"Хождение за три моря" Афанасия Никитина

Жанр хожений – описаний средневековых путешествий – начал свое развитие с хожений паломнических. Самым ранним образцом произведений древнерусской очерковой литературы было описание путешествия к святым местам, совершенного в начале XII в. игуменом одного из черниговских монастырей Даниилом. В первые века существования древнерусской книжности основной разновидностью этого жанра были именно паломнические хожения. В дальнейшем появились рассказы о путешествиях, осуществлявшихся купцами (гостями), дипломатами и первопроходцами, открывавшими для московских государей пространства Сибири и Дальнего Востока.

Цель и маршрут путешествия отражались на общей тональности и содержании произведений. Так как в средние века определяющей была не национальная, а конфессиональная принадлежность человека, настроение авторов менялось в зависимости от созвучия увиденного их религиозным убеждениям. Тверской купец Афанасий Никитин попал в земли, населенные мусульманами и индуистами. Для древнерусского путешественника, оказавшегося в одиночестве в иноконфессиональной среде, это обстоятельство стало серьезным испытанием. Вообще перемещения в пространстве в средние века требовали от человека немалого мужества и решительности. Ограниченность географических познаний, разнообразие опасностей, подстерегавших в пути, отсутствие развитых путей сообщения, слабая информированность  о событиях, происходящих даже в не очень отдаленных землях, превращали средневековые странствия в своего рода подвиг.

Наиболее удобным и быстрым способом перемещения в пространстве был водный. С древнейших времен купцы и воины использовали реки для дальних странствий (например, путь «из варяг в греки»). Перемещение по рекам, несмотря на необходимость перетаскивать суда  волоком из одной водной артерии в другую, было безопаснее и практичнее движения сухопутных караванов. Морские плавания осуществлялись в те времена обычно в непосредственной близости от берегов. Именно водный путь, как наиболее естественный, продиктованный географическим  положением исходного пункта путешествия, был избран для торговой экспедиции на Восток Афанасием Никитиным.

Тверской купец оказался в Индии до появления там представителей западноевропейских государств. Морской путь в Индию был открыт португальцем Васко да Гама в 1498 – 1502 гг., т.е. на несколько десятилетий позже, чем достиг индийских берегов русский торговый гость.

Практическая цель, толкнувшая  Афанасия на столь рискованное предприятие, не была достигнута, однако результатом странствий этого талантливого человека стало появление первого реального описания далекой страны, всегда волновавшей воображение человека Древней Руси, ведь о сказочно богатой Индии рассказывалось в легендах и литературных произведениях, в том числе в таких текстах, как «Александрия» и «Сказание об Индии богатой». Человек XV века своими глазами увидел экзотические земли и талантливо рассказал о них своим соотечественникам.

«Хожение за три моря» дошло до наших дней  в двух изводах конца XV в.: в составе летописей Львовской и Софийской II , основанных на своде 1518 г., отразившем  летописный свод конца XV  в., и в Троицком (Ермолинском) сборнике конца XV  в. Львовская летопись XVI в. названа так по имени Н.А. Львова (1751-1803), известного писателя, архитектора, члена Российской академии, участника литературного кружка, в который входили также Г.Р. Державин, И.И. Хемницер, В.В. Капнист, И.И. Дмитриев. Как архитектор Львов оказал влияние на развитие русского классицизма, по его проектам были возведены соборы в Могилеве, Торжке, Невские ворота Петропавловской крепости и др. Он строил загородные усадьбы (преимущественно в районе Торжка), был энтузиастом так называемой землебитной строительной технологии. По этому методу был возведен отреставрированный в наши дни Приоратский  дворец в Гатчине (1798 г.). Львов интересовался также вопросами российской истории, им была обнаружен, а впоследствии опубликован в 1792 г. «Летописец русский от пришествия Рурика до кончины Иоанна Васильевича». Этот древнерусский памятник и получил название «Львовская  летопись». При первой публикации в издание летописи не вошло содержащееся в ней «Хожение за три моря». Летопись Софийская II относится к началу XVI  в. В число памятников, читающихся в ней, входит и «Хожение».

В научный оборот сочинения Афанасия Никитина ввел Н.М. Карамзин. В VI  томе «Истории государства Российского», в главе VII , читаем: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века.  Может быть, Иоанн и не сведал о сем любопытном странствии: по крайней мере, оно доказывает, что Россия в XV  в. имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых; что индейцы слышали об ней прежде, нежели о Португалии. Голландии, Англии. В то время как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о догматах их веры».
Об обстоятельствах своего открытия Карамзин сообщил в примечании: «Я нашел их (т.е. записки) в библиотеке Троицы Сергиева монастыря при одной летописи в четвертку старинного письма». Далее историк приводил большой фрагмент произведения «для примера в слоге», а далее в своем переложении предлагал читателю фрагменты «Хожения».

В Львовской летописи под 1475 г. читаем: «Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же  опытах, коли Василей ходил скречаты послом от великого князя (Я же расспрашивал, когда Василий Папин был с кречетами послан послом от великого князя), и сказаша ми за год до казанского похода пришел из Орды; коли княз Юрьи под Казанью был, тогда его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындеи (т.е. в записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии), а сказывают, что деи Смоленьска не дошед, умер. (т.е. а говорят, что умер, не дойдя до Смоленска) А писание то своею рукою написал, иже  его рукы те тетради привезли гости к Мамыреву Василью, к диаку великого князя на Москву». Таким образом, летописец переписавший «Хожение», указал на то, что Афанасий хотел совершать свое путешествие, присоединившись к каравану московского посла Василия Папина, направлявшегося в Ширван. Также летописец сообщает о том, что автор «Хожения» умер близ Смоленска, не дойдя до своего родного города. А его собственноручные записки оказались в руках дьяка Посольского приказа, от которого и были получены. Иные сведения биографического характера извлекаются только из самого текста «Хожения».

Почему же Афанасий Никитин назвал свое произведение «Хожением за три моря»? Автор сам дает нам ответ на этот вопрос: «Се написах свое грешное «Хожение за три моря», 1-е море Дербеньское (Каспийское), дория Хвалитьскаа; 2-е Индейское (Индийский океан), дория Гундустанская; 3-е море Черное, дория Стембольская». Если имя автора обнаруживается во Львовской летописи: «…окаянный аз, рабище Афонасей», то отчество путешественника – «сын Никитин» – сохранено в Троицком списке, обнаруженном Карамзиным.

Движимый стремлением увидеть малоизвестную страну Индию и, конечно, удовлетворить свой торговый интерес («посмотреть товаров на русскую землю»), Афанасий отправляется в долгое плавание из Твери вниз по Волге. Купец, как он говорит, пустился в путь  от Спаса святого златоверхого, от государя своего Великого князя Тверского Михаила Борисовича (1461-1485), от владыки Тверского Геннадия и от Бориса Захарьича (воеводы).

Путь его пролегал вниз по Волге. Никитин намеревался «с товарищи» сначала доплыть до Дербента. Первую остановку тверичи сделали в Калязине, где побывали в недавно основанном Троицком монастыре и получили благословение у его настоятеля Макария и святой братии. Также молились в церкви Бориса и Глеба. Далее купцы отправились в Углич, а затем  остановились в Костроме, посетив князя Александра, которому были предъявлены грамоты. Кострому и Плес миновали без задержек и вскоре приплыли в Нижний Новгород. Здесь две недели ждали посла ширванского шаха Хасан-бека, который ехал с кречетами (их было у него 90) от великого князя Ивана. С ним Афанасий поплыл дальше. Благополучно миновали Казань, Орду, Услан, Сарай и Берекезан. В низовьях Волги путешественникам, по словам Никитина, встретились три неверных татарина, которые сообщили ложную весть о том, что султан Касим подстерегает с тремя тысячами татар купеческий караван. Посол ширванский подарил им за информацию по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели корабли мимо Астрахани. Обманщики взяли дары, а сами подали в Астрахань весть о приближающихся судах. Афанасий с товарищами покинул свое судно и перешел на корабль посла.

Ночью при лунном свете стремились миновать Астрахань под парусами, но были замечены астраханцами, которые бросились преследовать путешественников. В районе отмели Богун татары настигли русские суда. Завязалась перестрелка. Афанасий сообщает, что татары застрелили у них одного человека, а русские у татар – двоих.  Небольшое судно село на мель, и татары его тут же разграбили. Вся поклажа Афанасия Никитина была именно на этом судне. На большом корабле путешественники достигли выхода в Каспийское море. Однако здесь, в устье Волги, и этот корабль сел на мель и тоже был разграблен, а четыре человека русских были взяты в плен. Вернуться назад было нельзя по двум причинам: во-первых, астраханцы не хотели, чтобы ограбленные купцы сообщили на Русь о творимых бесчинствах, во-вторых, на родине Афанасия, скорее всего, ждала долговая тюрьма, ведь он лишился всех своих товаров. На двух оставшихся судах, скорбя о потерях, русские в числе десяти человек вместе с послом Хасан-беком поплыли в Дербент. Но на этом беды путешественников не завершились. На море поднялась буря, и один из двух оставшихся кораблей был выброшен на берег, а его команда была взята в плен.

По прибытии в Дербент Афанасий хлопотал об освобождении  плененных спутников, товары которых вновь были разграблены. Местный правитель принял участие в их судьбе, и люди, потерпевшие кораблекрушение, были отпущены. Русичи просили Ширваншаха о том, чтобы он пожаловал их чем-нибудь, возместив утраты, для возвращения на родину. В этой просьбе купцам было отказано. Пришлось участникам торговой экспедиции самим позаботиться о своей судьбе: те, у кого что-то оставалось на Руси, отправились домой,  должники же были вынуждены пойти куда глаза глядят – одни остались в Шемахе, а другие нанялись работниками в Баку.

Сам Афанасий Никитин пошел сначала в Дербент, а затем и в Баку. Здесь, по его словам, «огнь горить неугасимы». Скорее всего, имеются в виду места выхода на поверхность природного газа, ведь именно в этих местах спустя многие столетия раскинутся богатейшие нефтяные промыслы. Затем русский купец достиг южной оконечности Каспийского моря, где в городе Чапакуре прожил полгода. По месяцу он прожил в ряде персидских городов, оказавшись в землях, населенных шиитами. Афанасий описывает свой маршрут, перечисляя древние города, в которых он делал остановки, удивляется тому, что домашний скот здесь кормят финиками. Наконец, он достиг города Ормуза, расположенного на выходе из Персидского залива в Индийский океан («второе море»). Здесь ему впервые  пришлось встретить Пасху на чужбине. «А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет». Дальнейший путь русского странника пролегал на корабле через Индийский океан к западному побережью полуострова Индостан. Шесть недель с остановками длилось это плавание. Так достиг Афанасий Никитин цели своего путешествия, Индийской страны, которая манила своими сказочными сокровищами.

Время путешествия Афанасия Никитина вызывает у ученых различные оценки. И.И. Срезневский, Н.В. Водовозов, Н.И. Прокофьев указывали в качестве дат начала и окончания путешествия 1466 и 1472 гг. Л.С. Семенов и Я.С. Лурье датировали путешествие 1471-1975 гг. Еще сложнее устанавливать время пребывания русского путешественника в конкретных регионах и городах.

Оказавшись в Индийской стране, прежде всего, Афанасий поразился внешнему облику ее жителей: «и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и женкы все нагы, а все черны». Русский человек вызывал у местных жителей неподдельный интерес. Все дивились белой коже странника. За Афанасием ходили толпы зевак. А его, в свою очередь,  поразил облик местного князя и его окружения: «а князь их  фота на голове (по всей видимости, чалма), а другая на гузне (т.е. на бедрах); а бояре у них – фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходт – фота на плеще обогнута, а другаа на гузне». Одеяние вооруженных княжеских и боярских слуг составляет одна набедренная повязка, все они крепки телосложением и волос не бреют. Их вооружение – щиты, мечи, дротики, кинжалы, сабли и луки со стрелами. Удивлен Афанасий и видом простоволосых женщин («а женки ходят голова не покрыта, а сосцы голы»). Как он замечает, мальчики и девочки ходят нагими до семи лет («сором не покрыт»).

Дальнейшее сухопутное странствие пролегало через множество городов Индии, пока русский купец не достиг города Джуннара, который высится на каменной скале и защищен лишь естественными укреплениями.  Страннику приходится преодолевать  долгую и очень узкую дорогу, чтобы подняться в город. По ней нужно идти гуськом по одному. В этих местах застиг русского путешественника период муссонных ливней (ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь»).  Дождливый сезон, начинающийся в июне, по словам Афанасия «с Троицына дни», русский купец называет зимой.

Два месяца, проведенные в Джуннаре, позволили ему сделать ряд хозяйственных наблюдений. Именно в период дождей пашут, сеют пшеницу, горох и рис. Вызвало у него интерес и местное виноделие, в котором используются кокосовые орехи.

Афанасий сообщает, что привел в индийскую землю жеребца, который обошелся ему в сто рублей. Кони в индийской земле, по его наблюдению, не водятся, зато много быков и буйволов, на которых перевозят товары и пашут, много здесь и слонов, а лошадей привозят из арабских и туркменских земель.

Интересным и необычным показалось Афанасию Никитину то, как поселяют в Индии купцов. «Гостям» отводят особое подворье. Хозяйки варят им еду, стелют им постель и «спят с гостьми». Следует заметить, что за годы странствий Афанасий познакомился с рядом восточных языков и употреблял тюркские, персидские, и арабские слова  и целые фразы, пересыпая ими свои записки. Судя по всему, одной из причин употребления иноязычной лексики являлось желание скрыть некоторые сведения деликатного характера.  Примером тому может служить следующая фраза: «Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш  илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любит белых людей» (Если имеешь с ней интимную связь, давай два жителя, если не имеешь интимной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда даром, а любят белых людей).

В Джуннаре пришлось пережить Афанасию серьезное потрясение. Местный хан, узнав, что русский купец «не бесерменянин», отобрал у него жеребца, потребовав перейти в магометанскую веру, дав ему сроку четыре дня. В случае перехода в мусульманство хан обещал не только вернуть коня,  но дать еще тысячу золотых. В противном случае грозился взять и жеребца, и тысячу золотых монет с самого Афанасия. Спас путешественника Мухаммед, казначей, родом хорасанец, к которому он обратился за заступничеством. Мухаммед добился для Афанасия прощения. Ему вернули коня и не стали насильно обращать в новую веру. Случившееся Афанасий воспринял как чудо, произошедшее «на Спасов день». И хотя сочинение Никитина демонстрирует удивительную веротерпимость автора, этот случай вызывает у повествователя известное разочарование: «ино, братие рустии християня, кто хощет поити в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси». Раздражение легко заметить и в словах о том, что солгали ему «псы бесермены», говоря, что в этих землях много товара, «ано нет ничего на нашу землю». Перевезти товар без пошлины не дадут, пошлин много, да и хватает разбойников на море.  Разбойники эти не христиане, не магометане, «а молятся каменым болваном».

Из Джуннара путешественник отправился в город Бидар, столицу Бахманитского султаната. На местном рынке купеческий взгляд определяет конъюнктуру. Здесь продают коней, камку, шелк и черных рабов. Из съестного «все овощ, а на Рускую землю товара нет». Не понравились ему здесь и люди.

В момент прибытия Афанасия в султанат им правил Махмут Мухаммед III. Султан был тогда молод, и значительная часть власти сосредотачивалась в руках местных «бояр». У каждого из них  - многолюдное войско, большие богатства, «а все их носят на кровати своеи на серебряных» (в паланкине). Носилки сопровождаются толпами воинов, трубачей, барабанщиков. Еще более помпезно обставлен выезд султана с матерью и женой. Произвели впечатление на русского путешественника и боевые слоны («А бой их все слоны»). Слонов облачают в доспехи, устанавливают на них башенки, в которых помещается по двенадцать человек «да все с пушками да с стрелами». Но и сами огромные животные снабжены грозным оружием: «а к слоном вяжут к рылу да к зубом (т.е. бивням) великие мечи». Путешественник дважды обращается к описанию слонов. Управляет грозным животным погонщик, расположившийся между ушей слона. В руках у него крюк, заставляющий животное повиноваться. В Бидаре прожил купец четыре месяца. Здесь он продал своего жеребца, которого кормил целый год.

Особое внимание тверитина привлек внутренний распорядок жизни города и султанского дворца. По ночам город охраняет тысяча стражников, а в семи воротах султанского дворца сидят по сто стражей и по сто писцов, одни из которых записывают тех, кто входит во дворец, а другие тех, кто выходит. Судя по всему, красивое сооружение, отделанное резьбой и золотом, русичу не удалось посетить, ибо он сообщил: «А гарипов (чужестранцев) не пускают». Изобилен деталями рассказ русского путешественника о торжественной процессии, которую он наблюдал во время мусульманского праздника байрам в Бидаре. Местный султан выезжает в окружении множества подданных в город. Шествие включает в себя 300 одетых в доспехи слонов, 1000 коней, 100 верблюдов, несколько сотен трубачей. Исходя из информации самого Афанасия, можно заключить, что кони достаточно редки и дороги в Индии, поэтому демонстрация огромного количества породистых лошадей, вероятно, должна была воплощать всю мощь власти и богатство правителя.

Подробно описан и сам султан, представший взорам своих подданных. Русского путешественника поразило восточное великолепие его наряда. Кафтан правителя унизан яхонтами, шапка (шишак) с «великим» алмазом. Саадак (так на Руси после татарского нашествия стали называть лук, стрелы и колчан) тоже украшен золотом и яхонтами. Золотом окованы три сабли султана, его седло и конская сбруя. Здесь заметна традиционная черта подобных описаний – перечислительность. Отдельные элементы описания как бы нанизывается на невидимую нить. И, конечно, золото здесь не является окрашивающим эпитетом. Это – символ могущества, власти царского достоинства.

Привлекли внимание русича и паланкины, которые он именует «кроватями». Тут заметны различия в убранстве этого экзотического средства передвижения индийской знати. Паланкин брата султана имеет бархатный терем (балдахин), а паланкин визиря – шелковый. В первом случае маковка украшена яхонтом, во втором – просто золотая.

Познакомился он «со многыми индеяны», которых расспрашивал об их верованиях и пришел к выводу: «А вер в Индеи всех 80 и 4 веры». О себе он им сообщил, какой он веры, назвал свое христианское имя, а также «бесерменьское» имя - «хозя Исуфъ Хоросани». Судя по всему, автор имеет в виду различные касты, на которые разделялось население этих мест, исповедовавшее индуизм. Об этом можно судить по тому, что сообщается, что люди разных вер друг с другом не пьют, не едят и не женятся. По наблюдениям странника, никто из местных жителей не ест «воловины», хотя в рацион входят  баранина, куры, яйца и рыба.

Здесь он договорился с индусами пойти в Парват («то их Ерусалим, а по бесерменьскый Мягъкат (т.е. Мекка)»). Святыню индуистов он называет «Бутхана»: «А Бутхана же вельми велика есть. С пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя». Храм украшен двенадцатью ярусами каменной резьбы. Центральное место занимает огромная статуя Шивы, вырезанная из черного камня, его атрибуты – змей, обвивающий тело, и трезубец – названы Афанасием Никитиным «хвостом» и «копьем». Шива поражает русича не только своими размерами, но и наготой, а главное – «обезьяньим ликом». Все иные статуи божеств тоже «нагы вырезаны». Отметил взгляд наблюдателя и статую быка Нанди, которую все паломники  целуют в копыто и сыплют на нее цветы.

Как известно, в Древней Руси отсутствовала скульптура. Объекты трехмерной пластики вызывали живейший интерес у русских путешественников в Европе и Царьграде. Достаточно долго для изображения этих диковин не были выработаны языковые приемы и способы запечатления. Отсутствовали и специальные термины. Любопытно, что статую Шивы, который «руку правую поднял высоко да простеръ», Афанасий сравнивает со статуей византийского императора Юстиниана, разрушенной в XVI в.


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру