«Учебник по истории русского языка» А. В. Миртова

А. В. Миртов окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета и многие годы работал преподавателем в гимназиях и вузах С.-Петербурга (в частности, он преподавал и в знаменитом Смольном институте), Ростова-на-Дону, Горького, в Узбекистане. Его мужественная позиция ученого и педагога не раз вызывала порицание в кругу филологов «нового времени», питавшихся во многом искусственными научными лозунгами 1920–1930-х гг. Так, например, в книге «Против буржуазной контрабанды в языкознании» (1932 г.) как насмешка звучал упрек «буржуазному» представителю старой школы А. В. Миртову, что тот запрещал своим студентам обращаться другу к другу посредством слова «товарищ». Даже здесь, в человеческом общении, он придерживался культурных традиций, как бы олицетворяя собой славное поколение 1900-х, увидевших и испытавших на своей судьбе взлет и падение великих филологических открытий целой эпохи Русского государства.

А. В. Миртов особенно известен как автор многочисленных учебников и вузовских пособий, трудов стилистике и культуре речи, по методике преподавания русского языка в школе, русской и украинской диалектологии, например: «Исправление речи учащихся. Пособие для преподавателя (изд. 2-е. М.-Л., 1929), «Грамматика русского языка (с параллелями из украинского языка» (изд. 5-е. Ч. 1–2. Харьков, 1929), «Говори правильно. Грамматико-стилистические очерки о русском глаголе, его формах…» (Горький, 1961) и др. Некоторые работы рассматривали проблемы лексических заимствований.

А. В. Миртов много занимался и такой непростой областью языкознания, как русская орфография, всегда вызывавшая ожесточенные и противоречивые споры особенно во времена Я. К. Грота. Именно критическому анализу его взглядов и были посвящены некоторые работы дореволюционного периода деятельности А. В. Миртова: «Русско-немецкое правописание академика Я. К. Грота» (Пг., 1915), «Можно ли писать «по Гроту»? К вопросу об искажении русской речи академиком Яковом Карловичем Гротом» (Пг., 1916).

В «лингвистическом багаже» ученого есть и интересный лексикографический труд — «Донской словарь» (1929), в который вошли около 7000 слов, выражений и устаревших оборотов говоров казачьих сел бывшей Донской области, таких, как: здорóво дневáли — вечернее приветствие, казачья вода — раннее половодье, клацать зубами — щелкать зубами, и многие другие.

Но особое место в творческом наследии ученого занимает «Учебник по истории русского языка» (Пг., 1916), написанный А. В. Миртовым в период работы преподавателем I Петроградской гимназии и Смольного института. В «Предисловии» к нему автор так объяснял необходимость выхода в свет нового труда по истории русского языка: «…все вышедшие до сих пор учебники слишком односторонне поняли свою задачу: вместо истории русского языка они дают более или менее подробный теоретический курс грамматики древнецерковнославянского языка, добавляя некоторые сведения из диалектологии.

Грамматические формы излагаются почти без всякой связи с нашим литературным языком, а между тем древнецерковнославянский язык и интересен нам именно постольку, поскольку он объясняет те или другие явления и особенности живого русского языка (разрядка автора. — О. Н.).

Следуя подчеркнутому принципу, составитель данного учебника всюду имеет в виду прежде всего современный язык: язык наших поэтов и писателей, а также и живой язык народных масс» (с. II).

А. В. Миртов считал необходимым ввести в курс все отделы истории языка, включая и диалектологию, и сведения по литературных памятников древнего и нового времени, наиболее яркие факты из текстов произведений классической литературы и фольклора, а также общие данные о происхождении языка, его дроблении и индоевропейской семье языков. И это далеко не полный перечень проблем, который автор рассматривает в гимназическом (!) курсе, нацеленном, по его же мнению, на практическое изучение языка. Таким образом, ученый стремится уже в раннем возрасте приобщить детей к азам реальной истории родного языка и словесной культуре и призывает не изучать только «отвлеченные теоретические правила и грамматические формы» (с. II–III), а научиться чувствовать дыхание языка, читать и понимать подлинные тексты и в конце концов — полюбить родной язык.

Вот лишь один из примеров, приводимый автором «Учебника» в обоснование своей позиции: «Насколько литературные произведения обильны примерами для изучаемого курса истории русского языка, можно судить хотя бы по любому рассказу из «Записок охотника». Возьмите маленький высокохудожественный рассказ «Льгов» и вы найдете здесь до 60 слов и выражений интересных с точки зрения истории языка. Перед вами как бы конспект всей длинной истории нашего языка от звукоподражательных («тростник шушукал») и общеарийских слов («волна» в смысле «шерсть») до новорусских и специально тургеневских выражений («особенно-пленительный»)» (с. III).

«Учебник» завершается небольшой хрестоматией с подборкой текстов разной жанровой направленности: они иллюстрируют явления северно- и южновеликорусских, а также переходных говоров, малорусское наречие, процессы древнейшего периода истории языка (Остромирово Евангелие, Зографское Евангелие), здесь же представлены отрывки из летописи и «Слова о полку Игореве», из «Морского устава» и литературных произведений от Тредьяковского до Тургенева.

Фрагменты публикуются по изданию: Миртов А. В. Учебник по истории русского языка. М.: Издание Товарищества М. О. Вольф, 1916. При передаче текста в ряде случаев орфография источника приведена в соответствие с современными нормами.

Из главы II «Древнецерковнославянский язык»

§ 18. Др<евне>церк<овно>славянский язык. В конце IX века св. братья Кирилл и Мефодий составили славянскую азбуку и перевели на славянский язык книги Священного Писания и книги, необходимые для совершения богослужения.

Славянский язык, на котором говорили и писали св. братья, был очевидно древнеболгарский (здесь и далее разрядка автора. — О. Н.) язык, так как основным населением Солуня (теперь: Салоники), откуда происходили Кирилл и Мефодий, были болгары.

Однако все славяне того времени настолько легко понимали язык друг друга, что с распространением среди них христианства не потребовалось вновь переводить Священные книги на другие славянские наречия, а все понимали и пользовались для богослужения книгами в переводе св. Кирилла и Мефодия.

Таким образом, язык святых братьев скоро стал богослужебным (церковным) языком для всех славян, а потому он и называется церковнославянским.

С появлением христианства церковнославянские книги появились и у нас, на Руси. Древнеболгарский язык стал и у нас языком и богослужебным, и письменным, а вскоре и вообще языком образованного общества (гл. образом — духовенства).

Этот церковнославянский язык называют старославянским, или древнецерковнославянским.

Древним (старым) называют его в отличие от теперешнего нашего церковного языка, являющегося позднейшей переработкой старославянского языка применительно к русскому (разговорному). (С. 40–41).

Из главы III «Русский литературный язык»

§ 103. Возникновение литературного языка. Вместе с появлением христианства на Руси появляется и письменность. Однако эта письменность была не на своем родном, русском языке. А на языке иноземном, на том языке, на каком говорили болгары, жившие в Солуне …

Славянский язык скоро стал не только церковным, но и литературным и разговорным языком образованного русского общества.

Попав на русскую почву, став языком живым, др<евне>ц<ерковно>сла-вянский язык не мог оставаться неизменным, а постепенно приспособлялся к русскому языку. Русских элементов становится в нем все больше и больше.

С XIII века появляются грамоты, написанные уже «по просту», на «просторечьи», т. е. на русском народном языке.

Между книжно-славянским и русским разговорным языком начинается как бы борьба за существование. Постепенно русский язык берет верх. Славянский язык остается только языком богослужебным и то не в своем первоначальном, чистом виде… (с. 113).

§ 105. Польское влияние (полонизмы в русском языке). С конца XIV века юго-западная Русь оказывается под властью и под культурным влиянием Польши. Влияние это тянется несколько веков, в результате чего в южно-западный русский язык (мал<орусское> и белор<усское> наречия) входит много полонизмов. Два-три десятка польских слов вошло и в наш литературный язык.

Польские слова: вензель, водка, сбруя, картина, банка, пан, местечко, опека, писарь, шляхта, мазурка, клянчить и нек. др.

Полонизмы встречаются в большом количестве в языке Петра Великого: вельможный, властный, маетность, наприклад, шляхетный и т. д.

Насколько было сильно польское влияние на юго-западной Руси, можно судить хотя бы потому, что одно время даже Киевская Академия называлась «Полоно-Славяно-Латинской». Вот образчик литературной речи южнорусского проповедника Иоаникия Голятовского (XVII в.):

«Обыватель еденъ Александрiйскiй, Ъдучи до Царiгорода, поручилъ пречистой ДЪвЪ жону и цорку свою, слуга его въ дому заставши, хотЪлъ панюю и цорку забити, áле олснулъ и въ двери не трафилъ».

Другой образчик языка приблизительно того же времени. жалоба на порчу русского языка. «Вельми много зашкодило панству русскому, же не могли школъ и наукъ посполитыхъ разширяти, и оныхъ не фундовано: бо коли бы науку мЪли, за невЪдомостiю свою не пришли до таковыя погибели».

С объединением русских народностей, когда вырабатывался общегосударственный литературный язык, малорусское и белорусское наречия, сильно засоренные полонизмами, естественно устпили первенство более чистому русскому языку — именно московскому (средне-великорусскому) говору. (С. 115–116).

§ 107. Эпоха Петра Великого. Решительно отдав предпочтение русскому языку перед церковнославянским, Петр Великий отказался даже от славянской азбуки и ввел гражданскую азбуку (кириллицу сблизил с латинским шрифтом, принятым в западной Европе, — отсюда название «латиница»).

Однако во времена Петра Великого русский язык подвергся большой опасности именно со стороны западноевропейского влияния. Широкие административные и военные реформы повлекли за собой введение длинного ряда иностранных названий и терминов. Многочисленные иноземные слова — «барбаризмы» (barbarus —иноземный) сделали литературную речь, пожалуй, менее понятною для простолюдина, чем была прежняя церковнославянская.

Примером засорения русской речи барбаризмами может служить след<ующий> отрывок из «Регламента кригскоммисариату»:

«СмотрЪть того, чтобъ никто, какъ изъ нашихъ вышнихъ, такъ и изъ нижнихъ г<оспо>дъ офицеровъ не употреблялъ, какъ драгуна такъ и солдата и всего даннаго изъ казны царскаго величества къ своимъ услугамъ и корысти, чего ради фискалы должны въ томъ обсервовать и противу тЪхъ у коммисарiату, оберкригскоммисаръ долженъ доношенiе имЪть главному командующему, дабы того, на кого протестацiя подана будетъ, отсылать для розыска и показанiя въ томъ дЪлЪ совершенности до коммисарства и потому соверша инквизицiю требовать офицеровъ къ кригсрехту, а по тому дЪлу окончание чинить, какъ сентенцiя будетъ подписана». <…>

Гениальный Петр сам чувствовал опасность от наплыва барбаризмов и запрещал без нужды употреблять их. Своему послу Рудаковскому он писал: «Въ реляцiяхъ твоихъ употребляешь ты зЪло много польскiе и другiе иностранные слова и термины, за которыми самаго дЪла выразумЪть невозможно: того ради впредь тебЪ реляцiи свои къ намъ писать всЪ россiйскимъ языкомъ, не употребляя иностранныхъ словъ и терминовъ». <…> (С. 117–118).

§ 110. Ломоносов (1711–1765). Гениальный Михаил Васильевич ломоносов начинает собой новую эпоху в истории русского литературного языка.

Можно сказать, что Ломоносов в сущности создал русский литературный язык.

Прекрасно зная церковнославянский язык, а также и народную речь (даже в отдельных говорах), Ломоносов сознательно сочетал в своей речи оба языка: живой народный и церковнославянский.

Он писал на живом языке, но не гнушался и славянизмов, особенно наиболее привычных для русского уха (жребий, истина, прежде, надежда и под.).

В то время, как русская речь начинала засоряться иноземными словами, Ломоносов указывает на более близкий нам источник образования новых слов — на ц<ерковно>славянский язык.

Сам он «чувствует в себе к славянскому языку некоторое особливое почитание» и другим «беспристрастно объявляет и дружелюбно советует, дабы с прилежанием читали церковные книги». <…>

Указав правильный путь развития русского литературного языка, Ломоносов в своей речи не мог все же избежать некоторых недостатков.

У него иногда прорываются особенности местных говоров, напр., сев<ерно>великорусское — светляе, смеляе, беляе вм. светлее, смелее, белее.

В построении предложений у Ломоносова чувствуется влияние латинского языка. Сказуемое, напр., почти всегда на конце предложения.

«Когда мы о вещахъ разсуждаемъ, въ которыхъ части такъ расположенныя видимъ, что одна другой необходимо нужна, и весьма полезна. И когда сложенiе ихъ явственно показываетъ <…>». «Риторика», § 271. (С. 120–121).

Вступление и подготовка текста О. В. Никитина

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru