Повесть временных лет

Одной из древнейших и популярнейших форм древнерусского литературного творчества было летописание. Возникнув в XI веке, оно продолжалось вплоть до XVIII столетия. Древнерусские летописи сохранились в большом количестве списков и редакций. Все они заметно отличаются друг от друга как характером содержащейся в них информации, так и идейно-стилистическими особенностями. Данный факт объясняется, прежде всего, тем, что одни летописи фиксировали события какой-либо одной области Древней Руси (новгородской, суздальской, тверской) и составлялись или при дворе удельного князя, или в скриптории местного иерарха, или в каком-то монастыре, или даже в церкви. Другие же летописи обобщали материалы местного происхождения и создавались либо при дворе великого князя, либо в скриптории первоиерарха, митрополита. Соответственно, они были ориентированы на решение общерусских задач.

Метод работы над летописью заключался в том, что отдельные лица, чаще всего монахи, записывали те или иные события прошлого и настоящего, о которых слышали или свидетелями которых были сами. Труд летописца замечательно охарактеризован устами Пимена в драме А. С. Пушкина "Борис Годунов":

"Еще одно, последнее сказанье -
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду -
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро -
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют".

И сам поэт размышлял о своем герое и летописании так: "Характер Пимена не есть мое изобретение. В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях: простодушие, умилительная кротость, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, можно сказать набожное, к власти царя, данной ему Богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия - дышат в сих драгоценных памятниках времен давно минувших...".


Как видно, и в словах Пимена, и в отзыве поэта отмечены три важнейших онтологических черты летописания: отношение летописца к своему делу как к служению Богу, как к высшей религиозно-общественной обязанности; отсюда профетический пафос его литературных усилий, то есть непременное стремление донести до читателей волю Творца, а еще соборность умонастроения, то есть сознание соблюдения в историческом процессе обязательной неразрывной целостности и единства воли властителей и воли народа в их согласии с волей Божией.

В основе любого летописного свода лежат записи устных и письменных преданий о различных исторических лицах и событиях. Обычно такие записи подвергались летописцами фактографической и идейно-стилистической переработке: пополнялись, сокращались, видоизменялись. В результате возникало отчасти новое произведение.

Древнейший, дошедший до нас свод, имеет такое заглавие: "Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Кыеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть". Этот свод в том или ином виде читается в начале практически любого позднейшего летописного сборника (если в нем нет утрат). Наиболее ценными являются два его древнейших списка. Один содержится в так называемом Лаврентьевском летописном своде 1377 г. Здесь он продолжен описанием преимущественно севернорусских событий вплоть до 1305 г., связанных с историей Суздаля. Другой список "Повести временных лет" читается в так называемой Ипатьевской летописи, написанной в 20-х годах XV в. и содержащей описание южнорусских событий в Киевской и Галицко-Волынской Руси вплоть до 1292 г. Более древние своды, предшествовавшие "Повести временных лет", до нас не дошли.

Этот памятник русского летописания привлекает внимание ученых начиная с XVIII века. Однако одним из главных вопросов был и остается сегодня вопрос о его литературной истории. Несмотря на существование большого числа исследований о русском летописании, только к XX веку историко-филологическая наука сумела предложить несколько серьезных концепций относительно генезиса "Повести временных лет". В связи с этим уместно назвать имена нескольких крупных отечественных ученых-медиевистов: академиков Алексея Александровича Шахматова, Василия Михайловича Истрина, Дмитрия Сергеевича Лихачева и Бориса Александровича Рыбакова. Все они предложили собственные концепции формирования начального летописания. Правда ни одна из них не может считаться абсолютно доказательной, приемлемой и закрывающей проблему. В качестве гипотезы каждая из них интересна. Но наиболее ценными в данном отношении следует считать все же труды А. А. Шахматова (Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Повесть временных лет. Пг., 1916), поскольку они послужили исходной основой для всех других построений и предоставили научно-методические принципы изучения древнерусской письменности вообще.

Концепция Шахматова может быть сведена к четырем тезисам: 1) ПВЛ нельзя считать результатом работы одного только игумена Сильвестра, имя которого проставлено в заключающей ее Лаврентьевский список записи: он лишь переработал более ранний текст; 2) ПВЛ - многослойное литературное произведение, возникшее благодаря трудам нескольких поколений летописцев; 3) работа над ПВЛ началась еще в XI веке; 4) известная нам по Лаврентьевскому и Ипатьевскому спискам ПВЛ представляет собой свод дру-гих более ранних сводов XI-XII вв., которые не сохранились.

Итак, Шахматов полагал, что сначала, еще в 1039 г., в Киеве, в связи с перенесением архипастырской кафедры во вновь отстроенный Софийский собор, был составлен "Древнейший Киевский свод". Изложение в нем было доведёно до 1037 г. и завершалось похвалой великому киевскому князю Ярославу Мудрому, в которой, в частности, были и слова о его покровительстве книжному и переводческому делу. Инициатором составления этого свода Шахматов считал митрополита-грека Феопемпта. На основе "Древнейшего Киевского свода, а также Новгородской летописи 1036 г., в 1050 г. был создан "Древний Нов-городский свод". Внешним поводом для этой работы явилось завершение строительства и освящение новгородского Софийского собора, а ее инициатором был новгородский епископ Лука Житята. В 1073 г. игумен Киево-Печерского монастыря преподобный Никон Великий составил "Первый Киево-Печерский свод", включив в него "Древнейший Киевский свод" 1039 г. с дополнениями и продолжив повествование рассказами о событиях начиная с кончины Ярослава Мудрого (1054). Около 1095 г. "Первый Киево-Печерский свод" был дополнен "Древним Новгородским сводом" и материалами, заимствованными из несохранившегося жития Антония Печерского, греческого Хронографа и т. д. В результате возник "Второй Киево-Печерский свод", или "Начальный свод". Возможно, работу над его составлением осуществил игумен монастыря Иоанн. На основе этого свода и была составлена собственно "Повесть временных лет". Однако и последняя, согласно Шахматову, имела свое развитие. Ее первую редакцию написал в 1112 г. в Киево-Печерском монастыре преподобный Нестор-Летописец. Она отличалась благожелательностью по отношению киевскому князю Святополку Изяславичу, покровителю Киево-Печерского монастыря. Но, поскольку он был нелюбим народом, эта версия летописи не получила распространения и после смерти Святополка (ум. в 1113 г.) была переделана в 1116 г. Автором второй редакции ПВЛ стал игумен Выдубецкого монастыря Сильвестр. В заключительной части своего свода он переакцентировал положительные оценки великокняжеской власти с личности Святополка на личность Владимира Мономаха. Текст этой редакции ПВЛ читается в Лаврентьевской, Радзивилловской, Московско-Академической и других более поздних летописных сводах. Третья редакция относится к 1118 г. Она вновь была написана в Киево-Печерском монастыре. Ее автором Шахматов считает не известного по имени духовника князя Мстислава Владимировича. Эта редакция завершалась знаменитым "Поучением Владимира Мономаха к детям". Ее текст содержат Ипатьевская, Хлебниковская и другие позднейшие летописи.

Итак, что же представляет собой ПВЛ? Это повествовательное полотно состоит из двух частей - вступительной, без хронологических примет, и собственно летописной, сгласованной с хронологией, то есть разделенной на погодные записи. Согласно Шахматову, Нестор-Летописец углубил и расширил историографическую основу своего рассказа, ипользовав многообразные литературные и устные источники и стремясь рассмотреть историю славян и Руси в контексте всемирной истории и промысла Божия о судьбах человечества.

В отличие от византийских хроник, в которых изложение начиналось от сотворения мира, истории иудейского народа и т. д., "Повесть временных лет" начинается с рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя и смешении языков после вавилонского столпотворения. Затем в ней идет речь о выделении из племени Иафета славянского народа, характеризуются обычаи и нравы различных славянских племен и их ближайших соседей. Рассказ об этом свидетельствует, что во всемирно-историческом аспекте исконное единство русского народа - родство русских племен между собой и их родство с другими славянскими племенами, родство по происхождению, по крови, по языку, по связывающим всех славян культурным традициям - имело для летописца значение непреложного исторического факта.

К рассказу о происхождении славян примыкает рассказ о Русской земле до образования державы Рюриковичей. Русские племена осели здесь, судя по косвенным данным, еще в I в. н. э. Они жили каждое "особе", соблюдая "обычаи свои и закон отець своих и преданья, - кождо свой нрав"; имели своих местных князей. Сперва жили мирно, но потом стали обижать друг друга; в конце концов почти все они утратили независимость: напали на них чужеземцы и потребовали дани - земля Русская принуждена была подчиниться насилию. Стали платить дань хазарам и варягам.

Рассказывая о русских племенах, летописец преимущественное внимание уделяет племени полян. Именно с ним он связывает начало Русской земли. В связи с этим воспроизвдится предание или легенда об апостоле Андрее. Проповедуя в Синопе и придя в Корсунь (Херсонес), Андрей, узнает, что недалеко оттуда находится устье Днепра. По этой реке он изъявляет желание пойти в Рим. Поднимаясь вверх по течению, он останавливается под горами на том месте, где позднее основан был Киев, и объявляет своим ученикам, что на этих горах воссияет благодать Божия и будет создан большой город со многими церквами. Благословив это место и водрузив там крест, Андрей отправился дальше и так пришёл "в словены", туда, где ныне стоит Новгород. Здесь его поразил их обычай мыться в жарко натопленных банях и при этом хлестать себя прутьями почти до бесчувствия. С удивлением  апостол рассказывал потом в Риме, как эти люди, никем не мучимые, сами себя мучат.

Интересно, что и "Слово о законе и благодати" Илариона, и, повидимому, предшествовавшие "Повести временных лет" своды, не только ничего не сообщали об апостольском посещении Руси, но, наоборот, ставили в заслугу Владимиру принятие им христианской веры без внешнего вмешательства. Более того, и в самой ПВЛ, в рассказе о первых мучениках-варягах, которых в Киеве принесли в жертву языческим богам, в противоречие с данным преданием, говорится следующее: "Аще бо и теломь апостоли не суть сьде были, но учения их акы трубы гласять по вселеней в церквах". В рассказе о крещении киевлян передаются также жалобы дьявола на то, что крещение русичей прогоняет его с насиженного места, где он рассчитывал жить постоянно, "яко сьде ни суть учения апостольска, ни суть ведуще Бога". Очевидно, что предание об Андрее является позднейшей вставкой, не согласующейся с последующим изложением. Видимо, оно отражало известное русское тяготение XI века к независимости от византийской церковной опеки. Позднее подобная тенденция проявилась в споре Ивана Грозного с папским легатом Антонием Поссевином, пытавшемся склонить царя к соединению с католической церковью. Отклоняя аргументы Антония, Грозный подчеркивал, что русские приняли христианство не от греков, а от самого апостола Андрея. То же самое говорил грекам в середине XVII столетия иеромонах Арсений Суханов.

От легенды об апостоле Андрее ПВЛ переходит к рассказу о трёх братьях из племени полян - Кии, Щеке и Хориве и сестре их Лыбеди, которые построили город, названный по имени старшего брата Киевом. Здесь же летописец опровергает бытовавший слух, будто Кий был простым перевозчиком: именно потому, что он был князем в роде своем, он ходил в Царьград и был принят там царём с честью. В этом сказании слышится отзвук доваряжской теории о происхождении княжеской власти на Руси: в данном случае она связывается не с рюриковым домом из Новгорода, а с княжеским родом из южной Руси, из племени полян. Вместе с тем сказание является типичной средневековой топонимической легендой, в которой объясняется происхождение названия местности.

Далее летописец сообщает о народах, воевавших со славянами. В частности, он приводит рассказ об обрах (или аварах), ходивших на греческого царя Ираклия и едва его не победивших. Особенно тяжело от обров приходилось славянскому племени дулебов: если обрину куда-либо нужно было ехать, он впрягал в телегу не коня или вола, а трёх, четырёх или пятерых дулебских жён, и так мучили обры дулебов. Были обры телом велики и умом горды, - заключает летописец, - и Бог истребил их, и перемерли они все, и не осталось ни одного обрина; есть и теперь поговорка на Руси: "погибли, как обры; не осталось от них ни племени, ни потомства". Обры - это авары, которые теснили не только славян и были окончательно разгромлены в конце VIII века императором Священной Римской империи Карлом Великим. Любопытно, что в славянских языках слово обр имеет значение великан, исполин (чешское "obr", польское "olbrzym"), а предания о великанах, обречённых на погибель, как и о запрягании поработителями женщин, широко распространены в фольклоре.

Летописец уделяет специальное внимание характеристике полян. Он пишет о том, что их племя тихое и кроткое, что они с уважением относятся к снохам, сестрам, матерям и родителям, что у них имеются брачные обычаи. То есть нравы полян были близки к христанским в отличие от древлян, радимичей, вятичей, северян и кривичей, кторые жили "звериньским образом", "скотьски", убивая друг друга, употребляя в пищу всё нечистое и срамословя перед отцами и снохами. Браков у них не было, а девиц, предварительно сговорившись с ними, они умыкали во время игрищ, сопровождавшихся плясками и бесовскими песнями, и было у них по две и по три жены. По мертвецам творили они тризну, а потом сжигали их на костре.

Продолжая повествование о полянах, летописец сообщает, что после смерти Кия, Щека и Хорива на них напали хазары и потребовали дань для себя. Однако поляне дали хазарам по обоюдоострому мечу от каждого своего жилища. Хазары восприняли подобную дань как знак своего будущего поражения. Так и случилось: в свою очередь стали они платить дань русским князьям. Согласно летописцу, это произошло по Божией воле, - как с египтянами, которые некогда погибли от Моисея, несмотря на то что сначала повелевали евреями.

Первая дата в ПВЛ связана с сообщением о начале царствования византийского императора Михаила. Именно с этого времени - 6360 (852) г. - "нача ся прозывати Руска земля". Летописец сообщает, что при нем русские приходили в Царьград, как об этом говорится в греческом летописании. Так начинается вторая - собственно летописная - часть ПВЛ. Приступая к ней, летописец намечает, прежде всего, основные хронологические вехи от Адама до смерти Святополка II, т. е. до 1113 г. Дальнейшие сведения распределены уже по определённым годам, причём в ряде случаев мы имеем пустые годы, т. е. такие, которые обозначены, но не заполнены никакими фактами. ПВЛ рассказывает теперь о призвании северными русскими славянами варяжских князей во главе с Рюриком, о занятии Киева воеводами Рюрика Аскольдом и Диром, о княжении Олега, Игоря, Ольги, Святослава, Ярополка, Владимира, Ярослава и других князей, вплоть до Святополка II. И здесь использван в очень большой мере материал народно-поэтических преданий и литературно-сказочных мотивов.

В 862 г. северные русские и нерусские племена изгнали варягов за море и "почаша сами в собе володети". Однако эти племена не сумели установить у себя "наряда": начались междоусобицы, стали они воевать друг с другом. Тогда словене, чудь и кривичи призвали к себе на княженье трех братьев от варяжского племени русь - Рюрика, Синеуса и Трувора. Рюрик сел в Новгороде, Синеус - на Белеозере, Трувор - в Изборске.

Так, по концепции летописца, началась история новой династии русских князей, единой для всей Руси. Ее варяжское, неславянское происхождение летописца не смущало. Для него было существенно только то, что эта династия - исконно княжеского рода. Согласно ПВЛ, историческая миссия Рюриковичей заключалась прежде всего в том, чтобы освободить русские племена от чужеземного гнета. Рюриковичи в первую очередь занялись хазарами: Олег в 884 и 885 гг. освободил от хазарского ига северян и радимичей; Святослав в 964 г. - вятичей; поляне были освобождены уже в 862 г. Аскольдом и Диром, боярами Рюрика. Одновременно Рюриковичи устремились к объединению всей Руси под своей властью. Так, Рюрик за семнадцать лет своего княжения успел подчинить себе почти всю северную окраину Русской земли; Олег покорил Смоленск, Любеч и, видимо, Чернигов, даже Киев - "мать городов русских" - покорился ему. Политическое объединение Руси завершили Владимир Святославич и Ярослав Мудрый. В борьбе за независимость Русской земли Рюриковичи восстановили ее исконное единство, дали ей "наряд", положили конец межплеменной "усобице", обеспечив ей "мир" и "тишину".

Когда летописец писал свою "Повесть", эта Русская земля была уже в прошлом: старая, дофеодальная Русь уступила свое место новой - феодальной. С недоумением, горечью и тревогой присматривался он к тому, как рушились дорогие ему устои старого политического порядка, как губили Русь феодальные войны, как нависала над страной половецкая опасность. Все это порождало у него самые печальные размышления; казалось, что "отцы" и "деды" трудились напрасно. Соответственно, его политическая программа сводилась по существу к одной идее: необходимо предотвратить грозящую Русской земле катастрофу, восстановить былое самовластье старейшего в роде киевского князя, любой ценой предохранить от распада, пока еще не поздно, единство Русской земли. Задачу эту должны взять на себя князья, которые своими усобицами расшатали это единство. Они смогут добиться этого, если будут жить, как раньше, по старинке, в мире и любви, если всегда будут помогать друг другу. Таким образом, свою надежду летописец возлагал на нравственное перевоспитание князей.

Повествуя о князьях Рюриковичах, ПВЛ передает ряд поэтических преданий о них. Олег, например, пришел к Царьграду вместе со множеством народов, на конях и на кораблях, и кораблей у него было 2000. Под Царьградом он побил множество греков и причинил им много зла. Затем он велел своим воинам поставить корабли на колёса и на кораблях при попутном ветре пошёл к городу. Греки испугались и попросили пощады, обещая платить Олегу какую угодно дань. Они вынесли ему пищу и вино, но Олег не принял угоще-ния, потому что оно было отравлено. Греки испугались и сказали: "это не Олег, а святой Димитрий послан против нас Богом". И дали Олегу по уговору на 2000 кораблей по 12 гривен на человека, а в каждом корабле было по 40 воинов, а ещё дали ему дань для русских городов - Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любеча и других городов. Об этом был заключен договор и скреплён клятвой: греки целовали крест, а русские клялись по русскому закону - своим оружием и своими богами - Перуном и Волосом, скотьим богом. Летописец приводит и текст этого. И вслед за тем сообщает, что Олег велел Руси, то есть киевлянам, приготовить шёлковые паруса, а славянам, то есть новгородцам, - полотняные и, повесив в знак победы щит на вратах Царьграда, двинулся в обратный путь. В пути паруса новгородцев были изодраны ветром, и они, решив, что полотно не годится для их парусов, прибегли к своим старым холстинам. И пришёл Олег в Киев, неся с собой золото, шелка, фрукты, вина и всякие драгоценные ткани. И прозвали люди Олега вещим, так как были они язычники и невежды.

Под 945 и 946 гг. в ПВЛ рассказывается о смерти Игоря и о том, как жена его Ольга отомстила виновникам смерти - древлянам за гибель своего мужа. В первом рассказе, являющемся отзвуком дружинного сказания, прежде всего, изображаются взаимоотношения князя и дружины. Дружина Игоря стала жаловаться ему на то, что дружинники одного из его воевод - Свенельда - снабжены оружием и одеждой, а они голы, и предложили князю пойти с ними за данью: "ты добудешь и мы". Послушался Игорь дружины, пошёл на древлян и, взяв с них дань, отпустил большую часть своих воинов, а с малой дружиной вновь отправился к древлянам, чтобы взять с них новую дань. Услышав о новом приходе Игоря, древляне порешили с князем своим Малом: "Повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, если не убьют его; так и этот: если не убьём его, то всех нас погубит". Не послушался Игорь предупреждения древлян, и они убили Игоря и дружину его. После смерти Игоря древляне предлагают Ольге через своих послов выйти замуж за их князя Мала. Ольга притворно соглашается принять предложение древлян, на деле же затаивает месть против них. Сначала она умерщвляет древлянских послов, одних засыпав землёй в яме, других уморив в зажжённой бане, третьих перебив, после того как они опьянели. Четвёртая месть Ольги состояла в том, что, потребовав от осаждённых ею в Искоростене древлян по три голубя и по три воробья и пообещав после этого снять осаду, она велела привязать к птицам серу и затем выпустила их. Птицы, вернувшись в свои гнёзда, сожгли весь Искоростень, а бежавших из города древлян Ольга велела своим воинам частью перебить, частью взять в рабство, на остальных же наложила большую дань. Все четыре рассказа о мести Ольги написаны в живой форме художественного эпического повествования и обильно уснащены диалогической речью.

В характеристике Святослава, сына Ольги, явно слышатся отзвуки эпического сказания, сложенного, несомненно, в дружинной среде: "Бе бо и сам храбр, и легко ходя, акы пардус, войны многы творяше; ходя же, воз по собе не вожаше, ни котьла, ни мяс варя, но, потонку изрезав конину, или зверину, или говядину, на углех испек, ядяше; ни шатра имеяше, но подклад (потник под седлом) постилаше, а седло в головах; тако же и прочии вои его вси бяху. И посылаше к странам, глаголя: "хощю на вы ити". В летописи Святослав выступает едва ли не как самый воинственный русский князь. Война - его обычная стихия. Одним своим именем он наводит страх на врагов; печенеги разбегаются в разные стороны, вообразив, что на них идёт Святослав. Он одолевает хазар, вятичей, дунайских болгар, греков; против стотысячной греческой рати он выступает лишь с десятью тысячами воинов. Когда русские испугались такого обилия вражеской силы, Святослав обращается к ним со следующей речью: "Уже нам некамо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земле Русьскые, но ляжем костию ту: мертви бо срама не имам; аще ли побегнем, то срам имам; и не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду; аще моя голова ляжет, то промыслите о собе". В ответ на это воины говорят: "Идеже глава твоя, ту и главы наша сложим". И была сеча великая, и одолел Святослав, и побежали греки, а Святослав пошёл к Царьграду, воюя и разбивая города, которые пустыми стоят и доныне. Самая смерть Святослава оказывается, по летописному преданию, результатом его неуемного воинского пыла; он гибнет в столкновении с печенегами, которые из черепа его делают себе чашу и пьют из неё.

Следы дружинного эпоса обнаруживаются и в летописных рассказах о Владимире, особенно там, где о нём идёт речь до его крещения. Когда Ярополк, брат Владимира, победив другого своего брата, Олега, князя древлянского, стал один владеть всей Русью, Владимир завладел Новгородом и сказал посадникам новгородским: "Идете к брату моему и рцете ему: Володимер идеть на тя, пристраивайся противу битъся". Затем он посылает к Рогвольду Полоцкому послов со словами: "Хочю пояти дщерь твою собе жене". На вопрос Рогвольда дочери Рогнеде, хочет ли она выйти замуж за Владимира, она отвечает: "Не хочу розути робичича, но Ярополка хочю". Владимир считался сыном рабыни, поэтому гордая полоцкая княжна отказывается быть его женой и выполнить при этом в знак покорности обряд его разувания. Она предпочитает выйти за брата Владимира Ярополка, рождённого от свободной женщины. Когда вернувшиеся отроки Владимира передали ему слова Рогнеды, он собрал большое войско из варягов, новгородцев, чюди и кривичей и пришёл в Полоцк как раз тогда, когда Рогнеду собирались везти к Ярополку. Владимир убил Рогвольда и двух его сыновей, а Рогнеду насильно взял себе в жёны.

 


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру