Юрий Визбор как классик авторской песни

Развитие получил в поэзии Визбора и жанр философской элегии, сформировавшийся во многом на почве еще ранних пейзажных зарисовок. Характерными образцами жанра могут служить стихотворения "Речной трамвай" (1976), "Памяти ушедших" (1978), "Есть в Родине моей такая грусть…" (1978), "Передо мною горы и река…" (1978) и др.

В будничном течении жизни герой названных и ряда других стихотворений стремится к углубленному проникновению в таинственное измерение судьбы. В движении речного трамвая, в тягостном переживании ухода близких людей он острее ощущает временность земной жизни, "взятой взаймы", необходимость приобщения к вечности и "тайне мироздания". При этом общий эмоциональный фон элегий Визбора порой родственен своей "светлой грустью", которая "душе не тяжела", тональности зрелой философской лирики Пушкина: особенно важны образные и смысловые параллели стихотворений "На холмах Грузии…" и "Передо мною горы и леса…". Поэт-певец угадывает в памяти о возлюбленной "тайное предчувствие бессмертья", высокие устремления своей души, а в близком ему по духу горном пейзаже ("Я молча, как вершина, протыкаю // всех этих дней сплошные облака…") он находит приметы высшей согласованности сфер природного бытия, родства человеческих душ:

Мой друг! Я не могу тебя забыть.
Господь соединил хребты и воды,
Пустынь и льдов различные природы,
Вершины гор соединил с восходом
И нас с тобой, мой друг, соединил.

Жанровая система поэзии Визбора связана и с фольклорной, романсовой традицией [11] . Из выделяемых фольклористами жанровых разновидностей песен-романсов (любовные и элегические, романсовые песни-баллады на исторические темы, песни-романсы о бытовых происшествиях, шуточные, иронические, а также "жестокие" романсы [12] ) в творчестве Визбора особенно интенсивное развитие получили романсовые песни любовно-элегического склада, тесно связанные с ними любовные, дружеские послания и художественно переосмысленные "жестокие" романсы. Что же касается песен о бытовых происшествиях, то они чаще всего приобретают в творчестве поэта-барда жанровые очертания либо поэтической мининовеллы, либо "сценки".

Стилистически близкие к народным романсам визборовские стихотворения любовно-элегического содержания  нередко построены на художественном параллелизме жизни природы и судеб героев. В "Романсе" (1971) возникает иносказательный образ возлюбленной – "загадочной птицы", сопровождающей героя в его плавании по житейскому морю в сторону "печальных берегов седого ноября". Здесь важны созвучные народным песням лейтмотивы [13] , а пейзажные образы насыщаются символическим смыслом, обретают нередко магическую, сказочную окраску, несут вещие предзнаменования: "Синий вечер два окна стерегут, // В черной просеке две сказки живут". Зима, туманы, "ночи черные", "злые снега", метели сопряжены в таких стихотворениях, как "Зимний вечер синий…" (1958), "Вечерняя песня" (1958), "Зимняя песня" (1961), "Разлука" (1958) "Синие снега" (1959), с переживанием разлуки, с тоской по любимой, сам образ вырисовывается посредством отдельных штрихов, полунамеков, что усиливает ощущение таинственной невыразимости и невысказанного драматизма душевного состояния героя. Природный мир часто окрашен здесь в сказочные, даже неземные тона, а его поэтичность смягчает душевную тревогу лирического "я", навевая на него творческое вдохновение, – неслучайно сквозным становится в этих стихотворениях образ творимой человеком песни:

С крыши ночь зарю снимает
И спускается с небес.
Эта песня, понимаешь,
Посвящается тебе!

Весьма распространена у Визбора жанровая форма лирического – любовного или дружеского – послания ("Я думаю о вас", 1970, "Мне твердят, что скоро ты любовь найдешь…", 1973, "Заканчивай, приятель, ночевать…", 1964, "Да обойдут тебя лавины…", 1964 и др.).

Любовные послания Визбора примечательны прежде всего разнообразием психологических оттенков, сложным типом авторской эмоциональности. В стихотворении "Я думаю о вас" мысленное признание в любви, размышления о поэзии внутренних переживаний "помещены" в прозаическую, будничную обстановку "полного купе". Легкий юмор ("в данном случае бездельничаю – жуть!"), тонкая ирония над собой и возлюбленной, разговорные интонации ("ну а я…", "я-то думал…") пронизывают авторскую речь, придавая ей характер бесхитростного, неприкрашенного рассказа о себе, о месте любви в человеческих судьбах:

Люди заняты исканием дорог,
Люди целятся ракетой в лунный рог,
Люди ищут настоящие слова,
Ну а я лежу и думаю о вас…

В стихотворении "А мы уходим в эти горы…" (1969-1971) размышление об испытаниях любви окрашено в тона легкого юмора, в котором просматриваются, однако, и житейская мудрость, и стимулируемое любовным чувством стремление к бесконечному познанию мира –  того, "какая видится тревога, // Какие пишутся стихи, // Какая ночь висит над миром // И чем наполнена луна…". Эта особая стихия "легкости" гармонирует с возникающей в первой строфе реминисценцией из выдержанного в сходном стиле пушкинского  любовного послания "Подъезжая под Ижоры…" (1829):

А мы уходим в эти горы,
На самый верх, на небеса,
Чтобы забыть про ваши взоры,
Про ваши синие глаза.


Любовное переживание в поэзии Визбора расширяет горизонты творчески воспринимаемого мира, окрашивая собой родные для поэта пространства гор, "дальних стран", а единственность возлюбленной сродни уникальности каждого из явлений природного бытия. Так, в стихотворении "Ты у меня одна" (1964) фольклорное начало ощутимо на уровне композиции, организованной, как и в народных песнях, путем "сцепления образов по психологической ассоциации" [14] , переданного синтаксическими параллелизмами:

Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в году весна,
Словно в степи сосна.
Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Нет за туманами,
Дальними странами.

Считавший для себя народную песню "единственной музыкальной школой", "простейшей формой музыкального самовыражения" [15] , Визбор порой исполнял написанные "на случай" песни, используя фольклорные мелодии ("Слеза", "Андрюха", "В.Копалину", "Э.Климову", "Аркаше"). Показательный пример – сочиненная к институтскому капустнику "Слеза" (1954), где явлены неограниченные возможности  подлинно актерского вживания поэта-певца в образность "исходной народной песни".

Существенно у Визбора и переосмысление традиционных свойств "жестокого" романса, с характерной для данного жанра "передачей сюжетных коллизий в драматической и трагической трактовке" [16] . В произведениях же поэта-барда, как и в фольклорных "песнях новой формации" [17] , этот жанр приобретает трагикомическую окраску, позволяющую разнообразить его эмоциональное содержание.

В стихотворении "Жак Лондрей" (1958) изображение гибели героя – Дон Жуана от рук "родной жены", памятника ему на "шикарном пляже" сочетает драматические и комические элементы, а общий юмористический тон повествования, особенно ярко дающий о себе знать в рефренах, значительно смягчает трагизм сюжетной развязки. В "Бригитте" (1966) напряженные любовные страдания лирического "я", переживание им всеобъемлющей драмы ("Паруса мои пробиты // Бомбардиршами любви") сплавлены с нотами самоиронии, а комический поворот темы вызван почти сценической эксцентрикой поведения героя. Неслучайно, кстати, именно исполнение произведений известных поэтов-бардов становится в этом "миниспектакле" наиболее ярким способом эмоционального самовыражения персонажа:

Я несусь куда-то мимо
И с похмелья поутру
Городницкого и Кима
Песни громкие ору…

Запечатлелась в творческой памяти поэта-певца и традиция городского фольклора, связанная с "дворовыми", "уличными" песнями, в значительной мере отразившими мироощущение послевоенного поколения и широко представленными в исполнительском репертуаре прочих бардов . Демократичный, неподцензурный дух этих песен присущ таким оригинальным визборовским произведениям, как "Охотный ряд" (1960), "Серега Санин" (1965), "Сретенский двор" (1970) и особенно "Волейбол на Сретенке" (1983), где непарадный хронотоп "униформы московских окраин" заключает в себе масштаб жизненного пути героя и его современников. Емкое песенно-разговорное слово, прочувствованно передающее настрой "на войну опоздавшей юности", воскрешает голос поколения, вдохновленного звуками "радиолы во дворах". В "Волейболе на Сретенке" этот голос сплавлен с личностными, порой мелодраматичными раздумьями повествователя о судьбах выходцев их дворовой, до боли знакомой полублатной среды:
Да, уходит наше поколение –
Рудиментом в нынешних мирах,
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах.

Таким образом, обогащение жанровой палитры песенного творчества Визбора достигалось как в творческом взаимодействии с формами народной поэзии, так и в их новаторском переосмыслении, видоизменении традиционных жанровых образований.

В жанровой системе поэзии Визбора отчетливо обнаруживается ее синтетическая – лироэпическая природа. Проникновение во внутренний мир лирического "я" соединено здесь с объемными картинами окружающего – природного и человеческого – бытия. Обращает на себя внимание художественная разработанность персонажной сферы, немалое число многомерных характеров, вполне самостоятельных по отношению к авторскому "я" и отличающихся личностной, социальной, профессиональной определенностью.

Особое место занимает у Визбора жанр песни-портрета. Чаще всего речь идет либо о психологических портретах представителей различных профессий, либо о портретах "географических", изображающих неповторимую индивидуальность дорогих поэту мест.

"Профессиональные" песенные портреты Визбора, иногда содержащие элементы журналистской зарисовки, весьма разнообразны с точки зрения композиционных форм, стилистики. Индивидуальный облик героя запечатлен в них в неразрывной связи с той собирательной, профессиональной общностью, представителем которой он выступает.

Один из ранних "портретов" такого рода – стихотворение "Парень из Кентукки" (1953). Центральным становится  в нем образ молодого военного летчика, чья жизнерадостность передана легкими, разговорными интонациями как его собственной речи, так и лирического повествования о нем: "дул в бейсбол, зевал над книжкой", "песню пел, что всем знакома". Внутренняя динамика этого портрета связана с остротой сюжетного напряжения, которое рождается из соотношения бодрых, напевных интонаций главной части и трагической развязки.  Художественное единство произведения основано  на эффекте песенного многоголосия: рассказ о боевом братстве, трагической судьбе "парня из Кентукки" звучит из уст самого героя, повествователя, и, кроме того, к этому рассказу оказывается причастной и природа, отзывающаяся на звуки любимой песни персонажа: "И разносит песню ветер // По всему аэродрому: // "О как ярко солнце светит // У меня в Кентукки дома!"". Юмористическая насыщенность рассказа о будничных сложностях профессии важна в стихотворении "Веселый репортер" (1958), где происходит актерское вживание автора в тип сознания героя.  При этом если в первых трех строфах голоса повествователя и персонажа звучали по отдельности, то в заключительной части в метких характеристиках репортера, готового даже "взять у черта интервью", наблюдается максимальная близость этих голосов.

В целом ряде стихотворений рисуются и серьезные, подчас пронизанные философскими мотивами психологические портреты людей, проявляющих себя в самых разных профессиональных призваниях ("Командир подлодки", 1963, "Стармех", 1965, "Горнолыжник", 1966 и др.), а иногда возникает даже целая цепочка портретов современников, в чьих жизненных путях по-разному отразилась общая для послевоенного поколения драматичная судьба ("Волейбол на Сретенке", 1983). В "Командире подлодки" изображение  психологического облика героя складывается из отдельных, метко схваченных повествователем жестовых деталей – более того, сам рассказ начинается с фиксации непосредственного и, казалось, случайного наблюдения повествователя:

Вот что я видел: курит командир.
Он командир большой подводной лодки,
Он спичку зажигает у груди
И прикрывает свет ее пилоткой.

В двухуровневой композиционной организации стихотворения взгляд рассказчика на командира, его каждодневную службу сращен с мировосприятием самого героя, что ведет к расширению художественной перспективы и углублению психологического анализа. Проницательное творческое воображение повествователя оказывается способным целостно воссоздать сложный  внутренний мир персонажа, его тайные думы, трагедийное чувствование своего морского призвания, судьбы. Обнаруживая себя в качестве тонкого психолога, рассказчик следует за взглядом командира, который проницает "черные глубины" моря:

Глядит он в море – в море нет ни рыб,
Нет памяти трагических походов,
Нет водорослей, нет солнечной игры
На рубках затонувших пароходов…

Выразительные детали-лейтмотивы играют существенную роль и в создании портрета персонажа стихотворения "Стармех": "Экзюпери всю ночь читает", "рукой замасленной … сжимает маленькую книгу" и др. Композиционно текст строится на прямых обращениях повествователя к герою ("ты сам мне лучше расскажи…"), и даже при отсутствии прямой речи последнего создается эффект его живого присутствия, взаимопроникновения речевых потоков повествователя и героя.  В умении достичь подобного эффекта минимальными языковыми средствами  сказался богатый опыт журналистской работы самого Визбора. Переживания стармехом экстремальных, катастрофических эпизодов его морской службы передаются в рассказе повествователя и "изнутри", и посредством тонких внешних наблюдений. Художественный и психологический интерес Визбора к особому внутреннему складу людей трудных профессий сближает его песни-портреты с целым рядом стихов-песен В.Высоцкого о моряках, альпинистах, геологах, спортсменах и т. д. Безусловно, этот интерес раздвигал горизонты познания глубин душевной жизни, был связан с постановкой многих экзистенциальных проблем, отражал одну из универсалий бардовской поэзии, с ее принципиальной эстетической установкой на формирование не коллективистского, но неповторимо-личностного дискурса непосредственного общения, в котором преломляется и индивидуальный, и социальный, и профессиональный опыт автора, персонажей, близких по духу слушателей.

Так, в стихотворении "Горнолыжник" эмоциональная портретная зарисовка стартующего горнолыжника, наполненная прямыми обращениями к герою, восклицаниями, риторическими вопросами, приобретает характер емкого образного обобщения о краткости и трагической  непредсказуемости земного пути:

Но мир не видим и не слышен:
Минуя тысячу смертей,
Ты жизнь свою несешь на лыжах,
На черных пиках скоростей.
<…>
Ведь жизнь – такой же спуск, пожалуй,
И, к сожаленью, скоростной.

Иной жанровой разновидностью песен-портретов становятся у Визбора художественные зарисовки родных для автора мест, городов, с их уникальной аурой: "Александра" (1979), "Песня о Москве" (1972), "Возвращение в Горький" (1973), "Старый Арбат" (1975), "Таллин" (1978), "Переделкинский вальс" (1978) и др.

Ярчайший пример подобного "географического" портрета, созвучного образному ряду и стилистике окуджавских городских "песенок", – песня "Александра" (1979), воплотившая для современников поэта-певца глубинную сущность "не верящей слезам" Москвы. Песенный образ столицы является здесь главным "действующим лицом" любовного послания. Постепенное формирование индивидуальности города, "его лица", природного и психологического микроклимата представлено сквозь призму взгляда самой Москвы ("Москва не зря надеется, // Что вся в листву оденется…") и неотделимо от судеб лирического героя и его избранницы. История Москвы вбирает в себя "сюжеты" многих человеческих жизней –  личностное и всеобщее пребывают здесь в гармоничном равновесии:

Александра, Александра,
Этот город наш с тобою,
Стали мы его судьбою –
Ты вглядись в его лицо.

И в других "географических" портретах Визбора первостепенно значима эта сопряженность индивидуальности данного края, связанного в сознании лирического "я" с вехами его собственного пути, –  и таинственных ритмов жизни Земли. Так, с любовью говоря о машинах горьковского завода ("Возвращение в Горький"), поэт приходит к широкому художественному обобщению: "Я скажу: вращают всю планету // Все его четыре колеса…". А в стихотворении "Старый Арбат", ассоциирующемся с мотивами поэзии Б.Окуджавы, в "старой песне Москвы", многосложной жизни Арбата герой различает присутствие и своей экзистенции: "И в этой речке малою каплей // Сердце мое течет…".

Однако в визборовской поэзии возникают не только "объективные" портреты, выведенные от имени авторского "я", но и "ролевые" стихотворения-песни, рождающиеся в результате актерского перевоплощения автора в интересных ему как художнику персонажей ради исследования "изнутри" психологического склада людей различных судеб, профессий,  не имевших в официальной литературе "права" прямого вербального самовыражения. Во многих  песнях-ролях Визбора ("Маленький радист", 1956, "Третий штурман", 1965, "Ракетный часовой",1965, "Рассказ ветерана", 1972, "Песня альпинистов", 1978 и др.) чрезвычайно существенна конкретность речевого воплощения "голосов" различных персонажей, определенность их личностной, социальной позиции.

В стихотворениях "Маленький радист", "Как песни, перетертые до дыр…" поэтизируются устремления "маленького" человека – внешне неприметного члена огромной общности. В первом звучат искренние, нештампованные признания "маленького радиста с большого корабля", касающиеся любовных чувств, которые придают новый смысл и рабочим будням. При этом за жизнерадостными интонациями его рассказа таятся ноты глубокой грусти и одиночества: "Пусть точки и тире // Расскажут о любви". А в стихотворении "Как песни, перетертые до дыр…" взгляд радиста, одаренной творческой личности, фокусирует в себе образ целого мира, переживания самых разных людей – тяга испытать в своей работе чувство близости с окружающим миром присуща значительному числу визборовских ролевых героев. В данном случае это сопряжено с проникновением радиста в глубокий смысл профессионального труда: "связь – напиток драгоценный" позволяет ощутить единство страны в ее повседневной жизни от южных городов до северных морей: "А в южных городах встают девчонки // И в институты разные спешат… // А в северных морях от юта к баку // Штормище ходит, ветрами ревет". Разноплановость языковой личности персонажа проявляется в том, что изысканные метафорические описания природы ("Рассвет луну засовывает в ножны // Ущелья каменистого того…"), проникновение в смысл "песен, перетертых до дыр" естественно соединяются с прозаизмами, приметами обиходной разговорной речи, отражающей повседневные тяготы службы, тоску по простым радостям жизни.

Во многих "ролевых" песнях Визбора в рассказах персонажей об их повседневном труде зреют афористичные философские обобщения о смысле той или иной деятельности, о своей судьбе. Так в "Песне альпинистов" вызревает глубокое понимание героями сущности общения человека с миром гор ("Отыщешь ты в горах // Победу над собой"), а в лирическом повествовании "нефтяных робинзонов" ("Остров сокровищ") реальные сцены добывания нефти соединены с овеянными романтикой сказочными мотивами, с размышлением героев об их предназначении: "Наши судьбы – биография трудных морей".

Стремление поэта достичь максимальной речевой выраженности персонажей актуализирует в его песнях-ролях сказовые элементы – неслучайно определение "рассказ" встречается в названиях ряда произведений: "Рассказ технолога Петухова" (1964), "Рассказ ветерана" (1972). "Рассказ технолога Петухова", носящий  анекдотический характер (с показательными оборотами из речи персонажа: "представьте", "говорю", "братцы" и т.д.), неожиданно сквозь призму юмористической ситуации словесного "поединка" героя с африканцем с долей иронии высвечивает неистребимое желание советского человека ощутить себя "впереди планеты всей". Совершенно иным по тональности оказывается "Рассказ ветерана". Речевая, "жестовая" детализация повествования героя о давнем трагическом бое создает эффект присутствия погибшего друга в настоящем. Рассказ дан без всяких вступлений и обрамлений, а как бы "выхвачен" из долгой откровенной беседы:

Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли.
А солнце жарит – чтоб оно пропало! –
Но нет уже судьбы у нас другой…

Принципиально важна здесь напряженная атмосфера сказового повествования, когда в рефренах память героя снова и снова воскрешает детали роковой атаки, сопутствовавшего ей состояния природного мира. Как и во многих военных песнях В.Высоцкого, в данном стихотворении Визбора фронтовые переживания героя сопряжены с обостренным чувствованием великих и малых проявлений бытия природы – от "солнца жарящего" до задрожавшей "в прицеле" травиночки. Особый психологический микроклимат формируется здесь повторяющимися деталями речевого поведения рассказчика ("шепчу", "кричу"), разнообразием интонационного рисунка, наложением военного прошлого и времени его осмысления в настоящем; наконец,  тем, что главное событие – гибель друга остается "за кадром": это создает ощущение принципиальной словесной невыразимости всего ужаса пережитого.

"Ролевое" начало органично соединяется у Визбора и с элементами иных жанровых образований. Подобный жанровый синтез наблюдается, к примеру, в стихотворении "Тралфлот" (1965), где сплавлены черты проникнутого незлой иронией диалога капитана рыбацкого судна с собеседником, стремящимся понять своеобразие морской службы; пространного сказового повествования от лица собирательного "я" моряков, с характерными для данной профессиональной среды стилевыми особенностями ("судьба не судьба", "железное слово", "вахта ночная с названьем "собака"", "пожалуйте бриться"), и лирической исповеди, выражающей интимные переживания рассказчика.

В рассмотренных и многих других песнях-ролях,  изображающих изнутри душевный склад персонажей самых различных психологических типов и профессиональных призваний, отчетливо выразились элементы драматургического мышления Визбора-художника. Известно, что в своей творческой деятельности Визбор проявил себя не только как поэт, но и в качестве актера и драматурга. Один из его песенно-поэтических циклов носит симптоматичное название –  "Диалоги". А ведь именно диалогическому речевому самовыражению героев принадлежит, по мнению теоретиков, "наиболее ответственная роль в драматических произведениях" [19] . Художественная разработанность форм диалогической речи в песнях Визбора нацелена на поэтическое осмысление практики повседневного межличностного общения, на внедрение самой песни в процесс общения. Сам поэт, размышляя о бардовском движении, высказывал убеждение в том, что, кроме "песен-трибунов, песен-менторов, крайне необходимы песни-друзья", а Л.А.Аннинский точно охарактеризовал Визбора как "поэта контакта, поэта  тесных человеческих связей" [20] .

Значительный корпус песенных текстов Визбора может быть рассмотрен как своеобразный "лирический театр", в котором проявились признаки сценического мышления поэта-певца, виртуозная организация диалогов и монологов персонажей, речь которых становится не только средством, но и интереснейшим предметом художественного изображения. При этом в жанровом отношении подобные "минипьесы" многоплановы –  от комических сценок до драматических и трагикомических зарисовок. Неисчерпаемые ресурсы самых разнообразных по тематике и стилю минисценок, зарисовок анекдотического плана обнаруживаются в "Записных книжках" поэта-певца.

Наиболее незатейливой жанровой разновидностью песен-диалогов оказались у Визбора юмористические диалоги. В таких стихотворениях, как "Радуга. Диалог о соотношении возвышенного и земного" (1983) или "Излишний вес" (1977), житейские, философские раздумья облекаются в полушутливую форму непринужденной беседы действующих лиц. Авторское же слово, с драматургической точностью фиксирующее детали обстановки действия, проявляется прежде всего в подзаголовочном комплексе, полифункциональном в поэзии Визбора в целом.  Особенно примечателен развернутый, настраивающий на юмористический лад подзаголовок в "Излишнем весе": "Разговор двух  дам, подслушанный правдивым автором в ресторане аэропорта города Челябинска в то время, когда туда по случаю непогоды совершали посадки самолеты с различных направлений".


Страница 2 - 2 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру