Святитель Димитрий Ростовский: жизнь, творчество, заветы

Текст 5.3
Св. Димитрий, митрополит Ростовский. Речь при вступлении на паству (в г. Ростове)

"…Мир вам глаголю, мир пречестнейшему сему Пречистыя Матери Божия храму, мир богоспасаемому граду Ростову, мир богоспасаемому граду Ярославлю, мир богоспасаемому граду Угличу, и всем богоспасаемым епархии сея церквам и градовом мир и благословение, мир жительству и сожитию вашему: мир домовом вашим, мир сердцам вашим, якоже и апостол глаголет: И мир Божий да водворится в сердцах ваших, в оньже и звани бысте (Кол.3:15).

Да не смущается сердце ваше о моем к вам пришествии: дверми бо внидох, а не прилазяй инуды: не исках, но поискан есмь, и не ведах вас, ниже вы мене ведасте, судбы же Господня бездна многа, тыя послаша мы к вам, аз же приидох, да не послужите ми, но да послужу вам, по словеси Господню: хотяй быти в вас первый, да будет всем слуга (Мф.20:26).

Приидох к вам с любовию: рекл бых яко, приидох якоже отец к чадом, но паче реку: приидох, якоже брат к братии, якоже друг к любезным другом. Ибо и Христос Господь не стыдится нас братиею нарицати. Вы, друзи мои, глаголет, не к тому вас нарицаю, раби, но друзи (Ин.15:14): а еже честнее и удивительнее, яко и отцами себе нарицает любимыя своя, глаголя: сей Ми есть и отец и мати, иже творит волю Отца Моего небесного (Мф.12:49).Убо и ваша любовь есте ми и отцы и братия и друзи.

Аще же и отцем мя воззовете, то аз апостольски вам отвещаю: Чадца моя, имиже болезную, дондеже вообразится в вас Христос (Гал.4:19).

…Должни же и вы, о возлюблении! По Христе Господе мене аще и грешнаго пастыря своего знати, любовь же нелицемерную, почитание нелестное, и повиновение подобающее являти, и со усердием творити.

Аще повелел есть Бог, да буду вам отец: вы убо будите ми приснии чада. Аще изволил есть Христос, да буду в вас первенствуяй: вы убо будите кротции и смиреннии под управлением первенствующаго.
Аще поставил мя есть Дух Святый вам пастыря: вы убо будите ми истинные овцы слушающие, а не преслушающии гласа пастыря своего.
Аще учителя вам Бог поставил есть мя: то приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас.
Аще наставника вам даде мя: то повинуйтеся наставнику вашему, и покоряйтеся: мне бо вверено есть доброе о душах ваших попечение, аки слово воздати хотящу, да с радостию сие творю, а не воздыхающи.

…Бог же преблагий, хотяй всем человеком спастися, и в разум истинный приити, Той да наставит вы на путь Свой, во еже творити волю Его благую и совершенную, и во всем Ему угождати, да не посрамлены и непостыженны предстанете Страшному Того суду. Да возрадуюся же и аз недостойный пастырь, и реку ко Владыце Христу: се аз и дети, яже дал ми еси. Ныне же потщимся вси купно уклоняющеся от зла, творити благостыню, да угодны очесам Господним явимся. Благодать же Господа нашего Иисуса Христа со вами, и любы моя со всеми вами, аминь."

(Сборник проповеднических образцов. Проповеди свято-отеческие и церковно-отеческие. В двух частях. — СПб: издание И. П. Тузова, 1912. Репринт: М. — Рига, Б. Г.)

Текст 5.4
К. Г. Честертон (католический писатель ХХ века)

"…Если бы мне дали прочитать только одну проповедь, я говорил бы о гордыне. Чем больше я живу, чем больше вижу, как живут и пытаются жить в наше время, тем более убеждаюсь в правоте старого церковного учения о том, что все зло началось с притязания на первенство, когда само небо раскололось от одной высокомерной усмешки.

…Гордыня — столь сильный яд, что она отравляет не только добродетели, но и грехи. …Коренной грех — гордыня — утверждает другие грехи, придает им форму. …Можно по своей природе быть ленивым и безответственным, забывать о долгах и долге, нарушать обещания — и люди простят вас и поймут, что вы забываете беспечно. Но если вы забываете из принципа, если вы сознательно и нагло пренебрегаете своими обязанностями во имя своего таланта (вернее, веры в собственный талант), если вы полагаете, что вам, натуре творческой, должны платить дань презренные трудящиеся люди, тогда, в полном смысле слова, это черт знает что. Даже скупец, стыдящийся своего порока, куда милей и понятней богача, зовущего скупость умением жить или умеренностью вкусов. …Должно быть, меня не поймут; но я бы прежде всего сказал моим слушателям, чтобы они не наслаждались собой. Я посоветовал бы им наслаждаться театром или танцами, устрицами и шампанским…, если им не дано наслаждаться чем-нибудь получше. …Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь, кроме себя, и удивляются, и благодарят. Пока это от них не ушло, они не утратят тот дар, который есть у всех нас в детстве, а взрослым дает спокойствие и силу. Но стоит им решить, будто они сами выше всего, что может предложить им жизнь, всеразъедающая скука овладеет ими, разочарование их поглотит, и все танталовы муки ждут их.

…Если бы мне дали прочитать только одну проповедь, я без всякого сомнения не счел бы дело сделанным, если бы не сказал, что же, по-моему, спасает от этих зол. Я убедился, что в этом вопросе, как и в тысяче других, Церковь права, а все другие нет. И я уверен, что без ее свидетельства люди совсем забыли бы тайну, поражающую одновременно и здравомыслием, и тонкостью. Я, во всяком случае, не слышал ничего путного об активном смирении, пока не попал в лоно Церкви; а даже то, что я любил сильнее всего на свете — свободу, например, или английские стихи, — все больше сбивается с пути и блуждает в тумане. Наверное, для проповеди о гордыне нет лучшего примера, чем патриотизм. Это одно из самых благородных чувств, когда патриот говорит: «Достоин ли я Англии?» Но стоит ему высокомерно сказать: «Я — англичанин!», и  патриотизм обратится в гнуснейшее фарисейство. Мне кажется, не случайно именно в католических странах — Франции, Ирландии, Польше — флаг для патриота — пламенный символ, много более ценный, чем он сам; в странах же, особенно чуждых католичеству, патриот восхищается своей расой, своим племенем, кровью, типом и собой как их представителем.

В общем, если бы мне дали прочитать только одну проповедь, я сильно рассердил бы собравшихся — ведь Церковь всегда и везде бросает вызов. Если бы мне дали прочитать одну проповедь, вряд ли меня попросили бы прочитать вторую. "

(Г. К. Честертон. Если бы мне дали прочитать одну-единственную проповедь… // Ортодоксия. Эссе. — М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2003)

Текст 5.5
Волков А. А. Курс русской риторики. — М.: Издательство храма св. муч. Татианы, 2001. — 480 с.

"…Ораторская речь произносится однократно. Проповедь представляет собой ряд поучений в форме слова или беседы, предназначенных для постоянного круга лиц. Задача гомилетики — духовно-нравственное просвещение, воспитание и обучение. Гомилетика существует как в устной, так и в письменной форме (например, катехизиса), что существенно меняет организацию и содержание речи.

…Первоначальная поэзия у всех народов предстает в виде произведений религиозного содержания. Это относится не только к поэзии библейской (Псалтири), но и к поэзии греческой. «Илиада» и «Одиссея» Гомера исполнялись профессиональными декламаторами-рапсодами на празднествах и играх и были элементами культа. Лирические жанры (дифирамб — гимн Дионису, эпиграмма — посвятительная стихотворная надпись) первоначально содержат обращение к божеству или его прославление и также представляют собой религиозную поэзию.

…Духовная словесность складывается в первые пять веков христианской эры в следующих основных видах произведений слова, различающихся функционально (то есть по назначению и характеру использования) и стилистически.
Строение духовной словесности отражает соотношение Священного Предания и Священного Писания, поскольку текст Священного Писания Нового Завета в своем составе складывается в формах проповеди, ее истолкования, посланий, повествовательных текстов, богослужебной речи и духовной поэзии, эпистолографии, полемики, пророческой речи, которая имеет особую семантику и строение.

Поскольку духовная словесность складывается в условиях конкретного общества и в составе существующих норм словесности, то это развитие и происходит под сильным влиянием поэтики, риторики, диалектики, и литературных прецедентов, которые выработались в греко-римском мире.

Тем самым духовная словесность включается в общую картину языковой культуры античности, одновременно видоизменяя ее: воспроизведение культуры видоизменяет ее характер, так как в целях образования, документооборота и правовой деятельности, научного и философского познания, художественного творчества, развлечения отбираются, воспроизводятся и перерабатываются (например, в виде компиляций) такие произведения, которые в наибольшей степени совместимы с христианским мировоззрением.

…К духовной словесности относятся:
1. Священное Писание — книги Ветхого и Нового Заветов. Ветхозаветные книги подразделяются на три отдела: Закон, Пророки и Писания, которые различаются содержанием и характером изложения. В число книг Нового Завета входят четыре Евангелия: от Матфея, Марка, луки и Иоанна; Деяния Святых Апостолов; семь апостольских Соборных Посланий; четырнадцать Посланий апостола Павла; Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис).

2. Литургическая словесность образует смысловой и стилистический центр всей духовной словесности и культуры (поскольку помимо слова в нее входят все базовые семиотические системы: символы, прогностика, костюм, музыка, пластика, изображение, архитектура, календарь и др.). Она вбирает в себя, по мере развития богослужения, тексты всех других видов духовной словесности. В литургической поэтике, нормы которой фиксируются в различных богослужебных уставах и в творениях святого Иоанна Дамаскина, отражается не только греческая, но сирийская и, очевидно, египетская и другие поэтические и музыкальные системы.

3. Экзегетическая словесность представляет собой истолкования текста Священного Писания которые начали создаваться в первые века христианства; экзегетическая литература весьма обширна, поскольку в различных исторических и культурных условиях жизни Церкви постоянно существует потребность в новых объяснениях текстов Священного Писания. В экзегетической литературе существует строгая преемственность как содержания экзегетических текстов, так и методов толкования.

4. Гомилетическая словесность включает устные и письменные словесные жанры, как соответствующие античной ораторике, так и новые, связанные с духовным образованием — воспитанием и обучением, церковной проповедью и христианской миссией.

5. Эпистолярная словесность, широко представленная в Книгах Нового Завета и развившаяся в первые века христианства в разветвленную систему словесных жанров.

6. Апологетическая, и шире, полемическая словесность в письменных и устных формах, которая особенно интенсивно развивается в эпоху Вселенских Соборов.

7. Учительная, в тесном смысле, словесность в виде сборников поучений и наставлений, например, «Лествица» святого Иоанна Лествичника.

8. Историко-церковная литература в двух своих важнейших разновидностях: агиографии и церковной истории.

9. Богословская литература, которая строится на основе техники философской аргументации (например, «О началах» Оригена). По мере развития она включает в себя также и научные логико-семантические, филологические сочинения технического характера, как «Христианская наука», «Об учителе» блаженного Августина, «Философские главы» святого Иоанна Дамаскина и др.

10. Каноническая, то есть церковно-юридическая литература, которая, подобно богословской, использует приемы и нормы светской юридической техники, но видоизменяет их, влияя в свою очередь на светскую юридическую литературу (например, на «Дигесты» Юстиниана).

Каждый вид духовной словесности характеризуется довольно строгой содержательной и стилистической преемственностью произведений слова; именно преемственность стиля духовной словесности, непрерывно развивающегося в течение двух тысячелетий христианства, позволяет строить филологическую классификацию произведений слова. Однако, несмотря на обилие исследований, историческая стилистика духовной литературы разработана недостаточно.

Духовная словесность как в содержательном, так и в техническом отношении является принципиально новым этапом развития культуры языка: сложившаяся в дохристианской античности совокупность родов и видов слова представляла собой, несмотря на весьма развитую филологическую науку, в достаточной степени аморфное образование сравнительно, например, с относительно хорошо и последовательно нормированной и истолкованной китайской литературой.

1. Честность православного полемиста означает, что его вероисповедная позиция цельна, неизменна и непреклонна; он открыто исповедует веру; но честность означает также предметную и речевую компетентность, духовно-нравственную значимость предмета полемики.

2. Скромность православного полемиста означает, что он свидетельствует не о своих риторических способностях, талантах и знаниях, но об истине христианства.

3. Доброжелательность православного полемиста означает, что он стремится не угодить аудитории, но способствовать ее духовному просвещению; православный полемист ведет повышающую аргументацию.

4. Предусмотрительность православного полемиста означает безупречную добросовестность, последовательность и принципиальность в полемике, использование техники аргументации, которая этически совместима с предметом спора и не ведет к компрометации идей, которые он отстаивает.

5. Ритор должен быть готов пострадать за правду."

Текст 5.6
"Опытные люди говорят, что и от познания самого себя человек приходит к познанию Бога, и поскольку кто познает свое ничтожество, постольку познает и Бога. Ибо то и другое, знание Бога и знание себя самого, связано между собою: где находится одно, там и другое, хотя и предшествует иногда одно другому. Иногда познание Бога предшествует познанию самого себя, иногда же первое следует за вторым, и одно порождает с течением времени другое. Однако от познания себя самих яснее приходим к познанию бытия Бога, как говорят об этом испытавшие сие.

…Ты скажешь: мы все знаем Бога и мы не атеисты (безбожники) и не идолопоклонники.
Отвечаю: все мы знаем Бога верою, но не любовью и страхом, и не любим Его, как подобает любить, и не боимся Его, как подобает бояться. Если бы мы действительно любили Его, то ради этой самой любви не пожелали бы опечаливать Его; если бы мы действительно боялись Его, то по причине самого страха не преступали бы Его заповедей. Мы знаем, что Бог существует, но не знаем, каков Он есть. Сколь Он приятен для любящих Его, но сколь Он страшен для любовно боящихся Его!

(Келейный летописец святителя Димитрия Ростовского с прибавлением его жития, чудес, избранных творений и Киевского синопсиса архимандрита Иннокентия Гизеля. — М.: Паломник, 2000)

Текст 5.
Риторика и риторическая культура в России

Почему риторика возрождается в России? В чем причина огромного интереса и внимания к ней со стороны не только филологов-руссистов, но и ученых и педагогов разных специальностей? Почему так важно современному человеку владеть искусством речи? Обо всем этом мы беседуем с председателем Российской ассоциации исследователей, преподавателей и учителей риторики, доктором филологических наук, профессором Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина Владимиром Ивановичем Аннушкиным.

- В. И., все-таки уточним: что такое риторика?

-Прежде всего, риторика — теория и искусство речи, фундаментальная наука, изучающая объективные законы и правила речи (классическая «Теория словесности» К. П. Зеленецкого 1849 года начинается словами: «Предмет риторики есть речь»). Риторика, формирующая норму и стиль жизни, важна потому, что речь — инструмент управления и организации любых социальных и производственных процессов. Большинство же наших соотечественников не обладают историко-теоретическими знаниями о практике речевого общения, не обладают умением, технической "выучкой", практической ловкостью владеть мыслями и словами в разных ситуациях общения. От этого нас легко ввести в обман, манипулировать нашим сознанием — сравните восторг, в который мы пришли от карнегианской и вообще американской риторики сегодня, не подозревая о том, что не только наши классики, но и теоретики 30-х годов писали подобные работы.

- Как в риторике объясняется понятие «речь»?

- Речь начинается с замысла, как «богатство языка есть богатство мыслей» (Н. М. Карамзин). Вот почему учитель Пушкина Н. Ф. Кошанский определял риторику как науку "мыслить" и показывал вслед за Ломоносовым способы изобретения идей и развития содержания речи. Можно ли научить мыслить и преподать некоторые способы создания замысла речи? Как раз об этом толкует первая часть риторического учения — изобретение идей.

- А можно ли определить риторику как искусство убеждения?

- Это определение я бы назвал недостаточным, хотя Аристотель определял риторику как «искусство находить способы убеждения относительно каждого данного предмета». Ни одно из качеств речи, которые ученые подбирают в определениях к риторике, не исчерпывает необходимых требований к речи. Когда говорят об убедительности, то надо соотнести ее с нравственностью; украшенная речь часто вызывает недоверие и трудно найти подлинную красоту; такие же сомнения может вызвать эффективность, ибо для ритора важен не сегодняшний результат, а конечная цель его деятельности, если угодно, нравственная цель всей его жизни, выраженная в совокупности речей. Я бы определил риторику как учение о совершенной речи, чтобы сказать о речевом идеале, который, по мысли Цицерона, все-таки недостижим ни в одном конкретном ораторе.

- А как риторика соотносится с педагогикой?

- Непосредственно. Риторика — учение о речевом воспитании личности. Воспитать человека — это значит воспитать его речь, научить общаться, выражать мысли и чувства. Поскольку в речи выражен весь человек, риторика способствует формированию всей личности человека, его мировоззрения, знаний, жизненной позиции, способности защищать свои взгляды словом.

- Но все-таки как риторика соотносится с историей и современностью?

- Риторика в европейской культуре — искусство совершенной речи, которое всегда считалось «общим» и необходимым для всех образованных людей. Риторика и в России рассматривалась как «царица наук и художеств», потому что чем бы люди ни занимались, они должны владеть уместным, убедительным, увлекательным словом. Впрочем, всегда было ясно, что искусство убеждения опасно: оно — меч обоюдоострый, поскольку даром убеждения может воспользоваться и честный человек, и бесчестный. Поэтому подлинное красноречие надо основать на образованности и нравственной безупречности. Современная риторика — теория речевых коммуникаций развитого информационного общества, где бытовой диалог соседствует с человеко-машинным диалогом, речью средств массовой информации, в том числе прессы. Но культурный принцип тот же: все беды человека — от его языка, а «языком — что рычагом», то есть если речь организована верно, то ладятся общественные и личные дела. Готовится президентская гонка — это политическая риторика; проводится деловое совещание или пишутся деловые документы — это деловая риторика, но и домашняя жизнь — это также риторика семейного диалога… Слово — повсюду, и в этом смысле вся наша жизнь — «сплошная риторика»: а будет ли она ложным краснобайством или умением создать жизнь добрыми, умными, надежными словами, зависит от каждого из нас.

- Не слишком ли широкий круг видов общения вы нарисовали?

- Вовсе нет. В русской частной риторике всегда существовало стремление исчерпать все существующие роды, виды и жанры словесности для того, чтобы дать правила и нормы построения речи. Поэтому в обучение риторики должны войти бытовая и деловая речь в устной и письменной формах, основные виды диалогов, корректные приемы ведения споров и дискуссий, ораторское красноречие, основы научной, философской и исторической прозы, речь массовой информации и информатика, оцененные с позиций эффективности и оптимальности в организации современной жизни общества и отдельной личности.

- Если риторика так важна, объясните, пожалуйста, почему ее не было доселе?

- Это интереснейший вопрос как истории нашей филологии, так и русской общественно-политической истории. Риторика как учение о реальной общественно-языковой практике регламентирует формы пользования публичной речью: политической, судебной, церковной, академической и прочими. Значит, риторика напрямую связана с идеологией — и как только существовала необходимость критиковать стиль мысли, так всегда начинается критика и словесной формы — риторики.

Совокупность идеологии и языка дает стиль общественной жизни. Из анализа учебников риторики и словесности выяснилось, что каждые 60-70 лет в русской истории и филологии меняется стиль жизни и стиль общественной речи. Иначе говоря, каждые 60-70 лет в России происходят общественно-идеологическая и «риторическая» революции, требующие создания новых филологических дисциплин. Риторика в России была критикована в середине XIX века, когда потребовался иной взгляд на словесную культуру общества. Усилиями революционеров-демократов (прежде всего Белинского) и «прогрессивных» филологов (Потебня, Веселовский) риторика прежнего «красноречия» была критикована, а утверждалось «просторечие» и натурализм художественной словесности. В некотором смысле происходила похожая на сегодняшнюю демократизация языка и общего стиля жизни. А затем с началом царствования Александра Благословенного — активные педагогические реформы: в школах и гимназиях утвердились язык и художественная словесность. Это с середины XIX века мы — отчаянные читатели художественной литературы, изгнавшие из школьного обучения реальные формы речи. Но «словесность» сама была критикована после Октябрьской революции, когда к власти пришли ораторы-большевики, победившие благодаря действенной ораторской пропаганде новой идеологии и нового стиля жизни. Сегодня мы вновь «счастливы» тем, что «посетили сей мир в его минуты роковые», когда делаются новые история, идеология, язык, стиль общественных поступков.

- Не хотите ли Вы сказать, что у власти всегда стоит «оратор»?

- Именно так. И приходят к власти, и сохраняют ее именно с помощью речи. К власти во многом приходят ораторским путем, а всякая президентская гонка — соревнование ораторов. Всякий политик — оратор, то есть человек, действующий словом, а в нынешних условиях не только словом с трибуны, но и письменным, газетным словом — собственно, это и есть то, что называется теперь «технологиями», «связями с общественностью». Помните у Чехова: «путь к любой карьере усыпан цветами красноречия». Только подлинного красноречия, предполагающего ум, честность, волю, ответственность за сказанные слова и, конечно, некоторую оригинальность и изящество стиля.

- Вы полагаете, что можно говорить о культуре политической речи в России?

- Несомненно можно, и нужно. К сожалению, она почти не исследована. Наши политологи и историки не умеют и не пишут о политическом языке и политических ораторах. А сами политики часто подобны стрелку, который имеет оружие — слово, но не умеет стрелять: выстрелит, а журналисты потом объясняют результаты его словесных «стрельб».

- А в «цивилизованных» странах не так?

- Там — по-другому. Вся мудрость и глупость американской культуры и образа жизни выражены в ее риторике. Если угодно, риторика — основа американской культуры: и личной, и общественной. Принцип президентской власти в Америке таков: управлять — значит говорить, люди должны постоянно слышать речь своего президента. У нас же можно спрятаться за кремлевской стеной — и молчать, не разбрасывая на ветер своих «драгоценных» слов. Только время безвозвратно уходит — и если ты не начал вовремя говорить, то проиграл в самом факте речи.

У нас молчал Сталин — просто редко выступал... Не жаловал выступлениями Ельцин: война в Чечне полыхала третий месяц, а народ «на следующей неделе» ждал выступления своего президента… Почему проиграл Примаков? Потому что при всей академической образованности и умении сопрягать слова он не любит выступать, «не любит телевидение»… Помилуйте, да кто ж его любит, наше телевидение? Только за одно отношение к русскому языку с ним можно раздружиться навеки: и передач о языке нет, и хорошего языка нет. Но выступать-то по телевидению надо, иначе не отстоишь и не объяснишь свою позицию.