбку. Гоголь был очень нервный, движения его были живые и угловатые, и он не сидел долго на одном месте: встанет, скажет что-нибудь, пройдется несколько раз по комнате и опять сядет. Он приехал в Веймар, чтобы поговорить с моим отцом о своем желании поступить в монастырь. Видя его болезненное состояние, следствием которого было ипохондрическое настроение духа, отец отговаривал его и убедил не принимать окончательного решения. Вообще Гоголь мало говорил, оживлялся только когда говорил, а то все сидел в раздумье. Он попросил меня сыграть ему Шопена; помню только, что я играла ему. Моей матери он подарил хромолитографию – вид Брюлевской террасы[83]; она наклеила этот вид в свой альбом и попросила Гоголя подписаться под ним. Он долго ходил по комнате, наконец сел к столу и написал: "Совсем забыл свою фамилию; кажется, был когда-то Гоголем". Он исповедовался вечером накануне своего отъезда, и исповедь его длилась очень долго. После Св. Причастия он и его спутник сейчас же отправились в дальнейший путь в Россию, пробыв в Веймаре пять дней»[84].

Записки Марфы Степановны Сабининой печатались в журнале «Русский Архив» в 1900–1902 годах. К написанию их ее побуждал сам издатель и редактор журнала П. И. Бартенев, что явствует из письма Сабининой к нему от 21 мая 1891 года (хранится ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства): «За добрую память благодарю душевно, счастливое Веймарское время незабвенно в моей памяти. <...> Если я буду в силах писать, услышите обо мне»[85]. В основу записок Сабининой положены дневниковые записи, а они как источник предпочтительнее мемуаров, написанных много лет спустя. Хотя Марфе во время ее первой и единственной встречи с Гоголем было только четырнадцать лет, мы можем отнестись к ее воспоминаниям с полным доверием. Необыкновенно ярок и психологически убедителен оставленный ею портрет Гоголя. Манера его поведения, о которой говорит Сабинина, отмечалась и другими мемуаристами, в частности протоиереем Иоанном Базаровым, в ту пору настоятелем вновь учрежденной русской домовой церкви в Висбадене. Вспоминая о встречах с Гоголем у В. А. Жуковского, он замечал, что Николай Васильевич «почти ничего не говорил и больше ходил по комнате, слушая наши разговоры»[86].

В дневниковой записи Марфы Степановны есть и неточность. По ее словам, Гоголь и его спутник отправились из Веймара в Россию. На самом деле Гоголь держал путь в Берлин и по дороге туда заехал в Галле, чтобы встретиться с местным врачом, как советовал ему отец Стефан Сабинин. Это следует из письма Гоголя к В. А. Жуковскому из Берлина от 14 июля (н. ст.) 1845 года: «Для душевного моего спокойствия оказалось мне нужным отговеть в Веймаре. Гр<аф> Толстой также говел вместе со мною. Добрый веймарский священник советовал мне убедительно посоветоваться еще на дороге с знаменитым доктором в Галле, Крукенбергом»[87]. О пребывании в Веймаре и о «тамошнем очень добром священнике нашем» Гоголь сообщал и в письме к Н. М. Языкову из Карлсбада от 25 июля (н. ст.) того же года[88].

Отзвук поездки в Веймар можно найти в письме Гоголя «Нужно проездиться по России», вошедшем в книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» и адресованном графу А. П. Толстому, чьи душевные устремления также были направлены к монашеству: «Нет выше званья, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и помышленье мне в радость. Но без зова Божьего этого не сделать. Чтобы приобресть право удалиться от мира, нужно уметь распроститься с миром. <…> Нет, для вас так же, как и для меня, заперты двери желанной обители. Монастырь ваш – Россия!»[89].

СЕРГИЙ (Веснин Семен Авдиевич, литературный псевдоним Святогорец; 27.08.1814, с. Пищальское Орловского у. Вятской губ. – 17.12.1853, Св. гора Афон), иеросхимонах, поэт, духовный писатель.

Родился в семье священнослужителя. Десяти лет определен в Вятское Духовное училище; в 1827 году остался круглым сиротой. В 1834 году окончил Вятскую Духовную семинарию. С детских лет имел мечту о странничестве по святым местам, однако по настоянию родных женился и получил место священника в селе Ацвеж Вятской губ. После смерти жены и дочери побывал в Соловецком Преображенском монастыре (в 1836 году) и у святынь Москвы и Киева (в 1838 году). В 1839 году в Вятке принял монашеский постриг с именем Серафим – в честь бесплотных сил небесных. В 1843 году совершил паломничество на Афон, вступил в братию Афонского Пантелеимонова монастыря, где спустя год принял схиму и был наречен Сергием (в честь игумена Радонежского, всея России чудотворца). В 1844–1845 годах предпринял семимесячное паломничество в Иерусалим, о чем рассказал впоследствии в своих «Палестинских записках».

Во время пребывания на Святой горе иеросхимонах Сергий написал ряд трудов по истории Церкви, несколько житий святых, вел обширную переписку братии. В 1845 году в журнале «Маяк» печатались его путевые заметки в виде писем об Афоне – они имели большой успех у читателей, что побудило его продолжать литературные занятия. Решив издать свои письма отдельной книгой, в 1847 году он выехал в Россию, чтобы самому наблюдать за ее печатанием. После двухлетнего пребывания на родине в Вятке отец Сергий в начале 1850 года прибыл в Москву. В том же году в Санкт-Петербурге вышли «Письма Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской» в двух томах (об этом издании Гоголь упоминает в письме к графу А. П. Толстому из Васильевки от 20 августа 1850 года).

После возвращения на Афон в 1851 году иеросхимонах Сергий поселился в Космо-Дамиановской келлии, где подвизался вместе со старцем Геронтием, учеником и келейником покойного иеромонаха Аникиты (в мире князь С. А. Ширинский-Шихматов, до своего пострижения известный в России поэт).

Гоголь познакомился со Святогорцем в начале 1850 года в Москве. В конце апреля этого года, в письме, адресованном, по всей вероятности, иеромонаху Антонию (Бочкову), отец Сергий вспоминает об одном литературном вечере: «...тут же мой лучший друг, прекрасный по сердцу и чувствам Николай Васильевич Гоголь, один из лучших литераторов. Суждения были о моем пере: все единогласно отдают честь моим талантам <...> Я в особенно близких отношениях здесь с графом Толстым, у которого принят как домашний <...> Граф Толстой прекрасного сердца и очень прост. По знакомству он выслал экземпляр моих писем одному из городских священников Тверской губернии, и тот читал мои сочинения в церкви вместо поучений на первой неделе Великого поста, о чем извещал графа»[90]. Священник этот, по всей видимости, ржевский протоиерей Матфей Константиновский, духовный отец Гоголя и графа А. П. Толстого.

С Гоголем Святогорец вел разговоры и об издательских делах, что видно из письма последнего к неизвестному адресату от 1 июля 1850 года из Санкт-Петербурга: «Я редко выезжаю, потому что меня удерживает дома корректура 2-й части Писем. Впрочем, жалею, что взял на себя эту заботу. Справедливо мне говорил Гоголь Николай Васильевич, чтобы не брать на себя корректуры. Увлекаясь мыслию, я не вижу опечаток»[91].

Зиму 1850/51 года Гоголь провел в Одессе и снова встречался там со Святогорцем. 3 марта 1851 года, по пути на Афон, тот сообщал Гоголю, задумавшему поездку в Константинополь и Грецию: «Возлюбленнейший Николай Васильевич! Наскоро пишу вам, торопясь на почту и к отъезду сегодня из Константинополя в Солун на австрийском пароходе. Церквей православных в Константинополе сорок шесть. Это передал мне отец Софония (настоятель церкви при Русской миссии в Константинополе. – В. В), и, верно, потому, что он и сам собирал сведения подобного рода»[92].

В последние годы жизни Гоголя среди его знакомых распространился слух, что он собирается ехать на Афон. 9 июля 1850 года И. С. Аксаков извещал родных о письме А. О. Смирновой, которая сообщала, что «Гоголь, вероятно, поселится на Афонской горе и там будет кончать "Мертвые души"»[93]. В Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве хранится письмо А. О. Смирновой (от 28 июня 1850 года), которое имел в виду И. С. Аксаков. В нем Смирнова, в частности, говорит о Гоголе: «...если Бог поможет ему получить паспорт за границу, он, вероятно, поселится в Афинах или на Афоне и кончит там второй том. На Афон советую я и завлек его рассказами автор Писем Святогорца…»[94].

Письма Святогорца и его устные рассказы, как видно, усилили интерес Гоголя к Святой горе, и он совсем было собрался ехать туда. Из письма А. О. Смирновой к Гоголю от 11 сентября 1850 года можно заключить, что поездка его на Афон уже дело решенное[95]. Это подтверждается и свидетельством иеросхимонаха Сергия. Позднее, узнав о кончине Гоголя, он писал из Космо-Дамиановской келлии на Афоне (в апреле 1852 года): «Смерть Гоголя – торжество моего духа. Покойный много потерпел и похворал, надобно и пора ему на отдых в райских обителях. Жаль только, что он не побывал у нас. Я очень любил его; в Одессе мы с ним видались несколько раз, и наше расставание было условное – видеться здесь. Судьбы Божии непостижимы! В последнее время его считали помешанным – за то, что он остепенился и сделался христианином. Вот ведь мирская-то мудрость! Толкуйте с миром!»[96].

В другом письме к тому же адресату от середины августа 1852 года, поблагодарив за присылку портрета Гоголя, Святогорец снова вспоминает о некогда данном Гоголем обещании приехать на Афон: «Покойный, расставаясь со мною в Одессе, дал слово – только съездить в Москву на лето, с целию издания своих творений, а потом к осени 1851 года прибыть на Афон. Таковы-то наши предположения! Думы за горами, а смерть за плечами! Жизнь Гоголя поучительна: в последнее время он был строгим христианином, – и это радует меня»[97].

СЕРЕДИНСКИЙ Тарасий Феодорович (1822, Елисаветград Херсонской губ. – 16.04.1897, Рига), протоиерей, богослов, духовный писатель.

Первоначальное образование получил в Херсонском Духовном училище, Екатеринославской и Одесской Духовных семинариях. В 1841 году поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию, которую окончил в 1845 году со степенью магистра богословия и был оставлен в ней бакалавром по классу греческого языка. 28 июля 1846 года рукоположен во священника, а 20 августа этого же года назначен настоятелем церкви Рождества Христова при русской миссии в Неаполе. После закрытия миссии в 1859 году был перемещен в Берлин настоятелем русской посольской церкви Св. Равноапостольного князя Владимира и одновременно священником Александро-Невской церкви русской колонии близ Потсдама. В 1860-х годов был законоучителем детей Великого князя Константина Николаевича (сына Императора Николая I). В 1886 году вышел в отставку и удалился на покой в Ригу, где продолжал заниматься богословием.

В течение своего сорокалетнего служения за границей (сначала в средоточии римо-католического, а затем протестантского мира) протоиерей Тарасий Серединский, знавший еврейский, греческий (древний и новый), латинский, немецкий, французский и итальянский языки, имел возможность следить за богословской литературой, издаваемой на Западе. Он знакомил русского читателя с обычаями и характером западного богослужения. Церковно-исторические и литургические сочинения отца Димитрия печатались главным образом в журнале «Христианское Чтение» и газете «Рижские Епархиальные Ведомости». Из основных трудов его отдельно изданы: «О богослужении Западной церкви» (СПб., 1849; 2-е изд 1856), «О богослужебном благочинии Западной церкви» (СПб., 1859), «Об индульгенциях» (СПб., 1860), «О причинах разногласия между восточными и западными христианами во время празднования Св. Пасхи» (Берлин, 1863; параллельно на русском, немецком, французском и итальянском языках; переиздано в Риге в 1891 году), «Общественное богослужение у протестантов» (Рига, 1893), «Папа Римский и Собор Вселенский» (Рига, 1897, издано посмертно).

Гоголь познакомился с протоиереем Тарасием Серединским в конце 1846 года в Неаполе у графини Софьи Петровны Апраксиной – сестры графа А. П. Толстого. Известна записка Гоголя отцу Тарасию, относящаяся ко времени пребывания писателя в Неаполе (зима 1846/47 или первая половина зимы 1847/48 года): «Я не помню, сказал ли я вам, что молебен должен быть вместе с обедней. На всякий случай лучше вас побеспокою об этом сею запиской, прося убедительно, если для вас все равно, начать обедню пораньше, именно в 10 часов с четвертью»[98]. Именно отца Тарасия Серединского имел в виду Гоголь, когда писал 24 сентября (н. ст.) 1847 года протоиерею Матфею Константиновскому из Остенде: «В Неаполе же основалась русская церковь и очень хороший священник»[99].

О знакомстве с Гоголем протоиерей Тарасий Серединский вспоминал в своих неизданных «Записках заграничного священника»: «Когда я приехал в Неаполь, в то время (1846 г.) жила там генеральша А<праксина>. Вскоре после моего первого к ней визита я был приглашен к ней на обед. Перед обедом, когда слуга доложил, что обед готов, генеральша сказала, скажите господину Гоголю. Потом, когда явился этот господин, она представила его мне. Лицо его было совершенно простое, обыкновенное, не представляющее ничего особенного, une figure commune (общий рисунок; фр. – В. В.), как говорят французы. Украшением его служили усики и эспаньолетка. Череп его был несколько остроконечный, конусообразный. На темени был у него вихор. За обедом он говорил очень мало. В разговоре обнаруживалась его наблюдательность и меткая характеристика лиц, однако ж, всё было так просто, что я был сдержан в разговоре, боясь попасть впросак, признав его знаменитым писателем. Через несколько дней он был у меня. Я бывал у него. Однажды он прислал мне записку об отслужении Литургии и молебна. Он провел две зимы в Неаполе. Во вторую зиму (1847/48 года – В. В.) я его исповедовал и приобщал, и потом служил для него напутственный молебен, когда он уезжал в Иерусалим.

В бытность свою в Париже г. Гоголь отозвался обо мне моему свояку, протоиерею Вершинскому, так: "очень серьезен в служении и совсем другой в общественной жизни"»[100].

Протоиерею Тарасию Серединскому принадлежит статья о книге «Выбранные места из переписки с друзьями», сохранившаяся в бумагах Гоголя[101].

ФИЛАРЕТ (Дроздов Василий Михайлович; 26.12.1782, г. Коломна Московской губ. – 19.11.1867, Москва, погребен в южном пределе Свято-Духовского храма Троице-Сергиевой лавры) митрополит Московский и Коломенский, духовный писатель и проповедник.

Происходил из семьи потомственного духовенства. 20 декабря 1791 года зачислен в Коломенскую Духовную семинарию, заканчивал образование в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. 16 ноября 1808 года пострижен наместником лавры Симеоном в монашество с именем Филарет, а через несколько дней рукоположен в иеродиаконы. В декабре этого же года отбыл в Санкт-Петербург, где получил должность учителя рисования в Александро-Невском Духовном училище. В 1809 году посвящен в иеромонаха и определен на должность инспектора Санкт-Петербургской Духовной семинарии. В 1811 году за «отличие в проповедовании слова Божия» пожалован наперсным крестом и возведен в сан архимандрита. В марте 1812 года, назначен ректором Санкт-Петербургской Духовной академии и настоятелем Новгородского Юрьева монастыря. В 1816 году определен настоятелем Московского Новоспасского монастыря. 5 августа 1817 года в Троицком соборе Александро-Невской лавры хиротонисан в епископа Ревельского, викария Санкт-Петербургской епархии. В 1819 году перемещен в Тверь, возведен в сан архиепископа и назначен членом Святейшего Синода. В 1820 году – архиепископ Ярославский, но уже через год назначен архиепископом Московским и архимандритом Свято-Троицкой Сергиевой лавры. В 1826 году возведен в сан митрополита. На Московской кафедре святитель Филарет пробыл сорок шесть лет вплоть до своей кончины.

Сочинения святителя Филарета издавались многократно большими тиражами. В 1855–1888 годах было издано многотомное «Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета по учебным и церковно-государственным вопросам», а в 1873–1855 годах – пятитомное издание проповедей «Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского». Проповеди его отличались глубиной мысли, знанием предмета и изяществом стиля. Обладая острым и проницательным умом, прекрасной памятью и несомненным поэтическим талантом, святитель живо интересовался делами литературы и был лично знаком со многими русскими писателями. Московский литератор и биограф святителя Н. В. Сушков вспоминал: «Постоянно следя за успехами нашей литературы по всем ее отраслям, он никогда не пренебрегал ни журналами, ни сборниками, замечая в них все замечательное, и был знаком с очень многими из наших писателей – от старейшего в его время Державина до юнейшего в литературной иерархии Гоголя»[102].

Известен отзыв святителя о книге Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», переданный С. Т. Аксаковым в письме к сыну И. С. Аксакову от 23 января 1847 года: «<митрополит> Филарет сказал, что хотя Гоголь во многом заблуждается, но надобно радоваться его христианскому направлению»[103].

Гоголь внимательно следил за деятельностью святителя Филарета и неоднократно с ним встречался. В статье «О лиризме наших поэтов» (1846), вошедшей в книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», Гоголь вспоминает стихотворение А. С. Пушкина «В часы забав иль праздной скуки...» (1830), написанное в ответ на стихотворное послание митрополита Филарета «Не напрасно, не случайно...», распространявшееся в списках. В свою очередь стихотворение владыки, как известно, написано в ответ на стихотворение поэта «Дар напрасный, дар случайный...» (1828). В марте 1845 года Гоголь, живший тогда во Франкфурте, обращается к своему парижскому знакомому Ф. Н. Беляеву с просьбой, чтобы протоиерей Димитрий Вершинский, настоятель русской посольской церкви в Париже, списал для него «стихи Филарета в ответ Пушкину». Беляев через графа А. П. Толстого переслал стихотворение Гоголю[104].

24 января 1851 года в Одессе Гоголь у Репниных читал проповедь святителя Филарета «Ищите Царствия Божия!» По этому поводу Екатерина Александровна Хитрово записала в своем дневнике 26 января: «Читал нам проповедь Филарета на Сергиев день на стих: "Ищите Царствия Божия!" Как мило, радушно и простодушно он все пояснял! То на княгиню (имеется в виду Варвара Алексеевна Репнина-Волконская. – В. В.), то на меня посмотрит своими живыми голубыми глазами и скажет: "Слушайте! У него можно учиться! Он на деле все испытал; он не то что придумал. Кто больше его занят? И удивительно, когда только он время находит, чтоб писать. Кажется, нет возможности найти свободной минуты,– а он доказывает противное!" – Княгиня: "А разве он очень занят?" – Гоголь: "А как же? А служение? А Синод и проч.?" Филарет говорит о краже воскресных дней. Гоголь: "О, как это часто со мною случалось! А проку-то и не выходило; когда внутренно устроен человек, то у него все ладится. А внутренно чтоб устроенным быть, надобно искать Царствия Божия, а все прочее приложится вам"»[105].

3 марта 1851 года та же Е. А. Хитрово записала в своем одесском дневнике: «Княгиня было предложила читать Пушкина, но он (Гоголь. – В. В.) не согласился и ради Великого поста стал читать <митрополита> Филарета, "как все искали прикоснуться ко Христу" (Подразумевается «Беседа о прикосновении веры ко Христу» (1825). – В. В.), что и нам возможно через Причастие»[106].

В свои предсмертные дни, в Прощеное воскресенье 10 февраля 1852 года Гоголь просил графа А. П. Толстого передать свои рукописи святителю Филарету, чтобы тот определил, что нужно печатать, а чего не следует: «Пусть он наложит на них свою руку; что ему покажется ненужным, пусть зачеркивает немилосердно»[107]. Граф не принял бумаг, опасаясь утвердить в нем мысль о смерти. С этого дня Гоголь перестал выезжать из дому.

Святитель Филарет был большим авторитетом для Гоголя и как богослов, писатель-аскет, и как духовный пастырь. Намерение довериться его суду не было для Гоголя новым. Ранее он не раз бывал у него (в конце 1849 года Гоголь, по совету А. О. Смирновой, посетил владыку вместе с композитором А. Н. Верстовским[108]) и всегда отзывался о нем очень высоко. В записке к С. П. Шевыреву (от конца 1851 года) Гоголь замечает: «К митрополиту я хотел ехать вовсе не затем, чтобы беседовать о каких-либо умных предметах, на которые, право, в нынешнее время поглупел. Мне хотелось только прийти к нему на две минуты и попросить молитв, которые так необходи<мы> изнемогающей душе моей»[109]. Можно предположить, что Шевырев был обеспокоен намерением Гоголя говорить с московским владыкой о втором томе «Мертвых душ».

Граф Толстой стремился употребить все возможное для исцеления больного: просил Московского гражданского губернатора И. В. Капниста, которого Гоголь любил и уважал, уговорить его послушаться указаний медиков; ездил к святителю Филарету и рассказал ему об опасной болезни Гоголя. Владыка прослезился и сказал, что на Гоголя надо было действовать иначе: убеждать, «что его спасение не в посте, а в послушании»[110]. После этого он ежедневно призывал к себе отца Иоанна Никольского, духовника писателя, и приходского священника отца Алексия Соколова, расспрашивал их о болезни Гоголя и поручил им передать, что просит его исполнять все назначения врачей[111].

После кончины Гоголя рукопись его последней книги – «Размышления о Божественной Литургии» – какое-то время находилась у святителя Филарета. С. П. Шевырев, готовивший к печати сочинения Гоголя, оставшиеся после его смерти, сообщал Марии Ивановне Гоголь-Яновской, матери писателя, 21 февраля 1854 года: «Размышления о Литургии до сих пор находятся у митрополита, который обещался пропустить их и сам хочет исправить. Но до сей минуты длится и конца ему я не предвижу»[112].

Гоголь в записной книжке цитирует слова митр. Филарета о русском народе.

ФИЛАРЕТ (Кольцов; 1785–9.12.1864), иеромонах Оптиной Пустыни, в схиме Феодот.

Происходил из калужских мещан. В 1841 году пострижен в монахи под именем Филарет. По болезненному состоянию уволен по собственному прошению из Московского Новоспасского монастыря и 3 марта 1843 года определен в Оптину Пустынь[113]. В 1849 году рукоположен в иеромонаха.

Гоголь познакомился с иеромонахом Филаретом во время своего первого посещения Оптиной Пустыни в июне 1850 года. 19 июня Гоголь и его спутник М. А. Максимович выехали из обители в имение И. В. Киреевского Болдино, находившееся в сорока верстах от монастыря возле города Белёва. Отсюда Гоголь на следующий день написал письмо иеромонаху Филарету: «Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден; дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо...» Гоголь понял, что оптинский дух стал для него жизненно необходимым: «Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптинской Пустыне»[114].

В 1916 году С. Н. Дурылин повторил эти гоголевские строки и дополнил их, обобщая опыт многих людей: «Да, быть в Оптиной, – быть в ней всегда, когда пишешь, учишься, работаешь, страдаешь, умираешь далеко от нее – и быть все же в Оптиной… Гоголь сказал то, что сказали бы все, оживотворенные оптинской любовью и властью, все – от Киреевского до плачущей бабы»[115]. Ср. отмеченное А. Б. Гольдевейзером 14 августа 1909 года негативное отношение к гоголевскому письму Л. Н. Толстого: «Льву Николаевичу очень не понравилось письмо Гоголя в Оптин монастырь с просьбой, чтобы о нем молились. "Очень нехорошее письмо, – сказал Лев Николаевич. – Жалкое какое-то самоунижение и в то же время – преувеличенное значение своих писаний"»[116].



[1] Аксаков С. Т. Несколько слов о биогpафии Гоголя // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Полный систематический свод документальных свидетельств. Научно-критическое издание: В 3 т. /Издание подготовил И. А. Виноградов. Т. 2. М., 2012. С. 627–628.

[2] Там же. С. 628.

[3] См.: Базаров И. И., протоиерей. Последние дни жизни Жуковского // Журнал Министерства Народного Просвещения. СПб., 1852. № 1; перепечатано: Известия Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности. СПб., 1852. Т. 1; Русский Архив. М., 1869. № 1; см. также: В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999.

[4] Записка датируется серединой апреля (н. ст.) 1845 года. См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. /Сост., подготовка текстов и коммент. И. А. Виноградова, В. А. Воропаева. Т. 13. М.; Киев, 2009. С. 94, 483.

[5] Воспоминания протоиерея И. И. Базарова // Русская Старина. СПб., 1901. № 2. С. 294.

[6] Базаров И. И., протоиерей. Воспоминания о В. А. Жуковском // Известия Императорской академии наук по отделению русского языка и словесности. СПб., 1853. Т. 2. № 8–9. С. 140.

[7] <Феодор (Бухарев), архимандрит.> Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., 1861. С. 4.

[8] Там же. С. 138.

[9] Там же. С. 11.

[10] Там же. С. 138–139.

[11] Там же. С. 5–6.

[12] Из воспоминаний протоиерея С. С. Модестова // У Троицы в Академии. 1814–1914. Юбилейный сборник исторических материалов. М., 1914. С. 121.

[13] Лаврский В., протоиерей. Мои воспоминания об архимандрите Феодоре (А. М. Бухареве) // Богословский Вестник. 1906. Т. 2. № 5. С. 118.

[14] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 9. С. 7–14, 788–802.

[15] Там же. Т. 13. С. 30.

[16] Там же. С. 254.

[17] Корсунский И. Н. Преосвященный Виссарион, епископ Костромской. По случаю 50-летнего юбилея церковно-общественной его деятельности. М., 1898. С. 6.

[18] Гоголь в дневниковых записях М. П. Погодина 1843–1848 гг. // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. М., 2012. С. 492.

[19] Там же. С. 559.

[20] Цит. по авторизованному списку: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 9. С. 756–757.

[21] Там же. С. 757.

[22] Там же. С. 757–758.

[23] Там же. Т. 14. С. 269.

[24] Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова. СПб., 1905. Т. 1. Аскетические опыты. С. 253, 255, 257.

[25] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 14. С. 267.

[26] См.: Н. В. Гоголь, И. В. Киреевский, Ф. М. Достоевский и К. <Н.> Леонтьев пред старцами Оптиной Пустыни. М., 1897 /Отд. оттиск из журнала «Душеполезное Чтение». 1898. Ч. 1. С. 157–162; см. также: Богданов Д. П. Оптина Пустынь и паломничество в нее русских писателей // Исторический Вестник. 1910. № 10. С. 332–334.

[27] Венок на могилу высокопреосвященного Иннокентия, архиепископа Таврического. М., 1867. С. 28.

[28] Киреевский И. В. Полн. собр. соч. М., 1861. Т. 2. С. 205.

[29] Гоголь в письмах и воспоминаниях С. Т. Аксакова // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 640.

[30] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 12. С. 49.

[31] Там же. Т. 13. С. 84.

[32] Там же. Т. 14. С. 285.

[33] Там же. С. 356.

[34] Барсуков Н.П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1895. Т. 9. С. 475.

[35] Там же.

[36] Дневник Ивана Михайловича Снегирева. М., 1904. Т. 1. С. 419.

[37] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 360.

[38] См.: Серков А. И. Русское масонство. 1731–2000 гг. Энциклопедический словарь. М., 2001. С. 244; Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 9. С. 772–775.

[39] См.: Пятикнижие Моисея в переводе архимандрита Макария. СПб., 2000.

[40] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 11. С. 283.

[41] Гоголь в дневниках, письмах и воспоминаниях сестры Е. В. Гоголь (в замужестве Быковой) // Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 1. С. 184.

[42] Преподобный Варсонофий Оптинский. Беседы. Келейные записки. Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2005. С. 362–363.

[43] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 423, 425–427.

[44] Там же. С. 341–342.

[45] Там же. С. 425–426.

[46] Преподобный Варсонофий Оптинский. Беседы. Келейные записки. С. 364.

[47] Крутикова Н. Е. Н. В. Гоголь. Исследования и материалы. Киев, 1992. С. 260.

[48] Преподобный Варсонофий Оптинский. Беседы. Келейные записки. С. 364.

[49] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 6. С. 258.

[50] Собрание писем Макария Оптинского к мирским особам: В 3 т. Т. 1. Петрозаводск, 2010. С. 298.

[51] См.: Собрание писем блаженныя памяти Оптинского старца иеросхимонаха Макария. Т. 4: Письма к монахиням. М., 1862. С. 430–432.

[52] См.: Захарченко С. О. Гоголь на Корфу // Ученые записки Петрозаводского гос. ун-та. Петрозаводск, 2012. № 5; Воропаев В. Путешествие ко Гробу Господню: К 165-летию паломничества Гоголя на Святую Землю // Радуга. Киев, 2013. № 3–4.

[53] Антонин (Капустин), архимандрит. Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. М., 2010. С. 371–372.

[54] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 39.

[55] Там же. С. 423.

[56] Там же. С. 426.

[57] Чаговец В. А. Семейная хроника Гоголей (по бумагам семейного архива) // Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим Обществом Нестора-летописца. Киев, 1902. Отд. III. С. 70–71.

[58] См.: <Архимандрит Леонид (Кавелин)> Историческое описание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. Издание 3-е, доп. /Репринтное издание Свято-Введенской Оптиной Пустыни, <1995>. С. 103; Летопись скита во имя святого Иоанна Предтечи и Крестителя Господня, находящегося при Козельской Введенской Оптиной Пустыни: В 2 т. Т. 1. М., 2008. С. 186–187.

[59] См.: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 2. М., 1985. С. 43–44.

[60] См.: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 392.

[61] Там же. С. 391.

[62] Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам. Ч. 1. Второе издание Козельской Введенской Оптиной Пустыни, с дополнениями. Сергиев Посад, 1908. С. 81–82.

[63] Захарченко С. О. Гоголь на Корфу. С. 74.

[64] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 344.

[65] См.: Там же. Т. 9. С. 73–76.

[66] Там же. Т. 15. С. 395.

[67] В издании 1850 года все три части были переплетены под одной обложкой.

[68] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 401.

[69] См.: Нилус С. Святыня под спудом. Тайна православного монашеского духа. Сергиев Посад, 1911. С. 71–72; Летопись скита во имя святого Иоанна Предтечи и Крестителя Господня. Т. 1. С. 203–204; Подвижники благочестия Оптиной Пустыни XIX–XX века. Жизнеописания. Очерки. Документы. Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина Пустынь, 2012. С. 346–349.

[70] Нилус С. Святыня под спудом. Тайна православного монашеского духа. С. 81.

[71] Записки Марфы Степановны Сабининой // Русский Архив. 1900. № 3. С. 519.

[72] Там же.

[73] Чистович А. И. История Санкт-Петербургской Духовной академии. СПб., 1857. С. 395.

[74] Записки Марфы Степановны Сабининой. С. 521.

[75] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 482.

[76] См.: М. И. Глинка. Летопись и жизни и творчества. М., 1952. С. 497; Записки Марфы Степановны Сабининой // Русский Архив. 1901. № 8. С. 582.

[77] Макарий (Веретенников), архимандрит. Протоиерей Стефан Сабинин // он же. О Церкви земной и небесной. М., 2006. С. 486.

[78] См.: Записки Марфы Степановны Сабининой // Русский Архив. 1901. № 10. С. 247.

[79] Киприан (Керн), архимандрит. Дореволюционное русское духовенство заграницей // Православная мысль. Труды православного богословского института в Париже. Париж, 1957. Вып. 2. С. 113.

[80] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 9. С. 130–131.

[81] Из Записок Марфы Степановны Сабининой // Русский Архив. 1902. Кн. 1. С. 331.

[82] Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 23. Л., 1983. С. 24.

[83] Речь идет об одной из достопримечательностей Дрездена, названной по имени Генриха Брюля, министра Августа III, короля Польского и курфюрста Саксонского.

[84] Записки Марфы Степановны Сабининой // Русский Архив 1900. № 4. С. 534–535.

[85] РГАЛИ. Ф. 46. Оп. 1. Ед. хр. 584. Л. 245.

[86] Воспоминания протоиерея И. И. Базарова // Русская Старина. 1901. № 2. С. 294.

[87] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 13. С. 143.

[88] Там же. С. 154.

[89] Там же. Т. 6. С. 89–90.

[90] Собр. соч. и писем Святогорца к друзьям своим о Св. Горе Афонской, Палестине и русских святых местах. Новое издание: В 4 т. Т. 4. СПб., 1865. С. 28.

[91] Там же. С. 39.

[92] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 402.

[93] Аксаков И. С. Письма к родным. 1849–1856. М., 1994. С. 158.

[94] РГАЛИ. Ф. 10. Оп. 3. Ед. хр. 164. Л. 2.

[95] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 361.

[96] Письма Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской: В 3 ч. Изд. 8-е. М., 1895. С. 475.

[97] Собр. соч. и писем Святогорца к друзьям своим о Св. Горе Афонской. Т. 4. С. 70–71.

[98] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 9.

[99] Там же. Т. 14. С. 446.

[100] Гиппиус В. В. Письмо к Т. Ф. Серединскому (1846–1848 гг.) // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования. М.; Л., 1936. Т. 1. С. 115.

[101] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 9. С. 758–764.

[102] Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания. М., 2003. С. 859.

[103] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 595.

[104] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 13. С. 41, 77.

[105] <Хитрово Е. А.> Гоголь в Одессе. 1850–1851 // Русский Архив. 1902. № 3. С. 551.

[106] Там же. С. 556.

[107] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. Изд. 2-е, доп. по рукописи. М., 1902. С. 19.

[108] См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 16. С. 624.

[109] Там же. Т. 15. С. 459.

[110] Тарасенков А. Т. Последние дни жизни Н. В. Гоголя. С. 23.

[111] Там же.

[112] Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Т. 2. С. 120.

[113] См.: Летопись Оптиной Пустыни. Избранные страницы: 1845–1882. Кн. 1. М., 1993. С. 136.

[114] Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. и писем: В 17 т. Т. 15. С. 332–333.

[115] Дурылин С. Н. Начальник тишины // он же. Русь прикровенная. М., 2000. С. 317.

[116] Гольдевейзер А. Б. Вблизи Толстого. Б. м., 1959. С. 293.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру