Глава IX. Время Екатерины II. Государственная педагогия

Из книги "История русской педагогии"

Часть вторая

Другим весьма видным деятелем в области русской государственной педагогии был Янкович-де-Мириево.

При Екатерине II была произведена серьезная попытка насадить просвещение в русском народе, так как императрица заявила, что "никогда не испугают меня образованностью народов", а уважемый ею Гримм писал ей, что "одни глупцы или мерзавцы боятся образованного народа". Систему народного образования Екатерина заимствовала из Австрии. Творцом этой системы был немец Фельбигер, настоятель августинского саганского монастыря в Силезии, а исполнителем сделался Янкович-де-Мириево, директор народных училищ в сербской провинции Австрии, вызванный в 1782 году Екатериной II в Россию. Янкович по происхождению был серб, а по вере — православный. В 1782 году была открыта комиссия по учреждению народных училищ, которая при деятельном участии Янковича взяла на себя все дело. Янкович перевел для комиссии на русский язык разные уставы и инструкции учителям и попечителям школ, а также отчасти перевел, а отчасти переделал необходимейшие учебники, которые и были изданы, в том числе: "Российский букварь", "Руководство к российскому чистописанию", "Сокращенный катехизис", "Пространный катехизис", "Священная история", "Руководство к арифметике" и др. Он печатал разные таблицы, изготовлял глобусы и другие учебные пособия. Учебные книги переводились и другими лицами помимо Янковича.

Главные творческие начала педагогической системы, известной под именем "саганской" и проведенной у нас Янковичем, изложены в "Руководстве учителям первого и второго класса народных учителей Российской Империи, изданном по Высшему повелению Царствующей Императрицы Екатерины II". Составлено это руководство по образцу австрийского и указывает учителям славящие главные начала правильного преподавания: совокупное наставление, совокупное чтение, изображение через начальные буквы, таблицы и вопрошение.

Совокупное наставление и совокупное чтение. Нужно учить учеников совокупно, т. е. вместе, разом одному и тому же. Для этого учеников нужно разделять на классы и учить не каждого порознь, а весь класс. Когда ученик читает или отвечает, весь класс следит за отвечающим и готовится продолжать ответ. Книги у всех учеников должны быть одинаковые, и дети время от времени по указанию учителя читают все вместе вслух, причем учитель тщательно наблюдает, чтобы все действительно читали и шевелили только губами или не повторяли только за другими.

Это правило о совокупном наставлении и чтении вводило великую реформу в школьное обучение. Прежде хотя школы и были, но школьного, т. е. массового, совместного обучения не было. Каждый ученик учился сам по себе, ему задавались особые уроки, учитель особо прослушивал каждого ученика, у каждого была своя учебная книга, часто совершенно отличная от товарищей. Школа была местом изучения отдельными учениками своих особых уроков при помощи одного учителя. Например, в рязанской цифирной школе в 1727 году из учеников арифметического класса учились счету, 5 — сложению, 1 — вычитанию, 3 — умножению, 5 — делению, 6 — тройному правилу, 1 — десятичным дробям, 1 — циркульным приемам геометрии, 1 — плоской геометрии, тангенсам.

Отмеченная капитальная реформа в школьном обучении влекла за собою и другие перемены. Коль скоро прекращалось обособленное изучение каждым учеником своего урока, а урок назначался один и тот же всем и по одинаковому учебнику, нужно было всему классу выучивать урок. Дома учащиеся еще не умели заниматься, вся учебная работа протекала в школе 1. Дети в классе должны были учить урок. Учитель прежде имел мало дела: объяснять он, конечно, ничего не объяснял, он только задавал и спрашивал уроки. Пока урок учили, учитель был свободен. Теперь учитель превращался в деятеля: он разучивал урок с классом, читал его сам и учеников заставлял читать, писал на доске и учеников заставлял писать, просил отдельных учеников повторить урок наизусть, заставлял прочих внимательно прислушиваться к ответам спрашиваемых товарищей. Поэтому "Руководство" рекомендует учителям прочитывать один и тот же текст по 10, 12 даже по 18 раз, пока дети не будут хорошо его читать и отвечать на вопросы по прочитанному. Если же ответы окажутся неудовлетворительными, то не следует приступать к другому тексту, а лучше еще повторить прежний.

Изображение через начальные буквы. Когда что-то необходимо запомнить детям наизусть, то сначала следует текст объяснить, а потом написать на уроке и повторить. Затем написанное стирается и заучиваемое пишется лишь начальными буквами. Например, сначала пишет: "Верую во единого Бога Отца", потом — В. в. е. Б. О. По этим начальным буквам снова начинают читать и повторять, а затем, наконец, и начальные главы стираются и повторение происходит в памяти.

Таблицы — это краткое изложение содержания сочинения или книги, план, заключающий главные и второстепенные мысли автора в последовательной связи, разделениями и подразделениями.

Вопрошение — вопросы, предлагаемые учителем ученикам, чтобы узнать, поняли ли они объясняемое. Излагается техника вопросов — они должны быть определенны, кратки, задаваться с великим благоразумием, сообразно предмету обучения и способностям учащихся. Не следует позволять ученикам отвечать на вопросы словами "да" или "нет", а надо требовать полного ответа. Указывается, как учитель должен поступать, если учащийся ничего не отвечает или недостаточно, либо говорит лишнее или неправильное.

Для характеристики методов преподавания отдельных предметов мы остановимся немного на обучении арифметике.

Начинается преподавание арифметики после того, как учащиеся достаточно овладели чтением и письмом, а потому в состоянии писать числа. Сперва сообщаются предварительные понятия из арифметики; потом учащиеся пишут на доске и выговаривают числа, пишут их в одну величину, в строку и четко. Учитель преподает учащимся четыре правила арифметики и другие, по частям, одно за другим, причем за всяким правилом тотчас же должен следовать пример. Учитель сам делает пример на доске и объясняет, почему так сделал. Потом лучший ученик делает тот же пример на доске, и, наконец, еще дается пример, который диктуется и записывается всеми учениками. К новому правилу учитель приступает не раньше, чем хорошо усвоено предыдущее, по крайней мере "большей половиной учеников", как выражается "Руководство". Обучение арифметике велось, очевидно, способом весьма отвлеченным и механическим. О наглядных пособиях нигде не упоминается. Единственное заслуживающее внимания и сочувствия замечание, что примеры правил нужно выбирать преимущественно такие, которые встречаются в жизни, в хозяйстве, в ремеслах, употребительны в мерах, весах, монетах.

От учителя "Руководство" требует многих добродетелей. Он должен быть истинным христианином, любить Бога всем сердцем, а ближнего, наипаче же детей, как самого себя, в дому своем должен быть миролюбив и порядочен, иметь постоянно бодрость духа и тела, терпение, прилежание, довольствоваться тем содержанием, которое ему назначено, хотя если "учитель может что еще достать себе посторонним трудом, то сие ему позволяется, лишь бы не препятствовало оно отправлению его школьной должности". От учащихся учитель должен заслужить уважение, почитание, любовь и подобострастие, т. е. когда ученики учителя и любят и боятся. С учащимися учитель должен поступать справедливо, с равным усердием наставлять богатых и бедных, мальчиков и девочек и обращаться с ними применительно к их свойствам, а свойства их различны. В том, что касается способностей к учению, бывают дети, все скоро понимающие, хорошо запоминающие и выученное умеющие применять к делу, одаренные хорошей памятью, и дети, мало понимающие и помнящие. Что до нрава, ученики бывают веселые и бодрые, боязливые и застенчивые, ленивые и сонливые, упорные, сердитые и склонные к злобе. Ученики бывают поведения хорошего, посредственного и худого. Каждая группа учащихся требует особых педагогических мероприятий, а потому каждый учитель обязан иметь и вести список учащихся с указанием их свойств и прилежания.

"Руководство" содержит весьма правильные взгляды на школьную дисциплину. Оно указывает на следующие меры воздействия на учащихся: увещевания, предостережения, угрозы, наказания. О последних говорится, что они суть зло, вызываемое нарушителем правил, и должны иметь целью исправление учащихся. Так как в школах учителя бывают при детях безотлучно и постоянно занимают их разными упражнениями, то дети не могут сделать чего-либо, заслуживающего телесного наказания. "Есть ли же бы они таковые проступки и оказали, то оные, конечно, должно будет причесть в вину больше учительскому небрежению и несмотрению, нежели худому поведению учеников. Поэтому наказания могут состоять в лишении приятных вещей и соответственных проступку "устыжениях"; телесные же наказания, вообще, какого бы рода они ни были, запрещаются, как-то: а) ремни, палки, плети, линейки и розги; б) пощечины, толчки и кулаки; в) драние за волосы, ставление на колени и драние за уши; г) все восрамления и честь трогающие устыжения, как-то: уши ослиныя и название скотины, осла и т. п. Вообще растить тварь разумную, как скот (т. е. наказаниями), непристойно".

Мы остановились достаточно подробно на "Руководстве" потому, что оно представляет замечательное явление в нашей русской педагогической литературе. Правда, "Руководство", собственно, не есть русское сочинение, это отчасти перевод, а отчасти переделка с немецкого, сделанная притом не русским педагогом, а австрийским сербом. Но это сочинение было усвоено не только русской педагогической литературой, но и русскими школами, определило их организацию, руководило учителями во всей их педагогической деятельности. Очевидно, "Руководство" было выдающимся явлением в русской педагогической действительности. В русской педагогической литературе еще не было произведения, которое в простом, доступном изложении и в небольшом объеме выражало бы сущность педагогии, преимущественно же дидактики, методики и училищеведения, которое взяло бы неопытного учителя за руку, повело его в школу, рассказало ему все, что он там должен делать. В своем большинстве советы "Руководства" практичны и толковы. Конечно, современного учителя оно удовлетворить не может, но в свое время оно было глубокопоучительно. Оно, как нянька, наставляло дитя-учителя о каждой мелочи: для писания таблиц, поясняло "Руководство", потребны черная доска, мел и губка. — При вопрошении ученики должны слушать прилежно, о чем спрашивают. — При письме учетель берет перо в руки, показывает учащемуся как его должно брать, на котором пальце держать, как высоко. Он заставляет учеников брать перо, держать, класть назад, а сам ходит вокруг, поправляет, кто сидит не так, осматривает и т.д. Считая учителей детьми, "Руководство"-нянька ни на шаг не отпускает их от себя, оно требует, что школьные учителя ни по каким другим книгам не учили, кроме как по предписанным начальством, и никакого другого ного способа не употребляли, кроме установленного. Оно требует от учителя точного соблюдения печатного расписания часов и предметов занятий, каковое расписание и должно быть прибито на дверях школы.

Школьные учителя обязаны те предметы, кои они юношам преподавать должны, изучить хорошо в главной или большой школе и подвергнуть себя испытанию, дабы заслужить об  искусстве своем письменное свидетельство. Догадливости, сообразительности учителя "Руководство" не доверяет, оно старается научить его на каждый возможный случай. Оно считает даже нужным ему разъяснить, что если он, учитель, слуша ответы учеников, сам о вещи полного понятия не имеет, или памяти своей не доверяет, или опасается своей рассеянности, то должен иметь в руке учебную книгу и проверять ответы учащихся. Во всем "Руководстве" чувствуется, что дело, о котором идет речь, дело новое, неизвестное, а потому все в нем нужно растолковать, на всем остановиться и все выяснить.

По учебному плану, который был осуществлен сначала в виде опыта в Петербургской губернии, народные училища разделялись на три разряда: малые, средние и главные. Малые училища должны были состоять из двух классов, средние из трех, а главные — из четырех. Все одногодичные, за исключением четвертого, в котором полагалось два года ученья. Так, на практике средние училища оказались лишними и заведены не были, вследствие чего и "Устав народным училищам в Российской империи", утвержденный августа 1876 года, говорит только о малых, главных народных училищах. Предметы преподавались следующие: в малых училищах, в I классе: чтение и письмо, цифры, числа церковные и римские, сокращенный катехизис и священная история, начала грамматики; во II классе: пространный катехизис без доказательств из Св. Писания,  книги о должностях человека и гражданина, I и II части арифметики, чистописание и рисование; в главных народных училищах в первых двух классах предметы были те же, что и в малых училищах, лишь из арифметики проходилась только I часть. Кроме того, в главных училищах с I класса начинались иностранные языки: латинский и один из соседних иностранных языков. В III классе проходили пространный катехизис с доказательствами из Св. Писания, чтение и изъяснение, II часть арифметики, русская математика с упражнениями в правописании начала всеобщей истории, всеобщей и русской географии, и чистописание; в IV классе: русская и всеобщая география, математическая география с задачами, русская и всеобщая история, русская грамматика с упражнениями в сочинениях, основания геометрии, механики, физики, естественной истории, гражданской архитектуры и рисование. Время учения в малом училище было два года. В постановке предметов подчеркивалась их прикладная сторона. Так, при изучении грамматики в IV классе письменные упражнения должны состоять, между прочим, в сочинении писем, составлении записок, счетов и т. п.; при сообщении знаний о природе требовалось давать знания о том, каким образом тот или другой предмет может принести пользу человеку, здоровью, пропитанию, торговле в результате обработки этого предмета; при преподавании полагалось особенно заниматься преподаванием таких вещей, которые встречаются при рукоделиях, в ремеслах и художествах.

Учителей было в малых училищах — двухклассных — два, для I и II класса, в одноклассных — один и иногда особый учитель рисования. В главном народном училище учителей было шесть: два учителя в младших классах; два — в старших; учитель иностранных языков и один учитель рисования. Преподавание закона Божия возлагалось на тех же учителей. Местное управление училищами было поручено приказам общественного призрения, в которых председательствовали губернаторы. Приказы обязывались изыскивать денежные средства на содержание учителей, а также покупать учебники. Руководство учебной частью главного народного училища и малых училищ губернии вверялось директору народных училищ, который должен быть "любитель наук, порядка и добродетели", а для надзора за малыми училищами в уездных городах назначался смотритель. Высшая правительственная власть по училищам сосредоточивалась в комиссии народных училищ, которой подчинялись приказы по управлению училищами.

Екатерина II писала образовательную систему для России с австрийского образца, но списала далеко не точно, со значительными пропусками и ошибками, как списывают второпях в школах ученики у своих соседей задачки. Австрийская система предусматривала распространение всеобщего образования по городам и деревням, и даже его обязательность (от 6 до 12 лет) для мальчиков и девочек; она разделялась на три ступени, из которых каждая могла сделаться самостоятельной школой: элементарная школа, с обучением начаткам в области религии, морали, арифметики и с сообщением хозяйственных сведений, должна была существовать во всех городах и селах; главные училища — в больших городах и при монастырях, с тремя учителями и тремя классами, — готовили и к жизни, и к латинским школам и университетам, с обширным разнообразным курсом, в состав которого входили родной и латинский языки, математика, естествознание, механика, архитектура, сельское хозяйство и многое другое; нормальная школа реального характера, с 4—5 преподавателями, готовившая учителей, включала в свой курс педагогические и дидактические знания в дополнение к предметам главного училища. Элементарные (тривиальные) школы обязаны были посещать и мальчики и девочки. Элементарные школы содержались по преимуществу местными общинами, главные и нормальные обеспечивались государством. Государство имело специальный орган, приспособленный для надзора за школами.

Что было сделано из этой системы в России? К сожалению, изложенный австрийский план народного образования был осуществлен у нас в весьма ограниченных пределах. Хотя в уставе о народных училищах и было сказано, "что одна из первейших должностей попечителя (т. е. губернатора) заключается в старании о распространении народных училищ от главного, в губернском городе находящегося, не токмо по городам уездным, но и другим селениям, колико способы ему дозволять будут", на самом деле училища заводились почти исключительно по городам, а не по селам, и то довольно туго: из 500 городов, бывших в России в начале царствования Александра I, школы существовали лишь в 254. В царствование императрицы Екатерины было учреждено всего 223 учебных заведения, что для обширной империи с 26 миллионами жителей по тогдашнему исчислению (не включая в это число дворянства, духовенства, войска, придворных и гражданских чинов, ученых, кочевых народов и разных иностранных жителей и поселенцев) было очень мало 2.

Таким образом, собственно народное просвещение сельского крестьянского люда, живущего по деревням, при Екатерине даже и не начиналось, а между тем в то же время прежние дьячковские школы, как совершенно неудовлетворительные, были закрыты. Само собой разумеется, что о какой-либо обязательности посещения у нас не могло быть и речи из-за малого числа школ, да и вообще у нас в деле образования всегда была свобода не учиться. Поэтому и при Екатерине II повелено было "не чинить никому принуждения, но отдавать на волю родителей: отдавать детей в школу или оставить их дома". В существовавших немногочисленных школах учились, конечно, преимущественно мальчики.

Причины крайне ограниченного применения широко задуманной системы народного просвещения заключались в том, что средств из государственной казны на открытие и содержание училищ ассигновано не было, а приказам предоставлялось самим отдавать нужные средства. Очевидно, этим все дело подрывалось в корне, государство взяло заведование школами в свои руки, а расходы на школы предоставило другим.

С другой стороны, широкая реформа по народному просвещению была невозможна без подготовки многочисленного педагогического персонала. Между тем Россию была открыта только одна учительская семинария в С.-Петербурге, которая, конечно, не могла удовлетворить потребности; да и та, по прошествии небольшого времени, была признана ненужной и закрыта. Обязанность подготовки учителей была возложена на главные училища, причем училищная комиссия постеснялась высказать такое мелочное, скаредного характера соображение, что "следует надеяться, когда учение с просвещением распространятся, тогда, когда являться будут... способные люди со стороны, обучившиеся на своем иждивении".

Наконец, все дело заведования народными училищами было поручено комиссиям общественного призрения и губернаторам, имевшим на руках много других дел и совершенно некомпетентных в педагогии. Комиссия о народных училищах, открывшая школы, была переименована, правда в Главное училищное правительство, но оно не имело на местах никаких своих органов, губернские власти подчинялись иному начальству, а не училищному правительству. Очевидно, народное образование осталось еще делом второстепенным, неважным, которое можно было пристегнуть к какому-либо другому, в виде дополнительного, и делать его попутно, когда будет время, когда представится случай.

Но, главное, к задуманному делу просвещения народа не было привлечено общество, но были заинтересованы в нем местные деятели. Обществу предоставлено было воздействовать на школы, но этого было мало. Когда являлись люди широкой просветительной инициативы и развивали разнообразную и кипучую деятельность, вроде Н. И. Новикова, их не только не поощряли, а засаживали в тюрьму как политически неблагонамеренных.

Была без всякой нужды разорвана прежняя связь между школой и духовенством. Худо ли, хорошо ли, но духовенство в течение целых столетий несло на своих плечах народное образование; оно создало и первые, надлежащим образом организованные средние школы: братские, Киево-Могилянскую и Московскую славяно-греко-латинскую академии. Правда, само духовенство было образовано в недостаточной мере: и в допетровское время, и в период государственной педагогии ему часто недоставало элементарного образования, а иногда и просто знания грамоты. Еще в 1786 году в Казанской епархии оказались 381 человек священно- и церковно-служителей "в чтении неисправных, а других и совсем читать по книге, петь и писать неумеющих". В семинариях до высших классов доходила весьма малая часть учеников (едва ли 20-я часть), потому ученые священники были редки даже в Петербурге и Москве, и архиереи затруднялись замещать священниками должности законоучителей в учебных заведениях столиц 3.

Но все же духовенство представляло сравнительно образованный класс, жило с народом вместе и при попечении о его собственном образовании и лучшем материальном положении могло сделаться могучей культурной силой и во всяком случае несравненно большей, чем приказы общественного призрения и губернаторы. Церковно-приходская школа была бы вполне уместна и целесообразна на сто лет раньше своего официального возникновения и утверждения в 1884 году. И были люди, которые отлично понимали зависимость жизненности насаждаемых школ и их процветания от участия духовенства в деле просвещения народа. Таков был академик Эписус. В поданной им записке об устройстве школ в России по австрийской системе он особенно настаивал на привлечении  духовенства, он доказывал ту мысль, что просвещение народа и просвещение духовенства должно идти параллельно, чтобы одновременно делались шаги и по народному образованию, и по духовному, что нет ничего опаснее, ничто не сопровождается более ужасными последствиями, как большая неодинаковость (grosse Ungleichheit) в просвещении духовенства и остальной части нации. Об этом Эпинус умолял императрицу, но тщетно. Точно так же Эпинус настаивал на том, чтобы подумали о средствах сообщить заводимым школам прочность, устойчивость, долговечность, чтобы сделать их существование независимым от того, что называется "доброй волей и патриотизмом" 4. Но и опять вторично не вняли Эпинусу и не обеспечили существования школ.

Государство со времени Петра весьма часто обращалось к духовным школам за помощью в своих образовательных нуждах: цифирные школы были наполнены детьми духовенства, и как только этот класс учащихся был изъят и направлен в духовные училища, цифирные школы разом захирели. В академическую гимназию для ее поддержки нередко посылали семинаристов. В академический и Московский университеты много раз набирали студентов из учеников семинарий и Московской славяно-греко-латинской академии. В медицинские школы, для образования лекарей и аптекарей, учащиеся набирались из семинаристов и учеников Славяно-греко-латинской академии. В июле 1721 года по докладу из Московской академии "о защите пребывающих в учении, чтобы никто не имел власти отнимать их, по различным приказам таскать и к иным делам и учениям определять". Св. синод постановил, чтобы без синодального указа учеников никуда не отдавать и ни к каким делам не определять. В следующем году префект московских славяно-латинских школ Гедеон Грембецкий жаловался Синоду на доктора Бидло, что он, Бидло, переманивает к себе духовных воспитанников и "записует в анатомическое учение". По справке Св. синода, оказалось, что с 1719 по 1722 год Бидло успел перетянуть к себе из славяно-латинских школ 108 духовных воспитанников. А Бидло говорил, что без этих воспитанников, знающих латинский язык, он не может укомплектовать хирургические школы, а потому просил уволить его от исполнения запрещения 1721 года 5.

Когда при проведении педагогической реформы при Екатерине II нужно было подготовлять учителей для предназначенных к открытию училищ, то кандидатов в педагоги набирали в духовных семинариях и Московской академии и по завершении подготовки их посылали просвещать Россию. Эти наборы производились не один раз. По оценкам комиссии, учительская семинария за все время своего существования подготовила 420 учителей, которые и заняли места не только в народных училищах, но и в других учебных заведениях. Большинство этих учителей были из семинаристов. Семинаристов так много брали в светские школы и даже для изучения различных ремесел (с 1712 по 1720 год взято в адмиралтейство для обучения разным мастерствам 836 духовных воспитанников), что Синод не один раз протестовал против этого, указывая, что ученики духовных школ нужны самому Синоду для духовных дел. Правда, семинаристы оказывались нередко плохо подготовленными, особенно по математике; но лучше подготовленных не было, и взять их было не откуда.

Выше было указано, насколько успешно и толково учились кадеты в шляхетном корпусе. При этом не нужно забывать, что в допетровских школах арифметика почти не преподавалась, да и в петровские времена найти русского преподавателя математики, да и вообще хорошего преподавателя, было нелегко. В морской академии математические науки преподавал англичанин, а в академической гимназии геометрию одно время преподавал танцмейстер. В 1737 году в московской инженерной школе учителем был Прохор Алабушев, человек пьяный и вздорный, "по третьему смертоубийству сидел под арестом и взят обучать школу". Известен рассказ Державина о том, как в Оренбурге он учился в школе, которую держал ссыльно-каторжный немец Розе, человек развратный, жестокий и невежественный.

Весьма широко пользуясь учениками духовных школ для своих училищ, государственная власть со времени Петра и не думала давать духовенству сколько-нибудь значительной роли в народном просвещении. Она все хотела сделать сама при помощи своих губернаторов и других органов, несмотря на то, что не могла не знать об их полной неподготовленности и некомпетентности в подобных делах. Это были собственные ставленники, беспрекословно, насколько понимали и умели, исполнявшие ее волю. Государственная педагогика в том и состоит, что она к подножию государства подвергает все, церковь и духовенство суть для нее лишь служебные орудия, подчиненные государству учреждения, не направляющие силы. Когда они служат государственным целям, они могут быть поддерживаемы и поощряемы государством, а когда они стремятся проводить другие свои задачи и цели, не государственные, они должны быть обуздываемы и покоряемы государству. Вспомним, что Петр I потребовал от духовенства по духовному регламенту (прибавление к регламенту о правилах причта), чтобы священники доносили начальству о политических преступлениях, открытых им на исповеди, т. е. потребовал превращения таинства, духовного единения пастыря и пасомого, в орудие государственного сыска. И духовенство должно было подчиниться... А замена патриаршества Синодом в духовном регламенте откровенно мотивировалась тем, что народ плохо отличает самодержавную власть от духовной и, видя почести, воздаваемые духовному правителю, проникается убеждением, что "есть то второй государь, самодержцу равносильный, или больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство"; в случае же распри между духовною и светскою властью становится в сторону первой, не стесняясь и бунтом 6. В екатерининских школах даже закон Божий преподавался не священниками, а светскими учителями, и учебники по Божию закону были написаны не духовными лицами, а Янковичем, и только просмотрены и одобрены митрополитом Новгородским; устав народных училищ 1786 года совершенно умалчивает об участии духовенства в преподавании и управлении школьным делом.


Страница 3 - 3 из 5
Начало | Пред. | 1 2 3 4 5 | След. | КонецВсе

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру