Алексей Константинович Толстой. Очерк жизни и творчества

Он родился в С.-Петербурге 24 августа (5 сентября) 1817 г. от непродолжительного брака представителей двух знатных фамилий – Толстых и Разумовских.

Отец, граф Константин Петрович Толстой, брат известного художника Федора Толстого, передал ему графский титул (Лев Толстой по этой линии доводился поэту троюродным братом), а мать, Анна Алексеевна Перовская, и ее родственники –значительное состояние (она была побочной дочерью графа Алексея Кирилловича Разумовского, сына последнего украинского гетмана, а фамилию получила от его подмосковной деревни Перово).

Практически сразу после рождения сына родители разошлись. Мать увезла шестинедельного младенца в Малороссию к своему брату Алексею Алексеевичу Перовскому (1787–1836), знаменитому впоследствии литератору (он прославился как автор фантастических повестей под псевдонимом Антоний Погорельский). В его имении Погорельцы Черниговской губернии прошли первые детские годы будущего поэта. Дядя, заменивший ребенку отца, много и усердно занимался его воспитанием, всячески поощряя его художественные наклонности, и, между прочим, специально для него сочинил известную сказку "Черная курица, или Подземные жители" (1829). Сказка была с моралью и говорила о скромности, приличествующей одаренному мальчику.

В 1826 г. Толстой был представлен ко двору и выбран товарищем для игр наследника престола, будущего императора Александра II. Летом 1827 г. десятилетний Толстой с дядей и матерью побывал в Германии, посетив, в частности, Веймар, и играл на коленях у самого Гёте. В С.-Петербурге, где они обосновались по возвращении из-за границы, он также оказался в окружении литераторов, друзей Перовского (в его доме юному Толстому часто приходилось видеть А.С.Пушкина, А.А.Дельвига, В.А.Жуковского, П.А.Вяземского, И.А.Крылова и др.).

1831 г. – опять же с дядей и матерью – Толстой путешествовал по Италии, посетив Венецию, Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь. "…В каждом из этих городов, – вспоминал он позднее, – росли во мне мой энтузиазм и любовь к искусству, так что по возвращении в Poccию я впал в настоящую "тоску по родине", в какое-то отчаяние, вследствие которого я днем ничего не хотел есть, а по ночам рыдал, когда сны меня уносили в мой потерянный рай". Это путешествие описано в дневнике Толстого за 1831 г. – первом его сохранившемся литературном опыте, опубл. в 1905 г.; его провожатыми и собеседниками в Италии были С.А.Соболевский, приятель Пушкина, С.П.Шевырев, состоявший учителем при детях княгини З.А.Волконской, и живописец К.П.Брюллов, который позднее, в 1836 г., напишет портрет Толстого – с ружьем и собакой.

В 1834 г. Толстой был зачислен "студентом" в Московский архив министерства иностранных дел, а в 1835 г. в Московском университете выдержал экзамен на чин (сдал экзамены "из предметов, составляющих курс словесного факультета, для получения ученого аттестата на право чиновников первого разряда"). Попытка сразу выйти в отставку, чтобы заняться исключительно искусством, встретила противодействие Перовского, и, чтобы не огорчать любимого дядюшку, Толстой смирился и продолжал числиться в архиве. В июле 1836 г. бездетный Перовский скончался на руках племянника, оставив ему огромное состояние – более трех тысяч душ в Черниговской губернии (управление имениями взяла на себя мать, так что забот у наследника не прибавилось).

В начале 1837 г. Толстой был сверх штата приписан к русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, но почти сразу выхлопотал себе отпуск и два года провел в путешествиях по Германии, Италии и Франции (и, между прочим, неоднократно встречался с Гоголем, занятым тогда сочинением "Мертвых душ"). К этому времени относятся две написанные по-французски фантастические повести: "La famille du vurdalak" ("Семья вурдалака", опубл. 1884) и "Le rendez-vous dans trois cent ans" ("Встреча через триста лет", опубл. 1912).

В 1840 г., по возвращении в С.-Петербург, Толстой был произведен в коллежские секретари и перемещен "младшим чиновником" во II отделение императорской канцелярии, занимавшееся составлением различных законов и указов, а в 1843 г. стал еще камер-юнкером, т.е. у него появились и придворные обязанности. Служба его мало занимала, однако, благодаря влиятельным родственникам, он быстро рос в чинах (титулярный советник, 1842; коллежский асессор, 1845; надворный советник, 1846; коллежский советник, 1852) и придворных званиях (церемониймейстер, 1851).

В 1840-е гг. Толстой вел жизнь светского человека. Литературные его занятия не были систематическими и носили подчеркнуто дилетантский характер. Стихов он тогда совсем не печатал, хотя сочинялись они во множестве, только одно стихотворение – "Бор сосновый в стране одинокой стоит…" – появилось без подписи в 1843 г. Причиной тому была, вероятно, не только скромность автора, но и равнодушие публики к поэзии в те годы, а опубликованные им за десятилетие прозаические сочинения можно пересчитать по пальцам. Самое значительное – фантастическая повесть "Упырь" (1841), появившаяся за подписью "Красногорский" и заслужившая одобрение В.Г.Белинского (это был литературный дебют Толстого). Результатом поездки в 1841 г. в Оренбургскую губернию (там губернатором был другой его дядя, В.А.Перовский) стали небольшие охотничьи очерки "Два дня в Киргизской степи" (1842) и "Волчий приемыш" (1843). Данью манере модных писателей "натуральной школы", увлекавшихся воссозданием "типов" российской общественной жизни, стал очерк "Артемий Филиппович Бервенковский" (1845) – о чудаковатом помещике-изобретателе. Наиболее оригинальна повесть из времен римских христианских мучеников "Амена" (1846), появившаяся с подзаголовком "Отрывок из романа "Стебловский"" (о самом романе нет никаких сведений).

В столичном обществе Толстой имел репутацию шутника и проказника, разделяя ее со своими двоюродными братьями Жемчужниковыми – Александром, Алексеем и Владимиром. В соавторстве с Алексеем Жемчужниковым Толстой сочинил пародийный водевиль "Фантазия", со скандалом провалившийся на сцене Александринского театра в январе 1851 г. Император Николай I расценил водевиль как глупую шутку, да и в журналах его единодушно бранили. Один Аполлон Григорьев со свойственной ему чуткостью понял намерение авторов, скрывшихся за инициалами Y и Z: "Здесь только доведено до нелепости и представлено в общей картине то, что по частям найдется в каждом из имеющих успех водевилей. Пародия гг. Y и Z не могла иметь успеха потому, что не пришел еще час падения пародируемых ими произведений".

Позднее "Фантазия" вошла в число сочинений Козьмы Пруткова. Пародийная "маска" этого глубокомысленного литератора и чиновника Пробирной палатки сложилась как раз в 1851 г. совместными усилиями Толстого и Алексея и Владимира Жемчужниковых. "Досуги" Козьмы Пруткова впервые появились в журнале "Современник" в 1854 г., а его "Полное собрание сочинений" было составлено Владимиром Жемчужниковым уже в 1884 г. В сочинениях Козьмы Пруткова Толстому принадлежат около десятка стихотворений и множество афоризмов, впрочем, будущей славы коллективного детища он не предвидел и всерьез к этой шуточной продукции не относился. Из позднейших юмористических сочинений Толстого, появившихся под собственным его именем, наиболее значительны "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева" (1868; опубл. 1883) и "Сон Попова" (1873; опубл. 1878).

Зимой 1850/1851 гг. у Толстого завязался роман с Софьей Андреевной Миллер, женой конногвардейского полковника. Вскоре она ушла от мужа, и с этого момента с нею связана вся последующая жизнь поэта. Благодаря его положению при дворе и дружбе с наследником престола, сомнительная связь с замужней женщиной не имела для него неприятных последствий, однако муж Софьи Андреевны долго не давал ей развода, и брак ее с Толстым был заключен только в 1863 г. Вся его любовная лирика, начиная с 1851 г., адресована исключительно ей (в т.ч. посвященный их первой встрече романс "Средь шумного бала, случайно…", 1851, опубл. 1856).

Во время Крымской войны Толстой добровольцем вступил в армию. Летом 1854 г. он сформировал отряд для отражения предполагаемой высадки английского десанта на балтийском побережье. В марте 1855 г. был зачислен в стрелковый полк ротным командиром в звании майора. После военной подготовки в декабре 1855 г. присоединился к полку под Одессой, но принять участие в боевых действиях не успел, поскольку вскоре заболел тифом. Оправился от болезни он только летом 1856 г., когда война закончилась. Тем же летом с Софьей Андреевной совершил путешествие по Крыму, в результате которого явился поэтический цикл "Крымские очерки" (опубл. 1856–1859).

В августе 1856 г. состоялась коронация Александра II, и Толстой был назначен флигель-адьютантом. Вскоре, из-за нежелания оставаться на военной службе, он стал егермейстером (начальником егерей царской охоты). Новый император неоднократно пытался возвысить друга детства и привлечь к государственной деятельности (в частности, осенью 1856 г. Толстого назначили делопроизводителем в "Секретный комитет о раскольниках"), но амбиции политика, а тем более чиновника у поэта решительно отсутствовали. К тому же он переживал творческий подъем и уже вполне осознал свое призвание.

В 1850-е гг. написано подавляющее большинство лирических стихотворений Толстого. В 1854–1856 гг. они регулярно печатались на страницах некрасовского "Современника". Прежде как поэт никому неизвестный, Толстой получил признание в литературных кругах, в особенности среди славянофилов: уже в первых его опубликованных стихотворениях – "Колокольчики мои…", "Ты знаешь край, где все обильем дышит…", "Ой, стоги, стоги…" – прочитывалась тема единства славянского мира. А.С.Хомяков, К.С.Аксаков, И.С.Аксаков находили в его стихах русский "склад ума" и "формы русские" (в особенности им нравились стилизации народных песен, такие, например, как "Ходит Спесь, надуваючись…", 1856).

Разошедшись с Н.А.Некрасовым и его "Современником", принимавшим все более радикальное направление, Толстой с 1857 г. новые стихотворения стал отдавать в "Русскую беседу", издаваемую И.С.Аксаковым. Здесь появились его первые поэмы: "Грешница" (1858) и "Иоанн Дамаскин" (1859). В последней присутствовали автобиографические мотивы. Толстой неоднократно просил уволить его от службы, но встречал сопротивление людей, искренне его любящих и желающих ему добра, в т.ч. самого императора. Так и в его поэме Иоанн Дамаскин, "любимый калифом", окруженный "почетом и лаской", просит отпустить его "на волю":

   О государь, внемли! мой сан,
   Величье, пышность, власть и сила,
   Все мне несносно, все постыло.
   Иным призваньем я влеком,
   Я не могу народом править:
   Простым рожден я быть певцом,
   Глаголом вольным Бога славить!
   В толпе вельмож всегда один,
   Мученья полон я и скуки;
   Среди пиров, в главе дружин
   Иные слышаться мне звуки;
   Неодолимый их призыв
   К себе влечет меня все боле –
   О, отпусти меня, калиф,
   Дозволь дышать и петь на воле!

В том же 1859 г. Толстой все-таки добился бессрочного отпуска, а в 1861 г. – полной отставки. С этого момента, за исключением заграничных поездок (Франция и Англия, лето 1860; Германия, осень 1862 – весна 1863; Италия, декабрь 1863; Германия, лето 1864 и январь 1868), он почти все время проводит в двух своих имениях – Пустынька под С.-Петербургом и Красный Рог в Черниговской губернии. В оживленных литературных и общественных дискуссиях 1860-х гг. он практически не участвует, если не считать нескольких сатирических стихотворений с ядовитыми выпадами против "нигилистов": "Поток-богатырь", "Порой веселой мая…", оба 1871, и др. Большая часть тогдашней публики считала Толстого сторонником "искусства для искусства", что было не вполне основательно. Просто он был убежден, что "назначение поэта – не приносить людям какую-нибудь непосредственную выгоду или пользу, но возвышать их моральный уровень, внушая им любовь к прекрасному".

В ситуации острого конфликта между славянофилами и западниками, либералами и революционерами, "отцами" и "детьми", среди смертельно враждующих между собою журнальных "партий" Толстой пытался сохранить независимость и великодушие к противнику. Свою позицию он ясно – и не без вызова – обозначил в стихотворении "Двух станов не боец, но только гость случайный…" (1858, опубл. 1867):

 Двух станов не боец, но только гость случайный,
  За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
  Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
  И к клятве ни один не мог меня привлечь;
  Союза полного не будет между нами –
  Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,
 Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
  Я знамени врага отстаивал бы честь!

Однако Толстой не был равнодушным созерцателем общественной смуты и своих не самых "передовых" – по меркам 1860-х гг. – взглядов не скрывал. Его повышенный интерес к русской истории, в особенности к эпохе Иоанна Грозного и Бориса Годунова, диктовался желанием осмыслить не только прошлое, но и настоящее России и угадать ее будущее.

Несмотря на свою независимость (а может, и благодаря ей), Толстой имел возможность печататься в разных журналах, и литературная его судьба складывалась в целом благополучно. В 1862 г. журнале М.Н.Каткова "Русский вестник", пользующемся репутацией крайне консервативного издания, появились драматическая поэма "Дон Жуан" и исторический роман "Князь Серебряный", задуманный еще в конце 1840-х гг. В 1867 г. вышел первый (и единственный при жизни) сборник стихотворений Толстого. Но настоящую славу ему принесли исторические трагедии – главный и, казалось, не очень своевременный его труд в 1860-х годах. В "Отечественных записках" была напечатана "Смерть Иоанна Грозного" (1866), в "Вестнике Европы" – "Царь Федор Иоаннович" (1868) и "Царь Борис" (1870). Почти сразу они были поставлены на сцене (за исключением "Царя Федора Иоанновича", которому зато потом будет суждена блестящая сценическая судьба) и получили европейское признание (на премьере "Смерти Иоанна Грозного" в Веймаре в 1868 г. Толстой присутствовал лично; перевод на немецкий был осуществлен Каролиной Павловой при участии автора).

По завершении "драматической трилогии" Толстой обратился к лиро-эпическим жанрам. В 1869–1875 гг. написана большая часть его баллад и поэмы "Дракон" (1874) и "Портрет" (1875).

Последним его произведением стала историческая драма "Посадник", действие которой происходит в Великом Новгороде в XIII в. Работа над ней началась сразу по окончании драматической трилогии в 1870 г., но завершить ее поэт не успел (были закончены три действия из четырех; последнее известно в пересказе Д.Н.Цертелева).

28 сентября (10 октября) 1875 г. Толстой скончался на 48-м году жизни в Красном Роге от передозировки морфия, который употреблял для облегчения страданий от астмы, грудной жабы и невралгии с тяжелыми головными болями. Похоронен он там же, вместе с ненадолго пережившей его Софьей Андреевной, в склепе у Успенской церкви.

Проза

В печати Толстой впервые выступил как прозаик. В 1841 г. за подписью Красногорский отдельным изданием вышла его повесть "Упырь". Это фантастическая повесть, напоминающая сочинения Антония Погорельского, любимого дядюшки Толстого, и В.Ф.Одоевского, в свою очередь подражавших Гофману. Действие ее завязывается в Москве, где некий бледный молодой человек (Рыбаренко) раскрывает герою повести (Руневскому) глаза на истинное существо веселящихся на балу людей: среди них, оказывается, множество "гнусных упырей". Далее Рыбаренко повествует о странных преданиях, связанных с итальянской виллой Urgina на озере Комо, и собственных там приключениях, довольно запутанных и жутких, и все это, конечно, имеет прямое отношение к жизни Руневского и семье его возлюбленной. В финале фантастика получает психологическое объяснение (рассказчик оказывается душевнобольным), но, конечно, не упраздняется вполне. Эта повесть вызвала сдержанное одобрение В.Г.Белинского, посвятившего ей особую рецензию. Дарование автора он счел "еще молодым", хотя и "замечательным", пожурил его за фантастику и "внешность изобретения", но все же отметил, что "…самая многосложность и запутанность его обнаруживают в авторе силу фантазии; а мастерское изложение, уменье сделать из своих лиц что-то вроде характеров, способность схватить дух страны и времени, к которым относится событие, прекрасный язык, иногда похожий даже на слог, во всем отпечаток руки твердой, литературной, – все это заставляет надеятся в будущем на многое от автора "Упыря"".

Еще прежде "Упыря", в конце 1830-х, Толстой написал две повести по-французски: "La famille du vurdalak" ("Семья вурдалака", опубл. 1884) и "Le rendez-vous dans trois cent ans" ("Встреча через триста лет", опубл. 1912). Действие их происходит в Сербии и Франции XVIII в. В них также есть замки, родовые проклятия и прочие атрибуты романтической фантастики, а по стилю они напоминают новеллы П.Мериме Переводчик первой из них, Б.М.Маркевич, отмечал что они написаны "с намеренным подражанием несколько изысканной манере и архаическим обротам речи conteur´ов во Франции XVIII века".

Из фантастических повестей Толстого наиболее оригинальна повесть "Амена" (1846), действие которой отнесено ко временам гонений на христиан при императоре Максимиане. Здесь, чтобы совратить юного христианина Амвросия и принудить его к отречению от Христа, восстает целый языческий пантеон вместе с главною обольстительницей Венерой (Аменой, т.е. Анадиоменой). Лишь в последний момент, при виде погибающих по его вине возлюбленной и друга, Амвросий спасается от сетей богини, обернувшейся настоящим исчадием ада. Вся эта история дана от имени странного незнакомца, повстречавшегося на ступенях Колизея некоему путешественнику. Краткая вводная часть повести отсылает к рассказу Рыбаренко в "Упыре" о его итальянских приключениях, так что, кажется, он и есть этот путешественник. Вероятно, Толстой задумывал сложить эти две повести (или фрагменты из них) в некое более обширное произведение: в подзаголовке "Амены" значится: "Отрывок из романа "Стебловский""; о нем, впрочем, нет никаких сведений.

Высшим достижением Толстого в прозе явился роман из эпохи опричнины Иоанна Грозного "Князь Серебряный" (опубл. 1862). Работа над ним началась, как полагают, уже в конце 1840-х гг. Это исторический роман в духе Вальтера Скотта, с центральным вымышленным героем, простодушным, но безукоризненно честным, который оказывается жертвой борьбы царя Иоанна, устанавливающего неограниченную власть, с московским боярством. Симпатии Толстого на стороне последнего, поскольку именно среди боярства, по его мнению, сохранялись старинные представления о чести и справедливости. Среди них, впрочем, есть и свои "ренегаты", вроде князя Вяземского, сознающего свою преступность, но одолеваемого романтической страстью с жене боярина Морозова.

Однако главной опорой Иоанну служат циничные и безнравственные выскочки, среди которых выделяется мрачная фигура Малюты Скуратова. Он и его подручный Хомяк и есть настоящие разбойники, в отличие от разбойников из простонародья во главе с атаманом Ванькой Перстнем, не обделенных авторским сочувствием (в конце романа он оказывается одним из известных сподвижников Ермака по прозванию Иван Кольцо, который от имени казаков "поклонился" царю Сибирским царством). Основная сюжетная линия романа связана с любовным соперничеством, причем с явной аллюзией на "Песню… про купца Калашникова" М.Ю.Лермонтова. Стихия устного народного творчества пронизывет весь текст романа – от стилизации старинной сказительской манеры в речи от автора, переосмысленных мотивов сказок, легенд и исторических песен до прямого цитирования подлинных произведений устного народного творчества. Фольклорный материал Толстой черпал в сборниках И.П.Сахарова "Сказания русского народа", "Песни русского народа" и "Русские народные сказки", выходивших с 1836 по 1841 гг. (кстати, они много послужили и Гоголю), а исторический – в "Истории Государства Российского" Н.М.Карамзина.

В "Князе Серебряном" Толстой сумел вдохнуть новую жизнь в жанр "вальтерскоттовского" исторического романа, когда-то – в исполнении М.Н.Загоскина и др. – пользовавшегося большой популярностью. Оригинальность подхода заключалась преимущественно в особом лиризме авторского повествования и значительности доли народно-поэтических элементов в тексте. Современной автору критикой роман воспринят не был, но довольно скоро вошел в число образцовых, классических книг для детского и юношеского чтения.

Лирика

Свои лирические стихотворения Толстой начал публиковать только с 1854 г., хотя сочинял их с самой ранней юности.

В 1840-е гг. в его лирике преобладали элегические мотивы воспоминания и невозвратимости прошлого ("Шумит на дворе непогода…", "Дождя отшумевшего капли…", "По гребле неровной и тряской…" и др.), сетования о запустении дворянских гнезд ("Ты помнишь ли, Мария…", "Пустой дом"), имелись и тривиально-романтические декларации о поэте "с орлиным взглядом", парящем над толпой ("Поэт"). Более оригинальными были стихотворения мажорного звучания, включающие темы степной воли и русско-украинской истории ("Колокольчики мои…", "Ты знаешь край, где все обильем дышит…") Не случайно именно эти стихотворения первыми появились в некрасовском "Современнике".

Расцвет Толстого-лирика приходится на 1850-е гг., когда было написано подавляющее большинство его лирических стихотворений. Значительное место среди них занимает цикл стихотворений о любви, адресованных С.А.Миллер, в которых можно прочесть связное повествование об отношениях двух любящих ("Средь шумного бала, случайно…", "Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость…", "Не ветер, вея с высоты…" – все 1851; "О, не пытайся дух унять тревожный…", "Не верь мне, друг, когда в избытке горя…", "Когда кругом безмолвен лес дремучий…" – все 1856; "Порой, среди забот и жизненного шума…" – 1857; "Минула страсть, и пыл ее тревожный…", "Ты жертва жизненных тревог…", "С тех пор как я один, с тех пор как ты далеко…", "Ты клонишь лик, о нем упоминая…", "Тебя так любят все! Один твой тихий вид…" – все 1858; "К страданиям чужим ты горести полна…", "Нас не преследовала злоба…" – все 1859; "На нивы желтые нисходит тишина…" – 1862. (всего более 25 стихотворений). Но – в отличие от Н.А.Некрасова, обнажившего в своем "панаевском" цикле неприглядно-бытовую, "нервозную" сторону любви, и Ф.И.Тютчева, показавшего в "денисьевском" цикле ее высокий трагизм, – Толстой поэтизировал любовь как гармоническое начало, дающее жизнь, смысл и порядок творению, озаряющее "толпы миров".

   И вещим сердцем понял я,
   Что все, рожденное от Слова,
   Лучи любви кругом лия,
   К Нему вернуться жаждет снова;
   И жизни каждая струя,
   Любви покорная закону,
   Стремится силой бытия
   Неудержимо к Божью лону;
   И всюду звук, и всюду свет,
   И всем мирам одно начало,
   И ничего в природе нет,
   Что бы любовью не дышало.
    ("Меня, во мраке и пыли…", 1851 или 1852)

   Когда Глагола творческая сила
   Толпы миров воззвала из ночи,
   Любовь их все, как солнце, озарила,
   И лишь на землю к нам ее светила
   Нисходят порознь редкие лучи.

   И порознь их отыскивая жадно,
   Мы ловим отблеск вечной красоты;
   Нам вестью лес о ней шумит отрадной,
   О ней поток гремит струею хладной
   И говорят, качаяся, цветы.
    
("Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре…", 1858)

По точному замечанию Владимира Соловьева, "только идеальная сторона любви выражена в его стихотворениях на эту тему". Даже когда речь идет, по-видимому, о размолвках, взаимных подозрениях, душевном смятении и т.п., у Толстого всё разрешается в "торжественном аккорде", возносится в "страну лучей", где "вокруг миров вращаются миры".

   Не верь мне, друг, когда, в избытке горя,
   Я говорю, что разлюбил тебя,
   В отлива час не верь измене моря,
   Оно к земле воротится, любя.

   Уж я тоскую, прежней страсти полный,
   Мою свободу вновь тебе отдам,
   И уж бегут с обратным шумом волны
   Издалека к любимым берегам!

("Не верь мне, друг, когда, в избытке горя…", 1856)

   О, не пытайся дух унять тревожный,
   Твою тоску я знаю с давних пор,
   Твоей душе покорность невозможна,
   Она болит и рвется на простор.

   Но все ее невидимые муки,
   Нестройный гул сомнений и забот,
   Все меж собой враждующие звуки
   Последний час в созвучие сольет,

   В один порыв смешает в сердце гордом
   Все чувства, врозь которые звучат,
   И разрешит торжественным аккордом
   Их голосов мучительный разлад.
    ("О, не пытайся дух унять тревожный…", 1856).

Такое в целом счастливое, радостное решение любовной темы в лирике Толстого вполне органично. Наиболее характерные для него стихи имеют мажорное звучание: они торжественны и романтически-возвышенны, но не за счет архаизации лексики и синтаксиса, а благодаря ритму и интонации, т.е. мелодике стиха – не случайно очень многие его стихотворения, даже мало похожие на романсы, были положены на музыку.

При всей их "торжественности" стихи Толстого довольно "просты": их отличает, в частности, простота и даже небрежность рифмовки, что является умышленный приемом, создающим впечатление безыскусности, подлинности лирической эмоции. Чаще всего он пытается запечатлеть миг душевного подъема, причем в высшей его точке, и тяготеет к весенним пейзажам.

   Звонче жаворонка пенье,
   Ярче вешние цветы,
   Сердце полно вдохновенья,
   Небо полно красоты.

   Разорвав тоски оковы,
   Цепи пошлые разбив,
   Набегает жизни новой
   Торжествующий прилив,
 
   И звучит свежо и юно
   Новых сил могучий строй,
   Как натянутые струны
   Между небом и землей.
    ("Звонче жаворонка пенье…", 1858)

   …То на любовь мою в ответ
    Ты опустила вежды –
   О жизнь! о лес! о солнца свет!
    О юность! о надежды!

   И плакал я перед тобой
    На лик твой глядя милый, –
   То было раннею весной,
    В тени берез то было!

   То было в утро наших лет –
    О счастие! о слезы!
   О лес! о жизнь! о солнца свет!
    О свежий дух березы!
    ("То было раннею весной…", 1871)

Встречается в его стихах и "уныние" – излюбленная эмоция элегических поэтов начала XIX в. (и самого Толстого в лирике 1840-х гг.), но трактуется оно чаще всего как состояние душевного упадка, с которым поэт постоянно ведет борьбу ("Что ни день, как поломя со влагой, так унынье борется с отвагой…", 1858), призывая на помощь высшие силы. Борьба эта не всегда успешна, но это именно борьба, а не "сладкая меланхолия" ("Господь, меня готовя к бою…", 1857; "В совести искал я долго обвиненья…", "Бывают дни, когда злой дух меня тревожит…", "Я задремал, главу понуря…", все 1858; "Про подвиг слышал я Кротонского бойца…", 1871). Соответствующая эмоция находит место в стилизациях народных песен, но и там это, конечно, не элегическое "уныние", а "грусть-тоска", заедающая век "добра молодца", "злая кручинушка", "горе-гореваньице" ("Уж ты мать-тоска, горе-гореваньице…", "Уж ты нива моя, нивушка…", оба 1856; "Не Божиим громом горе ударило…", "Ты неведомое, незнаемое…", оба 1857; "Вырастает дума, словно дерево…", "Хорошо, братцы, тому на свете жить…", оба 1858; "Исполать тебе, жизнь – баба старая…", 1859).

В программном послании "И.С.Аксакову" (1859) Толстой принимал упрек, что в его стихах "торжественности много и слишком мало простоты", что "не раз под голос грома, быть может, строил мой псалтырь", но объяснял это тем, что о самом важном, об "иной", необыденной красоте он просто не в состоянии поведать "на ежедневном языке". По сути, здесь речь о религиозном переживании творчества и вдохновения, которое полнее выразилось в поэме "Иоанн Дамаскин" (1859) и другом программном стихотворении о природе искусства:
  
 Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
 Вечно носились они над землею, незримые оку.
 […]
 Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,
 Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,
 Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать…
 […]
 О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
 Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,
 Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье…
  ("Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..", 1856)

Баллады

В 1840-е гг. Толстой сочинял в основном романтические баллады в духе В.А.Жуковского и М.Ю.Лермонтова ("Волки", "Где гнутся над омутом лозы…", "Курган", "Князь Ростислав", все опубл. 1856). Но и тогда уже были написаны три вполне оригинальные исторические баллады, объединенные общей мыслью – о почти безоружном, но мужественном, до смерти, противостоянии тирану или иноверным захватчикам ("Василий Шибанов", опубл. 1858; "Князь Михайло Репнин", "Ночь перед приступом", обе опубл. 1867).

Вершина его балладного творчества приходится на конец 1860-х – начало 1870-х гг. Все написанные тогда баллады, или былины (сам автор не видел большой разницы между двумя этими обозначениями; ср.: "…хлестнет их по спине моя былина иль баллада". – "Боюсь людей передовых…", 1873), написаны, по видимости, на историческую тематику, но среди них есть как собственно исторические баллады, так и лирические, и даже сатирические, вполне злободневные. С традициями устного народного творчества все они, конечно, связаны, но прямыми стилизациями не являются (сам стих в толстовских балладах подчеркнуто "литературен": трехсложные и – реже – двухсложные силлабо-тонические размеры, одинаковые строфы с правильной рифмовкой).

В исторических балладах развернута целая поэтическая концепция русской истории: на смену вольностям, всеобщему согласию и открытости Киевской Руси и Великого Новгорода приходят холопство, тирания и национальная замкнутость Московского царства, объясняемые тяжким наследием татарского ига. Соответственно, две противопоставленные друг другу эпохи привлекают особое внимание поэта – времена князя Владимира Красное Солнышко, который, "душой возрожден, в Русь милосердия… внес закон" ("Песня о походе Владимира на Корсунь", 1869), и царствование Иоанна Грозного, жестокого и мстительного тирана ("Старицкий воевода", 1858).

В балладах о временах до татарского ига подеркиваются могущество и независимость русских князей ("Роман Галицкий", 1870), их господство над племенами, которых не смогли покорить западные соседи ("Ругевит", "Боривой", обе 1871), тесные контакты Киевской Руси с Западной Европой ("Песня о Гаральде и Ярославне", 1869; "Гакон слепой", 1870), общность их исторической судьбы ("Три побоища", 1869). Времена Киевской Руси рисуются Толстому золотым веком, за которым последовали княжеские раздоры, татарское иго, всеобщее холопство при московских царях и забвение собственной национальности и веры при Петре I. Все это пророчит Змей Тугарин, явившийся на пир былинных богатырей князя Владимира ("Змей Тугарин", 1868) (о том же идет речь в притчеобразной балладе "Чужое горе", 1866).

Тесная взаимосвязь времен, роковая последовательность хода русской истории позволяет Толстому перекинуть мостик от ее "золотого века" к нынешним "нигилистам". Так появляются сатирическая баллада "Поток-богатырь" (1871) и другие "антинигилистические" баллады ("Пантелей-целитель", 1866; "Порой веселой мая…", 1871) (наиболее полное сатирическое обозрение русской истории Толстой дал не в балладе, а в шуточном стихотворении "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева", 1868, опубл. 1883).

В балладах, которые условно можно назвать "лирическими", сюжет не играет большой роли. В них выделяются эмоционально значимые моменты, эпизоды, детали, и именно на них фиксируется внимание читателя. В результате эпическое начало оказывается сильно потеснено лирическим. В особенности это касается последних баллад Толстого ("Илья Муромец", 1871; "Алеша Попович", 1872; "Садко", "Канут", "Слепой", все 1873). Можно, вероятно, говорить о частичном его возвращении (хотя, конечно, уже на другом уровне) к художественным принципам романтической баллады, с которой он начинал в 1840-г гг. Т.о. балладное творчество Толстого "описывет круг", возвращаясь к своим истокам.

Поэмы

В отличие от баллад Толстого с их преимущественно исторической проблематикой, в его поэмах главное место занимают вопросы религиозные и эстетические.

В поэме "Грешница" (1858) рассказывается о преображении самоуверенной и дерзкой "блудницы молодой" "перед святынею Христа". Основная идея поэмы заключается в утверждении ничтожества красоты земной перед красотой духовной.

Герой поэмы "Иоанн Дамаскин" (1859) отказывается от земных благ, которые сполна имел при дворе дамасского калифа, и удаляется в монастырь, чтобы послужить Творцу своими песнопениями. А там, смиряясь перед суровым монахом, взявшим на себя роль его духовного руководителя, Иоанн вынужден дать обет больше не слагать песен, но не сдерживает его. Это оказывается выше его сил, поскольку несогласно с волею Творца, наградившего Иоанна поэтическим даром. В конке концов, наставленный божественным видением старец благословляет песнопевца, и его "свободное слово" воскресает на радость народу и к славе Божией:

   …То слышен всюду плеск народный,
   То ликованье христиан,
   То славит речию свободной
   И хвалит в песнях Иоанн,
   Кого хвалить в своем глаголе
   Не перестанут никогда
   Ни каждая былинка в поле,
   Ни в небе каждая звезда.

Сюжет "Алхимика" (1867) взят из легенды о мыслителе XIII в. Раймонде Луллии. Это "неоконченная поэма" (как гласит авторский подзагловок) говорит о великой силе женской красоты, побудившей героя оскорбить святыню храма и направившей его на поиски элексира жизни (занятие тоже не самое благочестивое). Намеренно оборванная на полуслове, когда Раймонд дает красавице клятву исполнить ее желание, поэма оставляет возможность думать, что герой все-таки получит элексир. Впрочем, вероятнее всего, и здесь герой, в результате своих исканий, придет к осознанию безмерного превосходства небесных благ и духовной красоты перед красотою земной, которая лишь образ и тень первой. Но и в таком случае именно женская, земная красота окажется тем, что заставило героя искать неба.

Подобную мысль находим в написанной ранее "драматической поэме" Толстого "Дон-Жуан" (1862). Это романтическая мистерия, каких много встречается у немецких и английских авторов начала XIX в., по-своему воспринявших "Фауста" Гете. Речь в поэме идет не о любовных приключениях, а о Любви как божественном мировом начале. Дон Жуан у Толстого не просто соблазнитель: он человек, ищущий небесную красоту, одаренный способностью видеть в каждой женщине ее высший, "идеальный" образ. Правда, завладев женщиной, Дон Жуан обнаруживает, что в реальности она неизмеримо ниже собственного прообраза, и вновь отправляется на поиски, раз от разу все более разочаровываясь. А встретив женщину, действительно достойную своего небесного прообраза, он уже отказывается верить в свое счастье и погибает. Лишь небесное милосердие спасает грешника. Таков толстовский Дон Жаун – искатель вечной, небесной красоты, осужденный на это самим Создателем (в прологе к поэме, как и в прологе к "Фаусту", прослеживаются мотивы Книги Иова).

Почти религиозное переживание женской красоты, но уже запечатленной рукою искусства, имеет место и в автобиографической поэме "Портрет" (1874). В старинном женском портрете юноша, уже почти впавшей в горячку, открывает целый мир прекрасного, волшебство любви. Как оказывается в конце поэмы, то была лишь болезнь, но, очевидно, и герой этой поэмы, подобно Дон Жуану, будет искать вечный идеал, с образом которого впервые соприкоснулся благодаря искусству.

"Дракон. Рассказ XII века. С итальянского" (1875) – последняя и самая странная из поэм Толстого, написанная дантовскими терцинами. Это не перевод, как можно подумать (и думали некоторые современники поэта), а попытка в краткой поэме передать дух и стиль "Божественной комедии", ее сумрачную фантастику и туманную аллегоричность. Вроде бы речь в поэме идет о борьбе гвельфов и гиббелинов, но чудовищный змей, опустошивший землю, который должен просто олицетворять германского императора, пугает своей реальностью. Смысл поэмы едва ли сводится к простой стилизации. Возможно, Толстого увлек сам явившийся ему гротескный образ финала человеческой истории, полной войн и раздоров, и дантовские терцины и дантовский слог показались ему наиболее адекватными этому образу. Как бы то ни было, поэма по сей день остается неразгаданной. Поэтому чаще всего обращают внимание на мастерство, с которым в ней имитируется литературный стиль и манера мышления итальянца в конце Средних веков. Д.С. Святополк-Мирский, например, обращал внимание на "блестящую обвинительную речь гвельфа против предательства гиббелинских городов Северной Италии, где простое перечисление имен ломбардских городов производит впечатление грозной красоты":

  Из века в век да вас клянут в народе
  И да звучат позором вековым
  Названья ваши: Асти, Реджьо, Лоди!

  Вы, чрез кого во прахе мы лежим,
  Пьяченца, Комо, Мантуа, Кремона!
  Вы, чьи уста, из злобы ко своим,

  Призвали в край германского дракона!

Драматургия

Поэзию Толстого в полной мере оценили только в конце XIX – начале XX в. Своевременной ее славе отчасти помешало отсутствие прижизненных сборников – единственный вышел в 1867 г. Широкое, в том числе и европейское, признание он получил благодаря драматической трилогии "Смерть Иоанна Грозного" (1866), "Царь Федор Иоаннович" (1868) и "Царь Борис" (1870).

В изложении событий и трактовке характеров властителей Толстой почти во всем следует Н.М.Карамзину (в некоторых деталях также Н.И.Костомарову). Однако эта трилогия не историческая хроника и, тем более, не зарисовки быта и нравов допетровских времен (как, например, в исторических драмах А.Н.Островского). В ней Толстому удалось воскресить жанр трагедии: неоднократно отмечалось, трилогия в большей степени связана не с историческими хрониками Шекспира, где ставились собственно исторические вопросы, а с его трагедиями. Главная ее тема – трагедия власти, и не только власти самодержавных царей, но шире – власти человека над действительностью, над собственной участью. Русская история у Толстого предстает как трагедия. Все происходящее в ней происходит в большей степени по воле рока, чем по злой воле людей, и все ее конфликты предстают трагическими, т.е. принципиально неразрешимыми. Смуты и народные бедствия лишь отчасти обусловлены нравственными изъянами царей – необузданным властолюбием Иоанна Грозного, безволием и страхом перед ответственностью Федора Иоанновича, моральными компромиссами Бориса Годунова, идущего "окольными" путями к благой, по-видимому, цели. Домашние, лишенные, казалось бы, государственной значимости поступки царей и бояр, участие второстепенных, на первый взгляд, лиц в конечном счете оказываются важнейшими, поистине роковыми обстоятельствами.

Сквозным, проходящим через всю трилогию, является образ Бориса Годунова. С ним связана мысль о неустранимом конфликте бездействия и действия, "прямого" и "окольного" путей, причем к трагическим итогам приводят и тот, и другой. Люди "прямого пути" (как, например, боярин Захарьин) не знают цели высшей, чем сохранить свою честь и поступать по правде, но, лично безупречные, они оказываются неспособны реально повлиять на ход событий. Страшная правда заключается в том, что "любовность" пытающегося всех примирить царя Федора Иоанновича приводит к умножению раздоров, а сама его доброта, доверчивость и боязнь согрешить оказываются источником общественных зол.

Не оправдывает себя и гораздо более действенный, не стесняющийся в средствах "окольный путь" Бориса Годунова, пусть даже он и приводит к желанной цели. Как писала М.Н.Виролайнен, в последней части трилогии оказывается, что "…путь к цели легче, чем то состояние, когда она наконец достигнута. На пути средства оправдывались целью. Достигнутая цель не оправдала средств. По ходу драматического действия с Борисом происходит внутреннее перерождение. […] Главный, искуснейший и прирожденный "делатель" истории, достигнув власти, выходит из игры, сам раздавленный теми средствами, которые привели его к цели. Таков итог трагедии "Царь Борис", которая, вобрав в себя все основные мотивы исторической трилогии, завершает ее" (История русской драматургии. Вторая половина XIX – начало XX в. Л., 1987. С.359).

Основные издания сочинений А.К.Толстого:

Собр. соч.: В 4 т. М., 1963–1964; Собр. соч.: В 4 т. М., 1980; Полн. собр. стихотворений: В 2 т. Л., 1984 (Б-ка поэта, бс).

Литература:

Критическая литература о произведениях А.К.Толстого / Сост. Н.Ф.Денисюк. Вып.1–2. М., 1907; Котляревский Н.А. Граф А.К.Толстой // Котляревский Н.А. Старинные портреты. СПб., 1907. С.273–416; Стафеев Г.И. Сердце полно вдохновенья: Жизнь и творчество А.К.Толстого. Тула, 1973; Ямпольский И. Середина века. Л., 1974; Жуков Д.А. А.К.Толстой. М., 1982 (ЖЗЛ); Илюшин А.А. Стихотворения и поэмы А.К.Толстого. М., 1999 (см. также: Стафеев Г.И. А.К.Толстой: Библиографический указатель. Брянск, 1969).

Страница 1 - 7 из 7
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | По стр.
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru