Исторический опыт межэтнических отношений на евразийском пространстве

Кочевые цивилизации и Русь

2. Печенеги, узы, команы

Вся часть сочинения Константина Багрянородного от гл. 1.16 до гл. 13.11 (за исключением гл. 9) представляет собой изложение практики византийской дипломатии по отношению к северным соседям империи. Д. Моравчик характеризовал этот раздел как "практический урок" византийской внешней политики [58]. Поэтому предполагается, что в первых главах произведения отражено реальное положение для середины Х в. Однако у ученых нет согласия на этот счет: Г. Манойлович [59], В. Греку [60]  отмечали учебно-дидактический, а П. Лемерль — книжный, учено-энциклопедический характер произведения [61]. Анализ сведений Константина о кочевниках Северного Причерноморья убеждает в актуальном характере приводимых в трактате данных для византийской внешней политики к середине Х в., хотя о конкретных источниках информации Константина можно говорить лишь в отдельных случаях и в основном предположительно [62]. Важнейшей внешнеполитической проблемой Византийской империи в середине Х в. была печенежская [63]. С печенегами Константин связывает целый комплекс международных отношений. Видя в печенегах главную пружину своих внешнеполитических акций, Византия стремится влиять с их помощью на ход политических дел в Юго-Восточной и Восточной Европе. Моравчик [64]  привел сводку предлагаемых датировок раздела о печенегах. Г. Манойлович [65]  считал главы 2–8, 9.114, 12 и 13.9–11 частями монографии о печенегах, написанной в конце правления Льва VI (886–912) и отражавшей этногеографическую ситуацию после того, как печенеги вытеснили "турок" (венгров) из Ателькузу (Междуречья) на север к верховьям Днестра, но до оседания венгров в Паннонии. По его мнению [66], данные Константина (4.10–11 и 8.21) доказывают близость венгров в это время к печенегам, ибо после ухода венгров за Карпаты они не могли бы легко [67]  атаковать печенегов. Эту же датировку принял Ф. Дворник [68]. Однако Моравчик отметил, что в 951 г. (37.13–14) печенеги были в четырех днях пути от Венгрии (37. 47–48) и что не было и необходимости направлять тогда печенегов против Болгарии (ср.: 8.20). Для датировки событий существенны сведения Константина, что печенеги уже были соседями болгар и часто нападали на них (см.: 5.3–14; 8.22), что печенеги могли препятствовать набегам "турок" (венгров) на Византию (4.3–13) и что они не раз их уже побеждали (3.2–5; 4.11–13; 8.21–22; 13.9–11). Эти и другие соображения [69]  не позволяют датировать описываемые события временем до венгерского заселения Паннонии [70].

Когда Константин пишет о "пачинакитах", речь идет о печенегах (тюрк. Bečenek) [71]. В русских летописях — Печенеги, печенези 72]. В византийских источниках употребление этого термина Константином [73] — одно из наиболее ранних [до этого времени этноним встречается в сочинениях константинопольского патриарха (901–907, 912–925) Николая Мистика [74]. У Константина зафиксирована и другая форма этнонима — Patzinaktai [75], получившая потом широкое распространение в византийской традиции и ставшая регулярной для обозначения печенежских племен. Моравчик [76]  приводит параллели и из других языков: латинского (Pizenaci), армянского (Pacinak), грузинского (Pač’anïg), осетинского (Bedzänäg). Таким образом, термин, используемый Константином, является византийским воспроизведением самоназвания народа (его этнонима). В начальном разделе трактата материал о печенегах относится к их истории в Подунавье, тогда как вопросы происхождения печенежских племен, их древней истории и взаимоотношений с другими племенами освещены в последующих главах (см. гл. 37 и след.). В Северное Причерноморье тюркские племена печенегов перекочевали из Азии в конце IX в. под натиском, как полагают, тюркоязычных народов, в частности гузов (узов), двинувшихся в конце IX в. из Приаралья и бассейна Сырдарьи в Восточную Европу [77]. Близким соседом печенегов в заволжский период их истории был Хазарский хаганат [78]. Стремясь ослабить давление со стороны печенегов, хазары заключили союз с узами (торками). Разбитые узами (см. гл. 14), печенеги двинулись в Хазарию. Овладев причерноморскими степями, печенеги стали расширять зону своей активности. Об их появлении в Причерноморье источники впервые сообщают около 889 г. [79]  Вытеснив в 90-е годы IX в. из Причерноморья мадьяр (гл. 37) [80], печенеги в самом конце XI в. оттеснили также уличей, живших в луке Днепра, на север — в Поросье [81]. С этими событиями связывается постройка близ Стугны хорошо укрепленного уличского города Пересеченя и разрушение славяно-тиверских городов в Приднестровье [82]. С разгромом тиверцев был завершен, как полагают исследователи, захват печенегами причерноморских степей [83]. Деление печенегов на два объединения отражено, возможно, в сообщении Константина о границе между ними по Днепру. Восточное (левобережное) объединение тяготело к Хазарскому хаганату, западное было больше связано с Болгарией и Византией [84]. На рубеже IX–Х вв. печенеги распространяются на Нижнее Подунавье [85].

Зона распространения печенегов, описываемая Константином в начальных главах, сложилась, скорее всего, к началу Х в. Территория "Печенегии" (ср. гл. 42), согласно традиционному мнению, охватывала в конце IX – начале Х в. огромную территорию — от Дона до левого берега Дуная [86]. Опираясь на свидетельства ал-Масуди (X в.), П. Диакону датирует появление печенегов в Нижнем Подунавье временем около 934 г. [87].  Несмотря на эти споры, ясно, что печенеги в конце IX в. во многом определяют политическую ситуацию на Балканах и в Подунавье. Так, победа болгарского царя Симеона в 896 г. над Византией при Болгарофиге и последующий за этим мир, невыгодный для византийцев, во многом связаны с привлечением Симеоном на свою сторону печенежских вождей, которые нанесли поражение венграм — союзникам империи. Диакону считает, что все пространство от Дона до Сирета стало после 896 г. владением печенегов [88], ограниченным с востока пределами Хазарии [89]. Что касается западных территорий, занятых печенегами, то, вопреки обычным отождествлениям упоминаемых Константином рек Днепр, Буг, Днестр (см. гл. 38), Диакону идентифицирует эти гидронимы с названиями рек Ботна, Когилник, Ялпуг [90], т. е. "продвигает" зону расселения печенегов к середине Х в. уже на территорию Пруто-Днестровского междуречья. Однако И. Божилов [91], не соглашаясь с представлением об овладении печенегами к этому времени южной частью Пруто-Днестровского междуречья, указывает на Дунай как границу между Болгарией и "Печенегией". Необоснованность локализации печенегов на территории между Прутом и Днестром подчеркивает и Д. Дьёрффи [92]. Основная масса связываемых с печенегами археологических памятников IX—Х вв. обнаружена в бассейне Дона, а не в Пруто-Днестровском междуречье [93]. В середине Х в. южная степная зона между Прутом и Днестром, по мнению Божилова, прочно находилась в руках болгар [94]. Появление печенегов даже в междуречье Буга и Днепра Божилов [95] относит только ко времени, близкому к составлению труда "Об управлении империей", т. е. к 948–952 гг. Согласно данным Константина, однако, к середине Х в. область расселения печенегов простиралась от средней части Карпат до излучины Дона (см. гл. 42). По территории "Печенегии" протекали Днепр, Южный Буг, Днестр, Прут и Сирет. С востока к этой территории примыкали земли хазар и узов, с севера — Древней Руси, с запада и юго-запада находились венгры, с юга — комитат Дристры, юго-восточная граница отделяла эту область от византийских владений в Крыму [96]. Одно из первых сообщений о печенегах в русских летописях относится к 915 г.: "В лето 6423. Приидоша печенези первое на Русскую землю и сотворивше миръ с Игорем, и приидоша к Дунаю" [97]. В первой половине Х в. печенеги были объектом активной дипломатии как Византии, так и Руси. Крупных столкновений с печенегами Византия не знала вплоть до XI в., хотя печенеги привлекались то на сторону Византии против болгар или русских, то на сторону Руси против Византии, Хазарии и Болгарии [98]. Так, во втором десятилетии Х в. Византия пыталась создать коалицию против Болгарии с участием печенегов. С этой целью к печенегам был отправлен в качестве посла херсонский стратиг Иоанн Вогас (он был, возможно, печенежского происхождения [99] ). Посольство Иоанна Вогаса [100] рассматривается как важный этап в политике Константинополя после второй болгарско-византийской войны и датируется теперь временем, близким к битве при Ахелое 917 г. Неудача посольства Иоанна Вогаса связывается теперь (вопреки В. Златарскому [101] ) с активной самостоятельной политикой Симеона, вступившего в непосредственные контакты с печенегами. Возможно, печенеги участвовали в разгроме византийцев Симеоном при Ахелое 20 августа 917 г. [102].

С тюрками Константин связывает категорию "этноса". Термин "этнос" применялся к этническим группам населения, противопоставлявшимся ромеям. Для византийцев — это иноверцы и язычники [103]  или иноземцы, например, франки [104] , болгары [105] .

Константин сообщает о политико-административных единицах Крыма. "Округ" здесь, очевидно, соответствует техническому термину "фема" [106]. Фема, официально называвшаяся "Климаты", именовалась и по ее столице — Херсону [107]. Оставшись в стороне от движения варваров (прежде всего гуннов), Херсон (античный Херсонес) в IV–V вв. сохранял значение восточного форпоста Восточно-Римской империи. Замечание Захария Ритора (VI в.) о том, что в Херсоне "живут люди воинственные и варварские", недостаточно для заключения о преобладании в городе в этот период "варварского" населения. Из надписи императора Зенона (488 г.) известно, что в Херсоне находился хорошо вооруженный гарнизон; в городе функционировало и налоговое ведомство — викарат [108]. В конце V – начале VI в. в городе велось интенсивное крепостное строительство [109]. В VI в. возобновилась чеканка собственной бронзовой монеты [110]. Херсонская церковная епархия существовала с начала IV в. Несмотря на более заметные, чем в других городах империи, черты хозяйственной автаркии, Херсон в ранневизантийский период представлял собой провинциальный центр, доминировавший в Таврике. Некоторый упадок Херсона в VII – первой четверти IX в. (прекращение выпуска собственной монеты, ослабление торговых связей с Константинополем) связывается как с распространением на Таврику власти хазар, так и с общим кризисом византийского города в эту эпоху [111].

Спорным остается вопрос о пределах херсонского самоуправления в конце VII – начале VIII в. в связи с появлением титула "протополита" Херсона [112] , т. е. его "первого гражданина" [113]. Согласно мнению ряда ученых, Херсон был вплоть до 833 г. "независимым" городом-государством, находившимся в дружественных отношениях с Византией [114]. Вряд ли, однако, можно говорить о полной его независимости. Неоднократные военные экспедиции в Херсон при Юстиниане II свидетельствуют о большом значении, придававшемся городу в Константинополе и в это время [115]. К середине VIII в. позиции Византии в Юго-Западной Таврике ослабели; постепенно расширялось влияние хазар, появившихся в Херсоне уже около 710 г. [117]  Утверждение хазар в Юго-Западной Таврике привело к нарушению торговых связей между поселениями этого района и Херсоном, к упадку земледелия и сокращению хлебной торговли Херсона [117].

Эта ситуация отразилась и в сообщениях Константина Багрянородного (см. гл. 53). В 833 г. император Феофил с целью укрепления позиций Византии превратил Херсон в административно-военный округ империи — фему, поставив во главе ее стратига [118]. Под его начало попали местные правители — архонты [119]. К этому периоду относятся и известные восстания херсонитов, сопровождавшиеся изгнанием императорских стратигов (например, в 891 г.[120] ). Однако ко времени написания трактата "Об управлении империей" Херсон оставался для Византии главным аванпостом ее внешней политики в Северном Причерноморье. Фема Херсона (или "Климаты") зафиксирована во всех известных тактиконах IX–Х вв.[121]. Во времена Константина Багрянородного Херсон играл видную роль в системе византийско-печенежско-хазарско-русских отношений. Часть печенегов, вклинившись в земли между Хазарией и подвластными ей крымскими городами, прервала их связи. Попытки хазар вытеснить оттуда печенегов потерпели неудачу [122]. С этой ситуацией связано сообщение Константина о "близости" печенегов к Херсону и об "окружении" ими Боспора. Для локализации "Печенегии" в южнорусских степях в первой половине X в. существенно, что связи Византии с печенегами около 917 г. (миссия Иоанна Вогаса; см. коммент. 1 к гл. 1) осуществлялись через Херсон [123]. По-видимому, основная масса печенегов располагалась к северу от Крымского полуострова, в междуречье Дона и Днепра (ср. гл. 8) [124]. Ко времени составления сочинения Константина Херсон находился под властью византийской администрации [125], о чем свидетельствует русско-византийский договор 944 г.[126]. Возобновившаяся с 866/867 г. чеканка собственной бронзовой монеты продолжалась в Херсоне вплоть до конца Х в.; тогда же в Херсоне функционировали чиновники византийского таможенного ведомства — коммеркиарии: их печати Х в. обнаружены там [127].

Упоминаемые Константином "Климаты" — это официальное название фемы Херсона [128]. Фема занимала южную часть Крымского полуострова [129]. Сам термин "Климаты" связан с идущими от позднеантичной традиции представлениями о горизонтальном делении поверхности земли на некие "климатические", т. е. широтные, зоны (обычно выделялось семь "Климатов") [130]. Предложено толкование греч. "клима" как перевод местного имени *salā — "склон" [131].

В начале Х в. печенеги кочевали между Доном и Дунаем. Их кочевья находились в одном дне пути от Киева. С 915 по 1036 г. Киев 16 раз воевал с печенегами (не считая мелких стычек). Политика Руси по отношению к печенегам не сводилась к постоянной конфронтации. Так, Игорь включил их в свое войско во время походов на Византию 943–944 гг. [132]. Правда, В. Гюзелев [133] считает, что в данном случае печенеги были орудием Византии, а не Киева; однако это предположение не нашло поддержки [134].

Константин сообщает и о русско-печенежской торговле [135]. Следует отметить ошибочность информации Константина об отсутствии скота у росов, — информации, полученной, вероятно, от византийского купца, а не от болгарина или печенега, знавших лучше реальную ситуацию. Археологические исследования показали, что скотоводство было важной отраслью сельского хозяйства Древней Руси. Как свидетельствуют остеологические материалы, именно оно обеспечивало население большей частью мясной пищи. "Молочные продукты, в частности сыр, издавна входили в рацион питания восточных славян. Лошади и волы использовались в транспортных целях и как тягловая сила на пашне. Шкуры и кости животных использовались в кожевенном и косторезном ремесле. Соотношение костей домашних и диких животных почти во всех без исключения древнерусских археологических памятниках демонстрирует безусловное преобладание скотоводства по сравнению с охотой. Древнерусское стадо включало в себя крупный рогатый скот, лошадь, свинью, овцу и козу. Наиболее часто встречаются в раскопках кости крупного рогатого скота. Очевидно, именно это животное играло ведущую роль в мясной пище населения. Количество костей лошади, обнаруженных на древнерусских памятниках, в несколько раз уступает количеству костей крупного рогатого скота. Однако эти цифры, очевидно, отражают не реальное соотношение этих видов в стаде, а сокращение употребления конины в пищу в связи с распространением использования лошади на пашне и отчасти христианским запретом. Мелкий рогатый скот был менее многочислен, причем кости овец встречаются значительно чаще козьих" [136].

Кроме походов дружин князей Олега и Игоря на Византию , Константин мог под отдаленными войнами росов подразумевать поход Игоря 943/944 г. в Закавказье [138], сведения о котором могли дойти до Византии как от хазар (может быть, через херсонитов), так и от самих русских.

В гл. 9 Константин пишет, что росы способны и проводить ладьи по водным путям и противостоять печенегам. Возможно, за замечанием о невозможности отражать натиск кочевников во время переправы судов стоит какой-то известный Константину конкретный эпизод захвата печенегами торгового каравана росов.

Д. Моравчик рассматривает главы 7 и 8 как описание процедуры, которой следует придерживаться византийским послам, отправляющимся к восточным и западным печенегам [139]. Первых легко было достигнуть, отправившись из Херсона, вторых — уже в устье Дуная [140]. Вероятный источник данных сведений — рассказы византийских послов в "Печенегию" [141].

Термином "Пачинакия" Константин Багрянородный обозначает область расселения печенегов. В более ранних источниках топоним "Пачинакия" встречается у Николая Мистика [142]. Термин в византийских текстах редкий: известны еще лишь два случая его употребления — в анонимной тактике Х в. [143] и в XI в. у Иоанна Скилицы [144].

Упоминаемые в гл. 9 "северии" Константина отождествляются с северянами — восточнославянским племенным союзом, населявшим поречье Десны, Сейма и Сулы. Этническая территория северян совпадает с ареалом роменской культуры VIII—X вв.; к середине Х в. лесостепное левобережье Днепра вплоть до устья Сейма, возможно, было подчинено непосредственно Киеву, о чем свидетельствует однородность археологических памятников на правобережье и левобережье, а также дружинный некрополь X в. в Седневе [145] и, возможно, разноплеменной некрополь в Гочеве [146].

Неоднократно отмечалось, что в перечнях славянских племен (двух в гл. 9 и одном гл. 42) Константин не упоминает полян — восточнославянское племя (или племенной союз) в Среднем Поднепровье с центром в Киеве. В этом молчании императора видели свидетельство отождествления им полян и россов [147]. Эта точка зрения противоречит тексту Константина, где под "росами" понимается великокняжеская дружина на Руси по преимуществу скандинавского происхождения.

Действительно, поляне ранее других племенных объединений славян утратили свои племенные особенности, включившись в процесс консолидации древнерусской народности: для летописца начала XII в. они "поляне, яже ныне зовомая Русь" [148]. Последний раз в историческом контексте они упомянуты под 944 г. в войске Игоря [149] наряду с варягами, русью, словенами, кривичами и тиверцами, которых болгары именуют уже общим наименованием — "идуть Русь". Вместе с тем, как уже отмечалось в связи с лендзянами, Константин упоминает наряду с вервианами-древлянами, другувитами, кривитеинами, севериями и "прочих славян, которые являются пактиотами росов" (ср. также гл. 37: "ультины, дервленины, лензанины и прочие славяне"). Это затрудняет попытки уточнения состава славян-пактиотов.

Следует отметить, что перечень восточных славян у Константина в существенной части близок обозначениям Славиний, известных на Балканах: параллели на Балканах имеются для этниконов дреговичей, кривичей, северян. Считается, что эти соответствия отражают процессы расселения славян из прародины на Балканы и по Восточной Европе [150].

Замечание об узах в главе 9 — явная интерполяция (сделанная, быть может, самим Коннстантином или грубый дефект композиции гл. 9. От тюрк. Oguz [151]  В русских летописях соответствует этникону "торки" – "торкы", "торцы". Впервые в Повести временных лет упоминаются под 985 г. В византийских источниках впервые самое раннее употребление термина – у Константина Багрянорордного (в рукописном варианте известна несклоняемая форма [152]. В основном встречается в источниках XI в. Известны и другие византийские наименования узов-торков: огузы и гунны.

Тюркские кочевые племена узов (огузов) населяли в X в. территории востоку от Каспийского моря, между Волгой и Аральским морем [153]. Еще в заволжских степях начался процесс не только вытеснения печенегов, но и слияния шедших с востока огузских (торческих) племен с печенегами, на что обратили внимание уже современники, например Ибн Фадлан [154]. Ученые не склонны выделять самостоятельный торческий период в истории юга нашей страны, так как узы кочевали в донских и приднепровских степях недолго: они прошли по Причерноморью на Балканы, устремившись к византийским пределам [155].

Исследователи отмечали некоторую "нелогичность" упоминания узов и в ко гл. 9, и в гл. 10, хотя внимание к ним в связи с хазарами вполне логично [156]. К. Maкартни [157] считал даже, что "узы" в гл. 10 — интерполяция привнесенная из гл. 37, 5—8, где сказано о союзе узов с хазарами.

Ссылки

58. DAI. II. Р. 12.

59. Manojlovic G. Studije. Knj. 182. S. 11–12.

60. Grecu V. Das sogenannte Geschichtswerk. S. 77–80.

61. Lemerle P. L'encyclopedisme a Byzanсе // Cahiers d'histoire mondiale. 1966. Vol. 9, N 3. P. 603 sq.; Idem. Le premier humanisme byzantin. Notes et remarques sur enseignement et culture a Byzance des origines au X’siecle. P., 1971. P. 277 sq.

62. Huxley G. Steppe-Peoples. S. 77–89.

63. История Византии. Т. 2. С. 203.

64. DAI. II. Р. 12–13.

65. Manojlovic G. Studije. Knj. 187. S. 76–77.

66. Ibid. S. 69–73.

67.Ср.: DAI. 4.

68. Dvornik F. Les Legendes. Р. 243.

69.  DAI. II. Р. 12–13.

70. Ср.: Fodor I. Kazarok, bolgarok, magyarok. Szeljegyzetek Peter B. Golden konyvehez // Archaeologiai Ertesito 1984. N 11. 100–109 1.

71. Gombocz Z. Uber den Volksnamen besenyo // Turan. 1918. Т. 3. S. 209–215; Bang W. Uber den Volksnamen besenyo // Ibid. S. 436–437; Nemelh J. Die petschenegischen Stammesnamen // Ungarische Jahrbucher. 1930. Bd. 10. S. 27–34. Остальную литературу см.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 87 ff.; Bd. II S. 249 ff.

72. Молодчикова И. А. "Повесть временных лет" как источник о взаимоотношениях Киевской Руси с печенегами // Открытия молодых археологов Украины. Киев, 1976. Ч. 2. С. 25–26.

73. См. также: Const. Porph. De cerem. Р. 691. 5–7.

74. PG. Т. CXI. Col. 72 D, 73 ACD etc.

75. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 247–248.

76. Ibid. S. 249.

77. Голубовский П. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар: История южнорусских степей IX–XIII вв. Киев, 1884. С. 18 и след.; Jettmar К. Die fruhen Steppen-Volker. Baden-Baden, 1964; Gyorffy Gy. Sur la question. P. 283–292; Божилов И. България. С. 3 и след.

78. Артамонов М. И. История хазар. С. 336 и след., Плетнева С. А. Хазары. С. 66 и след.; ср.: Новосельцев А. П. Хазария. С. 20–32.

79. Regin. Chron. Р. 131–132.

80. См. также: Feher G. Zur Geschichte der Steppenvolker. S. 257 f.; Gyorffy Gy. Sur la question. P. 283–292.

81. Плетнева С. А. Печенеги. С. 214.

82. Рыбаков Б. А. Уличи // КСИИМК. 1950. Вып. XXXV. С. 3–17; ср. также гл. 14.

83. Ср.: Boba I. Nomads, Northmen and the Slavs. Eastern Europe in the Ninth Century // Slavo-Orientalia. Wiesbaden, 1967. Bd. 2. S. 10.

84. Ср.: Shepard J. The Russian Steppe-Frontier. P. 218–237.

85. Василъевский В. Г. Труды. Т. I. С. 8 и след.; Златарски В. История. Т. I, ч. 2. С. 378 и след.; Расовский Д. А. Печенеги С. 1–66; Gregoire H. Byzance, les Khazars, les Magyars et les Petchenegues // VIIc CIEB. Resumes des comm. P., 1940. P. 6–7.

86. Rambaud A. L'Empire grec. Р. 393; Успенский Ф. И. Византийские владения на северном берегу Черного моря в IX–Х вв. Киев, 1889. С. 6, 11; Vasiliev A. A. Histoire. Vol. I. P. 428–429; Grousstl R. L'Empire des steppes. P. 238; Мутафчиев П. История на Византия. С., 1947. Ч. 1. С. 284–285; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 87; Плетнева С. А. Печенеги. С. 214; ср.: Расовский Д. А. Печенеги. С. 3.

87. Diaconu P. Les Petchenegues. P. 36–37.

88. Diaconu P. Les Petchenegues. P. 34.

89. О хазарских памятниках к западу от Днепра: Плетнева С. А. От кочевий к городам // МИА. 1967. № 142. С. 7 и след., 185 и след., карта на с. 187.

90.  Diaconu Р. Les Petchenegues. P. 36.

91. България. С. 55–57; Bozilov 1. Les Petchenegues. P. 170–175.

92. Gyoorffy Gy. Sur la question. P. 283 sq.

93. Плетнева С. А. Печенеги. С. 153—154.

94. Божилов И. България. С. 59; ср.: Тъпкова-Заимова В. Долни Дунав. С. 21.

95. България. С. 40.

96. Коледаров П. Историческата география. С. 58.

97. ПВЛ. Ч. 1. С. 31.

98. Мавродина Р. М. Киевская Русь и кочевники: (печенеги, торки, половцы). Историографический очерк. Л., 1983.

99. Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 92.

100. Georg. Mon. Chron. V, 10. Р. 804.20–805.5; 807.19–808.3; Theoph. Corn. P. 386.23–387.7; 389.20–390.5; Leon. Gramm. Chron. P. 293.5–13; 295.18–296.2 Scyl. P. 201.51–202. 55; 204. 21–25; Zonar. Epit. P. 464.10–465.2; Nic. Patr. Epist., 9. Col. 72 D.

101. История. Т. I, ч. 2. С. 374.

102. Божилов И. България. С. 52.

103. Ср.: Const. Porph. De cerem. Р. 58.13–16.

104. Ср.: Ibid. P. 749. 12–13.

105. Ср.: Leon. Diac. Hist. P. 79.6–7). См.: Treitinger O. Die ostromische Kaiser- und Reichsidee. S. 78–79; Lechner К. Hellenen und Barbaren im Weltbild der Byzantiner. Munchen, 1954. S. 51. О политической теории, которой руководствовались византийцы в отношениях с чужеземцами (?qnoj), см.: Ostrogorsky G. Die byzantinische Staatenhierarchie. S. 49–53.

106. См.: Perlusi A. La formation; Karayannopoulos J. Die Entstehung.

107. Ср.: Const. Porph. De them. P. 98–100; 182–183; DAI. 42. 39–54.

108. Шестаков С. П. Очерки. С. 95 и след.; Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес. С. 22.

109. Якобсон А. Л. Средневековый Крым. С. 19 и след.

110. Соколова И. В. Монеты.

111. Якобсон А. Л. Крым. С. 29 и след.: Он же. Раннесредневековый Херсонес. С. 35 и след.; ср.: Шестаков С. П. Очерки. С. 36; Соколова И. В. Монеты.

112. Theoph. Chron. P. 377.22–380.8.

113. Соколова И. В. Монеты. С. 107 и след.

114. Соколова И. В. Администрация Херсона. С. 207–209; Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 270.

115. Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения. С. 39–42, 62–65, 128–133.

116. Васильевский В. Г. Труды. Т. II, ч. 2. С. 397–400; Dunlop D. M. The History. P. 174.

117. Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес. С. 37; Баранов И. А. О восстании Иоанна Готского // Феодальная Таврика. Киев, 1974. С. 157.

118. DAI. 53; Theoph. Cont. P. 123–124.

119. Theoph. Cont. P. 123–124.

120. Georg. Mon. Cont. Р. 855; Theoph. Cont. P. 360.

121. Oikonomides N. Les listes; ср.: Benesevic V. Die byzantinischen Ranglisten // Byzantinisch-neugriechisches Jahrbuch. 1926–1927. Bd. 5. S. 123. О Херсоне в связи с фемной организацией см. также: Const. Porph. De them. P. 182–183; DAI. II. P. 153–156, 205–209.

122. Плетнева С. А. Печенеги. С. 213 и след.

123. Theoph. Cont. P. 390. 1; Georg. Mon. Cont. Р. 807; Zonar. Epit. P. 464. 14–15.

124. Божилов И. България. С. 40.

125. Sorlin I. Les traites. P. 447 sq.

126. Mikucki S. Etudes sur la diplomatique russe la plus ancienne, les traites byzantino-russes du Xe siecle // Bulletin International de l’Academie Politique des Sciences et des Lettres. 1953. Suppl. 7. P. 11–12; Wosniak F. The Nature. P. 144 sq.; Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. С. 225; Литаврин Г. Г. Русско-византийские связи. С. 41–52.

127. Соколова И. В. Администрация Херсона. С. 208.

128. См. в "Тактиконе Успенского": Oikonomides N. Les listes. P. 115.

129. Vasiliev A. A. The Goths. P. 117; Philippson A. Das byzantinische Reich als geographische Erscheinung. Leiden, 1939. S. 122.

130. Honigmann E. Die sieben Klimata und die POleij ™p…shmoi. Heidelberg, 1929. Литературу см.: Nystazopoulou M. Note sur l’Anonyme de Hase improprement appele Toparque de Gothic // Bulletin de Correspondance Hellenique. 1962. Т. 86. P. 324, n. 7.

131. Трубачев О. Н. Таврские и синдомеотские этимологии // Этимология, 1977. M., 1979. С. 127–144.

132.  ПВЛ. Ч. 1. С. 33; Половой Н. Я. О дате второго похода Игоря на греков и похода русских на Бердаа // ВВ. 1958. Т. 14. С. 138–147.

133.  Добруджанският надпис на събитията в Българии през 943 г. // Исторически преглед. 1968. 6. С. 45.

134. Божилов И. България. С. 60.

135. См.: Левченко М. В. Очерки. С. 201; Литаврин Г. Г., Каждая А. П., Удалъцова З. В. Отношения Древней Руси и Византии в XI – первой половине XII в. // The Proceedings of the Congress of the Byzantine Studies. Oxford, 1967; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т. Внешняя торговля Древней Руси. С. 81–108.

136. Археология СССР. Древняя Русь. Город замок, село. М., 1985. С. 225–226.

137. ПВЛ. Ч. 1. С. 33–34.

138. Якубовский А. Ю. Ибн-Мисхавейх о походе русов на Бердаа в 332 г X. — 943–944 гг. // ВВ. 1926. Т. XXIV. С. 88–89. Половой Н. Я. О дате второго похода Игоря на греков и похода русских на Бердаа // Там же. 1958. Т. 14. С. 138–147; Пашуто В. Т. Внешняя политика. С. 103.

139. См.: DAI. 7.2 и 37.34–49.

140. DAI. 8.3. Об общих инструкциях послам подобных миссий см.: PG. Т. CXIII. Col. 637 ВС (DAI. II. Р. 15).

141. Toynbee A. Constantine Porphyrogenitus. P. 599.

142. Nic. Patr. Epist. Col. 73 С. См.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. 247.

143. Incerti scriptoris byzantini saeculi X liber de re militari / Ed. R. Vari. Lipsiae, 1901. P. 29. 12.

144. Scyl. 486. 11.

145. Зайцев А.К. Черниговская земля // Древнерусские няжества X—XIII вв. М., 1975. С. 63—66.

146. Седов В.В. Восточные славяне. С. 139 и след.

147. Пархоменко В.А. у истоков русской государственности (VIII—IX вв). Л., 1924. С. 39—41, 51—53, особенно 54; Тихомиров М.Н. Происхождение названий "Русь". С. 77; Левченко М.В. Очерки. С. 205—208.

148.  ПВЛ. Ч. 1. С. 21; ср. Ч. 2. С. 240.

149. Там же. Ч. 1. С. 33.

150.  См.: Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопр. языкознания. 1974. N 6. С. 48—67; Иванов Вяч.Вс, Топоров В.Н. О древних славянских этнонимах // Славянские древности. Киев, 1980 С. 11-45).

151. См.: Marquart J.Uber den Volksname der Komanen. Leipzig, 1914. S. 24 ff.; Kossanyi B. // Szazadok. 1923–1924. Bd. 57/58. S. 519 ff.

152. См.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. S. v.

153. Marquart J. Osteuropasche und ostasiatische Streifzuge. S. 337—341; Grousset R. L'Empire des steppes-1941. P. 240—241; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. I. S. 90—94.

154. Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана.

155. Археология СССР. Степи Евразии. С. 213.

156. Bury J.B. The Treatise. P. 520—521; Manojlovic G. Studije. Knj. 187. S. 43; DAI. II. P. 18.

157. The Magyars. P. 146—147.

158. Ангелов Д. Руси и българия историята. София, 1945, с. 3-4, 19 и сл.; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 89-90, 202. 


Страница 2 - 2 из 7
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру