Федор Тютчев о назначении человека и смысле истории

                                       Только правда, чистая правда и беззаветное
                                       следование своему незапятнанному инстинкту
                                       пробивается до здоровой сердцевины, которую
                                       книжный разум и общение с неправдой как бы
                                       спрятали в грязные лохмотья.

                                       Следует определять, какой час дня мы
                                       переживаем в христианстве. Но если еще не
                                       наступила ночь, то мы узрим прекрасные и
                                       великие вещи.
                                                                                              Ф.И. Тютчев
                                                                
Федор Иванович Тютчев родился 27 ноября (5 декабря) 1803 г. в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии в старинной дворянской семье, сохранявшей патриархальные традиции. Детство будущего поэта прошло в Овстуге, а затем в Москве, где он получил отменное домашнее образование под руководством Е.С. Раича, поэта-переводчика, знатока классической древности и итальянской литературы. Уже с двенадцати лет Тютчев успешно переводил Горация, а в 1819 г. в "Трудах" Общества любителей российской словесности появилась его первая публикация - вольное переложение "Послания Горация к Меценату". С 1819 по 1821 г. он успешно обучается на словесном отделении Московского университета, а с 1822 г. находится на дипломатической службе в Баварии. В Мюнхене, крупном центре западной культуры, молодой дипломат встречается с Ф.В. Шеллингом, сближается с Г. Гейне, переводит И.В. Гете, Дж. Г. Байрона, В. Шекспира, Ф. Шиллера и других европейских писателей, обретая в собственных сочинениях свой голос и вырабатывая неповторимый стиль. Его первые поэтические опыты, печатавшиеся во второй половине 1820-х гг. в издававшихся Е.С. Раичем альманахе "Северная лира" и журнале "Галатея", остались не замеченными читателями и критиками. Большим событием в литературной судьбе Тютчева стала публикация в 1836 г. в пушкинском "Современнике" значительной подборки его стихотворений под заголовком "Стихи, присланные из Германии" и с подписью Ф.Т. После смерти первой жены Элеоноры Петерсон (урожденной графини Ботмер) и второго брака с Эрнестиной Дернберг (урожденной баронессой Пфеффель) в его поэтическом творчестве наступает почти десятилетний перерыв, во время которого он пишет публицистические статьи "Россия и Германия", "Россия и Революция", "Римский вопрос", задумывает историософский трактат "Россия и Запад".

После двадцатидвухлетнего отсутствия Тютчев в 1844 г. возвращается в Россию, где через несколько лет получает должность старшего цензора при Министерстве иностранных дел, а в 1858 г. назначается председателем Комитета цензуры иностранной. В 1850-е гг. Тютчев начинает получать все большую известность как поэт. В журнале "Современник" (1850, №1) появляется статья Н.А. Некрасова "Русские второстепенные поэты", автор которой ставит Тютчева в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым. Воспроизводя публикацию пушкинского "Современника", Н.А. Некрасов уточнил название своей статьи и отнес не замеченного критиками поэта к "русским первостепенным поэтическим талантам", к "немногим блестящим явлениям в области русской поэзии": "Прежде всего скажем, что хотя они и присланы из Германии, не подлежало никакому сомнению, что их автор был русский: все они написаны были чистым и прекрасным языком, и многие носили на себе живой отпечаток русского ума, русской души" . В конце статьи Н.А. Некрасов высказывал пожелание издать собрание стихотворений Тютчева отдельной книгой, что и осуществилось в 1854 г. по инициативе И.С. Тургенева. По мнению последнего, поэзия Тютчева выражает неповторимое слияние глубокой мысли и сильного чувства, и в ней звучат "речи, которым не суждено умереть". В дальнейшем высокие оценки творчества поэта продолжали множиться. А.А. Фет считал его "одним из величайших лириков, существовавших на земле", а "книжку небольшую" его стихотворений - "томов премногих тяжелей". Для Ф.М. Достоевского же он - первый поэт-философ, которому равного не было, кроме Пушкина. А Л.Н. Толстой полагал, что без Тютчева жить нельзя. Между тем сам поэт не искал писательской славы и не стремился публиковать свои стихи, многие из которых увидели свет благодаря случайным обстоятельствам. Озабоченный текущими событиями и будущими судьбами России, он особое внимание уделял политике и пытался влиять на ее ход не только на занимаемых должностях, но и через свои знакомства и связи в придворных и дипломатических кругах, в журналистской и писательской среде, в светском обществе, что нередко проявляется в его письмах.

Однако за внешне скупой и малособытийной жизнью (служба в дипломатическом ведомстве и цензурном комитете, встречи с государственными деятелями, великосветские рауты и приемы, редкие поездки по России и заграничные путешествия) скрывалась огромная духовная и мыслительная работа. Как христианский мыслитель, политический идеолог и принципиальный полемист Тютчев не только стоит в одном ряду с такими наиболее крупными писателями и философами, как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, В.С. Соловьев и др., но и в постановке ряда существенных задач занимает в нем одно из первенствующих мест. По признанию А.С. Хомякова, поэт первым заговорил о судьбах России и Запада в неотрывном единстве с религиозным вопросом. А И.С. Аксаков приходил к заключению, что в лице Тютчева на Западе встретились с "неслыханным явлением": "впервые раздался в Европе твердый и мужественный голос Русского общественного мнения. Никто и никогда из частных лиц в России еще не осмеливался говорить прямо с Европою таким тоном, с таким достоинством и свободой"1. В подобном прямом разговоре своеобразно отразилась настоятельная общественная потребность, о которой косвенно свидетельствовал А.И. Герцен, отмечая почти полное замалчивание русской официозной и либеральной печатью выпады против России либеральной прессы: "Бедный русский народ! Некому возвысить голос в его защиту!"

Эпоха наполеоновских нашествий и национальных движений, Отечественная война 1812 года, Венский конгресс и Священный союз, восстание декабристов, французская революция 1830 года, оба польских восстания, европейские волнения 1848 года, создание коммунистического манифеста и Интернационала, заговор петрашевцев, Крымская кампания и падение Севастополя, "освобождение крестьян" и "великие реформы" 60-х годов, победоносная война Италии с Австрией и ликвидация светской власти пап, франко-прусская война, разгром Франции и создание Германской империи - вот значимые исторические события, наблюдателем и аналитиком которых оказался поэт. И рассматривал он их не только с точки зрения текущей политики и происходивших государственных и социальных поворотов и перемен, но и в глобальном контексте мировой истории, с ее "началами" и "концами", а также с качественными метаморфозами в ее ходе внутреннего мира и духовных ценностей человека. Поэт стремился осмыслить происходившее на его глазах, выявив подспудные закономерности истории и определив ее онтологические основания, и тем самым заглянуть в будущее. Способность Тютчева, говоря словами хорошо знавшего его современника, сочетать текущую политику с "политикой всего человеческого рода", под "оболочкой зримой" истории видеть ее самое, во внешних событиях и явлениях жизни раскрывать их духовно-нравственную суть и, соответственно, последующую судьбу, и определяла его пророческий дар, не теряющуюся с течением времени, но, напротив, обостряющуюся и непреходящую актуальность его историософского и публицистического наследия.

Личность Тютчева вместила в себя неразрешимые противоречия и контрасты бытия, неизбывный трагизм пребывания человека на земле и хода истории. Эта взаимоотраженность индивидуальной судьбы и человеческого удела в целом придает творчеству поэта и мыслителя непреходящее значение.

Тютчев принадлежит к наиболее глубоким представителям отечественной культуры, которых волновала в первую очередь (разумеется, каждого из них на свой лад и в особой форме) "тайна человека" (Достоевский), как бы не видимые на поверхности текущего существования, но непреложные законы и основополагающие смыслы бытия как отдельной жизни, так и всей истории. Такие писатели пристальнее, нежели "актуальные", "политические" и т.п. литераторы, всматривались в злободневные проблемы, но оценивали их не с точки зрения абсолютизированных модных идей или "прогрессивных" изменений, а как очередную историческую форму неизменных первоначал жизни, уходящих за пределы обозреваемого мира.

Мировоззрение и творчество Тютчева изначально окрашено "вопросами" (название переведенного в молодости стихотворения Гейне "Fragen") "…что значит человек? Откуда он, куда идет, и кто живет под звездным сводом?" Л.Н. Толстой относит поэта к "чуждым путешественникам" на "пустынной дороге" жизни, которых тем не менее сближает насущная озабоченность безответными вопросами: "кто мы такие и зачем и чем мы живем и куда мы пойдем…". Взлеты и падения человеческого духа, "какое-то таинственное осязание бесконечности, какое-то смутное чуяние беспредельности" (К.С. Аксаков), самое главное и роковое противостояние двух основополагающих метафизических принципов антропоцентрического своеволия и Богопослушания - эти и подобные им вопросы составляют скрытый мировоззренческий фундамент натурфилософской и любовной лирики, историософских и политических раздумий поэта. В резко альтернативной форме, так сказать, по-достоевски, (или-или) Тютчев ставит самый существенный для его сознания вопрос: или примат "божественного" и "сверхъестественного" - или нигилистическое торжество "человеческого" и "природного". Третьего, как говорится, не дано.

Речь в данном случае идет о жесткой противопоставленности и внутренней антагонистичности как бы двух сценариев развития жизни и мысли, человека и человечества, теоцентрического и антропоцентрического понимания бытия и истории. Поэт был глубоко убежден, что между самовластием человеческой воли и законом Христа невозможна никакая сделка. Это убеждение постоянно укреплялось его собственным личным опытом, изучением прошлого, современных событий и грядущих перспектив, проницательным исследованием непримиримых сил в душе эмансипированного человека. "Человеческая природа, - подчеркивал он незадолго до смерти, - вне известных верований, преданная на добычу внешней действительности, может быть только одним: судорогою бешенства, которой роковой исход - только разрушение. Это последнее слово Иуды, который, предавши Христа, основательно рассудил, что ему остается лишь одно: удавиться. Вот кризис, чрез который общество должно пройти, прежде чем доберется до кризиса возрождения…". О том, насколько владела сознанием поэта и варьировалась мысль о судорогах существования и иудиной участи отрекшегося от Бога и полагающегося на собственные силы человека, можно судить по его словам в передаче А.В. Плетневой: "Между Христом и бешенством нет середины".

По Тютчеву, без веры в Бога невозможно нормальное развитие, гармоничный ум и подлинная жизнеспособность личности, общества, государства, ибо именно в ней удовлетворяется глубинная, более или менее осознанная, потребность человека в обретении не теряемого со смертью смысла жизни, естественно укрепляются духовные начала и утверждается высшая нравственная норма бытия. В свете вечности, безусловных ценностей и неколебимой разумности и обретается человеческое в человеке, который тогда не довольствуется собственной греховной природой и стремится к ее преображению.

Забывая Бога, человек утрачивает высшую нравственную норму бытия, истинную свободу, теряет способность постоянного различения добра и зла и становится "бешеным", ибо безысходно блуждает в поисках иллюзорного бессмертия и подлинно разумного оправдания жизни. Место Бога и высшего смысла занимают смерть и нигилизм, а личность предает самое себя, лишается бесконечного содержания, опустошается в безуспешном "вавилонском" строительстве и обманчивой погоне за "счастьем", умножая семена бытийной досады и усиливая гедонистические "судороги" урвать все от кратковременной жизни, что прорывается и дает о себе знать в "гуманистических", "научных", "прагматических" и иных ответах на вопросы "что делать?" или "кто виноват?".

Тютчев, может быть как никто другой, остро чувствовал и глубоко осознавал все следствия обозначенной основополагающей альтернативы, по-своему проявлявшейся в его личности и творчестве. Однако интеллектуальное понимание необходимости жизни "с Богом" не получало у поэта полнокровного экзистенциального синтеза, и он постоянно пребывал на пороге "двойного бытия", на грани веры и безверия. Но сам вектор движения к освобождению от коренных жизненных противоречий и обретению чаемой духовной целостности не вызывал у него никаких сомнений. Из совокупности его собственных признаний, свидетельств родных и современников, биографических данных, соединенных с рассмотрением влияния специфического, так сказать, ставрогинского (персонаж "Бесов" Достоевского) состояния человека эпохи ("неверием палим и иссушен"; "он к свету рвется из ночной тени, и, свет обретши, ропщет и бунтует") выстраивается сложный духовный облик Тютчева как "воплощенного парадокса".

Своеобразным двуприродным и парадоксальным существом является для поэта и человек как таковой. Уже в самых ранних его стихах тема изначальной двойственности человеческого бытия заявлена вполне отчетливо:

Всесилен я и вместе слаб,
Властитель я и вместе раб…
("Всесилен я и вместе слаб…")

В стихотворении "Проблеск" лирический герой поэта чувствует в своих жилах "небо", а в сердце радость, верит "верою живою", устремляется с земного круга "душой к бессмертному", но тут же встречает непреодолимый откат:

Мы в небе скоро устаем, -
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.

Поэт пишет о непостижимом законе неистощимого водомета "смертной мысли":

Как жадно к небу рвешься ты!..
Но длань незримо - роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Свергает в брызгах с высоты.
("Фонтан")

Душа "жаждет горних", животворных вершин, где ступает "небесных ангелов нога". Она хотела бы вырваться из "густого слоя" жизни, оттолкнуть "все удушливо-земное". Однако жизнь охватывает ее "тусклой, неподвижной тенью" и обрекает на постоянное "заключение".