Новый стиль речи и культура поколения. Политическая корректность Часть первая

М. Беренс и Р. фон Римша отмечают, что каждый раз, когда дело касается преступности в среде иностранцев и об этом приходится говорить, вступает в силу правило, действующее исключительно по отношению к иностранцам, – это "культ виктимизации, при котором всякий является жертвой "общества" (или иных неопределенных величин), но ни один не является преступником". [115]

Общую ситуацию с преступностью К.Р. Рёль комментирует следующим образом: "Хорошая новость: преступности среди иностранцев не существует. Доказательство: в некоторых федеральных землях преступность среди иностранных сограждан статистически больше уже не учитывается отдельно, а растворяется в общей статистике, как сахар в чае. Плохая новость: преступность растет, по данным министров внутренних дел, устрашающими темпами". [116]

В политически корректных речах умножаются обвинения в терроре в силу того, что слово "террор" расширило сферу своего существования. Как замечает Артур Краван, [117]  рабочие не хотят свергать власть государства, так как "капиталистическое потребление" действует как наркотик, затуманивает сознание и парализует волю к действиям – это "потребительский террор"; женское движение, изучая тему "Насилие против женщин" пришло к выводу о существовании ежедневного "мужского террора", так что женская часть общества видит себя в окружении потенциальных насильников; наряду с этим появился "террор мнений", так что достаточно иметь другое мнение, и ты уже террорист; 8 мая 1995года в немецких газетах появились в качестве контрмеры призывы выступить против "мыслительного террора" политической корректности.

В условиях террора политически корректным стало культивирование чувства страха, боязни. Само это слово употребляется в политически корректном варианте преимущественно в форме множественного числа "страхи" (Ängste). Страхи-боязни существуют совокупно в форме "боязненного невроза" (Angstneurose). Этот совокупный невроз находит свое выражение в виде частных случаев боязни:

– боязнь иностранцев (Fremdenangst);

– боязнь войны (Kriegsangst);

– боязнь будущего (Zukunftsangst);

– боязнь совести (Gewissensangst);

– боязнь наказания (Strafangst);

– боязнь стыда (Schamangst);

– боязнь чувства вины (Schuldangst);

– боязнь неудачи (Versagensangst);

– боязнь разлуки (Trennungstangst);

– боязнь СПИДа (Aidsangst);

– боязнь окружающего мира (Weltangst);

– глобальная боязнь (Globalangst) и т. п.

В особенности, однако же, и в первую очередь, все эти страхи существуют в форме глобальной повышенной готовности бояться (erhöhte Angstbereitschaft): "следует бояться людей, боящихся чувства боязни". [118]

Из-за ранимости и многочисленных страхов всем требуются нежность и мягкое обхождение. Этой потребностью обусловлено употребление соответствующих слов в контекстах, где они прежде были совершенно неуместны, то есть возникает новая лексическая сочетаемость, о которой пишет Эльке Шуберт: "Точно неизвестно, когда все это началось, когда невинное прилагательное "нежный" (sanft) вдруг оказалось вынужденным служить определением для понятий, от которых никак нельзя было ожидать, что они могут иметь человеческие свойства. […] Например, роды, о которых всегда думали, что они бывают или трудные, или легкие. Или нежная техника, нежная медицина, нежная химия, нежная дорожная полиция, вплоть до нежной революции, под которой понимается банкротство номенклатуры в ГДР и которую некоторые до сих пор считают первой "мирной революцией в истории человечества". Определение "нежный" снимает остроту с процессов, воспринимаемых как агрессивные, это договоренность с плохой реальностью, режим щадящей стирки с использованием смягчающих средств". [119]

Другое средство против террора, страхов и ранимости – "гражданское общество". Это выражение является одним из самых распространенных штампов политической корректности в Германии, в том числе на правительственном уровне. Часто звучат призывы к гражданскому обществу и в России.

Употребление этого выражения весьма примечательно. С одной стороны, "реальное значение выражения "гражданское общество" выяснить невозможно, потому что такого значения не существует. Читателю/зрителю следует, видимо, считать, что до сих пор он жил в военном обществе, в котором ему теперь требуется гражданское мужество". [120]

С другой стороны, те, кто с таким пафосом призывает к поддержке идеи гражданского общества, по всей очевидности, не знают, что означает это имя как международный термин. "Гражданским обществом" (Civil Society) называет себя международное движение антиглобалистов, известное своими многочисленными акциями. В "Гражданское общество" входят крайне воинственная мексиканская террористическая организация, многие другие латиноамериканские террористические группы, борцы сопротивления на Филиппинах. Наряду с ними к "Гражданскому обществу" принадлежат, например, "Гринпис", а также массовая секта "Фалун Гонг" в Китае, представляющая радикальную оппозицию правительству.

Первые публикации о "Гражданском обществе" появились в 1998 году. В немецком "Антропософском журнале" (Zeitschrift für Anthroposophie, 1/1998; 12/1998) опубликованы, например, данные членов "Гражданского общества", в частности, филиппинского правозащитника и антропософа Никанора Перласа. Он утверждает, что "существует свыше миллиона общественных гражданских организаций в более чем 100 странах мира, которые располагают денежными средствами, превосходящими ресурсы многих организаций ООН, – свыше миллиарда долларов США". [121`]

Кроме этого, отличительной особенностью Германии является то обстоятельство, что импортированное из Америки мышление наложилось на собственно немецкую почву – историческое прошлое. Все, что могли бы приветствовать или разделять нацисты, попадает под запрет, в том числе, слова. Обоснование гласит: слово страдает наследственным пороком (das Wort ist belastet). Автору этих строк во время пребывания в Германии приходилось слышать замечания по поводу некоторых слов, употребления которых следует избегать в речи, в частности "Nation" (нация) и "Volk" (народ) [122] , так как они имеют наследственный порок в результате того большого значения, которое придавалось этим понятиям в нацистской Германии. Однажды на вопрос, как же теперь называть немцев, какую единицу они образуют все вместе, последовал ответ: "сообщество" (Gemeinschaft). Этим примером мы ограничимся, поскольку историческая политкорректность в Германии – предмет особого исследования.

Феминизм против мужского шовинизма в языке

Отдельная тема – требования феминисток по части политически корректного языка.

Американские феминистки в своей борьбе против мужского шовинизма рассматривают все слова, в которых встречается существительное "man" (мужчина, человек), как указывающие на половой признак и поэтому дискриминирующие женщин, а тем самым политически некорректные. Поэтому они предлагали, например, заменить "woman" (женщина) на "womyn", а также потребовали вывести из употребления такие сложносоставные слова, как "chairman" (председатель), "workman" (работник), "fisherman" (рыболов), "craftsman" (мастер), и заменить их на иные: вместо "chairman" следует, например, употреблять более громоздкое "chairperson" или просто "chair" (стул).

Справочник по стилистике правительства Австралии, запрещает, в соответствии с требованиями феминистской политкорректности, употреблять в официальных публикациях, в частности слова "sportsmanship" (спортивное, корректное поведение), "workman" (ремесленник) и "statesmanlike" (подобающий государственному деятелю), для которого предлагаются различные синонимы со значениями: "тактичный, ловкий, умелый". Даже "craftsmanship" (мастерство, искусность) попало в черный список: ему предлагается альтернатива с более приятным, с феминистской точки зрения, а поэтому политически корректным звучанием, –"skill application" (применение умения, мастерства).

В то же время из истории английского языка хорошо известно, что суффикс "-man" в древнеанглийском и англосаксонском языках имел значение, нейтральное в смысле половой принадлежности. Тогда, как и теперь, он имел то же самое значение, что и современное английское "person", и относился в равной степени ко всем людям. Чтобы определить половую принадлежность, прибегали к сложным словам "waepman" (мужчина) и "wifman" (женщина). Из этого нейтрального значения происходят сложные слова "chairman", "fisherman", "craftsman". Имеются в виду все лица, неважно какого пола, занимающие какую-либо должность или занимающиеся каким-либо ремеслом. Старой сексистской обиды, которая заключена, якобы, со времен Беовульфа во внутренней форме таких слов, вообще не существует.

Политически корректное исправление языка дается американским и иным англоязычным феминисткам трудно, поскольку в современном английском, и не только, языке нет отдельного слова для обозначения человека вообще, так что в этом значении употребляется неприемлемое для феминисток "man". Поэтому слово "man" в значении "человек" подлежит в английском языке замене на словосочетания или сложносоставные слова с прилагательным "human", образованным от лат. "humus" (земля, почва). Поскольку англоязычные феминистки утверждают, что английское слово "mankind" (человечество)  лишает женщин статуса человека, то оно было, таким образом, заменено на "humankind". Однако и этого показалось недостаточно, так что было выдвинуто требование вместо или наряду с "human" употреблять "hufem" (образовано из human + female – женщина; ср. фемина).

Здесь возникает особое явление этимологического характера. Феминистки требуют удалить из языка "man" не только как морфему, но и как случайное звукосочетание. Точнее говоря, сами феминистки этого различия не делают, они просто воспринимают такое даже случайное звукосочетание как этимологически указывающее на мужчину.

Опираясь на такое представление, они произвели и совершенно необоснованные замены: "semantics" (семантика) превратилось в "sefemtics" (сефемтика), вместо "mental" (ментальный) следует употреблять "femtal" (фемтальный), а также и "hufem" вместо "human" согласно этой же логике. В совершенно невинном слове "history" феминистская этимология заподозрила напоминание о мужчине, усмотрев в нем местоимение "his" и прочитав его тем самым как "his story", т. е. "его история". Поэтому феминистки потребовали ввести "herstory" (ее история), а "history" изъять из употребления. Надо сказать, что в целом борьба англоязычных феминисток по исправлению языка не всегда завершается успехом, однако слово "herstory" согласно некоторым данным уже зафиксировано отдельными американскими словарями английского языка.

К этому добавим, что не только "man" является предметом возмущения феминисток, но и иные слова, тоже указывающие на мужчину. Примером может служить замена слова "forefathers" (праотцы) на "ancestors" (предки): если раньше они, существенно отличаясь друг от друга свой внутренней формой и, как следствие, своими лексическими значениями, существовали в английском языке параллельно, то теперь, из соображений политической корректности, первое следует вывести из употребления и оставить второе.

Кроме того, бывают и другие основания для политически корректного исправления языка. Американские феминистки, например, долгое время пытались выкорчевать из английского языка слово "girl", поскольку в их восприятии оно было почти сексуальным посягательством, а немецкие феминистки без труда и даже как-то совсем незаметно вывели из оборота прежнее изящное "Fräulein" как указывающее на разницу в гражданском состоянии.

Немецким феминисткам приходится, с одной стороны, легче, поскольку в немецком языке есть отдельное слово для обозначения человека, так что здесь права женщин не нарушены: "Mensch" – человек, "Mann" – мужчина, "Frau" – женщина. Из этимологии, конечно, известно, что слово "Mensch" было произведено от слова "Mann". Правда, случилось это давно, и, возможно, ввиду срока давности политически корректные преобразования немецкого языка феминистками (пока?) не затрагивают это слово. Зато в целом, нужно сказать, немецкие феминистки в своей андрофобии доходят до абсурда: например, вместо "Emanzipation" (эмансипация) они требуют "Efrauzipation" (эфраусипация), а пока не удается добиться, чтобы немецкий язык принял это слово, они последовательно употребляют его внутри своего движения. Не менее абсурдны и некоторые иные их требования.

Исходя из соображений политической корректности в отношении равенства полов, в том числе в языке, феминистская политическая корректность настаивает на введении в употребление нового неопределенно-личного местоимения "frau" наряду с существующим "man". Собственно, немецкие феминистки не только требуют, но и ввели уже эти и многие подобные слова в свой внутренний оборот (в устной речи – в выступлениях на разного рода мероприятиях, а также в письменной речи – в публикациях феминистского движения).

Конечно, чистая правда тот факт, что это местоимение произошло от существительного "Mann", однако с самого начала своего существования оно усвоило нейтральное в половом отношении значение "какой-то человек", "какие-то люди". Народная этимология воспринимает его, правда, все равно как указывающее на мужчину. Но немецкие феминистки усмотрели в нем еще больше: оно превращает женщин в аутсайдеров, в невидимок, исключает их – это стандартный набор аргументов феминистского движения политической корректности, – поэтому они пытаются с помощью местоимения "frau", противопоставив его "man", установить равенство между полами в языке. С тех пор прошло уже более  четверти века, сменилось поколение, а местоимение "frau" так и остается во внутреннем обороте феминисток, ему не удается утвердиться в общенациональнм языке. Можно думать, что никогда и не удастся. И причина этого вполне ясна: ведь для того чтобы местоимение "frau" заняло свое место в немецком языке, необходимо, чтобы сузилось значение местоимения "man", указывающего на людей вообще, т. е. нужно добиться того, чтобы оно подразумевало только мужчин. Однако препятствием к этому служит то обстоятельство, что женщины и мужчины не рассматриваются немецким языковым сознанием как особи разных видов.

Вместе с тем, здесь возникает весьма курьезная ситуация. С одной стороны, феминистки в этой борьбе за "свое, женское" неопределенно-личное местоимение прибегают в поисках аргументов к этимологии. С другой стороны, этимологии известно также, что слово "Frau" образовано от германского слова, не сохранившегося в немецком языке и имевшего значение "господин" (ср. гот. "frauja"; собственно, прямым значением существительного мужского рода было "первый среди других, стоящий впереди"). Именно в значении "госпожа" слово "Frau" оставалось в немецком языке вплоть до XVII века, а современное значение – "женщина" –появилось позже. Так что получается, что неопределенно-личное местоимение "frau" тоже имеет происхождение, аналогичное местоимению "man".

В целом, надо сказать, немецкие феминистки находятся в гораздо более выгодном положении, чем англоязычные. У них пространство для борьбы на языковом фронте значительно обширнее уже по одной той причине, что морфологически (суффикс -in) немецкий язык позволяет образование существительных женского рода несравненно шире, чем английский. Поэтому добиваться представленности женщин в языке оказывается нетрудно.

Большая проблема при этом, однако, возникает по части существительных во множественном числе с родовым значением. Вот, например, учитель / учителя, учительница / учительницы – тут все очень корректно. А все они вместе? Форма множественного числа в этом случае образуется в немецком языке так же, как и в русском, по мужскому роду. Здесь немецкие феминистки выдвинули требование политически корректного характера – во множественном числе использовать обязательно парную формулу:  студентки и студенты и т. п. Кто этим правилом пренебрегает, тот/та – сексист/сексистка. А это обвинение серьезное и угрожает последствиями тяжкими. Так что феминисткам удалось утвердить такое правило, тем более, что языкового сопротивления не было, поскольку эти парные формулы никак не затрагивают системных отношений в языке, хотя в целом, приходится признать, они излишне длинны и громоздки.

Этот принцип паритетности формы множественного числа соблюдается во всех официальных, а часто и неофициальных случаях и затрагивает все сферы общественной жизни. Правительство земли Рейнланд-Пфальц, например, выпустило в 1995 году нормативную инструкцию по "справедливому в половом отношении административно-правовому языку", которая предписывала употребление парных формул, правда, в гомеопатической дозировке, а именно, если в одном предложении употребляется не больше двух пар.

А правительство земли Северный Рейн-Вестфалия от такого мудрого ограничения числа пар отказалось. Служебная субординация для университетов там была регламентирована в нормативном документе следующим образом: "Вышестоящей инстанцией ректорши или ректора, канцлерши или канцлера, профессорш и профессоров является министерство. Начальницей или начальником доцентш и доцентов, научных ассистенток и ассистентов, старших ассистенток и ассистентов, старших инженерш и старших инженеров, научных и творческих сотрудниц и сотрудников… является ректорша или ректор. Начальницей или начальником прочих сотрудниц и сотрудников является канцлерша или канцлер".
Изготовлен такой текст был в соответствии с указаниями межведомственной рабочей группы со следующим обоснованием: "Общество, построенное на принципах равноправия, требует языка права, построенного на принципах равноправия". И здесь не обошлось без курьеза: "Устав может предусматривать, что деканша или декан становится по истечении срока исполнения ее или его обязанностей продеканшей или продеканом". Получается, что по ходу службы в деканате можно и пол сменить.