Деловой язык русской дипломатии XVI–XVII вв.
Из традиций официально-делового стиля Древней Руси выделились две его разновидности, которые, каждая по-своему, перерабатывали «подьяческий слог», приспособляя его для нужд и потребностей новых жанров. Это — дипломатический стиль и документы, касающиеся внешних сношений государства с другими странами, и газетно-публицистический стиль (к нему относятся «Вести-Куранты», а позднее и «Ведомости»).
У них есть общие черты. Они видоизменяли имевшиеся стандарты делового языка за счет включения в его состав новых структурно-типологических, стилистических и лексических компонентов. Под их влиянием происходила европеизация утилитарной письменности, она стала носить более светский характер, расширились ее связи с другими жанрами древнерусской книжности. Изменился вектор направленности делового слога, а он сам получил небывалый общественный резонанс, «окультурился». С большой достоверностью можно говорить о том, что, например, XVII век развивался под влиянием светских языковых традиций в области словесного строительства утилитарных текстов. В памятниках разных жанров фиксируются не только гибридный церковнославянский язык, но и смешанные формы делового, еще только утверждавшиеся как зачатки новых культурных веяний. Так что и в этой консервативной и имевшей вековые традиции области происходили некоторые трансформации и поиски иных уровней словесного выражения языкового материала. Дипломатическая литература и газетная публицистика во многом оказались той экспериментальной базой, на которой происходило рождение и развитие новых общественных настроений и литературно-языковых тенденций.
Именно к этому времени административная система Московской Руси как институт власти была полностью сформирована и достигла своего наивысшего расцвета. В ее недрах возникали и новые образовательные ориентиры. Литературное творчество получило импульс для дальнейшего развития в том числе и в приказной среде, где возникла так называемая школа стихотворства. Посольский приказ воспитывал и собирал в своих стенах ученейших мужей, владевших как основами делового языка, так и книжной церковнославянской речью. В указанный период формировался новый тип русского просвещенного человека.
Положительный пример подавали и царская знать, и деятели православной церкви. В их среде было немало искусных писателей и горячих публицистов. Многие их них инициировали рождение и давали путевку в жизнь культурным начинаниям в сфере словесного творчества. Так, остро полемический характер переписки Ивана Грозного с князем Курбским, ее пестрый язык стал объектом письменного подражания. Известны также большие дипломатические способности царя, отлично владевшего приказным наречием. При непосредственном участии Алексея Михайловича было создано грандиозное деловое произведение Московской Руси — общерусский законодательный кодекс 1649 г., собравший воедино и переработавший существовавшие до него административные, судебные, имущественные и в целом культурные традиции приказного обихода. Он не был чужд и писательского труда («Урядник сокольничьего пути»), где проявлял профессиональные познания и тонкую фантазию. Основам практики делового общения учили азбуковники.
Таким образом, деловое наречие постепенно входило в систему книжной словесности как особая письменная традиция и не замыкалось только на типовых образцах. Стоит отметить, что по количеству и разнообразию жанров и типов организации текстов деловые памятники занимали ведущее место, и этот список постоянно пополнялся новыми источниками. Происходило интенсивное развитие искусства утилитарного слога: и вширь, и вглубь.
У деловой письменности изучаемого периода рельефно обозначилась и иная функция: наряду с тем, что она по-прежнему функционировала в сфере законотворчества, ее социальный статус несколько изменился. Она используется не только для решения практических задач (купля-продажа имущества, судебное разбирательство, торговые и таможенные сборы и т. д.), но выполняет общественное значение как один из наиболее достоверных источников информации о жизни в стране и за рубежом. Она накапливала данные, обрабатывала их, анализировала и служила таким образом идеологическим и культурным носителем и передатчиком фактов, сохраняя для нас историю. В какой-то мере можно применить к деловой письменности и философский термин гносеология:это то же своего рода система (наука) о познании мира, аккумулировавшая и систематизировавшая его элементы, в том числе и факты языка.
***
Деловая письменность XVI–XVII вв. — периода расцвета приказной культуры — отличается не только наличием юридических кодексов (например, «Соборное Уложение»), закрепивших формы бытования и структурные элементы государственного языка в сфере общественных, административно-судебных и бытовых отношений. Это время значительного роста документальных источников, расширения палитры их жанров. Сама граница деловой письменности уже не укладывается в строгие рамки «утилитарности» и выходит за ее пределы. С одной стороны, получают широкое распространение литературные произведения, основанные на приказных сюжетах и богато использующие языковой потенциал разнообразных деловых текстов, с другой — последние начинают активно впитывать новые явления социо-культурного масштаба и обогащаться рядом интересных и нетрадиционных для деловой письменности компонентов.
Одним их таких свойств «подьяческого наречия» стало образование особого стиля (точнее, его разновидности) и способа «делового» изложения событий, которые очень ярко выразились в так называемых статейных списках русских послов XVI–XVII вв. Это — многочисленные подлинные свидетельства наших дипломатов, отправлявшихся по царским указам в страны Запада и Востока для установления дипломатических и торговых отношений, ведения переговоров, поиска союзников в совместных военных действиях.
Данные источники открывали собой новую веху в развитии деловой письменности и выделялись из череды традиционных «реликтов» несколькими показателями. Во-первых, в систему приказных текстов был введен жанр путешествия, основанного не на литературных (книжно-церковных) приемах, а на документальных известиях и поэтому использующий принцип реального времени для изложения происходящего. Таким образом, путешествие стало еще и жанром деловой письменности, той ее отрасли, которая фиксировала сношения Русского государства с иностранными и вырабатывала свой дипломатический язык и этикет. Во-вторых, статейные списки включали в содержательную структуру довольно большие по текстовому формату материалы, охватывавшие события от нескольких месяцев до нескольких лет и по-своему продолжали светскую летописную традицию на Руси. В-третьих, значительный объем этих источников предполагал введение и развитие новых жанрообразующих, структурно-типологических, лексических и иных средств для поддержания такого массивного словесного полотна и придания ему цельности и законченности делового произведения. Еще и поэтому такие тексты слагались из статей, собранных из документов приказной традиции: здесь есть и компоненты судебных дел, и элементы торговых сношений и т. д., т. е. тексты путешествий русских послов отражали разные общественные и культурные связи и в целом неизвестный нашему человеку мир, для описания которого были недостаточны имевшиеся в обороте деловой письменности средства. Послам приходилось действовать в рамках приказной системы и ее трафаретов, но и в то же время иногда отступать от них, создавать авторский утилитарный текст. Именно эта сторона статейных списков заслуживает внимания и изучения, как, впрочем, и вся богатая языковыми красками орнаментика их слога.
Стоит особо подчеркнуть, что посольская переписка — это официальные деловые известия (отчеты), написанные не художественным, а гибридным языком, где все же приказных, разговорных элементов значительно больше, чем изобразительных, которые не были для создателей таких документов целью. Поэтому их полностью можно отнести к деловой письменности, к той ее части, которая открывала западную и восточную культуры для Руси и послужила источником для формирования делового языка дипломатии, в основе своей питавшегося из того же родника, что и традиционные (столетиями существовавшие) документы «подьяческого наречия». Но все же при изучении данных текстов отчетливо выделяются две тенденции, выражающие общих ход культурно-исторического развития языка и в какой-то мере свидетельствующие о внутренней борьбе жанров, типов повествования, семиотических текстовых систем. Следует согласиться с Д. С. Лихачевым, впервые четко озвучившим это явление: «С одной стороны, письменные отчеты послов все более приближаются к художественной литературе, становятся все более реалистичными и подробными. С другой стороны, послы стремятся сделать свои отчеты как можно более «деловыми», краткими, удобными для служебного пользования. Развитие этого жанра неравномерно. Литература и деловая письменность борются в этих посольских повестях, попеременно одолевая друг друга» [Лихачев 1954: 322–323].
Тексты статейных списков неоднородны. Это зависело и о цели путешествия, и от времени, и от страны, куда направлялось посольство, и, конечно же, от автора, его эрудиции, приказных способностей, писательского дара. Но даже при имеющихся отличиях текстового и стилистического оформления мы можем с уверенностью сказать, что путешествие-отчет как новый жанр деловой письменности прочно входит в систему культурных ориентиров Русского государства, тем самым расширяя и хронологические, и тематические границы приказной словесности. Заметим, что как раз к этому времени наблюдается ее активное включение в борьбу за литературные права, а, следовательно, начинает меняться статус государственного слога, и он все мощнее воздействует на сферы социальной и духовной жизни.
Важными качествами любого делового текста являются атрибуция факта, документальность сведений, изложенных в источнике, его авторство. Всем этим показателям соответствуют статейные списки, которые фиксировали подлинные события, имевшие для страны исключительное значение. Поэтому наличие указанных свойств еще раз подтверждает деловую ориентацию текстов.
Первые же строки посольской переписки содержат вступление, выдержанное в средствах и формах деловой словесности:
«А се приезд ис Свейские земли царевых и великого князя послов боярина Ивана Михайловича Воронцова с товарищи, каков их был приезд и отпуск ис Свейские земли, а прислал тот список царь и великий князь в Посольскую избу к дияку к Ондрею к Васильеву с казначеем Никитою Фуниковым да с печатником с Ываном Михайловым» (Статейный список И. М. Воронцова, 7; далее: СС–1);
«А се таков список дал государю Иван же Новосильцов, как ся во Царегороде государево дело делалось» (Статейный список И. П. Новосильцева, 63; далее: СС–2);
«А се список посольства Федора Писемского да подьячего Неудачи Ховралев как ся у них в Аглинской земле государево дело делалось» (Статейный список Ф. А. Писемского, 100; далее: СС–3).
В нем назван документ (список), указаны его сочинители, участники посольства, определены страны пребывания. Кроме того, в текстах отмечается и принадлежность лиц к светскому или духовному сословию (боярин, дияк, казначей, печатник; подьячий).
Следующим элементом «делового» строительства является его числовая атрибуция, отмечающая дату начала посольства и называющая (в ряде случаев) царя, пребывавшего в то время на престоле. Здесь же указывается схема пути, особо подчеркивается «беречи о всем по государеву наказу»:
«Лета 7075-го июля в 20, в неделю, на Ильин день, не доехав Стекольна с версту, сказали послом приставы, что велено им послов поставити на острову на Валмарси…» (СС–1, 7);
«Царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русси (так в тексте. — О. Н.) послал Ивана Новосильцева во Царьгород для своего государева дела к брату своему к Селим-салтану. А велел ему идти на Рылеск, а из Рыльска на Азов. И дело государево ведено Ивану ведать и беречи о всем по государеву наказу» (СС–2, 63);
«Лета 7090-го посол Федор Ондреевич Писемской да подьячей Неудача Ховралев пришли на Колмогоры июня в 23 день и дожидались караблей на Корельском устье три недели и четыре дни; и в ыюле в 18 числе пришли х Колмогорской х Корельскому устью аглинских 11 кораблей» (СС–3, 100);
«Лета 7108-го маия в 15 день великий государь, царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии самодержец, послал в Аглинскую землю к сестре своей, к аглинской Елисавет-королевне, в посланникех дворянина своего Григорья Ивановича Микулина да подьячего Ивашка Зеновьева» (Статейный список Г. И. Микулина, 156; далее: СС–4);
«Лета 7147-го майя в 29 день по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу указал государь быть на своей государеве службе в Дидьянской земли Федоту Ялчину да с ним попу Павлу да подьячему Федьке Баженову» (Статейный список Федота Елчина, 206; далее: СС–5);
«Да по указу же великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского величества, стольник и наместник Боровской Петр Ивановичь Потемкин да дьяк Семен Румянцов посылали из Ышпанского порубежного города Айрона во Франзужскую землю в город Байон к державцу генералу-порутчику эль маркезу де Санпею подьячего Андрея Сидорова да с ним толмача Романа Эглина объявить про приезд свой июня в 27 день» (Статейный список П. И. Потемкина, 227; далее: СС–6).
Это построение традиционно для деловой письменности и сразу подчеркивает официальный характер документов, их практическое предназначение, где нет места вымыслу. Таким образом, общая приказная схема таких текстов совпадает с типичными клаузулами других жанров «государственного слога» и во многом на них ориентируется.
В начальных фрагментах статейных списков фиксируются не только общие типологические характеристики, но и отдельные языковые детали, ставшие трафаретными элементами русской деловой письменности: дело государево; всея Русии; по указу; государя царя и великого князя.
В документах делается акцент на посольстве, т. е. выделяется приказный характер миссии, ее официальный статус.
В тексте путешествия фиксируются места пребывания и даты, представленные в виде кратких синтагм. Нами отмечается номинативный характер фраз, содержащих известие — ключевое ядро статейного списка, например:
«У руки царьской были маия в 29 день. Отпущены с Москвы июня в 2 день.
На Коломну приехали июня в 6 день. Отпущены того ж числа.
В Переслав Резанской приехали июня в 8 день. Отпущены из Переславля июня в 10 день.
В Касимов приехали июня в 13 день. Отпущены ж в 14 день.
В Мурам (так в тексте. — О. Н.) приехали июня в 16 день. Отпущены того ж числа.
В Нижней приехали июня в 18 день. Отпущены из Нижнева июня в 21 день, держали за провожаты стрельцами.
В Кузмодемьянской приехали июня в 22 день. Отпущены того ж числа.
В Казань приехали июня в 24 день. Отпущены из Казани в 3 день» (СС–4, 206).
Степень распространенности такого известия зависит от обстоятельств и личной заинтересованности рассказчика. В ряде случаев отчет с его лаконичными формами переходит в «деловое» повествование с обилием бытовых подробностей и иными характеристиками «неведомой» земли:
«Дидьяняская (так в тексте. — О. Н.) земля стоит подле моря верст с полтараста, а поперек от гор к морю верст с пятьдесят. А у них в земле нагота больша, мужеской пол и женской ходят наго. А таргов нет, один торг и есть ярмянской сорок дворов да десять дворов жидовских; а ясырь продают и царь и власти и всякие поместые люди, хто где испомещан, а продают все в босурманскою веру, а не продать им есыря, ин де им и нужи своей нечим исполнить. А хлеб пашут капаницами, по горам и по холмам, розчищаючи лес и каменья…
А обедню служат власти и попы; первою просвиру вынимают, как и агниц; а из другие просвиры как ис просвиры пречистые богородицы вынимаетца…» (СС–4, 224–225).
Тексты статейных списков также имеют характерные зачины, свойственные деловой письменности, повторяющиеся в разных частях: И того же дни после стола к острову Валмарси пришли ис Стекольна два судна… (СС–1, 7); И того же дни в Стекольне у пристанища на берегу встретили послов… (там же, 8); И того же дни приехали по послов от короля королевские бояре… (там же, 9); И того ж часу в столовой полате пришол к послом к Ивану к Михайловичу с товарищи королевской боярин большой Петр Брагде, а говорил: «Государь де наш король по грехом недомогает: как пошел в столовую, и короля изымал оморок, а приказывал вас, послов, потчивати и с вами ести королевичем: брату своему родному Карлусу да Шакшинские земли королевичю Магнушу» (там же, 11); И того же часу послы и на подворье поехали (там же, 12); И того ж часу пришол на посольской двор… (там же); И того же дни о вечерне пришол к послом Иван Лаврентьев… (там же, 14); И того же дня приехали от короля по послов боярин Гаврило Крестернов… (там же, 40); И того ж дни ноября в 3 день Григорей и Ивашко на королевине дворе в Лунде у бояр были… (СС–4, 170).
Традиционна и конечная текстовая клаузула статейных списков: финальная часть посольских текстов также выдержана в традиционных рамках деловой письменности. Ее констатирующая форма содержит перечисление дат и мест пребывания, пройденное расстояние, указываются провожатые. Здесь почти отсутствует описание как прием приказной коммуникации; он заменен неопределенно-личными конструкциями с глаголами привезли, держали, привели, отпустили и т. п. Заключительные фрагменты переписки не имеют, как правило, богатых изобразительных средств, но по-прежнему могут использовать элементы просторечия: неведомо куды. Приведем обозначенные части:
«Октября в 26 день послов ис Стекольна повезли на дву бусах, а в приставех у них Симан да Августин, а провожали послов четыре судна с воинскими людми, а привезли послов в Абов ноября в 5 день.
Ноября в 7 день взяли у послов половину сто человек, а повезли их неведомо куды.
Майя в 10 день привезли в Абов посольских людей Ивана Михайловича да Кургановых, а держали их в королевском селе в Перполи, от Абова двесте верст.
Майя в 12 день привели в Абов Васильевых людей Наумова, а держали их в королевском селе в Рамоле, от Абова сто верст.
Майя в 13 день из Абова послов отпустили со всеми их людьми, а вели их горою до Нового Торговища, а в Новое Торговище послы пришли майя в 25 день.
А из Нового Торговища послов отпустили в судех морем майя в 27 день; привезли послов морем в Выбор майя в 31; из Выбора послов отпустили июня в 4 день» (СС–1, 62);
«И на завтрее того, майя в 23 день, в неделю, сели Григорей и Ивашко на карабль; а провожал Григорья до карабля князь Елизарей Хоби; и проводя до карабля, поехал х королевне в Лунду; а гости: Фрянчик иванов да Иван Ульянов на карабле з Григорьем дневали и начевали, и отошли от городка Гравзендля верст с пятдесят; и учало быти быти погодье великое северное встречю, и караблей из устья на море не пустило, и карабли поворотилися назад, и зашли в реку Медву; и стояли в реке Медве на одном месте четыре недели; и июня в 21 день погодье встречное переменилося, и карабли пошли, того ж дни вышли на море, и шли морем до устья Двины-реки три недели, и пришли к новому Архангельскому городу июля в 14 день» (СС–4, 205);
«От Хапуки поехали июня в 28 день, а приехали в Ылдареву Кабарду июня в 29 день.
А из Ылдаревой Кабарды поехали июня в 30 день, а приехали в Онзоров кабак таго ж числа.
Из Онзорова кабака поехали июля в 4 день, а на Терек приехали июля в 11 день.
С Терку поехали июля в 21 день, а в Астарахань приехали июля в 31 день.
А из Астарахани поехали августа в 13 день» (СС–5, 226).
Звуковой рисунок текста соответствует тому, что мы наблюдаем и в других жанрах деловой письменности. Здесь отмечаются характерные языковые явления, отражающие особенности говора. Так, из фонетических явлений, зафиксированных в посольской переписке, мы укажем следующие:
а). Оканье:
«Лета 7077-го, сентября в 4 день, приехал в Стекольну царев великого князя гонец Ондрей Шерефединов. И того же дни о вечерне был у послов Ирик Гоконов, да Пантелей Юрьев, да царев и великого князя гонец Ондрей Шерефединов, а говорил Ирик послом, что от царя и великого князя пригонил х королю (СС–1, 54) || гонец, и король ему велел с вами видетися, а тайно вам с ним не велел говорити. И послы говорили: «В том королева воля, а что будет царев и великого князя, приказ х королю с Ондреем, то ему и говори» (СС–1, 54–55);
«И Пантелей говорил: «Писати вам то, что учинился в Свейской земли король Яган, и Ирика короля с королевства згонил, а вы здоровы, а быти вам до тех мест в Олонской земли, до коих мест государя нашего гонец от государя вашего приедет» (СС–1, 60);
«И августа в 10 день аглинской гость Иван Ульянов из Орхангельского города отпустил три карабля, а велел им дождатись себя с последними карабли на устье. И того ж дни Григорей и Ивашко пошли из Орхангельского города…» (СС–4, 157);
«А монастрыь во имя пречистыя богородицы Одегитрея, а таво нам разводу не дали, каторой во имя богородицы… Да тут жа в монастрые оболокся епискуп Ондрей в ризы да с ним поп, вынасили из олторя …» (СС–5, 214).
б). Аканье:
«…и там начавали» (СС–5, 209).
в). Ассимиляция:
«А по царскому де его величеству приказу карабль, в чем вам итти за море…» (СС–4, 157);
«…и встретили Григорья и Ивашка того городка приказной человек, а с ним посадцких людей человек з двести; а встретил у судов, а в те поры з городка из караблей стреляли ис пушек…» (СС–4, 159).
г). Диссимиляция (чаще всего заднеязычных согласных):
«И послы поехали с ними х королю. И пришли х королю, и король послов к руке звал, а говорил послом от короля Алавей Лаврентьев: «Задержал есми вас здесе долго время, и вы и сами то ведаете, для которого дела задержанье вам учинилося, что надо мною братьи мои Яган да Карлус, да князь Штень и ины зделали — учинилися мне противны, а ныне вас хочю отпустити к вашему государю и своих послов за вами» (СС–1, 55);
«…а опричь деи королевны нихто их великих ближних людей… в том месте в судех не приставают…» (СС–4, 160).
д). Чоканье:
«…в наряде и в золотых чепях, человек стриста…» (СС–4, 160).
Большинство синтаксических конструкций в текстах отчетов начинается с употребления сочинительных союзов и, а, да. Нами отмечается своеобразное «приклеивание», или цепное нанизывание, одного предложения к другому посредством указанных союзов: «И того же дни приехали по послов от короля королевские бояре, князь Штен Ириков, да Гаврил Крестернов, да Тур Петров, и жеребцы под послов привели, и послы к королю поехали, а перед послы ехали и до королевского двора князь Штен || с товарищи. А с жеребцов послы ссели на королевском дворе у королевских хором на лесницу, а встречи послом от короля не было, и в полату послы х королю пришли, а королю их не явил нихто. Да учал послов король к руке звати, и послы к руке не пошли. А стал Иван Михайловичь от царя и великого князя поклон и здоровье и дары, и от царевича Ивана поклон и здоровье и дары сказывати, и король ко государеву имени и к царевичеву шапку снимал, и грамоту верующую Иван королю подал, и король грамоту принял сам. А после того послы посольство королю говорили по наказу, а после посольства послы у короля у руки были, а давал руку король, сняв шапку. А после руки говорил послом князь Нилшь: «Король деи вас звал ести», да велел король послом сести, а место послом поставили против короля блиско на ковре, которой ковер перед королевским местом. А посидев послы маненько (так в тексте. — О. Н.), велели явити от себя королю поминки; от Ивана Михайловича пять сороков соболей да восм рысей, от Василья Ивановича три сороки соболей, от Кургана три сороки соболей» (СС–1, 9–10).
Такая форма постатейного расположения известий типична и для государственных деловых документов, в частности судебно-административных текстов, инициировавших и утверждавших внешние и внутренние трафареты приказного текста. Ср., например, в «Псковской Судной грамоте» и «Соборном Уложении»:
«[6]. А которой посадникъ сл#зетъ степени своей, ωрудiа и судове самому оуправливати, а иному нас#дъ его судове не пересужати.
[7]. А кримскому татю и коневому и перев#тнику и зажигалнику т#мъ живота не дати» (ПСГ, 2);
«4. А будетъ кто умышленiемъ, и изм#ною городъ зажжетъ, или дворы, и въ то время, или посл# того зажигальщикъ изыманъ будетъ, и сыщется про то его воровство допряма: и его самого зжечь безъ всякого милосердiя.
5. А пом#стья и вотчины и животы изм#нничьи взяти на государя.
6. А жены будетъ и д#ти такихъ изм#нниковъ || про тое ихъ изм#ну в#дали: и ихъ по тому же казнити смертiю» (Соб. Улож., 8–9).
В разных жанрах русской деловой письменности эта черта находила более или менее последовательное проявление. Такое «нанизывание» фраз с помощью сочинительных союзов есть свидетельство и разговорного начала в приказных текстах. Особенно это заметно в следственных документах, ср.:
А казакъ Андрюшка Хода въ разспрос# сказалъ: былъ онъ въ Боровску пьянъ, а какiя слова говорилъ, того непомнитъ. А какъ онъ проспался, и ему сказывали стороннiе люди, что онъ съ казакомъ съ Познячкомъ побранился и непригожiя слова говорилъ, а самъ онъ никакъ того не помнитъ, что говорилъ, въ томъ воленъ Богъ да государь. А ни какъ не съ умышленья, хотя будетъ, что и говорилъ, а не научивалъ его никто. И марта въ 14 д. бояре приговорили казака Андрюшку Ходу за воровство, что онъ говорилъ непригожiя слова, бить на козл# кнутомъ. И того жъ дни онъ, Андрюшка Хода, за воровство кнутомъ битъ и свобоженъ. А Познячка Семеновъ посланъ въ Яворецъ къ б. къ Борису Михайловичу Солтыкову съ подьячимъ съ Якимомъ Ларинымъ» (Слово и дело, 3).
Статейные списки обильно используют прямую речь для передачи словесной информации. Сама тактика ведения переговоров уже определяла форму языкового общения, в которой на дипломатической арене выступали две стороны: говорящий субъект и объект. Как правило, таким диалогам предшествует небольшое вступление, состоящее из двусоставного предложения (подлежащее + сказуемое), начинающегося с сочинительного союза. В качестве глагольной части использовались чаще всего такие формы, как (в)спрашивать, сказать, (учал) говорить, молвить. Вот пример характерного дипломатического диалога:
«Да учал послом говорити князь Нилшь: «Король вас спрашивает, как бог милует царя и великого князя?».
И Иван Михайлович князю Нилшу говорил: «Ты был у государя нашего, царя и великого князя, от государя своего посольством и ты то видел, что государь наш царь и великий князь, жалуючи государя вашего, сам вспрашивал про государя вашего здоровье».
И князь Нилшь говорил, что он о государево о цареве и великого князя здоровье вспрашивает королевским словом. И Иван Михайлович говорил: «Яз у короля того не слышу, чтоб он о государя нашего здоровье вспрашивал».
И король, слышев Иванове слово, учал про царево и великого князя здоровье сам вспрашивати: «Как брата моего, русского царя государя, бог милует?».
И Иван Михайлович говорил: «Великий государь, божиею милостию, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, дал бог, по здорову» (СС–1, 10);
«И Иван им молвил: «Ехати мне на берег, ино будет мотчанье».
И айдаровы люди молвили: «Только, господине, не поедешь на берег, а Айдар боитца от Турского опалы, что тебе поехати от Керча, а Айдар тебя не чтил и не подчивал, а се, господине, к тебе ныне ехати х Кафе нельзе же: встала на море хуртина, а се ветр встречю. Да Айдар же, господине, прислал к тебе встречю на катарге накрачеев и сурначеев и трубников».
И Иван поехал на берег потому, что встала на море великая хуртина. А как вышел ис судна на берег, и Айдар Ивана встретил, вышед из своего шатра, а с ним турского салтановы люди спаги || и проводили Ивана до шатра и звал его хлеба ести. А ели у Ивана в шатре, а еству питье приносили от Айдара ис шатра… ||
Да Касим же вспросил Ивана: «С каким деи делом едешь от своего государя к нашему государю?» ||
И Иван сказал: «Послал, господине, государь мой, царь и великий князь, к брату своему, к Селим-салтану, грамоту, я то дело писано в грамоте».
И Касим сказал: «То, господине, государю нашему добре за честь, кое государь ваш к нему послал. А и наперед сего меж государей послы и посланники бывали и меж их добро было. А посылал, господине, государь наш к Асторохани войну для того — посылал к нему крымской царь, а ялся: яз деи шед, тебе возьму Асторохань, да и Казань деи твоя же будет. А ныне, господине, меж государей чаем добра и любви, а государь наш того хочет жа».
И Иван сказал: «Крымского, господине, перед нашим государем неправды добре много, и в слове своем в правде не стоит».
И Касим сказал: «То, господине, правду говоришь, кое он в своем прямом слове не стоит и государю вашему лжет, а потачит свои ледем и слушает их, как ему велят. Да ныне, господине, тебе у Крымского быт ли?»
И Иван сказал: «В Крым ко царю мне ехати — о том у меня государева наказу нет, и быти мне у него нечего для» (СС–2, 67–70).
Итак, особое внимание в дипломатических отчетах уделяется прямой речи, которая являлась одной из текстовых констант. Именно благодаря ее выразительной форме мы узнаем о достижениях и неудачах русской миссии, о тактике ведения переговоров и о многом другом. Но главное здесь, конечно же, деловой язык. Он не просто отличается своей естественностью и в целом народно-разговорным характером. Он впервые в таком объеме включил элементы разных стилей: от высоких (книжного) до низких. Но и сам по составу лексико-семантических средств и текстовой организации соткан из компонентов многих жанров деловой письменной традиции. Такие эпизоды многочисленны. Обратимся подробнее к их анализу.
Необходимо подчеркнуть, что при такой кажущейся пестроте языковых и формальных средств фрагменты, содержащие диалоги лиц, сбалансированы, т. е. сохраняется необходимая для приказной структуры стандартизованность. Это проявляется во вводных частях, предшествующих прямой речи. Они, как правило, построены по единому принципу. Ср. отрывки из дипломатических отчетов разных авторов:
а) из статейного списка И. М. Воронцова:
И Ирик и Пантелей говорил: «Государю нашему, королю, про то ещо не в ведоме, и сами мы то ведаем, что вы люди добрые, людей своих дурну не учите, да только в чюжей земле надобе унимати, а тем естя боем и путь свой порушили; преж сего государя нашего, короля, у вашего государя был посол князь Штень, и человек его прилепил блиско иконы свечю, и свеча пошатнулась в иконе, и икона от свечи оплела, и про то князя Штеня держали в Новегороде заперта три недели и корму не давали, а человека его в тюрьму кинули; и штоб того человека князь Штень у государя не упросил, и ему было и умереть в тюрьме, а над вами то осталось против того Штенева дела».
И послы говорили: «Видим и сами, что вменяете безделье, а меж государей тем дело не порушитца. Государь ваш присылал ко государю нашему, ко царю и великому князю, бити челом вас, послов своих, и о чем естя от государя своего били челом государю нашему, царю и великому князю, и государь наш царь и великий князь государя вашего пожаловал, за то ему не постоял; а каковым докончальным грамотам меж государей быти, и вы послы и грамоту написали и печати к той грамоте привесили и крест на той грамоте ко государю нашему, ко царю и великому || князю, государя своего королевою душею целовали на том: как придем мы, великие послы, от государя своего, от царя и великого князя, к вашему государю, королю, и государю вашему у тое грамоты припись с печатьми вашими отрезати, а привесити своя печать, и кресть (так в тексте. — О. Н.) ко государю нашему, ко царю и великому князю, отпустити, не издержав, и с нами вместе отпустити своих великих послов, а с теми с своими послы послати на рубеж польского короля сестра Катерина и отдати ее на рубеже боярину Михаилу Яковличу Морозову с товарищи. И государь ваш, король, держит нас у себя десятую неделю, а дела по докончальной грамоте не делает». (С–1, 21–22);
б) Из статейного списка И. П. Новосильцева:
И Иван сказал: «Послал, господине, государь мой, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русси (так в тексте. — О. Н.), к брату своему, к Селим-салтану, грамоту, и то дело писано в грамоте, а иново, господине, за мною наказу, опричь грамоты, нет, а грамоты, господине, со мною здеся нет, а велел, господине, государь мой тое грамоту подати самому салтану по тому же, как государя вашего посланники и купцы ко государю нашему приходят, и при государе нашем грамоты у них емлют, а поминки, господине, государь мой к Селим-салтану со мною прислал, и салтан бы, господине, велел мне быти у себя».
И паша сказал: «Быти де и тебе у нашего государя на сей же неделе в суботу».
Да вспросил Ивана: «Да что, господине, написано в государя вашего грамоте и какое дело, и ты скажи мне то словом?».
И Иван сказал: «Яз, господине, у государя своего паробок молодой и того не ведаю, что в грамоте писано, а у грамоты, господине, печать государьская».
И паша вспросил: «Да есть ли, господине, от вашего государя ко мне грамота или какое слово?».
И Иван сказал: «Грамоты, господине, и приказу от нашего государя к тебе нет».
А как Иван к себе поехал, и паша его с места его попроводил (СС–2, 74);
в) из статейного списка Ф. А. Писемского:
И советники говорили: «Речи мы ваши выслушали, а договору нам о такове о великом деле с вами без королевина ведома чинити нельзе; и вы нам дайте тем своим речем письмо, и мы то письмо донесем до королевны; а без письма нам тех ваших речей доности (так в тексте. — О. Н.) до королевны не испомнити; и на какове мере королевна о том деле прикажет с вами договор чинить, и мы тому всему письмо же к вам пришлем тот же час».
И Федор и Неудача им говорили: «Будет вам тем нашим речем письмо надобно, и нам за то стоять не за что: мы к вам тем своим речем письмо пришлем; а что вам о том деле королевна скажет, и вы б то нам вестно же учинили» (СС–3, 123);
г) из статейного списка Г. И. Микулина:
И Григорей говорил: «Мы по королевнину веленью ехати к бояром на королевнин двор, где нам королевна велит быти на своем дворе, для государева дела готовы; а к бояром нам на боярской двор о царском деле ехати не годитца».
И королевнин дворянин сер Джан Григорью и Ивашку говорил: «В обычае де у великие государыни нашея ведетца так, которые послы и посланники из ыных великих государств бывают у государыни нашей: цесаревы, короля ишпанского, и францовского, и польского, и турского салтана, и иных государей, и те все послы и посланники, после посольства, сьезжаютца з бояры у боярина на дворе, х которому велит королевна, и тут о государевых делех з бояры договор чинят» (СС–4, 169).
В посольской переписке наблюдается включение в текст некоторых трафаретных элементов, закрепившихся и в других жанрах приказной словесности. Прежде всего — это обороты или выражения деловой речи, не имеющие какого-то определенного прикрепления к конкретному тексту:
«А в те поры из города ис пушек стреляли и по набату и по накром били и в сурны играли» (СС–2, 69);
«А как у короля послы были, и в те поры при короле с правые руки от короля недалеко два королевича, родной брат королю Карлус, да Шакъшицские земли королевичь Магнуш, а стояли сняв шапки, а с левую руку у короля стояли князь Нилшь да хлопец с мечом, а бояре королевские все стояли сняв шапки от королевичев дале, а иные многие немцы за послы и посторонь послов стояли, а поминки государевы и царевичевы и посольские явив королю, поклали в окошко блиско короля с левые руки, а послом велел король итти в другую полату, а с послы от короля в полату пошли Юрьи Артер да Бентей Гхльтер (так в тексте. — О. Н.) и иные немцы; и помешкав маненко, говорили послом Юрьи Яртер с товарищи, что король велел послом итти к столу, и послы к столу пошли, а короля в столовой нет, а стоят у стола два королевича: королев родной брат Карлус да шакшинской королевичь Магиуш.
И послы Иван Михайловичи с товарищи вопросили про короля: «Чего для короля за столом нет?».
И Иван Михайлович с товарищи говорили: «Которых послов Ирик король присылал ко государю нашему, ко царю и великому князю, и государь нашь, царь и великий князь, жалуючи брата своего, вашего государя Ирика короля, послов его жаловал у своего стола и почесть им держал великую. Пришли мы от царя и великого князя х королю, а не х королевичем, и без короля нам ести непригоже» (СС–1, 11);
Зафиксированные нами текстовые клише в то же время не являются в деловых документах показателями непременного следования государственному письменному правилу. Скорее, это в целом традиция приказной культуры. Можно согласиться с мнением Н. И. Тарабасовой [1964: 164], что «в рамках одного и того же трафарета свободно функционировал и официальный язык, и повседневная разговорная речь». Наши тексты дают богатый материал, свидетельствующий об активном проникновении элементов обиходной речи в дипломатические документы, что отражает и культурно-языковую ситуацию того времени. Фиксация живого говора в памятниках посольской переписки на уровне орфографических, фонетических, лексических и синтаксических компонентов позволяет с достоверностью предположить, что не существовало строгих правил ведения отчетов, которые бы диктовали единую форму ведения записей. Кроме того, в отличие, например, от законодательных актов, предназначавшихся для публичного пользования и имевших широкое хождение в народе, статейные списки отражали секретные государственные интересы и не могли получить большого распространения. Поэтому дипломатическая установка для авторов носила более идеологический характер (послы должны были отвечать на «статьи» царских наказов[i]), а манера изложения событий во многом зависела от индивидуальных языковых способностей посла и его окружения[ii]. В этом смысле документированные путешествия — еще и авторские произведения, вносившие немало личных словесных «украшений» в тексты и нарушавшие таким образом часто звучавшую ранее мысль о «скупости» языковых средств деловой письменности, их замкнутости только на одном приказном уровне. Правда, индивидуальное проявление здесь не стоит смешивать с художественным, книжным текстом, имевшим совсем иные задачи. Справедливо и до сих пор актуально звучит высказывание Д. С. Лихачева: «Перед нами документы деловой (здесь и далее курсив наш. — О. Н.) письменности, предназначенные для деловых целей, для нужд производства Посольского приказа в первую очередь» [Лихачев 1954: 320].
Интересно, что индивидуальное и общее в языке статейных списков не конкурируют друг с другом, а находят выражение в едином дипломатическом замысле. Такие части, как правило, выделяются при передаче прямой речи или же в пересказе событий. Но не только. Черты разговорной речи (неофициального письменного общения) и деловой шаблон нередко включаются в описательные фрагменты, придавая особый колорит таким текстам:
И пошли ис столовой палаты вон. И туто ж пришол к послом князь Штень с товарищи, а говорил послом, чтоб пожаловали послы, не покручинилися, подождали, докуды к ним лошади приведут: хотим де вас чесно проводити на то же место, где вас взяли. ||
И Иван Михайлович Штеню говорил: «Ты Штень был у государя нашего у царя и великого князя от государя своего посольством, и ты то видел, как тебя государь наш, царь и великий князь, жаловал у своего стола».
И того же часу послы и на подворье поехали. А проводил послов на подворье и в хоромы князь Штен с товарищи и говорил послом, чтоб послы не покручинилися, что у короля не ели, велел король послов потчивати ему Штеню с товарищи, и послы дали на королевской воле. Да Штень с товарищи, и пошли от послов.
И того ж часу пришол на посольской двор королевской столник Юнус Нилищев с скатертью и сь ествою, а после его, погодя маненько, пришол к послом князь Штень, а с ним пришли Гаврил Крестенов да Тур Петров, да Юрьи Ярт, да Бентер Гултер, да Юрьи Финик, да Ок Бентеев, а говорили послом от короля, чтоб послы не кручинилися, что у короля они не ели, король по грехом болен, а велел нам вас потчивати. А как ести издали и скатерть сняли, и Иван подал чашу цареву и великого князя, а после того Штень подал королеву чашу, да учали послов потчивати, и Иван Михайлович с товарищи говорили князю Штеню: «Приехали есмя от государя своего нас потчивати, а сказали естя нам, что государь ваш король недомогает, и веселитися нам непригоже».
И князь Штень с товарищи и поехал от послов» (СС–1, 11–12).
Выделенные фрагменты естественно (для такого текста) фигурируют в приказном окружении и не выделяются контрастно из общего делового фона, вобравшего в себя черты зарождавшихся стилей русского литературного языка и типов жанрового выражения разных текстов.
Показательно, что в посольской переписке для придания разговорного (а значит, надо полагать, документального) характера употребляется частица де, ставшая непременным атрибутом утилитарной письменной культуры:
«И июля в 30 были у послов от короля Иван Лаврентиевда дьяки мастер Мортин, да Ганш Ириков, да Пантелей Юрьев в толмачех, а говорили; «Государь де наш король и гравы и бояре его велели вас спросити, опричь тех речей, которые естя речи от государя своего говорили государю нашему на посольстве, иные речи у вас есть ли?» (СС–1, 12);
«И послы грамоты писали: Иван Михайлович писал к Ивану к Дмитриеву Воронцову, а Василей Наумов писал к Богдану Наумову, а Курган писал к дияку к Ондрею к Васильеву. И Пантелей грамотки взял, а хотел их показати Ягану; и назавтрее Пантелей грамотки к послом принес, да и отдал их послом, а сказал: || «Таковых грамоток ваших Яган не полюбил, да дал послом грамоту свое письмо писати по-руски, а велел такову грамоту писати, а быти де вам до тех мест, как гонец Яганов от государя вашего придет, в Абове» (СС–1, 61–62).
Большое значение авторы статейных списков придают описанию приказных обычаев, в том числе и дипломатическим обрядам, как, например, написать ответную грамоту (см. отрывок выше). В таких случаях фиксируются и лексические элементы, характерные для данной ситуации и включенные в письменный этикет: грамотка, письмо, ответные речи, статьи и т. п. В ряде случаев происходило обсуждение языковых нюансов документов, возникали по этому поводу споры. Так, в статейном списке Ф. А. Писемского зафиксирован любопытный эпизод: русские послы были оскорблены «непригожими речами»: «…пишут государя нашего, царя и великого князя, королевне братом и племянником; а государь наш царь и великий князь королевну чтит, а не бесчестит: пишет ее сестрою любительною» (СС–3, 134). Они потребовали исправить «ответную речь», соблюсти принятые на Руси формулы речевого этикета: «И советники де, взяв у меня (толмача русского посольства. — О. Н.) своим ответным речем письмо, мне молыли: «Которые де статьи написаны были не гораздо, не зная русково обычая, и мы де те статьи велим исправити; а братом и племянником де королева государя писала потому, что в здешнем обычае брат и племянник — то одно любовное слово, и коли де в руском обычае то слово безчестно и королевна вперед племянником писать не учнет, а учнет его писати, как ему государю годно…» (там же, 136). После того как советники королевы «язнулись те статьи исправити», грамота была принята русским посольством. В ней были сделаны следующие изменения: «…а сказывал толмач Елизар, что в тех ответных речах королевна государыня писала «братом», а титла государева и королевина и ответные речи о всех делех писаны по тому же, как и в первых ответных речех было написано, только де и переправлено, что в первых ответных речех писано было о всех делех государево у королевны «прошанье», и те статьи написаны «хотеньем», а не «прошаньем» (там же, 147).
Этот эпизод дипломатического речевого этикета очень показателен с культурно-языковой точки зрения. Он свидетельствует о том, какое значение наши посольские люди придавали оформлению документа и слову в официально-деловой переписке.
Особенностью письменной дипломатической речи в текстах статейных списков является ведение переговоров от лица царя, потому его титул повторяется в записях каждый раз:
«И послы, Иван Михайлович с товарищи, говорили: «Которые речи говорили есмя от государя своего, царя и великого князя, вашему государю, и государь ваш на те речи ответу нам и по ся места не учинил, и государь бы ваш велел нам у собя быти и ответ нам на те наши речи учинил». ||.
И Иван Лаврентиев с товарищи о том же в другие послов вспросили, и послы Иван Михайлович отказали им: «Присланы мы от государя своего, от царя и великого князя, х королю, а не к вам, чтоб король ответ нам учинил на прежние наши речи» (СС–1, 12–13).
Такая же словесная манера повтора части значимого для автора текста наблюдается и в других случаях, например:
«Августа в 6 князь Штень к послом пришел, а с ним пришел дияк мастер Мартын, и послы говорили ему: «Великий государь наш, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, прислал нас, своих великих послов, к брату своему, к вашему государю, к Ирику, королю, и были есмя у него тому одиннатцатой день, и что есмя от своего великого государя, царя, вашему государю говорили, и государь ваш на не наши речи и по ся места ответу нам не учинил».
И князь Штень говорил послом: «Государь наш на ваши речи ответу по ся места не учинил потому, что государь наш своею персоною болен, а как, даст бог, здоров будет, и король хочет сам с вами о том деле говорити и на ваши речи ответ вам хочет учинити, и в том деле пространнее ведати, как межу вашего великого государя царя и нашего государя братства и дружба и любовь есть» (СС–1, 13).
Дипломатический язык фиксирует также и те элементы делового общения, которые являются неотъемлемой частью любого приказного акта того периода. Мы имеем в виду наличие таких сочетаний, как учинить речи (см. выше), бить челом. Глагол учинить является одним из основных компонентов делового текста и мог употребляться в разных значениях, но его основное семантическое поле «делать, совершать что-либо». Ср.:
И Тур Петров говорил: «В ведоме учиним вам завтро» (СС–1, 14);
«И послы у Нечая печать взяли и велели Нечаю Бентерю Кнутову отказати: «Послы королевского перстня печати не знают, а тебя не знают же, а се ты молод в таком деле, не верим тобе; будет король так хочет учинити, как ты нам сказываешь, и король бы прислал к нам тобя сверстнее, хто ему верен, советника своего от таковы версты, как князь Штень или как князь Нилиш» (там же, 18);
«На той же неделе в суботу на другом часу дни приехал к Ивану толмач Ибреим-бег, а с ним янычанские головы, да спаги, да янычане, а сказал: «Велели, господине, тебе паши ехати на салтанов двор, и Селим-салтану тебе челом ударити, а у государя тебе сего дни не ести, потому что у нас едят мясную еству, а вы ныне говеете, а рыбы здесь мало» (СС–2, 75);
«А Маамет-Чилибей в те поры туто же у паши был и сказал, что его за тое рухлядь, которая изгибла в почапеи, деньги дошли все сполна, да бил челом паше: «Которую господине у меня рухлядь на Москве имали в цену торговые люди, а деньги ещо не все заплатили, и Селим бы салтан пожаловал — для того велел отпустити мне племянника со государевым послом с Иваном Новосильцовым». И паша о том говорил Ивану, что с ним ехал к Москве Чилибеев племянник» (СС–2, 94).
Из морфологических показателей деловой структуры в данных текстах нами обнаружены глаголы многократного действия с характерным суффиксом -ива-, например:
И послы Иван Михайлович говорили: «Прислал нас государь наш, царь и великий князь, к брату своему, ко государю вашему, к Ирику королю, а не к советником его; будет король велит нам быти у себя и очи свои видети и похочет выслати к нам с ответом своих советников, и то на королевской воле, а к советником не езживати. А будет которое дело советником до нас, и они б || к нам приехали; а хотя нас и заведете на двор, а не бывав нам у короля, к советником не хаживати» (С–1, 13–14).
Событийность статейных списков, их информативность определяли и характер использования глаголов, среди которых чаще всего фигурируют формы прошедшего времени (в косвенной речи), инфинитива и настоящего времени (в фрагментах с прямой речью):
Августа в 11 был у послов пристав Ирик Гоконов, а говорил о том же деле, что и Тур Петров говорил. И послы Иван Михайловичь говорил: «Нам к советником не езживати, коли нам у короля не быти, а которое будет дело, и советники б к нам были».
И Ирик говорил: «Вы к советником не едете, а советники к вам не едут, и вам ждати, до коих мест король оможетца, а о том яз советником скажу, да вам отвестье учиню» (С–1, 14).
Несмотря на условные рамки делового жанра, использовавшего те же языковые стандарты, что и другие приказные документы, посольская переписка значительно чаще, чем официальная государственная словесность, включала в текст колоритные элементы просторечия, нередко переплетавшиеся с остатками книжной стилистики. Причем, специфика делового языка статейных списков такова, что он гибко приспосабливался и к народно-разговорной стихии, и к церковнославянскому слогу: «..на его царской великой братцкой любви, много челом бью, что он великий государь не забвенную мя учинил… (СС–4, 167). Но при этом последний отмечается нами лишь в отдельных, свойственных книжной речи, формах (сложных глаголах, местоимениях). Вот один их таких показательных отрывков:
«Августа в 25 сказал послом Нечай, толмачь, пришел к нему, сказал, топерво тот же ономеднешней королевской жилец Бентер Кнутов, а говорил ему, сказал, что он приходил к нему преж сего от короля, чтоб послы короля свезли с собою к Москве, и послы деи мне в том не верят, а король деи мне же не верит, чает, яз с его словом у тебя не был, да дал мне печатку, напечатана на воску з бумашкою, а прислал с ним, сказал, тое печатку король, а велел деи ей мне отдати, а мне деи велел донести до вас, а ту печатку, сказал, королева перстня» (СС–1, 18);
«Сего деи дни праздную яз тому дни, в которой день села яз на королевство, и яз деи для того велела вам сего дни у себя быти, и очи свои видети, и потехи своей смотрити» (СС–4, 173).
Такая палитра языковых красок свидетельствует о значительном присутствии авторского текста, характеризующегося разными индивидуальными приемами. Таким образом, в XVI–XVII вв. для отдельных жанров деловой письменности не действовал принцип неличности изложения, который впоследствии станет одним из ведущих показателей официально-делового стиля. В то время он активно формирует свои критерии. Его дипломатическая разновидность, в силу специфики статейных списков и посольских предписаний уже тогда выделялась некоторыми особенностями. Многие из них, как мы отметили, дублировали типовой приказный текст в своих формах и клаузулах. Но такой повтор лишь способствовал развитию этого жанра, находившегося и формировавшегося в системе деловой письменности той эпохи.
Укажем на те свойства, которые отличают его от стандартов «приказного наречия».
1. Стремление авторов фиксировать по возможности все интересные и необычные события и записывать свои и чужие речи в форме диалога. В посольской переписке он занимает очень большой объем: практически каждая статья содержит частично или полностью диалог (или его пересказ). Для создателей таких текстов были важны и детали. Потому значительное внимание уделяется бытовым и культурным вопросам.
2. Изучаемые документы имеют сильно выраженную повествовательную линию, но это деловое изложение событий пока еще не переступило за границу художественного описания, хотя черты последнего то и дело фигурируют в наших текстах.
3. Жанр путешествия пересекается с жанром дневниковых заметок: в них немало личных моментов (оценка обстановки, волеизъявление автора и т. п.). В то же время формирование светского делового повествования идет в рамках имевшихся канонов государственной словесности. Отсюда недвусмысленность семантики текста, четкая атрибуция фактов.
4. Посольская переписка впервые в таком объеме фиксирует иноязычную лексику: от предметов обихода до названий государственных органов власти титулов. Таким образом, происходит процесс проникновения западных и восточных элементов в письменный язык. Все это получит дальнейшее распространение в Петровскую эпоху. Здесь же еще очень осторожно и именно в деловых и дипломатических целях иноязычная стихия занимает привычное положение в приказном тексте.
Очень показательны в языковом отношении объемные фрагменты текстов, контаминирующие разные письменные традиции: и деловую, и народно-разговорную, и книжную. Здесь в обилии фиксируются также элементы приказных клише и устойчивых оборотов утилитарного письма. Приведем один из образцов посольского отчета:
«Лета 7076 сентября в 1 говорили приставу Ирику Гоконову послы, чтоб он их речи донес до государя своего, до короля: «Государь ваш, Ирик король, присылал ко государю нашему бити челом своих великих послов, князя Нилша Гулденстерна с товарищи, чтоб его государь наш, царь и великий князь, пожаловал, учинил его себе братом и другом, и государь наш, царь и великий князь, по челобитью государя вашего, короля Ирика, пожаловал, учинил его себе братом и другом; и каковым докончальным грамотам меж государей быти и государя вашего послы, князь Нилш с товарищи, докончальную грамоту написали и печати свои к ней привесили и крест государю нашему, царю и великому князю, на той докончальной грамоте перед государем нашим, царем и великим князем, целовали государя своего, Ирика короля, душею на том, как мы великие послы — яз боярин и намесник смоленской Иван Михайлович Воронцов, да можайской дворецкой Василей Иванович Наумов, да дияк Иван Васильев — ко государю вашему с тою грамотою придем, и государю вашему, Ирику королю, перед нами, || послы, припись послов своих с печатьми велети отрезати, да к той докончальной грамоте печать своя привесити и крест на той докончальной грамоте ко государю нашему целовати перед нами на всех да тех делех… И государь ваш, король, по послов своих правде, на чом послы его государю нашему, царю и великому князю, крест целовали его душею, того дела не делает, на докончальной грамоте государю нашему, царю и великому князю, правды не учинил, а государь наш, царь и великий князь, на докончальной грамоте государю вашему правду учинил перед его послы. И нам ся видит, что государь ваш, король, тем делом волочит, нас столь долго держит, а дела не делает: не хитрость ли которую хочет над нами учинити? Нечто будет у него ссылка с некоторым недругом государя нашего, а хотя и учинит над нами которую хитрость, тем Московское государство безлюдно не будет. А за которым будет делом государь ваш того дела не делает, а нас у себя держит, и он бы нам о том известил с своими ближними советники, и с тем бы нам поволил послати ко государю нашему, ко царю и великому князю, сына боярского, чтоб то государю, царю, было в ведоме, за чем нас король держит» (СС–1, 18–19).
В данном фрагменте наблюдаются такие выражения деловой речи, как бити челом своих великих послов, государь наш, царь и великий князь, пожаловал, учинил его себе братом и другом, по челобитью государя вашего, ко царю и великому князю. Контрастно по отношению к европейским фамилиям выглядит типично русское сочетание с товарищи, совмещенное с иностранным носителем: князь Нилш с товарищи. В этом же тексте представлены наименования титулов: дворецкой, намесник, дияк, боярин.
Примечательно и то обстоятельство, что при официальном обращении (представлении) автор статейного списка указывает полностью имя, отчество и фамилию, при этом употребляя древнюю форму яз: …как мы великие послы — яз боярин и намесник смоленской Иван Михайлович Воронцов, да можайской дворецкой Василей Иванович Наумов…
Из элементов книжной традиции в текстах фигурируют мертвые формы сложного прошедшего времени и падежные окончания. Наличие таких компонентов в тексте невелико: они лишь единичными вкраплениями «разбавляют» деловое повествование и употребляются скорее всего по аналогии. Ведь авторами посольских отчетов были образованные люди, отлично знавшие, с одной стороны, способы и приемы оформления деловых документов, с другой — владевшие книжной «справой». Но в силу нецерковной направленности дипломатических отчетов, гражданская деловая стихия здесь преобладает над книжной. Но последняя давала возможность авторам использовать богатый синонимический и метафорический потенциал языковых средств для ведения записей. Ср.:
«И Лунда-город был заперт недели з две, а улицы замкнуты были чепми, а лунские люди все ходили в зборе наготове, в доспесех, с пищальми, остерегаючи королевну и опасаючися от иных окресных ближних государств…» (СС–4, 180);
«И Григорей и Ивашко говорили князю Еремею: «Мы государыни вашей, Елисавет-королевны, очи ради видети, только б в то время, как нам королевна велит у себя быти, иных государств послом и посланником с нами вместе быти не велела» (СС–4, 181).
«И Ирик говорил послом, что государь его, король, болен, а что послы ему говорили, и он те их речи язнулся до короля донести часа того или до его советников, а что будет о том ответ, и он язнулся часа того послом в ведоме учинити.
Сентября в 26 пришел к послом Ирик Гоконов да Пантелей Юрьев со многими людьми с стрельцы, а стрельцы с копьи, и с топоры, и с мечи, а говорили послом: «Прислал нас к вам на||местник стекольской и королевские советники, а велели вас вспросити: государь ваш прислал вас ко государю нашему посольством ли или войною? Вечер королевских людей, которые у ваших дворов стерегут, били, да сторожа убив и к собе на двор взяли, и вы б, сыскав, того сторожа нам отдали».
И послы, Иван Михайловичь с товарищи, говорили: «Пришли есмя от государя своего к вашему ко государю посольством, а не войною, сами вы у государя нашего, у царя и великого князя, в посольстве были и на чем естя зделали и государю нашему, царю и великому князю, государя своего королевою душею крест целовали, по то есмя и пришли к вашему государю, х королю, а людем есмя своим королевских людей, которые у наших дворов в сторожех, бити не веливали и сторожа на двор к нам не имывали. Ваше же люди, которые у нас в сторожех, вечер наших людей перебили, да с того бою человека у нас без вести нет» (СС–1, 19–20);
«Ноября в 26 день был у послов пристав Ирик Гоконов, а говорил послом: «Говорили есми преже сего, что вам ехати отселева в село в королевское, и вам бы самим ехати на конех, а иных бы людей ваших и рухлядь вашу вести в судех» (СС–1, 26).
Как видно из представленных отрывков, книжные формы причудливо переплетаются с деловыми и народно-разговорными. В текстах употребляются предпочтительнее русские формы причастий на -jучи, здесь же помещены лексемы со старыми формантами местного падежа доспесех; авторский глагол язнулся, имеющий явный разговорный оттенок, употреблен в том же абзаце, что и форма дат. мн. числа послом.
Последний фрагмент и его продолжение, кроме того, в текстовом отношении используют стилистику следственных дел:
«И Ирик и Пантелей говорили: «Человек ваш у нас есть, а нам королевского сторожа убитого у вас во дворе искати».
И послы велели им искати, Ирик и Пантелей искали сторожа, да не нашли, а пошли з двора, а послов и детей боярских по подворьям заперли и корму давати не велели.
Сентября в 27 был у послов кормовой пристав Симан Бушман, а говорил послом, что прислали его королевские советники и наместник стекольской, а велели вам говорити, чтоб послы меж себя королевского сторожа, которого ваши люди, убив, на двор к собе взяли, сыскали. И послы Иван Михайловичь с товарищи говорили: «Искали у нас на дворе сторожа Ирик да Пантелей, а ты с ними же был, да не нашли его, и нам его где взяти? А больши того вам чем уж нас безчествовати? И того безчестия нам много».
И Симан говорил: «То ся дело сстало (так в тексте. — О. Н.) без королевского ведома, а советники о том хотят писати х королю, а непригоже послом в чюжей земле с сторожми битися: ныне к нашему государю идут послы от цысаря, и иных государей послы идут, и дворы им изготовлены, ино и тем не смети с королевскими сторожи || битися. Да мне скажите, что против сторожа королевским советником сказати?».
И послы велели Симану сказати советником, что у нас такова человека нет, какова у нас пытают: «Где нам его взяти?».
Сентября в 28 был у послов пристав Ирик Гоконов да Пантелей Юрьев, а говорили послом про того же королевского сторожа, чтоб его отдали.
И послы, Иван Михайловичь с товарищи, говорили Ирику: «Учинили естя над нами над государевыми послы негораздо, что естя поклепали нас убитым человеком, что бутто наши люди убили сторожа, да того естя человека у нас во дворе и искали вы сами, да не нашли. И будет естя нас тем безчествовати с королевского ведома, ино то король ведает, а будет естя то учинили над нами без королевского ведома, и то сами ведаете, а даст бог будем у государя вашего, у короля, и мы о том королю будем говорити» (СС–1, 20–21).
В элементах следственного дела, или разбирательства, отмечаются как характерные лексемы (пристав), так и присутствует типичная ситуативно-коммуникативная орнаментика. При этом особо фиксируются все факты, имеющие отношения к возможному правонарушению.
Деловой текст в посольской переписке не предстает перед читателем статичным документом, отчетом, в котором дается только атрибуция фактов. Авторы нередко выступают в роли оценщиков происходящего. Деловая речь проецирует и личные качества послов, их желание добиться встречи с королем. В таких эпизодах приказная проза особенно богата утилитарными формулами и дипломатическими клише, которые только зарождались на фоне традиционных средств «подьяческого наречия». Это, например, отчетливо видно из следующего отрывка:
«Ноября в 10 день был у послов пристав Ирик Гоконов по посольской присылке, и послы, Иван Михайлович с товарищи, говорили Ирику: «Был у нас преж сего тому три недели, а говорил есми нам, что король держит нас долго у себя за тем, что он по грехом болен, и королева сестра Катерина больна же, да тогды ж сказывал еси нам, что королю от немощи его облегченье есть и Катерине по дохторскому врачеванью от немощи облегченье есть же, и ныне как короля бог милует?».
И Ирик сказал, что король опять по грехом болен, потому вам и отпуску нет, а опричь короля того дела некому делати.
И послы говорили Ирику: «Донеси ты ещо наши речи до государя своего: будет ему то дело делати, на чем вы, послы его, государю нашему, царю и великому князю, правду дали, и он бы делал, и нас бы послов и своих послов с королевою сестрою с Катериною, ко государю нашему, ко царю и великому князю отпустил; а за чем будет того дела не делает, и он бы нам о том известил, за чем нас держит, и поволил бы нам с тем его, государю нашему правду дали, и он бы ко государю нашему, ко царю и великому князю, нас отпустил. А нам ся видит, что над нами учинит, а прольетца кровь крестьянская на обе стороны, и на ком та кровь взыщетца?».
И Ирик говорил: «Государь наш, король, никоторой хитрости над вами не чинит, а держит вас за тем, что он по грехом болен, а за чем вас король держит, и о том ко государю вашему король писал давно».
И послы говорили: «Хотя король пошли ко государю нашему, ко царю и великому князю, великих своих послов, а от нас ко государю нашему, ко царю и великому князю, сына боярского не будет, и государь наш, царь и великий князь, и великим послом королевским не поверит» (С–1, 24).
По записям дипломатических переговоров русских послов хорошо видна и другая сторона дела: личности участников посольства — здесь не просто «фигурируют», они активно вмешиваются в происходящие события, ведут переговоры, согласно указаниям и имевшимся правилам, стараются ничуть не уступить иноплеменникам, доказывают правоту совершаемого действия. Таким образом, тексты статейных списков производят еще и социо-, психолингвистический эффект, и могут служить образцами для подражания. В обсуждении спорных дипломатических проблем язык наполняется живой разговорной струей, приобретает экспрессивную окраску с элементами художественной метафорики (и литися крови, что рекам), выделяется своей эмотивной стороной. См., например:
«Ноября в 21 день был у послов пристав Ирик Гоконов, а говорил послом от королевских советников, что ехати послом в село в королевское, от Стекольна три мили.
И послы, Иван Михайловичь с товарищи, говорили Ирику: «Говориш нам от советников, а не от короля, что ехати нам в село, и ты и сам ведаеш, что мы пришли х королю, а не х королевским советником, про што нам советники велят ехати? И король у вас есть ли? И будет король велел нас сослати в село, и за какую вино в село нам ехати? Уж то некоторую хитрость над нами хочет учинити. А будет король некоторую опадлу на нас положил, и он бы нам велел сказати, а мы по ся места на себя некоторые пени не ведаем».
И Ирик говорил: «Советники вам велели то сказати с королевского ведома, а хитрость над вами никоторые не будет; а ехати вам в село отселева потому: дни приставают стюденые, а здесь хоромы стюдены и тесны, а дров мало, да и рыбы в том селе много, а избы теплы, и советники вам же лутчее чинят».
И послы, Иван Михайловичь с товарищи, говорили: «Того мы лутчего не хотим и вам о том не говорим, что нам тесно, а то ведает король, где хочет, тут нас держит, мы ему не укащики; а говорили есми тебе не одинова, да и ныне говорим, чтоб ты наши речи до государя своего, до короля, донес: будет ему то делати, на чом вы, послы его, государю нашему, царю и великому князю, государя своего королевою душею правду дали, и он бы делал и нас бы, послов, и своих послов с польского короля сестрою Катериною ко государю нашему, ко царю и великому князю, отпустил; а за чем будет король того дела не делает, и он бы нам о том известил, за чем нас держит, и поволил бы нам с тем послати ко государю нашему, царю и великому князю, сына боярского. А будет того дела королю не делати, на чом вы, послы его, государю нашему, царю и великому князю, правду дали, и он бы ко государю нашему, ко царю и великому князю, нас и отпустил, не издержав; а которые сроки нам были учинены ко государю нашему, царю и великому князю, притти, и те сроки давно минули, и государю нашему, царю и великому князю, никак || королю про то не молчати, что он по послов своих правде государю нашему, царю и великому князю, правды не учинит и послов своих с Катериною и нас по ся места ко государю нашему, ко царю и великому князю, не отпустит; не дожидаяся нас, послов, государь наш, царь и великий князь, велит Свейскую землю воевати, и литися крови, что рекам: погрубил государю нашему польской король, и он за то Полотца остал с товарищи, а ведаете про то сами. А государю нашему, царю и великому князю, за такое государя вашего неисправление никак не молчати» (СС–1, 25–26).
Выделенные фрагменты прямой речи и отдельные выражения уже не представляют в таком контексте единообразный в стилистическом отношении орнамент. Деловая словесность к XVII в. в своих практических показателях приблизилась к обиходной речи и стала одним из конкурентов в борьбе за национальный литературный язык. Она в известной мере впитывала просторечные черты, использовала приемы древнерусской книжности, в то же время опиралась на свои стандарты, постепенно раздвигая границы «деловых» клише и включая их в работу по организации «гибридных» деловых текстов. Именно такой контаминированный словесный ландшафт и представляет собой посольская переписка. С идеологической, общественной точки зрения она подчинялась административным установкам Посольского приказа, но ее культурное пространство было значительно шире и разнообразнее «подьяческого наречия» и требовало иных ориентиров, другого выражения государственного слога. Один из подобных словесных экспериментов воплотился в статейных списках, которые по своим повествовательным характеристикам, живому диалогу и «светскости» официального языка постепенно отходили от традиций деловой письменности Московской Руси и приближались к облику зарождавшегося в ее недрах «гражданского посредственного наречия».
Заметим, что участниками этих отчетов были по крайней мере несколько человек, в том числе и переводчик («толмач»), который средствами делового языка передавал речи иностранцев. Следовательно, происходила значительно большая словесная и стилистическая обработка текста, чем в типовом документе, и он превращался в «произведение» с определенным сюжетом и действующими лицами. Их языковое многоголосие (конечно же, выдержанное еще пока в рамках деловых концептов) ощущается на многих страницах посольской переписки, например:
«И Ирик говорил: «Государь наш вас ничем не бесчестит, и неправды его некоторой нет: вам же лутчее хотим, что в село ехати, там в селе избы теплы и просторны и корму и дров больши здешнего, а крови литися за то не за што».
И послы, Иван Михайловичь с товарищи, говорили: «То государя вашего, короля, правда ли: присылал он ко государю нашему, ко царю и великому князю, нас, послов, бити челом, чтоб государь наш государя вашего пожаловал, принял его в себе в братство и в дружбу; и о чем естя били челом, и государь наш, царь и великий князь, тем государя вашего веем пожаловал. А вашему || было государю за то государя нашего, царя и великого князя, жалованье, как мы к нему сюда придем, и ему было на своей докончальной грамоте, которую вы на себя дали и правду в ней перед государем нашим, царем и великим князем, государя своего королевою душею вы, послы, учинили, и государю было вашему королю правда перед нами учинити и нас, послов, отпустити не издержав, а с нами вместе отпустити на рубеж с польского короля сестрою с Катериною своих великих послов и отдати ее на рубеже боярину Михаилу Яковличю Морозову с товарищи…» (СС–1, 26–27).
Прямая речь в отчетах русских послов есть свидетельство документальности происходящего. По сути дела, это деловой протокол событий в форме дневника, но написанный не для личного пользования, а с государственной целью. На его фоне происходит смешение двух стихий: официально-деловой и обиходно-деловой[iii], здесь же происходит и выработка основ дипломатического языка.
Важным пунктом в системе словесных средств, которые под влиянием статейных списков получили импульс в дальнейшем развитии по пути демократических традиций языка, явилось инициирование искусства речевого диалога как одного из приемов выражения деловой письменности. Именно он имеет довлеющее значение над всеми остальными способами повествования и служил удобным плацдармом для языковых, жанровых и стилистических компромиссов. В нем наиболее свободно представлены многие элементы смежных систем. Таким образом, искусство диалога было включено в активный арсенал утилитарной словесности. С другой стороны, эта манера ведения отчетов была близка и светским литературным традициям и способствовала развитию книжных жанров[iv]. И хотя в посольской переписке диалог не выполнял художественной функции, он расширял поле действия делового языка, обогащая его новыми словесными узорами, например:
«И Ирик говорил послом: «Государь наш держит вас по ся места за тем, что по грехом болен, а как, даст бог, здоров будет, и он со всем с тем делом ко государю вашему вас отпустит, да и то дело с вами учнет делати, о котором мы не уразумели госу||дарю нашему бити челом, а никоторого дела никому во государя нашего место делати не возможно: то дело делати королю самому».
И послы говорили Ирику: «Слух наш дошел, бутто деи государя вашего, Ирика короля, землю воюет дацкой король, и только будет того для нас от селя (так в тексте. — О. Н.) в село всылаете, и ты сам ведаешь, как межи государей наших в докончальных грамотах написано: хто недруг государю вашему, тот недруг и государю нашему, царю и великому князю, и мы на государя вашего недруга заодин с вами хотим стояти, а в село нас про то чего для ссылати? <…>» (С–1, 27–28);
«Июля в 2 день были у послов от короля Петр Баг да Гансшкил да с ними пристав Ирик Гоконов, а говорил от короля послом Ирик Гоконов: «Государь наш Ирик четвертыйнадесять, божиею милостию, король Свейский и Готцкий и Вендийский и Колыванский и взятых частей Вифлянские земли, прислал к вам своих честных || мужей воеводу большово над суды Петра Баг да Ганьскшиля да меня с ним малого персона, а велел нам говорити царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии вам, великим послом, и велел у вас просити, чтоб естя великие послы пооблегчилися, у государя нашего, у короля, ели и на пиру были и радость бы естя и королицу его видели на свадьбе, а женитися ему в воскресение» (С–1, 37–38).
Нередко записи могли занимать большой текстовой объем. При этом очень подробно фиксировались детали переговоров. По материалам видно, какой речевой этикет соблюдался в дипломатических сношениях и какая традиция существовала в устном общении с иностранцами. Происходило упорядочивание форм ведения переговоров, а сами тексты вводили «письменные отчеты послов в определенные рамки» [Лихачев 1954: 325].
Здесь мы снова наблюдаем многие элементы деловой прозы, подчеркивавшие официальный характер этих отчетов и профессионализм их автора, его большие писательские способности. В указанных речах более часто, чем в стандартных документах, употребляется титулование государю нашему, царю и великому князю. Оно звучит постоянно и с таким же упорством и, надо думать, патриотизмом, повторяется каждый раз. В таких документах отмечаются и межгосударственные акты, например, докончальная грамота. Заметим, что авторы статейных списков отдают предпочтение русским названиям. Так, термин докончальный получил широкое распространение в текстах того времени: в летописях, юридической письменности и особенно в посольской переписке. Докончати означало «1. Окончить завершить. 2. Договориться, условиться, заключить соглашение» [СлРЯ XI–XVII 1977: 292–293]. В русском языке существовали и родственные слова со сходными значениями: доконъ — «окончательный договор, окончательное решение дела»; доконати — «1. Осуществить, выполнить, довести до конца. 2. Установить, обосновать, доказать <…>» (там же: 292). Памятники фиксируют также и другие устойчивые терминологические сочетания с корнем докон-: ярлык докончальный — «договорная грамота»; быти въ докончании — «находиться в договорных отношениях»; в#чное докончание — «вечный мир; бессрочный договор о мире» (там же).
Ср.: «И послы говорили: «Государь бы ваш, Ирик король, здоров был на многие лета и женитися б ему здорово, а на его жалованье челом бьем. Присылал ко государю нашему, ко царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии, государь ваш, король, своих великих послов князя Нилша Гулденстерн с товарищи бити челом: и о чем послы его, князь Нилш с товарищи, государю нашему, царю и великому князю, били челом, и государь наш, царь и великий князь, тем всем государя вашего, Ирика короля, пожаловал, да и грамоту докончальную написали, как государю вашему у государя нашего, у царя и великого князя, в его жалованье быти, да и печати свои к той докончальной грамоте привесили и крестным целованьем утвердили; а как мы великие послы будем у государя вашего з докончальною грамотою, которую послы его написали, и государю было вашему перед нами, великими послы, у докончальные грамоты припись послов своих с печатью отрезати, да к той докончальной грамоте печать своя привесити и крест на той грамоте ко государю нашему перед нами целовати на всех тех делех, как в той докончальной грамоте писано, и та грамота докончальная дати нам, великим послом, мне, боярину и намеснику смоленскому Ивану Михаиловичю Воронцову, с товарищи, и нас отпустити к нашему государю, царю и великому князю, не издержав…» (СС–1, 38).
С дотошностью дипломатов русские посланники ведут переговоры и правдиво, критично, достоверно рисуют картину западной жизни. Особенно это чувствуется при чтении статейного списка И. М. Воронцова, посольство которого находилось в Швеции в 1567–1569 гг. и попало в обстановку исключительно противоречивой дворцовой борьбы. В таких отрывках деловитая сухость изложения, обычная для статейных списков, нарушается, и повествование приобретает черты оценочности. При этом применяются элементы народно-разговорной и приказной речи:
«…И пришли есмя от государя своего, от царя и великого князя, ко государю вашему тому уже год будет, а были есмя у него одинова; а что есмя от государя своего, от царя и великого князя, на посольстве ему говорили, и он на те наши речи никоторого ответу нам не учинивал и по се места; а сказал нам ты, Ирик, что король болен, а поехал в село не на долго время потешитися, а после того сказали естя вам, что пришел во государя вашего землю недруг его, король датцкой, и он пошел против своего недруга. И сее весны был у нас Юрьи Петров, а говорил нам Юрьи от государя своего от короля, что государя нашего, царя и великого князя, посланника Елизарья Ржевского король отпустил ко государю нашему, ко царю и великому князю, и с нами поволил ему видеться, а про короля сказал нам, что он в Стекольну будет часа того и нас к нашему государю, ко царю и великому князю, отпустит часа же того, а как нам Юрьи то говорил, и тому девять недель. А как король в Стекольну приехал, и тому месяц не безо многа, а нам у себя быти не веливал и государя нашего, царя и великого князя, дела, на чом послы его, князь Нилшь с товарищи, со государя нашего бояры договор учинили и грамоту докончальную написали и крестным целованием, государя своего королевою душею, утвердили, и по ся места не починывал делати и нас ко государю нашему, ко царю и великому князю, не отпустит, а держит нас у себя бездельных….» (СС–1, 39).
Специфика текстового построения статейных списков такова, что после прямой речи могли следовать краткие пояснения, служившие связующим звеном в цепи делового повествования. Они, как правило, только констатируют факты, иногда дают оценку, например:
«И послы велели Нечаю отказати Гансу: «Будет королю неимоверно, что он был у тебя, и король бы велел быти у себя тебе, и ты про Гансов приход королю сам скажеш, а писма ему никакова не давай».
И Нечай толмачь послом сказал, чти он посольской ответ Гансу сказал, и Ганс, сказал, и пошол от него.
Августа в 13 был у послов пристав Ирик Гоконов по посольской присылке, и послы ему говорили: «Был у нас Юрьи Петров, а говорил нам от короля тайное слово, и что есмя на то слово ответ ему учинили, и он тот нашь ответ язнулся королю сказати, и что на тот наш ответ будет королево слово, и Юрьи язнулся то сказати нам вборзе; и как у нас Юрьи был, и тому уж три недели, и того не ведаем, донесли наши речи до короля или не донес, а к нам он от короля с отказом на наш ответ и по ся места не бывал. И ты, Ирик, донеси наши речи до короля, что нам Юрьи Петров говорил от короля и что есмя на королево слово ответ ему учинили, и донес ли он наши речи до короля, и почему нам от короля и по ся места с ответом не бывал».
И Ирик тот посольской приказ язнулся до короля донести» (СС–1, 52).
Во всех подобных случаях авторы статейных списков по содержанию отходят от строгих правил приказного письма, но по форме и построению такие «речи» соответствуют постатейному расположению ответов и придерживаются старой традиции. Примечательно, что обильное включение пластов с прямой речью придает всей «деловой прозе» характер нестатичного, подвижного текста, допускающего нестандартные для официального делопроизводства лингвистические и стилистические маневры. Другие эпизоды в этом отношении также показательны:
«Августа в 14 день был у послов Пантелей Юрьев, а говорил послом: «Что хотели послы прислати от себя с речью Нечая Гамарова, и Нечай бы готов был, а присылка по него от короля ныне будет, а либо завтра».
И послы говорили: «Приходил к Нечаю королевской жилец Ганс Вилламов, а что он говорил Нечаю, и его речи Нечай нам сказывал, и мы с Нечаем к нему приказали, что за нами о том деле до короля есть слово, и будет велит нам король быти у себя, и мы про то королю скажем, что ведаем, а будет невместно всем нам у короля быти, и король бы велел быти государеву дияку Ивану Васильеву, и мы речи свои, что ведаем, с ним х королю прикажем, а Нечая есмя х королю хотели послати на исправление, что королевской жилец Ганс Вилламов был у Нечая, а речей || с ним х королю от нас никоторых не будет, опричь нас тех речей до короля донести некому»…
И Юрьи говорил: «Что мне скажете, и яз то донесу до короля, а опричь короля того не скажю никому» (СС–1, 52–53).
В целом необходимо еще раз подчеркнуть, что в деловой письменности XVI–XVII вв. диалоговое ведение записей стало определенным прецедентом. И хотя такой опыт существовал в нашей традиции (см., некоторые записи слов и дел государевых, отдельные тяжбенные документы), он носил административный, судебный характер и был только частью какого-то акта. Здесь статейные списки почти целиком состоят из речевых отчетов, на них базируется формальная организация текста, они создают определенный «деловой» вектор движения словесного полотна и в общем ведут текст по этому новому руслу. Можно с уверенностью сказать, что диалог как способ построения документа, начиная с дипломатической переписки, и стал активно использоваться вообще в утилитарной литературе того времени. Именно коммуникативное качество содержательной канвы посольских отчетов сближало их с книжными традициями зарождавшейся светской литературы.
Указанные нами свойства данных текстов интересны еще и тем, что позволяют реально оценить языковую ситуацию Московской Руси XVI–XVII вв., ее деловые традиции, а также выделить те элементы текста, которые оказались невостребованными в документах иных жанров утилитарной письменной культуры.
Из других характеристик текста с прямой речью мы обращаем внимание на синтаксические особенности. Как правило, предложение представляет собой многоступенчатое целое, состоящее из отдельных сочинительных (…и…; …а…; …да и…) и подчинительных (…что…; …как…) конструкций, нанизывающихся одна на другую. Здесь используются и элементы условной модальности (…и ты б донес…; …он бы ранее отпустил нас…). Для посольской переписки вообще характерно наличие придаточных условия — это очевидный факт деловой письменной традиции. Он наиболее последовательно проявляется в тех случаях, когда определяются положения договора или цитируются его фрагменты, например:
«И послы говорили: «Был еси у нас преж того от короля, а тому четыре недели, а говорил нам, что брат королев Яган от короля отступил и учинился ему супротивен, и король хочет его доступити и, доступив его, хочет жену его Катерину послати к нашему государю, царю и великому князю, и того перво ли ся деялось, как Яган от короля отступил, а промыслу над ним король никоторого и по ся места не учинил. И нам ся видит, что король ему не силен. И ты б наши речи донес до государя своего часа того: слышим, что вся земля Свийская короля не любят, правду к нему держат словом, а сердцем доброхотают брату его Ягану; и будет король хочет быти у государя нашего, у царя и великого князя, в жалованье, как отец его в жалованье был, да и он и на государстве своем похочет быти крепок, и он бы ранее отпустил нас ко государю нашему, ко царю и великому князю, а с нами своих великих послов, ближних людей, и учнет государю нашему, царю и великому князю, бити челом, чтоб его государь, ему от брата своего от Ягана и от своих изменников, и государь пожалует, даст ему людей, кем оборонитися ему от Ягана и от своих изменников, а в докончальных грамотах меж государей || написано: «Коли надобет люди государю нашему, царю и великому князю, и королю пособляти государю нашему, царю и великому князю, людьми, какова его мочь, а коли надобе люди королю, и государю нашему царю и великому князю людми пособляти королю, а судом и судовым людем и вожем быти королевым». (СС–1, 53–54).
В таких текстах могут использоваться дополнительные компоненты с повтором одного и того же предлога, как, в частности, в указанном выше тексте: …ко государю нашему, ко царю и великому князю…; …ему от брата своего от Ягана и от своих изменников…; или при согласовании: «И Юрьи говорил: «Те речи яз слышу и донесу их до короля часа сего, и те речи ваши государю нашему приятны будут, а и сами слышим, что государю нашему, королю, люди мало доброхотают, а государь наш ныне з братом с своим с Яганом в брани для государя вашего царского величества дела» (СС–1, 54).
Характерно для прямой речи и диалога включение в их состав глагольных вставок типа …чаем… или вводных конструкций …дал бог…: «И послы говорили: «Государь бы ваш помыслил себе о том накрепко, что нас ко государю нашему, ко царю и великому князю, а с нами своих послов, отпустил часа того, а государь наш, царь и великий князь, чаем, что его пожалует, пришлет ему людей, сколько ему надобет, часа того, кем ся ему оборонити от Ягана и от своих изменников <…>.
И Юрьи говорил: «Те ваши речи яз донесу до короля сесь час, и ответ вам, чаю, будет завтро о такове же поре» (СС–1, 54);
«…царь наш, царское величество, и сын его, великий государь наш, царевичь, князь Федор Борисович всеа Русии, дал бог, в добром здоровье» (СС–4, 161).
Нами отмечаются вопросительные предложения. Это, как правило, прямая речь:
«И послы говорили королю: «Ослободи вспросити себя: сколь давно братья твои противны тебе учинилися?». (СС–1, 55);
И послы говорили: «Что ко государю нам писати?» (СС–1, 60).
В текстах статейных списков наряду с прямой речью обильно используется косвенная — передача информации со слов кого-то из участников. Здесь также подробно описываются все детали происходящего, а подчинительная часть присоединяется к главной посредством союза что:
«И король послов к руце звал, а Ондрей от царя и великого князя поклон правил, да подал цареву и великого князя королю грамоту, и король Ондрея вспросил о Цареве и великого князя здоровье, да звал его к руке, а послом велел сести, да говорил послом король, что, цареву и великого князя грамоту уразумев, Ондрею ответ будет и послом отпуск будет в сяков (так в тексте. — О. Н.) же день и з гонцом, да послов к руке звал…» (СС–1, 55).
В заключение укажем на ряд специфических словесных проявлений обиходно-делового языка, народно-разговорной и приказной речи. Как мы отмечали, такие фрагменты могут носить авторский характер или же выявляться как стандартный, воспроизводимый и по другим типам текстов, устойчивый компонент. Но их наличие, переплетение, а главное — использование как неотъемлемых элементов путешествия, свидетельствует о самом характере письменного материала, его деловой, а не художественно-изобразительной направленности. В то же время данное обстоятельство говорит и о сложности, неустойчивости самого жанра путевых отчетов, по сути ставшего предвестником языка будущей российской дипломатии. Он только еще находился на стадии формирования своих норм и был выдержан в традициях древнерусской деловой культуры, т. е. опирался на светские утилитарные правила. Достаточно сказать, что термин посол, известный еще по мирной грамоте Новгорода с немцами 1199 г., — русского происхождения. Так что посольские дела того времени стали некоторой разновидностью «подьяческого наречия», и их дипломатический слог еще не вышел на международную арену, хотя и все более подвергался (пока, главным образом, в формально-стилистическом смысле) европеизации. Все же нам представляется целесообразным указать специфические русские деловые установки статейных списков, которые придают текстам этих сочинений неповторимый языковой колорит:
на останешнем часу (СС–1, 55); быти в любви и в дружбе (там же, 60); похотити … писати грамоту (там же); шли в великим страхованьем; про дацкие разбойники слух был в Аглинской земле (СС–3, 100); приехали… о великом деле посольством (там же, 104); дал за королевиною печатью (там же, 106); против королевина слова говорили (там же, 108); на королевине жалованье челом бьем (там же, 108); велела… быти на посольстве (там же, 108); на королевине на жаловальном слове били челом (там же, 111); прислан з грамотами; отпуск вборзе учинен (там же, 112); королевна под вас пришлет колымаги свои (там же, 113); учал правити от государя королевне поклон (там же, 115); правил поклон по цареву и великого князя наказу (там же, 115); на поминках государю челом била (там же. 115); подал от государя королевне верющую грамоту (там же, 115); яз де рузской грамоте не умею (там же, 115–116); говорил речь по цареву и великого князя наказу (там же, 116); вашему государю на его любви челом бью (там же, 116); в его государеве твердой руке (там же, 117); договор учинити о всем подлинно (там же, 117); учинить почесть (там же, 118); волен бог да королевна (там же, 119); говорити о государеве деле (там же, 120); быти в докончанье (там же, 122); на всякого недруга стоять за один (там же, 122); способствовати другу друга людьми; что к ратному делу пригождается (там же, 122); докончальную грамоту написати; на той грамоте королевне правду учинить (там же, 123); пили чашу… про государево… здоровье; пили чашу… про королевино здоровье (там же, 124); говорить за очи (там же, 124); пошли казати королевиных хором (там же, 124); То всчинает датцкой король безделье (там же, 126); ехали х королевне не нарядным делом (там же, 126); по вся дни после стола живут потехи и танциванье (там же, 128); послал…о великом своем деле (там же, 129); с государем не исправдаетца (там же, 131); учинил мир с королевною по суду божью в правду (там же, 133); правили с докончальные грамоты в век нерухомо (там же, 134); отпуск… учинит (там же, 139); учнут ходить не для посольского дела — высматривать земли моей (там же, 141); дал… жаловальную грамоту (там же. 141); договор учинити и докончальные списки написати (там же, 141); в том волен бог да государь наш (там же, 142); исправь де от меня великое челобитье (там же, 142); про его государев обиход; по тем жаловальным грамотам (там же, 143); по королевину слову и по ее грамотам (там же, 143–144); (СС–4, 158); сшедчися князь Еремей з Григорьем и с Ывашком, витался за руки (СС–4, 162); посольство… не правлено (там же, 162); вам бы деи в том не подосадовати (там же, 162); вы о том не покручинились (там же, 163); поклон и поздравленье по наказу (там же, 165); и речь изговорил по наказу сполна (там же, 166); говорил бояром речь по государеву наказу (там же, 171); против королевина слова говорили (там же, 172); мы на твоей любви челом бьем (там же, 184); для любви и за свою вину бити челом (Там же, 190); договор учинити (там же, 191); сослався меж себя послы (там же, 196); пожаловав своим великим жалованьем (там же, 197); поклон и поздравленье правил (там же, 199); с любительною грамотою (там же, 200); великое челобитье (там же, 201); с великим сердечным доброхотеньем (там же, 201); правил от государя своего… поклон и поздравленье (там же, 202–203); крепкой дружбы добре жадны (там же, 203); всякою дружбою и доброхотеньем дружелюбство делати ради (там же, 203); ударил челом на посольстве (там же, 203); карабли гуляют по морю для остереганья ишпанских людей (там же, 204); дневали и начевали (там же, 205); послальник (СС–5, 208); и покинули говорить (там же, 209); задирать распросам (там же, 209); приходили поздравствовать (там же, 212); всякою торговлею с ними торговали (там же, 213); наизусть сказать не помним (там же, 214); грехом… учинилось (там же, 215); по ее царицыну умышленью (там же, 215); шкоты бы им не чинили (там же, 215); положить печаль на радость (там же, 215); по шахову договору (там же, 216); многих государств государь и обагодатель (там же, 217); пришли на искушенья (там же, 219); учинит насильство (там же, 219); творят дьявольщину (там же, 219); говорить против наказу титло (там же, 220); изговоря речь, поклонился (там же, 220); ис Посольского приказу за дьячьею приписью (там же, 221); быть ему на посольстве (там же, 223); царским жалованьем пожалавал (там же, 223); о том писать буду в Парис к маршалку дюку Грамону (СС–6, 228); посланником тотчас известно учинит (там же, 228); подо всех посольских людей (там же, 228); чтоб… делу порухи не учинить (там же, 229); послали… к державцу (там же, 229); подводы на рубеже под посланников (там же, 229); посольские люди (там же, 230); приходил к посланником француженин того двора (там же, 230); маркез де Сенпей со многими начальными людьми (там же, 232); каков во Францужском государстве чин (там же.; 233); про ваше приятство (там же, 234); на вашем приятстве кланяемся (там же, 235); взял на него письмо на галанском языке за его рукою (там же, 237); говорил по-цесарски (там же, 237); встретил их секретариус (там же, 327); указал принять со всякою достойною честью (там же, 240); потчивали по чину посольскому (там же, 240); примать посланников с коретами (там же, 240); и не отправя… х королевскому величеству посольства (там же, 241); королевского величества великородный человек (там же, 241); про посланников и про всех посольских людей (там же, 242); спросить по ваше здоровье (там же, 243); бургумистры приходили к посланником челом ударить (там же, 243); любительно вам кляняемся (там же, 244); просим вашего приятства (там же, 244); посольство отправлять перед ево королевского величества лицем (там же, 247); учинилось за дальним розстоянием (там же, 248); проводить на посольской двор (там же, 251); во всем достойную честь указал нам чинить (там же, 251); где про вас стол изготовлен по чину посольскому (там же, 252); по обычаю поклонились (там же, 255); королевскому величеству поклон правили (там же, 255); в посольских обычаех того не бывает (там же, 258); милость челом бьем (там же, 259); ударя челом королевскому величеству (там же, 259); грамоту опасную на послов королевского величества (там же, 264); закрепить… своими руками договорные статьи (там же, 265); имянованье и титла велел написать сполна велел написать сполна против его царского величества достоинства (там же, 268); учинили нам великое бесчестье (там же, 269); велел честь чинить (там же, 270–271); привез… пункты на францужсском письме (там же, 271); учинить ответ на письме (там же, 271); учиним отповедь королевскому величеству (там же, 272); усмотря в любви подвижность (там же, 275); и чтоб вы послы дали им проезжей лист за своими руками (там же, 277); будет о том королевской указ (там же, 282); быть в братцкой дружбе и любви (там же, 282); учинить королевское величество (там же, 283); едучи дорогою (там же, 284); чтоб де вам о том было не в кручину (там же, 285); в великое де подивлениье (там же, 285); жаловал к руке (там же, 287); нестерпимое о том смертное уязвление (там же, 289); известно учиню; с подлинным ведомом к вам буду (там же, 289); чинится здесь не к чести великого государя нашего (там же, 291); нам такой грамоты не имывать (там же, 292); учинено для поспешенья (там же, 291); погулять и посмотрить королевского саду (там же, 291); велит вас тешить арапу (там же, 291); от правого сердца своего… дарю (там же, 293); за великое приятство приемлю (там же, 293); про твою посольскую любовь объявлю (там же, 294); показал… приятную любовь (там же, 294); по изволенью королевского величества (там же, 295); посылали… про приезд свой объявить (там же, 300); слыша де ваш посольской приезд (там же, 300); писали… к велеможным статом (там же, 301); велели посланником на их приятстве бить челом (там же, 301); прислали тебя, чеснова человека агента (там же, 302); приезжал… тайным обычаем (там же, 302); На премногом приятстве велеможных Стат челом бьем (там же, 306); веле принять нас с приятством и со всяким учтивством (там же, 309); учинить… всякое вспоможенье и честь (там же, 309); занели денег… для росплаты с тем иноземцем (там же, 311).
Выделенные нами слова и выражения дипломатического речевого этикета обнаруживают новые для традиции деловой письменности формы обращения и описания (особенно это касается сочетаний со словами учинить, бить челом), но все они находятся в естественном русле «подьяческого наречия», приспособленного для отчета о путешествии. В текстах таких известий возникают и закрепляются на письме устойчивые обороты, этикетные единицы дипломатической речи вроде быть в братцкой дружбе и любви; по чину посольскому; на королевине жалованье челом бьем; волен бог да королевна и мн. др., отсутствовавшие в других жанровых разновидностях приказной словесности.
Еще одним показательным свойством делового дипломатического текста стало введение иностранных заимствований, обозначавших реалии, предметы, должности и т. п. наименования, например:
«…и тут встретил их тово городка урядник местер Пекот…» (СС–3, 104);
«…и королевна государевы поминки принимала сама и отдавала своему казчачею трезерю…» (там же, 115);
«…алдраманты и гости…» (СС–4, 164);
«…приняти трезерю своему…» (Там же, 167);
«…и азнаур молыл…» (С–5, 212);
«… и капитаны, и райтары пеши с карабины (С–6, 255);
«И стольник Петр и дьяк Семен велели переводчику им сказать: «Как, аж даст бог, пойдут францужские карабли с товары к Архангельскому городу, и на тех бы караблях заповедных товаров агварденту, по-руски двойного вина, и табаку отнюдь не возили…» (там же, 278);
«И после того вскоре королевино величество и королевичь в поход пошли от того села с милю в кляштор молитца» (СС–6, 295);
«…за королевичевою коретою четыре человека конных дворян да рейтар три человека…» (там же, 296);
«…привез по указу королевского величества сто дублонов…» (там же, 298);
«И того ж числа приехали к ним, посланником, того города воевода и презедент…» (там же, 299);
«А к великим государем, королем, и курфистром, и арцыкнязем, и вольных городов бурмистром и ратманом посланы с ними о пропуске…» (СС–6, 300);
«Будет де к вам, царского величества посланником, сего числа от Стат агент…» (СС–6, 301).
Характерным приемом дипломатической прозы явилось описание, которое ценно тем, что такие фрагменты содержат бытовые подробности: названия предметов, продуктов питания; животный и растительный мир. Авторы очень пунктуально характеризовали детали, например, количество и объем (вес) съестных ингредиентов. Такое описание выдержано в лучших традициях деловой письменной культуры — это, как правило, перечисление, подобно тому, что мы наблюдаем в приходно-расходных книгах. Вот два таких эпизода:
«Да Иван же Новосильцов сказывал, что на первой день, как он пришел в Царьгород, и принесли ему царева корму 9 овец да 50 куров, 10 голов сахару, 6 свеч вощаных, 2 кожи овечьих шарапу. А поденного царева корму давали Ивану и подьячему и толмачом и кречатнику по 80 хлебов, да на три дни по 6 голов сахару, по 10 золотников перцу, по 10 золотников гвоздики, по 10 золотников шефрану, по осмине без четвертинка пшена сорочинского, по 6 свеч вощаных, по 6 гривенок пресного меду, по 6 гривенок коровья масла, по 9 овец, да в неделю пригоняли по 12 овец, по гривенке зетинного масла, по 2 гривенки соли, да в рыбной день рыбы приносили на день по пяти и по шти и по десяти рыб и боле того, а иногды меньши, и те не велики, по ковшу ягод зетинных, а иногды меньши, а мало их и носили, по 2 связки луку, по 20 пудов чесноку, по кувшинцу уксусу, по 10 ведр шерапу, по 4 пучки ретки, да однова принесли сперва преснова меду кадочку пудов в пять» (СС–2, 99);
«И на потешных королевских дворех полат и всякого строенья много, и в садах строенье великое и всяких доброплодных древ множество, винограду, винных, миндальных ядр и ягод, лимонов, яблок, груш, дуль великих, слив розных, орехов грецких без числа много, цытронов, гранатов, аранцов и иных овощей.
В зверинцах львы, бобры, слоны, рыси и иных зверей много» (СС–6, 315).
Среди таких богатых вещественными подробностями описаний нами фиксируется как общеупотребительная лексика, так и отдельные устаревшие слова, вышедшие из употребления в современном лексиконе: зетинного масла, ягод зетинных, по 10 ведр шерапу, аранцов (кстати, указанные наименования не отмечены в «Словаре древнерусского языка» И. И. Срезневского и «Словаре русского языка XI–XVII вв.».
Такое перечисление имело в ряде случаев стандартную финальную формулу делового языка, например:
«…и то писано в росписи под статейным списком» (СС–6, 297);
«А что им в дарех дано, и то писано в росписи под статейным списком» (там же, 299);
«А чем стольник Петр и дьяк Семен дарили их от себя, и то писано в росходной росписи под статейным списком» (там же, 307);
«А того капитана дарил стольник Петр — рукав соболей покрыт бархатом, а конных и пеших людей, которые провожали ево за город с капитаном, дарив же всех от себя ефимками. А что им дано, и то писано в росходной росписи под статейным списком» (там же, 311).
В целом стоит подчеркнуть, что посольская переписка XVI–XVII вв. представляет собой оригинальный и сформированный на уровне жанра, его структурно-типологических и языковых особенностей тип деловой словесности (или литературы, как называл это Д. С. Лихачев). Гибкость этого жанра и его «лояльность» по отношению к трафаретам, использование богатой палитры речевых средств разговорного языка, обилие бытовых деталей и лексики, фиксировавшей предметы и явления иностранной жизни позволили расширить рамки официального делового языка. Анализ таких текстов подтверждает, что он оказывался на «лингвистическом перепутье»: с одной стороны, следовал письменным традициям «подьяческого наречия», с другой — искал новые пути совершенствования системы деловой словесности, вырабатывал другие, более современные ориентиры для развития утилитарного текста.
Следует особо выделить такой факт: когда в Европе в Средние века дипломатическим языком был латинский, на Руси он имел свои коренные истоки и функционировал в системе гражданской словесности, опираясь на традицию и культуру русской деловой письменности[v].
Новые общественные отношения и усилившиеся контакты Московской Руси с иностранными державами способствовали развитию светских правил ведения переговоров, нахождению нужной формы общения с внешним миром; зарождался дипломатический языковой этикет. Все это требовало создания и утверждения других текстовых, формальных и стилеобразующих средств, которые смогли бы обслуживать особую разновидность официально-делового стиля — дипломатический язык.
Примечательно, что очень высока степень литературности статейных списков, их художественно-изобразительный потенциал. Именно они впоследствии, в XVIII в., и послужат основой для формирования жанра путешествия, но уже образованного не по деловым шаблонам и не с деловой целью, а использовавшего книжный потенциал для достижения литературного текста.
Еще один важный вывод, который можно сделать, исходя из социолингвистической обстановки. Кризис системы церковнославянского языка в какой-то мере отразился и на кризисе всего массива деловой письменности. Но происходил он, конечно же, в менее выразительных формах. Приказная словесность приобретала литературные черты, но по-прежнему отторгала обветшалую славянскую речь. Именно в это время особо стоит вопрос о социальных стилях светско-деловой речи, которые формировались в том числе и в среде посольских работников XVI–XVII вв.
Изучение статейных списков имеет существенное значение и для выяснения проблемы взаимодействия устной и письменной речи и характера их отражения в деловых текстах.
Показательно и то, что на первый план здесь выходит языковая личность как носитель приказной культуры и создатель делового произведения. От ее эстетического (в том числе и «делового») вкуса во многом зависели стилистический орнамент посольской переписки и характер отображения в ней индивидуальных речевых особенностей. Так, оставаясь в рамках деловой традиции дипломатические тексты расширяли сферу своего языкового присутствия и способствовали развитию прагматической словесности.
Источники
ПСГ — Псковская Судная грамота. Изданiе Императорской Археографической коммиссiи. Съ одной таблицей. СПб., 1914. С. 1–25.
Слово и дело — Новомбергскiй Н. Слово и ДЪло Государевы. (Процессы до изданiя Уложенiя АлексЪя Михайловича 1649 года). Томъ I // Записки Московскаго Археологическаго института, издаваемыя под редакцiей А. И. Успенскаго. Томъ XIV. — М., 1911. С. 1–17, 44–45, 138–141, 225–233, 378–383, 417–420, 538–543.
Соб. Улож. — Соборное Уложенiе Царя АлексЪя Михайловича 1649 года. Изданiе Историко-Филологическаго Факультета Императорскаго Московскаго Университета. М., 1907. С. 5–193 (отдельные главы).
СС–1 — Статейный список И. М. Воронцова (Швеция) // Путешествия русских послов XVI–XVII вв. Статейные списки / Отв. ред. член-корр. АН СССР Д. С. Лихачев. —М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 7–62 (Сер. «Литературные памятники»).
СС–2 — Статейный список И. П. Новосильцева (Турция) // Там же. С. 63–99.
СС–3 — Статейный список Ф. А. Писемского (Англия) // Там же. С. 100–155.
СС–4 — Статейный список Г. И. Микулина (Англия) // Там же. С. 156–205.
СС–5 — Статейный список Федота Елчина (Грузия) // Там же. С. 206–226.
СС–6 — Статейный список П. И. Потемкина (Франция) // Там же. С. 227–315.
Литература
Иссерлин Е. М. 1970 — Официально-деловой стиль: Учебное пособие по курсу «Стили русского языка». — М.: Моск. полигр. ин-т, 1970. — 41 с.
Лихачев Д. С. 1954 — Повести русских послов как памятники литературы // Путешествия русских послов XVI–XVII вв. Статейные списки. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 319–346. (Серия «Литературные памятники»).
СлРЯ XI–XVII, 1–26–, 1975– — Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 1–26. — М.: Наука, 1975–2002–. (Издание продолжается).
Тарабасова Н. И. 1964 — О некоторых особенностях языка деловой письменности // Источниковедение и история русского языка / АН СССР, Ин-т русского языка. — М.: Изд-во «Наука», 1964. С. 157–172.
[i] См., например, известие об этом в статейном списке П. И. Потемкина: «И как подьячей и толмачь приехали к нему на двор и вошли в полаты, и воевода встретил их у дверей. И подьячей говорил речь, как было ему наказано» (СС–6, 310).
[ii] Следует снова согласиться с Н. И. Тарабасовой [1964: 164], что «в подобных случаях можно говорить о стилистических разновидностях (курсив наш. — О. Н.) одного и того же типа документов, а к рассуждениям о том, что актовая письменность прошлого очень однообразна, шаблонна, что заимствованный из нее материал может характеризовать лишь одну из стилистических сторон языка, следует относиться с осторожностью».
[iii] Под понятием обиходно-деловая речь мы подразумеваем не канонически условную приказную традицию с ее стандартами и четкими границами лексико-семантического и формального выражения, а опрощенный деловой язык, приближенный к разговорному, допускающий переделку, но сохраняющий в своих основных чертах утилитарные условности «подьяческого наречия». Иначе говоря, это своеобразный тип переходного делового языка, или гибридного, находившегося на пересечении народно-разговорной стихии и официальной письменности и функционировавшего преимущественно в новых жанрах. Но научно закрепленного термина на этот счет не существует, так как в известной степени уровень утилитарности определяется составом текста и его традицией, допускавшей большое варьирование языковых средств.
[iv] Д. С. Лихачев [1954: 346] полагал, что «возникшие на основе литературной традиции статейных списков дневники путешествий на Запад во многом предваряют литературу нового времени. В старые формы литературного языка и в традиционные нормы литературных жанров не укладывались новые жизненные впечатления… В записках этих уже мало специфически «древнерусского». В них, может быть, ярче, чем где бы то ни было, отразился переход от старого к новому».
[v] Только позднее, начиная с XVIII в. и особенно в наши дни, деловой язык дипломатии модифицировался в сторону употребления международной (греческой, латинской, французской и др.) терминологии и неассимилированных словосочетаний. «Это явление получает свое объяснение в самом характере функционирования дипломатического документа, всегда предназначенного (хотя и в переводе) также и для другого государства, всегда рассчитанного на абсолютно точное понимание…» [Иссерлин 1970: 29].
© Все права защищены
http://www.portal-slovo.ru
