Модели времени в русской грамматике

3. Событийная соотносительная (таксисная) модель

 3.1. Таксис. Точка отсчета в динамической (событийной) модели времени может быть не актуализирована: реализуется не только дейктическое (прошлое – настоящее – будущее), но и событийное соотносительное время (раньше –  одновременно – позже). В связи с выражением представлений о хронологической последовательности событий выделяют функционально-семантическую категорию таксиса, которую Р.Якобсон четко отграничивал от категории времени. "Время характеризует сообщенное событие со ссылкой на акт речи. Таксис характеризует сообщенное событие со стороны его отношения к другому сообщенному событию без ссылки на акт речи" [Якобсон 1972: 101]. В категории таксиса  реализуется одна из основных языковых интерпретаций идеи времени – чувственно-эмпирическая, при которой время предстает как мера движения (в широком смысле этого слова) и изменения предметного мира и проявляется в последовательности дискретных явлений.

Семантическая категория таксиса в Теории функциональной грамматики (ТФГ) трактуется как временное отношение между действиями (в широком смысле, включая любые значения предикатов) в рамках целостного периода времени. Соответственно таксисные отношения между действиями реализуется лишь в рамках одного временного плана [ТФГ 1987: 237-238], т.е. речь идет о так называемых контактных действиях, при выражении которых реализуется синтаксическая функция вида. Вслед за Р.Якобсоном, в ТФГ выделяется независимый и зависимый таксис. Центральными компонентами первого выступают видо-временные формы в простых предложениях с однородными сказуемыми и сложные предложения: сложносочиненные, бессоюзные, сложноподчиненные с придаточными времени (сложноподчиненные предложения с придаточными условия, причины, следствия, уступки рассматриваются как периферийные компоненты). Зависимый таксис выражается прежде всего конструкциями с деепричастиями [ТФГ 1987: 240]. Основным средством выражения таксисных отношений в русском языке являются видовые формы. Ср.: Когда мы подошли к дому, он решил вернуться; Поднявшись на мост, она помахала мне рукой (разновременность, последовательность) // Когда мы подходили к дому, он решил вернуться; Поднимаясь на мост, она махала мне рукой (одновременность).

Хронологические отношения между действиями, относящимися к разным временным планам и выражаемые разными временными формами, в ТФГ не считаются таксисными. Так, в следующем предложении обозначается многоплановая темпоральная ситуация, в рамках которой соотносятся разные временные планы – прошлого (по отношению к моменту речи автора) и будущего (по отношению к прошлому), поэтому она выходит за рамки таксиса: Мог ли тогда знать дедушка, что лет тридцать или сорок спустя по этому же пути… пройдет линейка с осетином на козлах, в которой среди прочих экскурсантов... будет ехать и одна из его многочисленных дочерей… (В. Катаев) [ТФГ 1987: 238]. Формы времени участвуют в выражении таксисных отношений только в определенных синтаксических условиях: в сложноподчиненных предложениях с придаточным изъяснительным, так как обозначают здесь действия, отнесенные к одному временному плану, ср. Я видел, как он вошел (ср. входил, входит).

3.2. Категория временного порядка. Хронологические отношения между действиями, выражаемые в пределах одного текста, но в разных предложениях в ТФГ в связи с категорией таксиса не рассматриваются, хотя ясно, что таксисные отношения значимы и для построения текста, причем "текстовый" таксис имеет свои особенности как с точки зрения содержания, так и формы выражения. Поэтому А.В.Бондарко в работах последних лет предложил, помимо таксиса, выделять более общую категорию временного порядка, которая выходит за рамки полипредикативных конструкций в текст. Временной порядок трактуется "как отражаемое в высказывании и целостном тексте языковое представление "времени в событиях", т. е. представление временной оси, репрезентируемой событиями, процессами, состояниями, обозначениями моментов времени и интервалов (па другой день, через пять минут и т. п.), иными словами "поток времени, воплощенный во временной упорядоченноcти (том или ином расположении на линии времени) событий, процессов и состояний (вместе с интервалами и "датами")" [Бондарко 2002: 519-520]. Когнитивным основанием данной лингвистической категории служит философская концепция Г. Рейхенбаха: "... мы никогда не измеряем "чистое время", но всегда процессы, которые могут быть периодическими, как в часах, или непериодическими, как в случае свободного движения точечной массы. Каждый промежуток времени связан с каким-либо процессом, ибо в противном случае он не был бы воспринят вообще… Только события в реальном причинном процессе являются упорядоченными во времени" [Рейхенбах 1985: 135-136, 170]. Для категории временного порядка неактуальны понятия наблюдателя и точки отсчета.Г.А.Золотова в "Коммуникативной грамматике", используя традиционный термин "таксис", расширяет его применение по отношению не только к хронологической соотнесенности  обозначаемых ситуаций в тексте (в том числе и в разных временных планах), но также к модальной и персональной связанности (релятивности) [Золотова  и кол.1998: 219-220].

4. Темпоральные модели протекания действия

4.1. Аспектуальные категории русского глагола. Средства русского языка позволяют фиксировать и другие характеристики событий на временной шкале безотносительно к моменту речи. Типологической особенностью русского (и, шире, славянского) глагола является то, что в его семантической структуре время реализовано и зафиксировано как категориальный компонент [Гийом 1992: 11].

Действие по своей онтологической природе может быть охарактеризовано по множеству параметров, большая часть которых связана со временем, – фазисных (начало/конец, продолжение/завершение), результативности / нерезультативности, мгновенности/длительности, кратности и др. Многие из данных характеристик легли в содержательную основу грамматической категории вида, лексико-грамматических, словообразовательных и функционально-семантических аспектуальных категорий. Характерно, что онтологические параметры предметных сущностей, такие, как размер, цвет, форма, материал и т.п., по наблюдениям типологов, в языках различного типа, как правило, не получают статус лингвистически релевантных признаков, то есть не влияют на синтагматические и парадигматические характеристики соответствующего класса слов [Talmy 1988: 171].

Именно с видом, реализацией в нем временных представлений и с глагольным словообразованием  К. С. Аксаков связывал своеобразие русского глагола и русского языка в целом. "Глагол в русском языке выражает самое действие, его сущность..... Язык наш обратил внимание на внутреннюю сторону или качество действия, и от качества уже вывел, по соответствию, заключение о времени..... Вопрос качества, вопрос: как? есть вопрос внутренний и обличает взгляд на сущность самого действия; вопрос времени, вопрос: когда? есть вопрос поверхностный и обличает взгляд на внешнее проявление действия". [Аксаков 1855: 12, 15].

Производные глаголы в русском языке выражают этнолингвистически значимые комбинации смыслов, концептуальный сплав (blending), представляющий  разделенное знание (shared knowledge) для всего сообщества говорящих на данном языке, т.е. то знание, которое отражаясь в стандартных словообразовательных моделях, легко и привычно выражается на данном языке, но которое с трудом (именно как сплав смыслов) переводится на другие языки, в которых таких моделей нет. Специфику ЯКМ во многом определяют такие блоки смыслов, которые легко и частотно выражаются на одном языке, а на другом языке "вообще не мыслятся". Для русского глагола характерны комбинации фазисно-результативных характеристик действия, многие из которых в силу особенностей синтетической формы выражаются имплицитно, что затрудняет их перевод на неславянские языки. Ср.: Что ты говоришь? Ты договорился до абсурда. Естественный перевод этого предложения на английский язык (What are you saying? You are talking nonsense) не выражает того, что конечная ситуация является негативным результатом предшествующей ситуации. Более точный перевод воспринимается как менее естественный, ср. You have spoken so much that you are now speaking nonsense. Причем и здесь есть неточность: негативный результат может быть достигнут не обязательно вследствие длинных речей, но и вследствие неверно логически построенных рассуждений. И это не единичные случаи, когда значение производного глагола трудно естественным образом вне контекста передать аналитическими средствами, например:  дозвониться, достучаться, добудиться, дождаться, (ring and get answer, knock until heard, succeed in waking, wait for sb. and ?...).

В русском языке многие временные характеристики действия выражаются подробно, с тонкой семантической дифференциацией. Например, в русском языке выделяется несколько семантических типов начинательности: ‘начало длительного действия’ (инхоативность – он заходил по комнате = начал ходить по комнате), ‘начало без четкой прорисовки продолжения действия’ (ингрессивность – он закричал = он крикнул или он начал кричать, в зависимости от контекста); ‘начало и усиление действия’ – он раскричался.

Линейная и однонаправленная событийная модель времени связана в русском языке с характером протекания действия во времени – с представлениями о начале и конце процессов и действий, а также о временной границе между ними. Семантика временной границы, предела действия в русском языке получила статус категориальной в глагольном виде. Предел действия как категориальный видовой смысл в большинстве случаев тождествен временной границе действия – конечной, достижение которой у терминативных глаголов СВ обусловливает значение результата как начала качественно нового состояния актантов действия (построить дом, написать очерк, посадить дерево), или начальной –прежде всего у фазисно-временных дериватов, образованных от базовых глаголов гомогенных процессов и деятельности (типа засуетиться, зашуметь).

4.2. Семантическая доминанта русской аспектуальной системы. Концепт ‘временной границы, или временного предела ситуации’ выступает как семантическая доминанта в русской аспектуальной системе и, возможно, в русской ЯКМ (семантические доминанты представляют собой фундаментальные идеи, характеризующиеся частотностью, разнообразием форм реализации в отдельном языке, а также пониженной степенью коммуникативной осознаваемости [Падучева 1996а]). Концепт временной границы действия получил статус категориальной как в грамматике, так и в лексике и словообразовании, являясь концептуальной основой не только грамматической категории вида, но и лексико-грамматических разрядов терминативных глаголов и фазисно-временных способов глагольного действия (с приставками за-, по-, про-, от- и др.) [Петрухина 2003].

Важно отметить, что словообразовательная семантика русских производных глаголов, выражающих временные границы деятельности и процесса при помощи приставок (за-, по-), а также лексическое значение фазисных глаголов начать, стать подвергаются грамматикализации, приобретая в определенных типах контекста некоторые черты, свойственные грамматическим значениям, а именно обязательность и пониженную интенциональность [Бондарко 1994] употребления. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что в русских претеритальных повествовательных текстах отмечается достаточно высокая степень обязательности выражения границ деятельности или процесса, включенных в повествование, прежде всего при помощи производных глаголов СВ с приставками за- и по- или аналитических конструкций с фазисными глаголами начать, стать. Ср.: Иван Францевич прямо-таки остолбенел и даже руками замахал (? махал), словно хотел сказать: "Свят, свят! Изыди, Сатана!" Эраст Петрович засмеялся… (?смеялся) (Б. Акунин); Преодолевая слабость, он поднялся со скамьи и рывками… стал пробовать (?пробовал) открыть окно вагона (Б.Пастернак).

Вид, наряду со словообразовательными и лексическими средствами, участвует в выражении однократности или повторяемости действия (ср. Она встала /вставала в 8 часов), заполненности / незаполненности действием временного отрезка (Мы обсуждали эту проблему целый день; Он прочитал эту книгу за два дня) и др.

5. Другие модели времени

В языке находит отражение и модель "неупорядоченного", нелинейного времени, которая реализуется в мире идей, – сформулированные законы, правила, обобщения характеризуются всеобщностью, своеобразной вневременностью, не отражая течения времени. Но так как в русском языке личная форма глагола должна иметь временной показатель, в этом случае используются форма настоящего времени, в силу обобщенности ее значения: Земля вращается вокруг Солнца; Биссектриса делит угол пополам. Такое употребление презентных форм глаголов НСВ в общем не противоречит их категориальному значению – одновременности с актуальной действительностью говорящего.

Для современной ЯКМ важна также циклическая модель времени, которая доминировала в архаических культурах. Циклические модели времени, основанные на представлениях о предопределенности и повторяемости событий, отражают циклы человеческой жизни, времен года и др. и реализуются в соответствующей лексике, называющей данные циклы: ночь, день, неделя, месяц, век, год, зима, лето, каникулы, рождение, детство, юность, старость, смерть и др. В циклической модели времени отсутствуют идеи "начала" и "конца", столь важные для современной русской ЯКМ и семантики русского глагола.

Во внутриглагольном словообразовании и способах действия реализуются также субъективная темпоральная модель оценки длительности действия (разновидность психологического времени) – продолжительность определяется субъективным восприятием ситуации: ср. Мы постояли в очереди полчаса (говорящий считает, что недолго). Мы простояли в очереди полчаса (говорящий тот же отрезок времени оценивает как продолжительный). Субъективизм в восприятии времени вообще характерен для русской картины  мира, что имеет разнообразные языковые проявления. "Панибратским отношением" ко времени Ю.С.Степанов назвал утопическую идею "ускорения хода времени" [Степанов  1997: 171], которая особенно явно проявилась в советской идеологии: само понятие "нового мира" было связано не столько с пространством (оно предполагалось неизменным), сколько со временем. С начала пятилеток в СССР постоянно ставился вопрос о "досрочном выполнении" пятилетних планов – в четыре, а то и в три года. В литературной форме это выразилось, например, в романе Катаева "Время, вперед!", где время мыслилось наподобие какого-то животного, которое можно погонять [Степанов  1997: 171]. Субъективное восприятие времени проявляется и в перестроечном призыве к "ускорению", в современных переносах рабочих и нерабочих дней перед или после праздников – "вторника на субботу, а субботы на воскресенье".

Элемент субъективизма и психологизма вообще присущ категории времени в языке, и можно лишь говорить о степени проявления такого субъективизма в разных языках, см., например, [Зализняк, Шмелев 1997]. От индивидуального психологического восприятия событий зависит не только оценка их продолжительности, как было отмечено выше, но и диапазон настоящего – изменение / стабильность определяет границу между настоящим и прошедшим: стабильность расширяет настоящее, ср. Он нам звонит каждый день / Раньше он нам звонил каждый день, теперь я слышу его голос только по воскресеньям. От индивидуальных особенностей человека и его жизненной философии зависит и восприятие будущего (его реальности,  обусловленности или гипотетичности), что определяет способы его выражения, а также представления о направлении течения времени и др.

Однако именно языковые темпоральные категории эксплицируют познанное объективное содержание столь сложной категории, как время, доказывают в частности, что "есть некоторое общее "теперь" или "сейчас", однозначность которого в некоторых пределах пространства может быть объективно установлена, а для всего мира с достаточным основанием мыслима и представляема" [Аскольдов 1922: 83].

Примечания

1. Идея начала и конца актуальна для теологической христианской картины мира и модели времени: время имеет начало, определяемое сотворением мира, и конец – Конец Света, после которого пространство и время перестанут существовать. "Уходят модусы тварного бытия: время и пространство (пространство как несовместимость единого и многого; время как неизбежность утрат и уничтожения)… Есть мир, отличный от Божества, – есть и  время. Нет времени – нет и мира. Мир, сродненный со временем, не мог бы не исчезнуть, не раствориться там, где времени нет, – в Божественной Вечности". А.Кураев. "О нашем поражении. Христианство на пределе истории". М., 2003.

2. Лишь в теоретической физике для описания объектов внешнего мира с точки зрения их временного поведения, наряду с другими идеями, до сих пор актуальны представления о временном порядке и длительности процессов, при которых нет никакой необходимости в понятии течения времени [Казарян 1980]. Модель временного порядка также находит отражение в языке (см. раздел 3).

Список литературы

Аксаков К. С. О русских глаголах. М., 1855

Арутюнова Н.Д. От редактора // Язык и время. Логический анализ языка. М., 1997

Арутюнова Н.Д. Время: модели и метафоры // Язык и время. Логический анализ языка. М., 1997

Аскольдов С. А. Время и его преодоление // Мысль, 1922. № 3

Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1973

Болдырев Н.Н. Категориальное значение глагола, Санкт-Петербург, 1994

Бондарко А.В. К проблеме интенциональности в грамматике (на материале русского языка) // ВЯ № 2, 1994

Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики. М., 2002

Гаспаров Б. Лингвистика национального самосознания // Логос. 1999. № 4

Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992

Гловинская М.Я. Многозначность и синонимия в видо-временной системе русского глагола. М., 2001

Зализняк А. А., Шмелев А.Д. Время суток и виды деятельности // Логический анализ языка. Язык и время. М.,1997

Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998

Казарян В.П. Понятие времени в структуре научного знания. М., 1980

Казарян В.П. Темпоральность и естественные науки // www.chronos.msu.ru

Кандрашина Е.Ю., Литвинцева Л.В., Поспелов Л.А. Представление знаний о времени и пространстве в интеллектуальных системах. М., 1982
Князев Ю.П. Настоящее время: семантика и прагматика // Логический анализ языка. Язык и время. М.,1977

Кошмидер Э. Очерк о видах польского глагола. Опыт синтеза // Вопросы глагольного вида. М., 1962

Кубрякова Е.С. Язык и знание. М., 2004

Лавриненко В.Н. (ред.). Концепция современного естествознания. М., 1997

Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М. 1990

Лейбниц Г.В. О глубинном происхождении вещей // Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х томах Т.1. М., 1982

Моисеев Н.Н. Время в нас и вне нас. Л., 1994

Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996

Падучева Е.В. Неопределенность как семантическая доминанта русской языковой картины мира // Diterminatezza e indeterminatezza nelle lingue slave. Problemi di morfosintassi delle lingue slave. Padova 1996а

Петрухина Е.В. Доминантные черты русской языковой картины мира (в сравнении с чешской)// Русское слово в мировой культуре.  Х Конгресс МАПРЯЛ. Пленарные заседания, Санкт-Петербург 2003

Рейхенбах Г. Философия пространства и времени. М., 1985

(РГ-80) Русская грамматика, т.1. М., 1980

(ТФГ) Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. Л., 1987

Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997

Шарандин А.Л. Системная категоризация русского глагола. Тамбов, 2001

Шелякин М.А. Функциональная грамматика русского языка. М., 2001

Эйнштейн А., Физика и реальность, М., 1965

Якобсон Р.О. О структуре русского глагола // Якобсон Р.О. Избранные работы. М., 1985

Якобсон Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972

Reichenbach H. Elements of symbolic logic. N.–Y., 1947

Talmy L. The relation of grammar to cognition // Current issues in linguistic theory, 50. Topics in cognitive linguistics. Edited by B.Rudzka. Ostyn, 1988