Иларион, митрополит Киевский

ИЛАРИОН (Ларион), митрополит Киевский (1051 — ранее 1055), русин; первый митрополит из русских, выдающийся писатель и церковный и государственный деятель древней Руси.

О жизни Илариона известно очень немного. До своего поставления на кафедру он был священником церкви Святых Апостолов в Берестовом — княжеской резиденции близ Киева. Здесь Иларион и обратил на себя внимание киевского князя Ярослава Владимировича (1017—1018, 1019—1054): «Боголюбивому бо князю Ярославу любящю Берестовое и церковь ту сущюю Святыхъ Апостолъ и попы многы набдящю; в них же бе презвутеръ именемь Ларионъ, мужь благъ, книженъ и постникъ…» Судя по сочинениям самого Илариона, будущий киевский митрополит в совершенстве владел греческим языком и хорошо знал в подлиннике творения Отцов Церкви (полагают даже, что он получил образование в Византии — Константинополе или на Афоне); возможно, он побывал и на латинском Западе, где познакомился с католическим богослужением. Не будучи иноком, Иларион вел жизнь отшельника, подражая древним палестинским монахам-анахоретам. С его именем летопись связывает возникновение киевского Печерского монастыря: «…И хожаше с Берестоваго на Днепръ на холмъ, кде ныне ветхыи (древний, первоначальный; имеются в виду т. н. Дальние пещеры. — А. К.) манастырь печерьскыи, и ту молитву творяше, бе бо ту лесъ великъ; ископа печерку малу двусажену, и приходя с Берестового отпеваше часы и моляшеся ту Богу втаине…»

После того как Ярослав приблизил к себе Илариона (по-видимому, 40-е гг. XI в.), в оставленной им берестовской «печерке» поселился русский инок Антоний, вернувшийся на Русь с Афона. Судя по смутным известиям русских источников, Илариона и Антония и в дальнейшем будут связывать дружеские отношения. Так, по свидетельству Патерика киевского Печерского монастыря (XIII в.), именно Антоний совершил обряд пострижения Илариона в иноки перед тем, как тот был поставлен на митрополичью кафедру.

Поставление Илариона в киевские митрополиты было совершено в 1051 г. собором русских епископов по повелению князя Ярослава Владимировича: «В лето 6559 (1051) постави Ярославъ Лариона митрополитомь, русина, въ Святеи Софьи, собравъ епископы». В рукописи XV в. сохранилось «Исповедание веры» митрополита Илариона, которое тот, очевидно, произнес при поставлении. К нему присоединена запись о совершившемся событии: «Азъ милостию человеколюбивааго Бога мнихъ и прозвитеръ Иларионъ изволениемь Его от богочестивыихъ епископъ священъ быхъ и настолованъ въ велицемь и богохранимемь граде Кыеве, яко быти ми в немь митрополиту, пастуху же и учителю…»

Избрание киевского митрополита собором епископов, без участия константинопольского патриарха и патриаршего совета («эндемусы») нельзя расценить иначе как прямой вызов если не всей византийской иерархии, то, по крайней мере, константинопольскому патриархату. Это беспрецедентный случай в истории древней Руси. За весь домонгольский период мы встретимся еще только с одним случаем такого рода — избранием собором епископов в 1147 г. митрополита Климента Смолятича, также в обход прав константинопольского патриарха.

Историки по-разному определяют причины столь необычного шага. Еще авторы Никоновской летописи, обосновывая право русских епископов самим выбирать предстоятеля Русской Церкви (вопрос очень актуальный в первой половине XVI в., когда составлялась Никоновская летопись), вспоминали о «бранях и нестроениях», бывших при князе Ярославе между русскими и греками. Вслед за ними и многие отечественные историки XVIII—XX вв. также рассматривали события 1051 г. как прямое продолжение русско-византийского противостояния, начатого русско-византийской войной 1043 г. Однако следует учесть, что к 1051 г. отношения между двумя странами успели полностью восстановиться (мир между ними был заключен около 1046 г.). В последнее время исследователи обращают внимание на то, что действия участников собора 1051 г. укладываются в русло движения за обновление Церкви, охватившего в середине XI в. не только Восточную, но и Западную Церковь, и в частности за восстановление древних канонических прав провинциальных соборов на избрание епископов, зафиксированных еще в 1-м правиле Апостольского собора: «два или трие епископы да поставляють единаго епископа». Во всяком случае, избрание Илариона было, по-видимому, признано в Константинополе: об этом говорит присутствие его имени в официальных списках русских митрополитов. (В позднейших русских источниках XVII—XVIII вв. сообщается о поставлении Илариона константинопольским патриархом Михаилом Кируларием или «чрез грамоту» Михаила Кирулария — но это едва ли не догадки книжников Нового времени.)

Так или иначе, но это был первый случай, когда во главе Русской Церкви встал русский пастырь. И не случайно, что с именем «русина» Илариона историки связывают подлинное утверждение русской национальной Церкви.

Святительство Илариона продолжалось очень недолго. Возможно, он оставил кафедру вскоре после кончины князя Ярослава Владимировича (19 февраля 1054). Во всяком случае, под 1055 г. в источниках упоминается уже новый митрополит — грек Ефрем. Таким образом, практика поставления киевских митрополитов в Константинополе вновь возобладала.

О деятельности Илариона в сане митрополита также известно немного. Его имя упоминается в т. н. «Церковном уставе князя Ярослава»: «А се азъ, князь великыи Ярослав… сгадал есмь с митрополитом киевскым и всея Руси Иларионом, сложихом греческыи номоканон…» По мнению современных исследователей, принятие этого устава означало существенную реформу церковного права и отказ от норм византийского церковного законодательства. Известно также, что 26 ноября неизвестного года (в пределах 1051—1053) митрополит Иларион освятил в Киеве храм во имя Св. Георгия — небесного покровителя князя Ярослава. Рассказ об этом вошел в древнейший русский Пролог, а день освящения (26 ноября) празднуется Русской Церковью доныне (т. н. осенний Юрьев день).

В русскую историю Иларион вошел не только как церковный деятель и первый русский митрополит, но и как выдающийся проповедник и писатель, автор знаменитого «Слова о законе и благодати». Оно было произнесено Иларионом в присутствии князя Ярослава и членов княжеской семьи в одном из киевских храмов, по-видимому, во второй половине 40-х гг. XI в. (во всяком случае, ранее 1050 — начала 1051 г.; более точная датировка затруднена) — т. е. еще до поставления Илариона на кафедру.

Основная идея «Слова» — обоснование равенства Руси среди других христианских народов. Иларион обращается «не к несведущим… но с преизбытком насытившимся книжной сладости» — иными словами, к интеллектуальной и политической элите киевского общества. Его «Слово», несомненно, можно отнести к жанру церковной проповеди; причем эта проповедь имеет свою, казалось бы, отвлеченную, чисто богословскую цель: дать толкование известных слов апостола Иоанна Богослова: «…Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин. 1: 17). Сравнение ветхозаветного закона и христианской благодати, иудейства, отвергшего Христа, и христианства, поклоняющегося Христу (это тема первой, наибольшей по объему части «Слова о законе и благодати»), Иларион проводит с изумительным мастерством, используя лучшие образцы византийской богословской литературы. Его буквально завораживает параллелизм мировой истории, в которой Ветхий Завет — лишь предтеча, символическое объяснение подлинной истории человечества, начавшейся с приходом в мир Спасителя. Цель и содержание этой истории — в неуклонном продвижении человечества от «законной лести» к евангельской благодати, от «тени» к истине, от тьмы к свету, наконец, от рабства к свободе. Это путь всех народов, избравших «благодать», т. е. сделавшихся христианскими, — и прежде всего, Руси. Олицетворением «законной лести» и ветхозаветного рабства является для Илариона иудейство — религия «избранного» народа, отказавшегося принять новое общечеловеческое учение Христа. (Несомненно, это книжный образ, привычный всей христианской литературе, хотя не следует забывать о том, что иудаизм — в качестве живой, а не книжной религии — был хорошо известен в Киеве во времена Илариона и полемика с киевскими иудеями представлялась отечественным апологетам христианства делом вполне актуальным.) Но из-под пера автора «Слова о законе и благодати» вышел отнюдь не полемический антииудейский трактат. Тема ветхозаветного иудейства привлечена им прежде всего для того, чтобы показать величие того шага, который совершила еще вчера языческая Русь. Именно в прославлении Руси, сумевшей — в отличие от «обветшавшего» иудейства — миновать тьму «идольского мрака» и перейти к евангельской благодати, и состоит основной пафос всего произведения.

В развитие идей первоучителей славян Константина (Кирилла) и Мефодия Иларион утверждает мысль о равенстве всех христианских народов через их приобщение к христианству. Более того, можно думать, что ему была близка идея такого вовлечения новых народов в лоно христианства, при котором эти новые народы (а к их числу в первую очередь и относилась Русь) усваивали новое вероучение даже глубже, чем те, кто был призван прежде. «И подобало благодати и истине воссиять над новым народом. Ибо не вливают, по словам Господним, вина нового, учения благодатного, “в мехи ветхие”, обветшавшие в иудействе, — “а иначе прорываются мехи, и вино вытекает” (Мф. 9: 17)… Но новое учение — новые мехи, новые народы!» (здесь и далее перевод диакона Андрея Юрченко).

Русский народ, «новые люди», по выражению Илариона, и есть эти «новые мехи»; приобщение Руси к христианству — торжество воплощения Божественного замысла, кульминация всей мировой истории. «Так и совершилось. Ибо вера благодатная распростерлась по всей земле и достигла нашего народа русского. И озеро закона пересохло, евангельский же источник, исполнившись водой и покрыв всю землю, разлился и до пределов наших. И вот уже со всеми христианами и мы славим Святую Троицу, а Иудея молчит; Христос прославляется, а иудеи проклинаются; язычники приведены, а иудеи отринуты… Все народы помиловал преблагой Бог наш, и нас не презрел Он: восхотел — и спас нас и привел в познание истины!» Именно на русском народе, последним пришедшем к христианству (но по слову евангельскому: «Так будут последние первыми», Мф. 19: 30; 20: 16), исполнились пророчества, некогда данные Господом через святых пророков: «И скажу не Моему народу: “Ты — народ Мой”, и он скажет Мне: “Ты — Господь Бог мой”» (Осия, 2: 18, 23); «Обнажит Господь святую мышцу Свою пред всеми народами, и все концы земли увидят спасение Бога нашего» (Исаия, 52: 10). Эту идею «нового народа», воистину «работников одиннадцатого часа» (из знаменитой евангельской притчи), мы встретим и у других авторов XI—XII вв., воспринявших и ход мыслей Илариона, и его систему аргументации. Но такого неиссякаемого исторического оптимизма уже не будет. Исследователи считают возможным говорить об особом «адоптионизме» Илариона — его приверженности идее Божественного «усыновления» страны и народа, при котором крещение не просто открывает путь к Спасению, а почти тождественно ему. «Славный град Киев» оказывается под защитой и покровительством Господа и Пресвятой Богородицы. «Радуйся, град православный! Господь с тобою!» — перефразирует киевский проповедник слова архангела Гавриила, обращенные к Деве Марии.

И как любой христианский народ, русские имеют своего Крестителя и Апостола — князя Владимира Святославича, торжественный гимн которому составляет заключительную часть «Слова о законе и благодати»: «Хвалит же гласом хваления Римская страна Петра и Павла… Асия, Ефес и Патмос Иоанна Богослова, Индия — Фому, Египет — Марка. Все страны, грады и народы чтут и славят каждые своего учителя, коим научены православной вере. Восхвалим же и мы — по немощи нашей хотя бы и малыми похвалами — свершившего великие и чудные деяния учителя и наставника нашего, великого кагана земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына славного Святослава, которые во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах…» Как полагают, обоснование возможности и необходимости канонизации князя Владимира, Крестителя Руси, — одна из главных целей «Слова» Илариона. Он прославляет и сына Владимира — своего покровителя, киевского князя Ярослава, «которого соделал Господь преемником власти» отца; прославляются в «Слове» и члены семьи Ярослава Мудрого — его жена Ирина, а также сыновья и внуки — внуки и правнуки святого Владимира.

«Слово о законе и благодати» дошло до нас во множестве списков (наиболее ранний, включающий в себя фрагмент памятника, датируется второй половиной XIII в.). Однако только в одном списке (ГИМ. Син., № 591; вторая половина XV в.) памятник сохранился в полном виде — с заключительной похвалой князю Ярославу Владимировичу. В этой рукописи находится своеобразное «собрание сочинений» митрополита Илариона: помимо «Слова о законе и благодати», в него входят «Молитва» (встречающаяся во многих рукописях отдельно от «Слова») и «Исповедание веры» с заключительной припиской самого Илариона о его поставлении на кафедру.

В русской рукописной традиции встречаются и другие сочинения, надписанные именем «Илариона, митрополита Киевского» (или просто «Лариона митрополита»). Среди них «Послание к брату столпнику» (или «Наказание святого Илариона к отрекшимся от мира»), фрагмент какого-то поучения («А се от иного слова»), входящий в статью «А се грехи», и некоторые другие. Однако их принадлежность Илариону Киевскому остается пока недоказанной.

О дальнейшей судьбе Илариона ничего определенного сказать нельзя. Умер ли он еще до 1055 г. или же по какой-то причине покинул киевскую кафедру, неизвестно. Нередко полагают, что после смерти Ярослава Иларион удалился в киевский Печерский монастырь и именно его имеет в виду преп. Нестор, упоминая в Житии преп. Феодосия, игумена Печерского, о некоем чернеце Иларионе, бывшем искусным книгописцем («бяше бо и книгам хытр псати»). Однако простого совпадения имен и общего для обоих навыка в книгописании для такого отождествления кажется недостаточно. Высказывавшееся в литературе предположение об участии Илариона в летописании (и в частности, о составлении им некоего гипотетического «Сказания о первоначальном распространении христианства в Руси», якобы вошедшего в летопись) также остается спорным.

Не до конца выясненным остается вопрос относительно церковной канонизации митрополита Илариона. Как таковая она, по-видимому, не была совершена. Тем не менее в современной церковной традиции святитель Иларион Киевский безусловно почитается святым; отмечается, что его мощи почивают в Ближних пещерах киевского Печерского монастыря. Память Илариона, митрополита Киевского, празднуется ныне 28 сентября — в Соборе преподобных отцов, в Ближних пещерах почивающих, и во 2-ю неделю Великого поста — в Соборе всех преподобных отцов Киево-Печерских.

ИСТОЧНИКИ

Издания «Слова о законе и благодати»:

Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984;

Розов Н. Н. Синодальный список сочинений Илариона — русского писателя XI в. // Slavia. R. 32. Praha, 1963. 2. S. 141—175;

Идейно-философское наследие Илариона Киевского. М., 1986. Ч. 1. С. 13—41, 45—64 (подг. текста и перев. Т. А. Сумниковой), 101—171 (факсимиле рукописи);

Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. С. 26—61 (подг. текста А. М. Молдована; перев. А. И. Юрченко);

Иларион, митр. Киевский. «Слово о законе и благодати». М., 1994 (подг. текста и перев. В. Я. Дерягина).

Другие сочинения:

Розов Н. Н. Из творческого наследия русского писателя XI в. Илариона // Dissertationes slavicae. Acta Universitates Szegediensis de Atilla Jozsef. Szeged, 1975. T. 9—10. P. 115—155 («Молитва Илариона, митрополита Российского»);

Петровский М. П. Поучение, приписываемое Илариону, митрополиту Киевскому // Ученые записки Имп. Казанского университета. Т. 1. Казань, 1865. С. 47—84 («Послание к брату столпнику»).

Другие источники:

Полное собрание русских летописей. Т. 1: Лаврентьевская летопись. М., 1997 (репринт издания 1926 г.). Стб. 155—156;

Полное собрание русских летописмей. Т. 9: Никоновская летопись. М., 2000 (репр. изд. 1882 г.). С. 183;

Абрамович Д. И. Киево-Печерський патерик. Киев, 1930. С. 17, 102;

Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. / Изд. подг. Я. Н. Щапов. М., 1976. С. 85—139;

Жуковская Л. П. Двести списков XIV—XVII вв. небольшой статьи как лингвистический и исторический источник (Статья Пролога о построении церкви во имя Георгия Ярославом Мудрым) // Исторические традиции духовной культуры народов СССР и современность. Киев, 1987. С. 40—41.