Вопросы христианской антропологии: разумность, духовность

Возможна ли в принципе эволюция человека, как существа или вида? На такие вопросы можно ответить только в комплексе, поскольку они глубоко взаимосвязаны: эти вопросы восходят к важнейшим понятиям христианской антропологии. Однако критерии разумности и духовности, как наиболее спорные в определении, в обиходе часто смешивают. Поэтому, говоря о них, будет полезно обозначить важнейшие критерии, относимые и неотносимые к этим понятиям.

Первая ступень эволюции человека: Разумность. Нам хорошо известны первичные ступени сознания: растительная и животная. Сознание человека обычно находится выше, и такое его положение определяется разумностью. Это – особое качество души или душевное начало. Мы не отказываем в признаках разумности у многих высших животных, что позволяет им сознательно сотрудничать с человеком. Не приходится отрицать, что и человеку, в свою очередь, бывают присущи черты как более низких, так и более высоких уровней сознания, поскольку прогресс и эволюция человека – процесс преимущественно не всеобщий, а индивидуальный. Указание на такую эволюцию от разумного (то есть: от душевного) к духовному содержится в письме к Коринфянам Апостола Павла: «…сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть Дух Животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1Кор 15:44-47).

Как видите, в согласии с апостольским учением, мы говорим об эволюции от разумного начала к духовному, и Сам Создатель человеческого рода принимает в этой эволюции непосредственное участие. Давайте сразу выделим это направление эволюции, поскольку рассуждать о спонтанной, неорганизованной эволюции от вида к виду от медузы до енота или от примата до человека в виде гипотезы последователей Чарльза Дарвина по меньшей мере бесполезно. Известно, что человеческий род во всех своих расовых типах произведен от Адама, и является продуктом Божественного творения и дара Божественного дыхания - бессмертной разумной души (Быт 2:7); а от обезьян, как убедительно доказали ученые, произошли лишь дарвинисты; и притом по своему собственному желанию. Г-на Дарвина обвинять в этом не следует. Известно, что Дарвин сделал предположение о возможности эволюции видов, но лишь его нерадивые ученики объявили гипотезу доказанной, потому что повесили на стену портрет великого ученого. И, заглянув в детские учебники, до сих пор можно встретить такого рода «научное» обоснование: «Ученые доказали, что…». Поэтому нам, говоря о разумном или душевном начале и о возможности эволюции от душевного к духовному, следует поступить более добросовестно, и обозначить критерии разумности, как отличительных качеств человека по отношению к животным.

Итак, существуют три важнейших критерия Человека Разумного, (по определению вида: Homo Sapiens), это:

1) Самосознание (сознание личности, «Я») 

2) Речь, как способность выражения мысли (а также письменность, как способность ее сохранения)

3) Наука - способность к анализу и синтезу.

Человек, как и всякое животное, есть единство материального и духовного начал: тела и души, но по отношению к животным в ином качестве и соотношении. И именно человеческая душа, в отличие от прочих животных тварей бессмертная, явилась в человеке причиной его самосознания.

Теперь перейдем  к духовному началу. Что касается опыта диалектического материализма, то он более всего отвечает изучению рациональной части человеческого существа. Материализм определяет человека, как материальный субъект, без всякой на то причины наделенный самосознанием. Это, на самом деле, не такая уж новая идея, которую привыкли считать откровением 20 столетия. На самом деле она очень древняя и имеет языческое происхождение: теория вульгарного материализма уже более 6 тысяч лет назад существовала в Индии и Китае. Но при этом идея материализма, предполагая, что высшие проявления разумности связаны исключительно с человеком, и обозначая предел совершенства совершенством человеческого разума, сама, таким образом, запрещает себе заглядывать дальше, в иные области сознания. А эти области, тем не менее, существуют объективно. Поэтому все феномены сверхъестественного и гениального, особые проявления сознания, выходящие за рамки телесных чувств, власть над природой, пространством и временем, связаны, так или иначе, именно с присутствием и проявлением сверхрационального начала в человеке: Божественного Духа.

В опыте христианства мы нередко обнаруживаем особые духовные возможности человека, далеко превосходящие то, что обозначено научными критериями разумности. Как нам с нашим «научным» мировоззрением следует к этому относиться? Принять и изучать, или отвергнуть за невозможностью доказать на самих себе, поскольку большинству из нас недоступен опыт святости? Наша проблема в том, что по опыту и по привычке своей рациональности, мы делаем свой субъективный разум критерием объективной истины. Говоря о научной истине, мы с вами чаще всего имеем в виду ее познаваемую, доступную пониманию часть. Причем, как правило, не зная достаточно глубоко содержания большинства научных истин, мы принимаем на веру те постулаты, которые созданы наукой. И в этом отношении мы руководствуемся не столько знанием или опытом, сколько «верой в науку». Так что по отношению к науке мы с вами люди верующие. Вместе с тем мы признаем, что каждая, добытая наукой истина, как продукт научной деятельности, это намного больше того, что доступно нашим методам познания. Она становится как бы видимым ориентиром, указывающим направление поиска. И по опыту мы знаем, что завтра, когда мы сумеем создать более совершенные средства изучения и восприятия, та же самая истина предстанет нам в новом, и, может быть, непривычном свете.

Здесь уместно говорить о таком явлении, как гениальность, поскольку большинство научных и творческих прозрений мы получаем все-таки не через накопления определенного опыта, а через гениально одаренных людей. И накопленный опыт лишь позволяет нам обосновать и обобщить эти дары свыше. Более того, гении, как правило, переворачивают все обычные нам представления и накопления опыта, показывают каждый предмет в необычном свете:

О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух:
И опыт – сын ошибок трудных,
И гений – парадоксов друг…

Слово «гений» этимологически связано со словом «дух». И Пушкин, сам будучи безусловным гением, подчеркивает важнейшее качество гениальности: парадоксальность. Возьмем такой пример: традиционна ли для древнерусской иконографии «Троица» Андрея Рублева? Пожалуй, нет. Об этом написано множество книг, но все сходятся в одном: обычному человеку такое видеть не дано - такое видение возможно только свыше, от Духа. Сегодня, когда репродукция рублевской «Троицы» есть в каждом доме, мы признаем этот образ свидетельством живой связи с духовным миром, и непререкаемым образцом духовного письма. И, пожалуй, только тупица может позволить себе спросить: « - А с кого написана «Троица»?». Как ни дико это звучит, такие вопросы время от времени появляются, будучи явлением рационального порядка. Ведь даже у нас, в России, преп. Андрея Рублева по идеологическим соображениям именовали живописцем. А если Рублев – живописец, то по рациональной логике, ему следовало писать с натуры. Апостол говорит: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1Кор 2:14). И явление творчества Рублева, как, впрочем, и апостола Луки, и преподобных Алипия Печерского и Феофана Грека, составляет важнейшее отличие иконографии от живописи. Это явление следующего порядка, о котором уже сказано: Духовности.

Человек духовный, как существо более совершенное, чем разумный и находящееся по отношению к нему на иной, более высокой ступени развития (здесь можно употребить и понятие эволюции), должен иметь и свое особое определение, поэтому в видовом значении его следует обозначить, как Homo Spiritualis. Духовность обозначает Божественные черты в человеке, ту самую «искру Божию». И, подобно разумности, она по преимуществу относится к эволюции отдельных людей. Человек без присутствия в нем Божественного начала - Животворящего Духа – то же самое животное. Но путать духовное и душевное не следует: «Есть тело душевное, есть тело и духовное» (1Кор 15:45) – говорит Апостол.

Каково же различие между человеком душевным и человеком духовным? Святитель Ириней Лионский говорит: «Иное есть дыхание Жизни, делающее человека психическим, и иное есть Дух Животворящий, делающий человека духовным» . Нельзя отрицать, что в рациональном человеке присутствует духовное начало. Но мы именно потому и называем разумного человека существом рациональным, что разум занимает в нем господствующее положение. В духовном же человеке, в отличие от рационального, руководящим становится уже не разумное начало, а духовное. Разум при этом не подавляется, а сознательно подчиняется духу по иерархии старшинства. Если говорить о духовном человеке, то это вообще иное, особое существо: его разум индивидуален, но дух его уже иной, чем у прочих людей, и этим просветленным духом человек непрестанно молитвенно беседует с Богом, что делает такого человека приобщенным ко всем тайнам и чудесам мироздания. Можно сказать, что во всех духовных существах, во всех Божьих ангелах и всех святых есть Единый всех обобщающий Всеначальный Дух: Святой Животворящий Дух Божий - Дух мира, всемогущества и всеведения, для Которого нет невозможного и недоступного. И этим Духом, приближаясь к изначальному Богоуподоблению человеческого существа, обобщаются все индивидуальности, сохраняясь в лучших своих качествах, как уникальная и неповторимая личность. Размышляя об этом, я каждый раз прихожу и в ужас и в умиление, сокрушаясь притом, что я слишком скверный и недостойный человек, чтобы не только писать о таких вещах, но даже думать. Простите меня и вы, братия. Единственным оправданием того, что мы с вами касаемся в своих рассуждениях таких высоких предметов, может послужить только побуждение приблизиться к призывающему нас чистейшему свету Духа Божия.

В отношении к определению понятия духовности есть очень разные мнения не только среди философов, но и среди богословов, что, впрочем, естественно. Духовность указывает на присутствие в человеке Духа Божия, а Дух, по Своей Божественной природе, непознаваем. Следовательно, как полагают, непознаваема и духовность. Однако это не верно. Непознаваем Бог, но познаваемы дела Божии; непознаваем Животворящий Дух, но познаваема тварь; невидима Божия Благодать, но видимо Ее действие. Итак, верно, что Божий Дух непознаваем, но познаваем одухотворенный человек, поскольку свойства человека духовного отличны от свойств человека разумного. И мы вполне можем обозначить критерии этих свойств в катафатическом и апофатическом рассмотрении, то есть обозначив то, что есть и что не есть проявление духовности в человеке.

Итак, какие же критерии могут послужить определением понятия Homo Spiritualis? Прежде всего Любовь. Любовь есть побуждение к творчеству: Ее божественный аспект содержит мистическое объяснение причин творения и искупления мира, потому что «Бог есть Любовь» (1Ин 4:8). Понятие любви не следует смешивать с тем, о чем поется в шлягерах. Сегодня на эстраде любовью именуют целый спектр заболеваний от невроза до паранойи; поэтому тем, кто утверждает, что испытывает это чувство, следует задать простой вопрос: готов ли он в эту самую минуту, руководясь только совестью и состраданием, без всяких колебаний отдать свое благосостояние, свое здоровье, пожертвовать своим добрым именем и жизнью ради благополучия любимого человека, при том, что последний может никогда не узнать о его жертве; и даже, возможно, обретет свое счастье в обществе другого человека? Если человек не раздумывая ответит утвердительно, то его чувство достойно уважения. А если он говорит, что «тут надо подумать…», то речь, вероятно, идет о чем-то другом. Критерий истинной любви: жертвенность. Вполне рационально – толкнуть ближнего навстречу трудности или опасности, и возложить свою ношу на другого; а вот жертвовать во имя любви, нести крест, облегчая страдания ближних – это закон духовной жизни, и это дано не всем. Не всем также дано любить врагов и отвечать на ненависть милосердием.

Еще один признак духовности: творчество - стремление к прекрасному в поэзии, живописи, архитектуре и т.д. и желание создавать прекрасное ради красоты. Уместно вспомнить, что язык Библии, особенно книг пророческих, это язык поэтических образов, а многие великие поэты имели пророческий дар. О том, что именно любовь побуждает нас к творчеству, можно не спорить: не влюбляются только душевные инвалиды. Поэтому они по ночам стихов не пишут, а принимают снотворное. И дело не в качестве стихов или картин, а в содержании того чувства, которое испытывает человек, и того творческого импульса, который его при этом озаряет.

Упомянув об озарении, отметим еще одно важнейшее качество духовности, напрямую с ним связанное: это - религиозность (от лат. «религио» – связь), в понимании внутренней духовной озаренности и связанности с высшими и тончайшими началами мироздания, с Всевышним Богом. В значении связи человека с Богом религия играет роль обратной связи: первоначально, как видим из Писания, Сам Творец с любовью обращается к дремлющей душе человека, как некогда через Моисея к Израилю: «Слушай, Израиль…» (Втор 6:4), и человек, если находит в себе силы и желание к духовному пробуждению, отвечает ему любовью, благодарностью и преданностью. И, конечно, следует указать на нравственность, как истинно религиозное чувство и критерий присутсвия Духа: ведь человек безнравственный бездарен в религии, лишен способности любить, и в любом виде творчества способен только к подражанию. Творчество для такого человека – лишь способ самовыражения и не больше того. Безусловно и то, что любые нравственные установления не имеют значения и какой – либо целесообразности без признания над собой Всевидящего Бога и неизбежного воздаяния. Ведь воровство, измена, клевета и насилие вне религиозного чувства перестают быть преступлением, если это тайна одного человека и его гипотетической совести.

Говоря о критериях духовности, можно заметить, что качество и общественная польза всякого рода нашей деятельности определяется именно этими тремя критериями. И, рассматривая духовность, как сверхрациональную ступень развития человека, или, научно говоря, ступень его эволюции, невозможно не задуматься и не спросить: а что там дальше, или, скажем точнее, что выше духовного? И каков дальнейший предел совершенства? Ответ есть, и он, разумеется, вполне парадоксален: выше не Что, а… Кто. Выше только Сама Истина - Начало начал всего сущего: Сам Господь Бог. Это Тот, Кто озаряет нас любовью, пробуждает творчество, и без меры дарует благодать Святого Духа, как о том сказано в пророчестве Иоиля: “…излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши…” (Иоиль 2:28).

Теперь, если обратимся к традиции святоотеческого учения, и наложим на приведенную модель Человека Духовного (Homo Spiritualis) образы высших христианских добродетелей (премудрости, любви, веры и надежды), то получим соответствие высших нравственных ценностей тем самым критериям духовности, которые были указаны: как проявление надежды на вечное и совершенное бытие – творчество человека; как проявление веры – его религиозность; и, как совокупность совершенства – любовь. Духовная Премудрость – София, происходящая от Духа Божия, питавшая пророков словом Божественного откровения – есть благодатная совокупность всех указанных добродетелей. Что это означает? Прежде всего то, что духовность человека неразрывно связана с его нравственностью, и из нее непосредственно проистекает. То есть: человек духовный, это – человек нравственный. Поэтому в основание духовного преображения человека Бог положил Декалог – тот самый нравственный Закон, который был преподан человеческому роду через Моисея на Синайской горе. И для того, чтобы стать народом Божьим – народом пророков, и однажды послужить пришествию в мир Мессии и Нового Человека – Иисуса Христа, Израилю следовало принять и исполнить изначальный Закон. Без этого Завет с Богом не имел ни смысла, ни силы; а дальнейший путь совершенства был показан в Новом Завете, в проповеди Самого Иисуса Христа. Одним из замечательных описаний духовности служит, на мой взгляд, известное стихотворение Федора Тютчева:

Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.

И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.

И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет
Не все, что было здесь, пройдет!

Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел любя страдать.

Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца все претерпел.