Взыскание рая в песенной поэзии Владимира Высоцкого

В стихотворении "Переворот в мозгах из края в край…" (1970) в центр выдвигается трагикомическое осмысление утопических представлений о бытийных основах всего сущего, сбитости аксиологических ориентиров, что ассоциируется с содержанием  "Притчи о Правде и Лжи" (1977) и проявляется в призме условно-фантастической, скрыто пародийной в отношении официозного дискурса  сюжетной ситуации насильственного построения рая в аду:

                                       Переворот в мозгах из края в край,
                                        В пространстве – масса трещин и смещений:
                                        В Аду решили черти строить рай
                                        Для собственных грядущих поколений.
                                                              <…>
                                        Тем временем в Аду сам Вельзевул
                                        Потребовал военного парада, –
                                        Влез на трибуну, плакал и загнул:
                                        "Рай, только рай – спасение для Ада!".
                                                                                                  
"Вывихнутая", изображенная в зеркале деформированного лживой идеологией мировосприятия картина бытия остается в данном произведении ареной извечного противостояния Божественных и дьявольских сил, однако здесь явлено, насколько современное сознание утратило способность их ясного различения. Потому и Бог художественно выведен тут то в облике Инквизитора ("А Он сказал: "Мне наплевать на тьму!" – // И заявил, что многих расстреляет…" ), то как страждущий за творящуюся неправду Христос, который из лицемерного, напоминающего мотивы  "Райских яблок" рая спускается на землю и превращается в   нищего, юродивого:

                                   И Он спустился. Кто он? Где живет?..
                                   Но как-то раз узрели прихожане –
                                   На паперти у церкви нищий пьет.
                                   "Я Бог, – кричит, – даешь на пропитанье!"…
                                                                                                               
                              
Событие, запечатленное в приведенных строках, обретает символические черты и оказывается в высшей степени созвучным древним народным чаяниям воздвигнуть "Царство Духа" в земном мире. Рисуемый в произведении образ Христа, который появился на земле неузнанным, имеет глубокие корни в фольклорной культуре – в частности, в сюжетах, получивших распространение в народных духовных стихах, таких, к примеру, как "Встреча инока со Христом" и др.  Для лирического героя, занимающего позицию взволнованного "созерцателя" жизни трансцендентного и земного миров, это событие знаменует как возможность личного приближения ко Христу, пусть и воспринятому пока в столь "очеловеченном" качестве, так и подспудную причастность древнейшим пластам народного религиозного опыта.

В  антиутопической дилогии "Часов, минут, секунд – нули…" и "И пробил час – и день возник…" (до 1978) в изображении предпринятого человечеством "проекта" по отмене смерти (здесь прозвучали, возможно, невольные отголоски  идей Н.Федорова) и построению земного рая, ассоциирующегося с перспективой "безнаказной жизни", обнаруживается полная утеря современной душой внутреннего знания о рае и аде, о смысле данной оппозиции в свете проблемы духовного самоопределения личности: "Вход в рай забили впопыхах, // Ворота ада – на засове…". "Казенный", намеренно овнешненный стиль изображения подобных деяний подчеркивает их подчиненность духу советской коммунистической утопии о "празднике всей земли", наступление которого "согласовано в верхах". Показательно, что кульминацией этого развивающегося в русле "фантастического реализма" сюжета оказывается сбой установленного сверху "контроля" над жизнью и смертью, вызванный непредвиденной смертью персонажа – "от любви… на верхней ноте". Стихия подлинного чувства, мир душевных переживаний и здесь оказываются у Высоцкого сильнее жесткого духа тоталитарной  регламентации:

                                        Недоглядели, хоть реви, –
                                        Он взял да умер от любви –
                                        На взлете умер он, на верхней ноте!
                                                                                                   
Мироощущение лирического "я" поэта-певца все время балансирует на грани мерцающей надежды на близость ко Христу и отчаянного видения себя "на сгибе бытия, на полдороге к бездне".

В "Истории болезни" (1976) это отчаяние в соединении с напряженной рефлексией порождает разъедающее душу героя сомнение в разумности Божественного акта сотворения мира и человека, чувствование им личной причастности "истории страны – истории болезни" и как итог – трагичнейшее обобщение о своем времени:

                                    Вы огорчаться не должны –
                                     Для нас покой полезней, –
                                     Ведь вся истории страны –
                                     История болезни.
                                                                                    
Имеющие в поэзии Высоцкого глубокий духовный смысл раздумья о Боге и вечной жизни облекаются порой в притчевую, иносказательную форму. Например, в "Марше шахтеров" (1970-1971), связанном внешне лишь с "профессиональной" тематикой, приобщение персонажей к недрам "благословенной Земли" и противостояние темным силам  приобретают метафизическое значение: "Мы топливо отнимем у чертей – // Свои котлы топить им будет нечем!".

Притчевое начало, глубоко отражающее путь героя Высоцкого к духовному восхождению, наиболее ярко проявилось в таких стихотворениях, как "Баллада о бане" (1971) и "Купола" (1975).

"Баллада о бане" построена на органичном сопряжении конкретной бытовой ситуации и раскрытия глубочайшей душевной работы, совершающейся в герое. В его лирическом монологе отчаянное осознание греховного "смрада" души перерастает во взволнованный поиск райской чистоты и благодатного состояния: "Нужно выпороть веником душу, // Нужно выпарить смрад из нее". Особый смысл приобретает в этой связи и сакральная символика, выстроенная вокруг образа "живительных вод", который ассоциируется со святой водой, с просветляющим дух личности Святым крещением: "Загоняй по коленья в парную // И крещенье принять убеди…".  Выражением катарсического преображения внутреннего мира становятся благоговейные думы  понимающего свое недостоинство героя о рае, образ которого создается не прямо, но посредством иносказаний, где предметное значение слов обогащается символическим смыслом:
                                         Здесь нет голых – стесняться не надо,
                                         Что кривая рука да нога.
                                         Здесь – подобие райского сада, –
                                         Пропуск тем, кто раздет донага.
                                                                                                     
В стихотворении "Купола" жажда лирического "я" очиститься от греховной скверны, "грязи жирной да ржавой" проецируется на драматичную судьбу "опухшей" от духовного сна России. На уровне звуковой организации стихотворения превозмогание косности существования ради встречи с Богом и раем выразилось в проходящем через весь текст "противопоставлении" обилию глухих и взрывных согласных – "певуче-сонорной, насквозь просвеченной гласными темы золотых куполов, колоколов и колоколен". Здесь запечатлелась сокровенная тяга русской души  ощутить единство земного "горько-кисло-сладкого" бытия Родины и райского, Господнего мира, которому эта земля небезразлична. Неслучайно образ небесной стихии, заповедного райского пространства получает  вещественное воплощение ("В синем небе, колокольнями проколотом"), а пробуждающаяся от сна страна, ее обращенные ко Всевышнему купола образно ассоциируются с больной, но сохраняющей веру в  исцеление душой лирического "я":

                                         Душу, сбитую утратами да тратами…
                                         Залатаю золотыми я заплатами –
                                         Чтобы чаще Господь замечал!
                                                                                                   
Тернистым и несвободным от тяжелейших срывов, обусловленных как личностными факторами, так и духом времени, был путь лирического героя поэзии Высоцкого ко встрече  с Богом и раем. Не имевший сам постоянного религиозного опыта, поэт в то же время многими исповедальными, балладными песнями, обладающими мощным потенциалом образно-символических, притчевых обобщений, основываясь на силе творческого прозрения  Высшего смысла индивидуального и общенационального бытия, – исподволь возвращал своим соотечественникам понимание весомости тех духовных вопросов, над которыми бились, страдали персонажи его остро драматичных произведений.

В одном из итоговых стихотворений 1980 г. ("И снизу лед и сверху – маюсь между…") герой нечеловеческим усилием воли пробивает тот "лед сверху", который препятствовал духовному росту. Мудро осознавая подвластность своей судьбы Высшей воле, он предощущает бытийную значительность грядущей по истечении земных сроков встречи с Творцом:

                       Мне меньше полувека – сорок с лишним, –
                       Я жив, тобой и Господом храним.
                       Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
                       Мне есть чем оправдаться перед Ним.


Страница 2 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | Конец | Все

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру