Александр Блок

Биография

О жизни Блока написано очень много. Множество сведений сохранилось и о его родных, близких, знакомых. Люди, хотя бы отчасти втянутые в его орбиту, уже одним этим приобретали известность. Однако при всем обилии сохранившихся фактов и подробностей личность самого поэта во многом остается тайной.

Предки Блока по отцовской линии – немецкого происхождения. Его прапрадед, Иоганн фон Блок, переселился в Россию в 1755 г., был лейб-медиком императрицы Елисаветы Петровны. Дед поэта, камер-юнкер и предводитель дворянства, в последние годы жизни страдал душевным расстройством и даже был помещен в психиатрическую лечебницу. Отец – Александр Львович Блок (1852 – 1880) – блестяще окончил юридический факультет Петербургского университета и получил кафедру в Варшаве. Это был человек большой одаренности, но исключительно тяжелого характера. В поэме "Возмездие" Блок дает его портрет – более психологический, чем физический:

″Он – Байрон, значит – демон…″ – Что ж?
Он впрямь был с гордым лордом схож
Лица надменным выраженьем
И чем-то, что хочу назвать
Тяжелым пламенем печали.
(Вообще, в нем странность замечали –
И всем хотелось замечать).
Пожалуй, не было, к несчастью,
В нем только воли этой… Он
Одной какой-то тайной страстью,
Должно быть, с лордом был сравнен:
Потомок поздний поколений,
В которых жил мятежный пыл
Нечеловеческих стремлений, –
На Байрона он походил,
Как брат болезненный на брата
Здорового порой похож...

В портрете отца Блок узнает и собственные черты. Интересна его запись в дневнике: "Из семьи Блоков я выродился. Нежен. Романтик. Но такой же кривляка" (Блок А. Собр. соч. в 6-ти тт. Т. 5. С. 104). От отца ему передалась и музыкальность: Александр Львович был прекрасным музыкантом и в музыке находил отдушину от прозаической юриспруденции. От него же, по словам К.В. Мочульского, к сыну перешла "болезнь иронии". Начало жизни будущего поэта омрачено драматичным разрывом между его родителями, рос он вдали от отца и в дальнейшем общался с ним лишь отдаленно и эпизодически, – тем удивительнее стойкость фамильных черт. Но более-менее "здоровым началом" Блок обязан семье матери, в которой воспитывался. "Семья моей матери причастна к литературе и к науке" – писал поэт в автобиографии (Собр. соч. Т. 5. С. 67). Дед его, Андрей Николаевич Бекетов (1825 – 1902) – известный ученый-ботаник, ректор Петербургского университета. "Он принадлежал к тем идеалистам чистой воды, которых наше время почти не знает", – писал Блок (Там же).

Глава семьи – сороковых
Годов соратник; он поныне,
В числе людей передовых,
Хранит гражданские святыни,
Он с николаевских времен
Стоит на страже просвещенья,
Но в буднях нового движенья
Немного заплутался он…
Тургеневская безмятежность
Ему сродни; еще вполне
Он понимает толк в вине,
В еде ценить умеет нежность;
Язык французский и Париж
Ему своих, пожалуй, ближе,
 (Как всей Европе: поглядишь –
И немец грезит о Париже),
И – ярый западник во всем –
В душе он – старый барин русский,
И убежденный склад французский
Со многим не мирится в нем…"

В автобиографии Блок с мягкой иронией приводит еще одну характерную черточку деда: "Встречая знакомого мужика, дед брал его за плечо и начинал свою речь словами: ″Eh, bien, mon petit…″ Иногда на том разговор и кончался" (Там же). Но как бы поэт ни иронизировал по поводу гражданских убеждений профессора Бекетова – он сам во многом был его закономерным логическим продолжением, – это и привело его к осознанию необходимости революции.

Женщины в семье Бекетовых обладали выраженными способностями к литературе. Бабушка, Елизавета Григорьевна (1834 – 1902), активно занималась переводами с французского и английского – переводила Жорж Санд, Бичер-Стоу, Вальтера Скотта, Диккенса, Гюго, Мопассана, Флобера. Из четырех ее дочерей писательницей не стала только вторая, Софья Андреевна. Старшая дочь, Екатерина Андреевна (1855 – 1892), писала рассказы и стихи, – одно из ее стихотворений, "Сирень", было положено на музыку С.В. Рахманиновым и стало известным романсом. Младшая, Мария Андреевна (1862 – 1938) – была детской писательницей; впоследствии она стала первым биографом своего племянника (жизнь поэта в ее изложении напоминает увлекательную повесть для юношества). Мать Блока, третья из сестер, Александра Андреевна (1860 – 1923), тоже проявила себя как переводчица. Впрочем, в детстве и юности никто не мог бы этого предсказать. "…Веселая девочка, самая ребячливая и беззаботная из своих сестер, – вспоминала М.А. Бекетова, – Детского в ней было очень много, и долго оставалась она еще совершенным ребенком <...> Училась Ася довольно плохо. Она ненавидела всякую ″учебу″, систематичность. В гимназии ее считали пустой, даже глупой, но ошибочно… Больше всего любила она природу и литературу, особенно лирику, поэзию. Была очень религиозна и еще в детстве мечтала о детях, о материнстве. В шестнадцать лет из некрасивой девочки Ася превратилась в очаровательную девушку. Своей женственной грацией, стройностью, хорошеньким свежим лицом и шаловливым кокетством она привлекала сердца" (Бекетова М.А. Александр Блок. Биографический очерк. Л., 1930, С. 31). Блок в поэме "Возмездие", схематизировав образы других сестер (в поэме их две, а не три), несколько строк посвятил Асе-гимназистке:

В семье нечопорно растут
Три дочки: старшая томится
И над кипсэком мужа ждет,
Второй – всегда не лень учиться,
Меньшая – скачет и поет.
Велит ей нрав, живой и страстный,
Дразнить в гимназии подруг
И косоплеткой ярко-красной
Вводить начальницу в испуг…

Брак юной, наивной и ребячливой Аси Бекетовой с демоническим Александром Львовичем Блоком обернулся драмой. В Варшаве, вдали от прежнего круга знакомых, муж проявил свой характер во всей красе: он изводил жену беспричинной ревностью, в наказание – бил и морил голодом. Первый ребенок родился мертвым. Забеременев вторично, Александра Андреевна вернулась в родительский дом. "Сестра поразила нас с первого взгляда; она была почти неузнаваема, – вспоминала М.А. Бекетова. – Красота ее поблекла, самый характер изменился. Из беззаботной хохотушки она превратилась в тихую, робкую женщину болезненного и жалкого вида" (Бекетова М.А. Там же. С. 34). Переживания и потрясения не прошли для нее бесследно (впоследствии она страдала нервной болезнью). Вероятно, сказались они и на ребенке – будущем поэте.

Александр Блок родился 16 (28) ноября 1880 г. "С первых дней своего рождения Саша стал средоточием всей жизни. – пишет тетушка-биограф. – Его обожали все, начиная с прабабушки и кончая старой няней, которая нянчила его первое время" (Там же. С. 34). А.Н. Бекетов, как ученый и ректор университета, естественно, вращался по преимуществу в среде ученых и со многими дружил. В числе его друзей был и знаменитый химик Д.И. Менделеев, живший с семьей по соседству. М.А. Бекетова с умилением вспоминает, как две няни вместе выводили гулять двух детей: трехлетнего "крупного розового мальчика" Сашу Блока и двухлетнюю "крупную розовую девочку" – Любу Менделееву, и как создатель таблицы химических элементов, "приходя в ректорский дом, спрашивал: ″Ваш принц что делает? А наша принцесса пошла гулять″" (Там же, С. 61). Из далекого будущего это казалось мистическим знаком.

В детстве Саша Блок был так красив, что в самом деле был похож на маленького принца – прохожие на улице останавливались на него полюбоваться. И избалован "принц" был соответственно. "Саша был живой, неутомимо резвый, интересный, но очень трудный ребенок: капризный, своевольный, с неистовыми желаниями и непреодолимыми антипатиями" (Там же, С. 35). Характерно, что, при обилии всевозможных подробностей, особенных воспоминаний о его религиозном воспитании не дается. Конечно, надо учитывать, что свои воспоминания М.А. Бекетова писала уже в Советской России, но религиозная жизнь в семье, надо понимать, и была довольно поверхностной. Зато Блок получил щедрое "воспитание природой". Живя в основном в Петербурге, летние месяцы семья проводила в подмосковном имении Шахматово, Клинского уезда. О роли Шахматова в поэзии Блока писали все близкие ему люди. Андрей Белый описывает его так: "От Поварова до Подсолнечной стиль изменяется, пейзажи становятся резче, красивей и явно дичают; лугов уже меньше; леса отовсюду (теперь их повырубили); больше гатей, оврагов и рытвин, деревни – беднее, их – меньше; уже не Московская, а Тверская губерния; Русью Тверской уже веет (Тверская же Русь – не Московская Русь) – тою Русью, которая подлинная и о которой А.А. так чудесно сказал:

О Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!"

(Белый А. Воспоминания о Блоке. М., 1995. С. 77).

Блоковские строки действительно чудесны, но замечания Белого нельзя оставить без внимания – уж очень характерны они для русского интеллигента: если подлинная Русь – то  только не московская (по аналогии: если вера – то не Православие, если христианство – то без Церкви, если власть – то уж только не та, которая сейчас). А "долгий путь" у Блока совсем не "ясен" – в песне Гаэтана об этом сказано честнее:

Смотрит чертой огневою 
Рыцарю в очи закат,
Да над судьбой роковою
Звездные ночи горят.

Мира восторг беспредельный
Сердцу певучему дан.
В путь роковой и бесцельный
Шумный зовет океан…

("Роза и крест")

"Здесь, в окрестностях Шахматова, – продолжает Андрей Белый, – что-то есть от поэзии Блока; и – даже: быть, может, поэзия эта воистину шахматовская; взятая из окрестностей; встали горбины, зубчатые зори:

И вдоль вершин зубчатых леса
Засветит брачная заря.

Обилие хмурых горбин и болот с очень многими окнами, куда можно кануть – пойдешь прогуляться и канешь в окошко, – все это вплотную облегало усадьбу, где вырос А.А.; здесь – водится нечисть; здесь попик болотный на кочке кощунственно молится ″за лягушачью лапу, за римского папу″, колдун среди пней полоняет весну; и маячит дымком ″Невидимка″; сюда же Она по заре спускается розовым шелком одежд" (Там же).

"Лицо блоковской ″Руси″, – пишет Мочульский, – рождается не из русских былин, песен и сказок, а из народной магии заговоров и заклинаний, – и эта магия бросает на него темный свет демонизма" (Мочульский. А. Блок. С. 93). В отношении стихотворения "Русь" это, может быть, и верно, – но и то лишь отчасти, в целом же блоковская Россия этим элементом не исчерпывается. Тот же Мочульский замечает: "Два полюса его поэзии, – деревенская Русь, Московская губерния, Шахматово и ″городская″ Россия – Петербург". (Там же. С. 22).
 
Тема "Петербург Блока" продолжает всем известные "Петербург Пушкина" и "Петербург Достоевского" – и, отчасти их синтезирует. В чем-то Блок прямо следует традиции "Медного всадника":

О, город мой неуловимый,
Зачем над бездной ты возник?..
Ты помнишь: выйдя ночью белой
Туда, где в море сфинкс глядит
И на обтесанный гранит
Склонясь главой отяжелелой,
Ты слышать мог: вдали, вдали,
Как будто с моря, звук тревожный,
Для Божьей тверди невозможный,
И необычный для земли…
Провидел ты всю даль, как ангел
На шпиле крепостном; и вот –
 (Сон или явь): чудесный флот,
Широко развернувший фланги,
Внезапно заградил Неву…
И Сам Державный Основатель
Стоит на головном фрегате…
Так снилось многим наяву…
Какие ж сны тебе, Россия,
Какие бури суждены?..
Но в эти времена глухие
Не всем, конечно, снились сны…

("Возмездие")

Начало той же, 2-й главы поэмы – общее место советских учебников истории:

В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла…

Это Блок пишет не по личным воспоминаниям – следует канону демократической интеллигенции, так что за историческое свидетельство принять это трудно. Но с "другим" Петербургом ему пришлось познакомиться лично. В 1889 г. Александра Андреевна вторично вышла замуж – за поручика лейб-гвардии гренадерского полка Франца Феликсовича Кублицкого-Пиоттух, – и вместе с сыном переехала к мужу, в казармы на Петербургской стороне, на набережной Большой Невки.

В соседнем доме окна жолты.
По вечерам – по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,
А на стене – а на стене
Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине…

("Фабрика")