Принуждение к единомыслию

Печальные мысли в канун Рождества

Не успели мы как следует разобраться в "Концепцii нацiонально-патрiотичного виховання молодi", как «оранжевая» власть огорошила нас новым воспитательным документом. На этот раз — проектом закона «Про відновлення і збереження національної пам’яті українського народу». Не знаю, был ли в мировой юридической практике прецедент такого утверждения национальной памяти, но в «тоталитарном советском прошлом», которое предается анафеме этим документом, уж точно ничего подобного не было.

Первая мысль, которая приходит в голову при чтении этого юридического «шедевра»: «Не может быть!» Он производит впечатление плохо исполненной (как в языковом, так и в содержательном отношении) мистификации. Или пародии. Кажется, люди в здравом уме в наше время ничего подобного сочинить не могут. Тем не менее — сочинили. Документ подлинный, что засвидетельствовано подписью главы Секретариата Президента В. И. Ульянченко, которая направила его в Национальную академию наук для предложений. Подготовил его, как явствует из сопроводительного письма, Украинский институт национальной памяти при Кабинете Министров.

Из преамбулы к законопроекту становится ясно, что термин «память» авторами понимается весьма специфично: обращение к ней, как им кажется, «дасть можливість визначити злочини та поіменно назвати їх організаторів і виконавців». Такое впечатление, что наша история состояла из одних преступлений и ничего больше помнить нам не следует. Правда, не вся, а лишь с 1 января 1918 по 24 августа 1991 г. Это время названо «періодом несвободи, протягом якого тоталітарні режими контролювали більшу частину українських земель». Предыдущий исторический период, надо думать, авторы относят все же к периоду свободы Украины.

Среди тоталитарных режимов оказалась и «Українська Радянська Соціалістична Республіка», названная в одном ряду с Советским Союзом и германским Третьим рейхом. Все три, согласно ст. 2 раздела I, необходимо признать противоправными, функционировавшими на украинских землях в период несвободы и подлежащими осуждению.

Далее в этой же статье содержится устрашающая правовая квалификация поведения тех граждан, которые позволят себе усомниться в такой оценке «периода несвободы»: «Публічне невизнання офіційної оцінки тоталітарних режимів, які організували геноцид щодо українського народу, тягне за собою відповідальність, передбачену законом».

Не правда ли, демократично? Небольшая часть национально озабоченной политической элиты, оказавшаяся волею случая у власти, навязывает целому народу свою «официальную оценку», при этом еще и определяя меру наказания за непослушание. Чем же это отличается, господа «национал-патриоты», от осуждаемого вами тоталитаризма?

В ст. 3 того же раздела говорится, что «опір тоталітарним режимам, який здійснювався в період несвободи колективно та індивідуально, визнається правомірним та заслуговує суспільної підтримки. Україна визнає діяльність організацій, які боролися за Українську самостійну соборну державу у 20–50-х роках ХХ ст., українським визвольним рухом».

По существу, здесь-то и заключена одна из сверхзадач закона. Она состоит в реабилитации националистического движения в Западной Украине, несмотря на то, что оно запятнало себя кровавыми преступлениями против собственного народа и против той же человечности, о которой многократно говорится в законе. На его счету десятки (если не сотни) тысяч жертв — украинцев, поляков, евреев, русских.

Да и создано это движение было нацистскими разведывательными службами. Все его руководство прошло выучку в немецких военных лагерях, а многие, как Р. Шухевич, носили офицерские звания вермахта. Отступая, гитлеровцы щедро снабжали отряды УПА вооружением, чтобы те продолжали сопротивление Советам. Авторы законопроекта называют это борьбой за «відновлення незалежності Української держави» (ст. 8 раздела ІІІ), которой, если не признавать таковой УССР, никогда не было. М. С. Грушевский видел Украину автономией в составе Российской федерации, Украина времен гетмана П. Скоропадского находилась под оккупацией Германии, а о ее государственности при петлюровцах и говорить не приходится. Так что «восстанавливать» бандеровцам было нечего.

Странное получается у авторов законопроекта отношение к тоталитаризму: советский, в том числе украинский этого периода, осуждается, а националистический украинский возводится в ранг добродетели, которой следует гордиться. Или вам, господа, неведомо, что ОУН, особенно бандеровского крыла, была организацией, созданной по фашистскому образцу, в которой за лояльностью ее членов неусыпно следила Служба безопасности, руководимая печально известным головорезом Лебедем? Более тоталитарного и антидемократичного режима и представить себе невозможно.

А о том, как боролись украинские националисты с тоталитарным немецким режимом, свидетельствует, в частности, оуновская «Інструкція пропаганди всім референтам пропаганди при обласних, районних і інших клітинах ОУН» от 4 августа 1941 г., отпечатанная в Заславе (ныне Изяслав Хмельницкой обл.). Вот только некоторые ее пункты:

«1. Подбати, щоб всюди на території звільненій від московських військ — прибрано негайно міста і села українськими і німецькими прапорами.

2. При головних вулицях виставити негайно на повітання німецької армії тріумфальні брами з українським і німецьким прапором.

3. Такі написи, а також інші, як: "Хай живе Німецька Армія. Хай живе Вождь Німецького народу Адольф Гітлер". <...>

14. Подбати, щоб на гробах Українських Героїв і Німецьких вояків не забракло ніколи свіжих квітів. як вияву наших найглибших почувань. Переходячи біля гробів, зокрема при дорогах, віддавати честь зворотом голови і витягненням вгору, до національного привіту, правої руки».

Предпринимая наглые попытки реабилитации националистического движения в годы Великой Отечественной войны, авторы законопроекта даже не вспомнили о советском партизанском движении. Не в пример националистическому, оно вместе с Советской армией действительно являлось освободителем Украины. И чем, скажите на милость, его участники, отдававшие жизни за спасение собственной страны и народа от порабощения немецкими фашистами, хуже бандеровцев, сотрудничавших с гитлеровцами? А многие миллионы украинцев в Советской армии, из которых более 6 млн. пали смертью храбрых на полях сражений, — разве не наши освободители? Как же можно так кощунственно относиться к своей истории? И о каком консенсусе в «создании платформы истории Украины ХХ в.», о каком «развитии демократических традиций и формировании гражданского общества в Украине» можно при этом говорить?

Создавая законопроект, авторы руководствовались исключительно чувством мести и регионального реванша. Согласно ему преследованиям должны подвергнуться не только инициаторы «голодомора-геноцида» 30–40-х годов (ст. 5 раздела ІІ), но и те украинские граждане, которые сотрудничали с «органами государственной безопасности СССР, аппаратом Коммунистической партии Советского Союза в период несвободы" (ст. 11, 12 раздела VI). Причем эту охоту на врагов объявили — со ссылкой на Европейскую конвенцию 1974 г. о неприменимости срока давности к преступлениям против человечности и военным преступлениям — бессрочной. Интересно, с такой ли меркой они подходят к преследованию своего единомышленника — фашистского прислужника И. Демьянюка?

Вам не страшно, Игорь Рафаилович? Я обращаюсь к директору Института национальной памяти — академику НАНУ И. Р. Юхновскому. Ведь по этому закону вы одним из первых подлежите так называемому инициированию преследования. Не знаю, как с органами безопасности, но с аппаратом Коммунистической партии в «период несвободы» вы сотрудничали очень даже тесно. Это сегодня вы национал-патриот и борец с преступлениями советского тоталитарного режима. А тогда были верным и далеко не рядовым его служителем. Разумеется, членом КПСС. Но не только. Номенклатурой ЦК КП Украины. Как директор академического института. Вы это еще должны помнить. Как и то, что при избрании в члены-корреспонденты и академики АН УССР вашу кандидатуру в обязательном порядке согласовывали в этом же Центральном Комитете. И, разумеется, не на предмет научного соответствия, но исключительно с точки зрения политической лояльности.

Так что, уважаемый Игорь Рафаилович, «не судите — да не судимы будете». Не превращайте свое лицо в личину.

А теперь давайте посмотрим, на основании чего будут инициироваться «преследования за преступления». Об этом говорится в ст. 9 раздела IV. Текст настолько оригинален, что заслуживает полного цитирования:

«Стаття 9. Документування та закріплення доказів про діяльність тоталітарних режимів

Діяльність щодо пошуку, реконструкції, систематизації та оприлюднення документів та іншої інформації про період несвободи, методи і форми тоталітарних режимів, здійснення ними політичних репресій, документування свідчень очевидців діяльності тоталітарних режимів на українських землях здійснюється органами державної влади і органами самоврядування, їх архівними установами (підрозділами)».

Ни с первого, ни со второго раза постичь смысл статьи невозможно. Она невероятно корява стилистически и невразумительна содержательно. Это относится не только к тексту, но и к заголовку. Объяснить, что должно означать «документування та закріплення доказів про діяльність тоталітарних режимів», едва ли кто сумеет. Ведь если у вас (авторов законопроекта) этих документов нет, то никакое нынешнее документирование уже невозможно. Еще непонятнее в данном контексте слово «закрепление». Где, в чем, в какой форме мыслится это загадочное «закрепление» — не сможет ответить ни один юрист, а не то что, как любит выражаться наш президент, "пересічний українець".

Но, пожалуй, наивысшим достижением творческой мысли авторов закона является словосочетание: «реконструкция... документов». Прочитав такое, я подумал, что это результат какого-то редакторского недосмотра. Ведь не могут же И. Р. Юхновский и его национально озабоченные помощники не знать, что реконструкция документа подразумевает изготовление фальсификата. Однако увидев этот термин и в других разделах закона, а также обратив внимание на то, что к числу документов отнесены и свидетельства очевидцев, понял, что это — их сознательная позиция.

Да и не только их. Это позиция нынешней «оранжевой» власти. Будь это не так, выставки о голоде 1932–1933 гг. на Украине не иллюстрировались бы фотоматериалами, относящимися к голоду 20-х годов в Поволжье и ко временам американской «Великой депрессии», не утаивались бы документальные свидетельства оказания помощи голодающим, подписанные руководителями Украины Косиором, Постышевым, Чубарем, не отрицались бы очевидные факты плохого урожая в те годы. Говорю это не для того, чтобы уменьшить вину тогдашнего правящего режима СССР в целом и Украины в частности за бесчисленные жертвы, но чтобы показать, сколь нечистоплотны нынешние «правдоискатели».

Красной — точнее, оранжевой — нитью через весь закон проходит отождествление режимов советского и фашистского. Оба по отношению к Украине выступают как оккупационные и оба, как указано в ст. 2, «підлягають офіційному засудженню». Конечно, такой подход — ущербный не только в научном плане, но и в нравственном. Он упрощает исторический процесс до примитивного черно-белого восприятия. И, разумеется, он оскорбляет память наших отцов, дедов и прадедов, которые верили в социалистическое будущее Украины, боролись за него и отдавали жизни. Здесь не место подробнее разворачивать этот сюжет, однако уверен, что собственный социалистический выбор украинского народа, пусть и неудачный, грешно уравнивать с кровавым фашистским оккупационным режимом.

Кстати, именно в этот «период несвободы» Украина обрела государственный статус, сформировалась в теперешних территориальных пределах, построила экономику, вошла в число наиболее развитых стран Европы. Если нынешние «оранжевые», включая авторов законопроекта, не считают себя юридическими или хотя бы моральными правопреемниками Украинской ССР, то следует отказаться не только от советской тоталитарной символики, как предписывается в ст. 16 раздела IV, но и от всего советского наследия. В том числе и от территориальных приобретений. А то как-то безнравственно получается — проклинать тоталитарное прошлое и без зазрения совести пользоваться его плодами.

По существу, ст. 16 (о ликвидации тоталитарной символики), равно как 14-я и 15-я (об увековечении памяти жертв политических репрессий, выдающихся лиц национально-освободительного движения), и по содержанию, и текстуально напоминают оуновскую «Інструкція пропаганди». Тот же радикализм и та же нетерпимость. Разница только в форме. Нынешние националисты приказывают демонтировать символы тоталитарного режима по решению органов местного самоуправления, а их предшественники это делали исключительно исходя из националистической целесообразности, не создавая видимость, будто интересуются мнением народа. Последний должен был только освящать их действия своим присутствием на площадях, где в инквизиторских кострах сжигались «більшовицькі портрети і книжки».

Ст. 13 раздела IV о создании электронного архива национальной памяти законопроекта представляет собой развитие пункта 11 упомянутой оуновской «Інструкції». В нем сказано: «Списати докладно і подрібно всі факти більшовицьких звірств та всі факти боротьби ОУН і цілого українського загалу з московським пануванням та переслати негайно до проводу. — Це надзвичайно важна і пильна справа». Как видим, у националистов был один враг — Москва. И не случайно рядом со здравицами в честь немецкой армии и «вождя немецкого народа Адольфа Гитлера» помещался лозунг: «Смерть Москві!»

Но — а судьи кто? В прошлом это был «провод ОУН». Туда должна была стекаться вся информация о «зверствах московского господства», и от него же исходили распоряжения о немедленном исполнении всех его поручений. Ныне эта роль доверена Институту национальной памяти, на который возлагаются все функции «спеціально уповноваженого органу державної влади в сфері відновлення і збереження національної пам’яті українського народу». К его полномочиям относятся также «участь у формуванні та реалізації державної політики у сфері відновлення та збереження, сприяння консолідації української нації, її історичної свідомості та культури» (ст. 6 раздела ІІ). При названном учреждении формируется и электронный архив национальной памяти, копии документов в который обязаны передавать «органи державної влади, у віданні чи підпорядкуванні яких перебувають архівні установи» (ст. 13 раздела IV).

Не правда ли, круто? В свое время я назвал Институт памяти — почти по Оруэллу — «Комиссариатом исторической правды». За что на меня обиделся его директор И. Р. Юхновский. И, видимо, правильно обиделся. Недооценил я это учреждение. Как следует из проекта закона, его полномочия значительно превосходят присущие одному министерству или одному институту. Это комплексное учреждение, которое делает фактически излишним существование Министерств образования и науки, культуры, юстиции и даже социогуманитарной секции НАНУ. Вот только по Сеньке ли шапка?

В письме на имя президента Академии наук Б. Е. Патона глава Секретариата Президента В. И. Ульянченко отметила, что данный законопроект «опрацьовується в Секретаріаті Президента України". Но такой документ не может «опрацьовуватися» в ведомстве гаранта Конституции. Он абсолютно антиконституционный. Нарушает по меньшей мере три статьи Основного закона: 15-ю, гласящую, что «суспільне життя в Україні ґрунтується на засадах політичної, економічної та ідеологічної багатоманітності» и «жодна ідеологія не може визнаватися державою як обов’язкова», 34-ю, гарантирующую «кожному право на свободу думки і слова» и 35-ю, признающую мировоззренческий плюрализм.

Как же, в таком случае, «опрацьовується» столь скандальный законопроект в Администрации Президента? Или там нет ни одного специалиста, способного разобраться в его вопиющем несоответствии Конституции? Как и человека, знающего украинский язык.

В начале статьи я сказал, что разработанный Институтом национальной памяти законопроект не только содержательно путанный, но и безграмотный в языковом отношении. Чтобы не быть обвиненным в бездоказательности, приведу только несколько примеров.

В ст. 3 раздела I написано: "опір тоталітарним режим", тогда как должно быть "режимам". В ст. 4 раздела II перед словом «принципах» отсутствует предлог «на». Словосочетание «втрат, які поніс Український народ» — калька с русского; надо: «втрат, яких зазнав український народ».

Попробуйте понять смысл последнего абзаца ст. 7 раздела III: «Про заборону (обмеження) доступності та оприлюднення документів на підставі частини другої цієї статті підстав Службою безпеки України, Міністерством внутрішніх справ України або іншим державним органом приймається вмотивоване рішення».

А какими стилистическими изысками отмечены следующие конструкции: «докоментування і оприлюднення документів, створених діяльністю тоталітарних режимів»; «вшанування пам’яті про значну кількість жертв та інших втрат»; «ініціювання переслідування злочинів».

Примеров плохого владения родным языком в проекте закона значительно больше, однако не стану утомлять ими читателей. Отмечу только: не знай мы, что создан он академиком НАНУ — могли бы подумать, что тут потрудились не слишком грамотные идеологи оуновского «провода».

Как же вы, господа чиновники из Института национальной памяти, предполагаете заниматься формированием и реализацией государственной политики в сфере национальной памяти, если не способны грамотно сформулировать даже собственные мысли на нескольких страницах?

В заключение хотел бы выразить надежду, что этот документ, сознательно направленный на углубление раскола украинского общества, не обретет законодательной перспективы. Даже и в случае продления жизни «оранжевого» режима, чего бы мне не хотелось и что представляется маловероятным. Тоталитаризм в Украине неприемлем не только в национал-социалистическом или коммунистическом обличье, но и в националистическом. В Европу с ним нас уж точно не возьмут.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру