Специфика образовательного процесса в дореволюционной семинарии после реформы 1884 года

Церковная реформа Петра I оказала большое влияние на развитие духовного образования в России, во многих епархиях стали открываться духовные учебные заведения.

Однако духовные школы петровского и послепетровского периода, строившиеся по образцу основанной митрополитом Петром Могилой в XVII в. Киевской академии, давали весьма специфическое образование: преподавание в них велось на латыни, и богословие изучалось по католическим учебникам, адаптированным для православного употребления. Католическое влияние по временам сменялось протестантским, как было, например, при Феофане Прокоповиче, но схоластические схемы и латинский язык оставались незыблемыми.[1. С. 48] Преобладание латинского языка в преподавании постепенно было изгнано, и ко второй половине XIX в. русский стал основным языком преподавания практически во всех школах.

На протяжении всего XVIII и XIX в. проходили реформы духовного образования: меняли уставы, частично пересматривали учебные программы, старались улучшить финансирование школ. Но эти реформы не вносили существенного, принципиального изменения в образовательный процесс.

В 1882 г. при Святейшем Синоде была образована комиссия для пересмотра учебных уставов. Новые уставы для Академий, семинарий и училищ были разработаны в 1884 г. Устав семинарий 1884 г. обнаруживает тенденцию, направленную на упразднение самоуправления и выборного начала в духовных учебных заведениях.

Положение начальствующих и преподавателей новым уставом во многом было изменено. Власть епархиального архиерея в отношении к семинарии значительно усилена. Ему поручено наблюдение за направлением преподавания и воспитанием учащихся (параграф устава 14) «Епархиальный архиерей, как главный начальник духовных училищ своей епархии, имеет высшее наблюдение за направлением преподавания, воспитанием учащихся и вообще за исполнением в семинарии сего устава». [2. С. 206]; по окончании каждого учебного года он представляет Святейшему Синоду отчет о состоянии семинарии в учебном и нравственном отношении. По представлении епархиального архиерея назначаются Св. Синодом ректор и инспектор семинарии. Ректором семинарии может быть только лицо духовного сана, причем от лица, занимающих должности ректора и инспектора, не требуется ученой степени магистра богословия, как это было прежде. [3. С. 497]

В определении Святейшего Синода, утвердившем новый устав, и в объяснительной записке к уставу указывались мотивы реформы — это выяснившаяся путем 17-летней практики некоторые неудобства устава 1867 г. По административной части одним из главных недостатков здесь признается несовместное с положением епархиального архиерея, как главного начальника семинарии, ограничение его власти предоставлением семинарскому правлению права не соглашаться с распоряжениями преосвященного и переносить затем мнения обеих сторон на суд высшего церковного правительства, что ославило авторитет архиерея перед семинарской корпорацией, и лишая его возможности действовать начальственно, охлаждало его участие и заботливость о семинариях. [4. С. 145-146]

На характер нововведений большое влияние оказало мнения обер-прокурора К.П. Победоносцева. Во всех духовных школах была усилена власть епархиальных архиереев и ректоров. В Академиях отменялась специализация студентов по отделениям. Все богословские и философские дисциплины стали общеобразовательными, и лишь второстепенные исторические и филологические предметы подразделялись на два отдела и давались студентам на выбор. Отменялась публичность академических диспутов при защите диссертаций. Докторская степень присваивалась без защиты, по отзыву рецензентов. Вводилось также различение докторской степени: богословия, церковной истории и канонического права. Магистерские диссертации защищались на расширенном магистерском совете.

Относительно улучшения учебного процесса было решено пересмотреть учебные программы. Решено было: 1) увеличить число уроков для богословских предметов, особенно для Священного Писания и церковной истории, 2) пополнить богословский курс введением преподавания Библейской истории, сравнительного богословия и обличение русского раскола, 3) церковное пение сделать предметом общеобязательным, 4) ввести некоторые богословские предметы в низшие классы семинарии, 5) число уроков по классическим языкам сократить, сохранить однако за ними первое место в ряду общеобразовательных предметов, и поставить их преподавание таким образом, чтобы учащиеся, входили в дух языка и достигали свободного чтения классиков, 6) в целях развития в учениках лучшего умения писать сочинения, увеличить число уроков по русской словесности, 7) новые языки, имевшие значение главным образом для воспитанников, поступающих в академии, отнести к числу предметов необязательных, преподаваемых во внеклассное время, 8) космографию и тригонометрию исключить из состава семинарского курса.[4. С. 148-149]

Согласно новому Уставу (параграф 6), семинарии и академии были открыты, как и прежде, для лиц всех сословий. [2. С. 201] Право выпускников семинарий поступать в университеты, существовавшее с 1863 г., в 1879 г., было отменено. В 1884 г. этот запрет был подтвержден, но в 1897 г. семинаристам открыли доступ в Варшавский, Дерптский и Томский университеты.

Корпорации духовно-учебных заведений стояли на высоте своего назначения, но успехи и вообще развитие учащихся в общем слабо, — вот обычный типичный отзыв всех ревизорских отчетов за первую половину 1890 гг. Экзаменующиеся отвечали порядочно, но если присмотреться, то все это взято памятью, большими стараниями над изучением учебника, понимание же связи отдельных частей слабое, — вот обычное резюме отчетов академических экзаменационных комиссий. [4. С. 158] Митрополит Вениамин (Федченков) в своих воспоминаниях отмечает эту особенность «Как и везде, предметы нас не интересовали, мы просто отбывали их, как повинность, чтобы идти дальше. Классические языки не любили, да они оказались бесполезными. В семинарии часто учили «к опросу», по расчету времени... Науки нас не обременяли, на экзаменах усиленно зубрили и «сдавали».[8. С. 89]

Очень часто учебный материал не творчески усваивался, а зазубривался учеником, для ответа было достаточно механически воспроизвести выученный материал, не давая сказанному собственной оценки. Эта же методика применялась в полной мере и в изучении древних языков. Студент Ярославской духовной семинарии вспоминает следующий случай: «Весною было получено известие, что к нам едет ревизор из Петербурга. Воцарилось нервное возбуждение. Занервничал и наш преподаватель греческого языка Н.Н.. Тут наступило мое торжество. Н.Н. узнав о моих достижениях, пришел в восторг и решил демонстрировать меня ревизору. Сказано-сделано. Демонстрация состоялась. Я ровно 45 минут без передышки декламировал третью речь Демосфена. На другой день Н.Н. с сияющим лицом вызвал меня из класса в коридор и говорит: — Знаешь, что сказал ревизор Петр Иванович? Он говорит: «Я думал, что у вашего докладчика голова лопнет…» — Вот брат как ты его поразил! «Голова лопнет» Н.Н это выражение показалось комплиментом. А в моих ушах этот комплимент теперь, спустя 45 лет, звучит если не ирониею, то выражением сожаления к мальчику, который убил массу времени и труда на совершенно никому не нужное дело…».[5. С. 72]

Существовавшая система воспитания, которая время от времени только ужесточалась, не в полной мере отвечала насущным педагогическим задачам и была не способна подготовить молодежь, захваченную веяниями эпохи, к предстоявшему ей священническому служению. Так студент дореволюционной духовной семинарии в рукописном журнале «На темы жизни» пишет: «Революция нарушила сонное и апатичное течение семинарской жизни. Наши педагоги, продукты безжизненного казарменного режима 80 и 90 гг. не могут ответить на наши насущные вопросы».[6. Л. 1]

Но и помимо собственно воспитания учителя семинарий часто оказывались несостоятельными даже перед чисто дидактическими задачами. [7. С. 472] Из отчетов экзаменационных академических комиссий видно, что во многих семинариях по отдельным предметам не успевали проходить из года в год целой ¼, иногда даже 1/3 программы, по Священному Писанию, например, воспитанникам оставались неизвестными целые книги (Деяния, Апокалипсис, последние по порядку послания апостола Павла, книги малых пророков и многое другое, по общей церковной истории целые периоды. И, тем не менее, преподаватели не старались избежать этого зла соответственным сокращением более мелочных и неважных сведений в своем курсе, а механически из года в год шли по учебнику.[4. С. 159] И это несмотря на прямое указание Устава, который гласил «Каждый наставник должен преподавать свой предмет по утвержденной Святейшим Синодом программе, заботясь как о своевременном выполнении ея, так и о том, чтобы все преподанное по программе было усвоено учащимися».[2. С. 207]

Отношение в обществе к новым уставам не было единым: положительным оценкам в консервативных газетах и журналах противостояли отрицательные — насколько это дозволяла цензура — в либеральной прессе. Профессора академий, заботясь о научной смене, были в своем большинстве недовольны отменой введенной в 1869 г. специализации, которая способствовала развитию богословской науки. Так, профессор Петербургской Академии В. В. Болотов писал в одном из частных писем: «Новый устав положил есть тьму... хочет научного бесплодия». Устав 1884 г., писал в 1892 г. профессор Московской Академии Н. А. Заозерский, сузил цели академии до минимума. Академия была низведена до учебно-воспитательного учреждения, до духовного училища, хотя и типа высшей школы. В 1905–1906 гг., в период работы Предсоборного Присутствия, при обсуждении реформы духовного образования критика в адрес уставов 1884 г. заметно усилилась.[7. С. 468]

Реформа 1884 г. не смогла преодолеть главных изъянов дореволюционной системы духовного образования. Недостатками учебного процесса являлось: 1) Учебный курс характеризовался фрагментарностью и многопредметностью, лишавшей студентов возможности глубоко и детально изучить богословскую науку в ее целокупности; сумма учебных дисциплин, входящих в куррикулум духовной школы, не выстраивалась в единую мировоззренческую картину. 2) Методом усвоения учебного материала было его механическое зазубривание; материал предлагался в готовом виде, с заранее сделанными преподавателем выводами; самостоятельное осмысление студентом учебного материала не предполагалось. 3) Не поощрялась самостоятельная работа, отсутствовал творческий подход к учебе, не приветствовалась студенческая инициатива, что являлось следствием недоверия к студенту со стороны руководства школы и преподавателей. 4) Духовная школа была оторвана от реальности; оставаясь замкнутым мирком, живущим по своим законам, она не давала учащимся той жизненной школы, которая была им необходима для будущего пастырского служения. 5) Преподавание строилось на схоластических образцах, унаследованных от «латинообразных» духовных семинарий петровской эпохи; преодоление схоластического наследия происходило крайне медленно.[1. С. 77]

Говоря о положительных и отрицательных сторонах образовательного процесса в дореволюционной семинарии, следует помнить, что принципы обучения, которые нарабатывались и формировались десятилетиями, не могут измениться в одночасье, вследствие принятия нового Устава. Это длительный процесс, требующий постоянного и постепенного усовершенствования, сообразного с потребностями и вызовами общества.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Илларион (Алфеев), епископ. Проблемы духовной школы на рубеже XIX-XX веков: свидетельства очевидцев // Православное богословие на рубеже столетий. М., 1998.

2. Устав православных духовных семинарий // Тобольские епархиальные ведомости, 1884. № 23.

3. Разныя известия // Тобольские епархиальные ведомости, 1884. № 21.

4. Белявский Ф.Н. О реформе духовной школы. Ч.1. СПб., Синодальная типография, 1907.

5. Мемуары Ширяева Александра Геннадиевича, сына дьячка Ярославской Губернии, окончившего в 1896 году Петербургскую Духовную Академию и получившего степень кандидата богословия. Мемуары написаны в 1930-х гг. Рукопись в 2 ч. Ч.1.

6. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 530. Оп. 1. Д. 17.

7. Смолич И.К. История Русской Церкви 1900-1917. В 2 ч. Ч. 1. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.

8. Вениамин (Федченков), митрополит.На рубеже двух эпох. М., 1994.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру