Новый стиль речи и культура поколения. Политическая корректность Часть первая

– перепись населения – от дьявола;

– во всех несчастьях стран третьего мира с цветным населением виноват белый Север;

– объединение Германии явилось большим потрясением, однако, не только суждения о том, в чем это потрясение состояло, нельзя произносить вслух, но и сам факт этого не подлежит упоминанию;

– слова "национальный" и "националистический" суть синонимы;

– "обиженные" изначально и раз и навсегда правы более, чем "какие-то эксперты";

– об эвтаназии не может идти речи, а аборты должны быть разрешены;

– мужественность и женственность не от природы, а от культуры;

– единственным виновником преступности, наркомании и других социальных бед является общество, т. е. анонимные другие;

– в физике мало женщин, так как их не допускают туда мужчины;

– слово "виктимизация" никогда (!) нельзя брать в кавычки;

– недопустимо выражение "мультикультурное общество" сокращать в "мультикультуру".

Политолог Свен Папке расширил этот список:

– необходимо табуизировать существующее сегодня и вообще всякое понятие о личностном типе преступника, а также указание на иностранное происхождение преступника;

– требование сосуществования полов имеет антифеминистский характер, по крайней мере латентно;

– формулирование внешнеполитических интересов и требований безопасности какой-либо страны следует осуждать как националистическое. [75]

М. Беренс и Р. фон Римша дополнили список, включив в него следующие табу:
– вопросы демографической политики;

– эмиграция из стран третьего мира;

– экономическая эмиграция;

– уровень рождаемости.

Тем временем в Германии есть уже три публикации, своего рода словари, в которых их авторы размышляют о правилах словоупотребления политической корректности.

Сатирик Экхард Хеншайд представил в своем словаре перечень слов, которым он дал меткое название "глупо-немецкий язык". [76]

Эссеисты Клаус Биттерманн и Герхард Хеншель составили "Словарь доброчеловека". [77]

Клаус Райнер Рёль издал "Немецкий фразовый лексикон, политически корректный от А до Я". [78]

В этих словарях предпринимается попытка в более или менее сатирической форме представить словоупотребление политической корректности. Цель их, как это формулируют, например, Биттерманн и Хеншель, состоит в предотвращении того, чтобы лучшие демократические традиции были легкомысленно проиграны в среде поборников политической корректности.

Если же оставить в стороне сатиру и полемическую иронию, то политическую корректность в Германии можно дефинировать как модус языка, который, в отличие от США, не имеет, в первую очередь, своей целью возвысить культурные, этнические и сексуальные меньшинства, по крайней мере семантически. В Германии для поборников политической корректности главное – создать видимость политического консенсуса о недопустимости использования определенных способов аргументации в политической и исторической риторике. Поэтому политическую корректность в Германии тоже нельзя просто отбросить как некоторую речевую условность. Она обладает определенной властью и силой, что показывают многие примеры, некоторые из которых мы приведем.

Первой жертвой политической корректности стал писатель Мартин Вальзер, который еще до поворотного 1989 года позволил себе безрассудную политическую смелость: публично заявил, что ему внутренне трудно смириться с разделением Германии. За это Вальзер был отвергнут обществом добропорядочных людей, ему был приклеен дискриминирующий его ярлык "национал" или даже "националист".

Затем наступила очередь Бото Штрауса. В своем эссе "Крепчающая козлиная песнь" ("Anschwellender Bockgesang"), опубликованном в журнале "Шпигель", Бото Штраус игнорировал предписания политической корректности по той причине, что она не в состоянии понять этнические и религиозные потребности других народов. Его заклеймили тоже на том основании, что его легкомысленная терпимость по отношению к национализму может привести к тому, что правые в Германии будут допущены в приличное общество, по крайней мере в умах.

Ханс Магнус Энценсбергер стал следующей жертвой политической корректности среди известных писателей. Случилось это из-за его высказывания относительно того, что освободительные движения все больше и больше перерождаются в преступные синдикаты. Тем самым он повредил "героический ореол гериллос". Отягчающим обстоятельством стали его взгляды на права человека, обеспечить которые, с его точки зрения, сейчас в некоторых странах невозможно, так что Америка и Европа не могут добиться этого во всем мире. Это высказывание было перевернуто и представлено как выступление против универсальности прав человека, и тем самым Энценсбергер пополнил ряды исключенных из порядочного общества нравственных отщепенцев, с которыми лучше не иметь ничего общего, чтобы не попасть под подозрение в сообщничестве.

Профессор Шарлотта Хён, директор Федерального института демографических исследований, была публично квалифицирована депутатом бундестага как "наследница Гитлера", отстранена от должности, а ее институт, бывший прежде самостоятельной структурой, был подчинен Федеральному ведомству статистики. Причиной этого стал тот факт, что Шарлотта Хён сказала в своем неавторизованном интервью газете "Taz" от 23.09.1994, приводя не свое мнение, а лишь пример высказывания, которое сегодня считается политически не корректным: "Например, когда говорят, что в среднем умственные способности африканцев ниже, чем у других. Даже само слово "раса" теперь уже нельзя произносить".

При отсутствии рас понятие расизма, однако, сохранилось. Только слово изменило свое значение. Под расизмом понимается теперь констатация любых отличительных признаков или различий между людьми в общем виде, без всякой оценки. А уж если кто по неосторожности скажет об ином менталитете иностранцев (!), то это уже предмет преследования в судебном порядке или, по меньшей мере, потеря работы и крах всей карьеры.

Политики, выступающие за предпочтение национальной культуры всем прочим и за бережливое отношение к национальной культуре, тоже получают клеймо расистов и ксенофобов. Весьма показательным примером является случай с министром внутренних дел Дании Карен Йесперсен: она заявила, что не желает мультикультурного общества, где равны все культуры и где преступники уравниваются в правах с законопослушными гражданами, и потребовала высылки беженцев с криминальным прошлым на необитаемый остров. В ответ на это заявление последовала не только буря негодования со стороны политкорректных датчан, но и серия разбойных нападений выходцев с Ближнего Востока на датчанок. Одновременно было выдвинуто требование о принятии Данией исламского законодательства, в котором были бы предусмотрены значительные ограничения демократических прав женщин. Это требование было дополнено предложением восстановить смертную казнь и ввести практику отсечения рук за кражу. [79] 

Расследованием подобных случаев в европейских странах занимается Европейский центр мониторинга расизма и ксенофобии.

В России "правозащитники надеются остановить волну расизма агитацией и пропагандой", как сообщила газета "Известия" от 19 сентября 2003 года. Здесь мы не будем задаваться вопросом, действительно ли есть в России расизм в собственном значении этого слова или оно употребляется в расширенном политической корректностью значении. Эта статья представляет в данном случае интерес с точки зрения регулирования речевых действий, поскольку всякого рода ксенофобия проявляет себя, за исключением нападения на людей, осквернения памятников и кладбищ и т. п., преимущественно в речи. Тем более, что агитация и пропаганда как методы борьбы с инакомыслием России хорошо знакомы. Однако сначала необходимо объяснить повод для публикации в "Известиях".

Статья под заголовком "Наглядная ксенофобия" сообщает, что "Московское бюро по правам человека представило новый проект с пространным названием "Общественная кампания борьбы с расизмом, ксенофобией, антисемитизмом и этнической дискриминацией в многонациональной Российской Федерации". Деньги на борьбу даст Европейская комиссия Евросоюза, а помогать правозащитникам будут социологи ВЦИОМа, ученые НИИ Генпрокуратуры и сотрудники МВД".

Директор Московского бюро по правам человека Александр Брод сказал, что кампания борьбы с расизмом рассчитана на три года. Это, несомненно, следует понимать так, что на три года выделено финансирование проекта Евросоюзом. Ведь вполне очевидным представляется тот факт, что за три года проблемы такого рода не удавалось решить никому и никогда. Александр Брод и сам признает, что "этого срока недостаточно, чтобы победить нетолерантное отношение к людям другого цвета кожи или вероисповедания". Так что можно ожидать, что проект будет пролонгирован еще не один раз.

Собственно, правозащитники, по всей очевидности, не рассчитывают на сколько-нибудь заметный результат в воспитании "толерантности" в рамках этого проекта. Они надеются за это время "отработать механизмы совместной работы с властями и понять, как именно лучше бороться с этнической дискриминацией". Можно думать, что правозащитникам хорошо известны методы борьбы политической корректности в Америке и Германии, так как именно они указываются в качестве приоритетных направлений.

"Публичная огласка таких дел, правильно ориентированные статьи в СМИ – все это было названо среди первоочередных задач программы. […] Отдельной строкой – выпуск учебников, в которых разъясняется реальная подоплека ксенофобских фальшивок вроде протоколов сионских мудрецов". И публичные скандалы с использованием средств массовой информации для дискредитации обидчиков, и разработка антидискриминационного языка СМИ, и правильное ориентирование журналистов, и работа со школьными программами и учебниками – все это хорошо отработанные и хорошо известные методы действий политической корректности на Западе.

Нам остается только особо подчеркнуть следующее обстоятельство: политически корректным языком и политически корректной риторикой пользуются и левые, и правые. И левые, и правые критикуют политическую корректность, часто критикуя также друг друга за политически корректный язык. Нужно отметить при этом, что политически корректный язык собственно политики гораздо шире тех смысловых сфер, которые мы здесь рассматриваем. Приводя объяснения, комментарии, цитируя критические высказывания по поводу политической корректности, мы не делаем различия между левыми, правыми и авторами иных политических убеждений, поскольку нас интересует языковедческий и культуроведческий, а не политологический анализ. И в этом смысле для нас важна область лексикологии. Поскольку, однако, по вопросу о политической корректности критически высказываются люди разных политических убеждений, то возникает и противоречивость в общей стилистике этой критики. Но разногласий относительно значений слов нет; по крайней мере, этот вопрос не дискутируется.