Тихая страна

Путевые очерки

ОТ АВТОРА

Ремесло историка, а может быть, и врожденная "охота к перемене мест", с юности увлекли меня в путешествия по пыльным дорогам нашего Отечества. В этих странствиях я вскоре заметил, что, помимо красот природы, в России есть места, отмеченные особой красотой "исторического пейзажа".

 

Любоваться этими пейзажами лучше в тишине не только внешней, но и внутренней.

 

Не пожалейте времени для неторопливых прогулок по аллеям прошлого. И прошлое предстанет перед вами во всей своей таинственной, мерцающей красоте.

 

Ниже я предлагаю читателю несколько таких "исторических пейзажей", какими я увидел их в разных уголках России.

 

 

ПРОГУЛКИ В ТУМАНЕ

"У нас все губернские города похожи друг на друга. Посмотри на один — все будешь знать", — говаривал один из героев "Тарантаса". Что и говорить: верное замечание бывалого человека. Впрочем, ровно то же самое он мог бы сказать и об уездных городах с их незатейливыми "образцовыми фасадами" и миргородскими лужами.

 

Но при всем однообразии пошехонских близнецов есть среди них и такие, которые, раз повидав, уже невозможно забыть. Их образ будоражит воображение, заставляет мысль кружиться над какой-то неразрешимой загадкой.

 

Вот, например, город Углич. В сущности, это тупик. Сюда ведет только одна, узкая и извилистая, как лесная речка, дорога. Отсюда дорог нет. Из Углича можно уехать только назад. Или остаться здесь навсегда.

 

Я знаю Углич давно. Я помню его таким, каким он был лет двадцать назад. Без пены рыночных котлов. Без назойливых торговцев всякими псевдорусскими поделками на мосту через Каменку. Без одних — сытых, и других — голодных.

 

В том, прежнем, Угличе, трогательно гордившемся своими часами "Чайка" и своим "Угличским" сыром, было больше какой-то исторической подлинности. Он не торговал своим прошлым. Его забытые храмы никому не принадлежали и были искренне рады всякому случайному посетителю. Его разбитые дороги хранили подлинные ухабы семнадцатого века. Его патриархальные нравы цвели геранью за подслеповатыми окнами. Жизнь здесь была, конечно, несколько однообразной. Однако все было просто и подлинно.

 

Итак, мы выходим из незабвенной гостиницы "Углич" и отправляемся на прогулку по прошлому.

 

В Угличе — мглистая осень. День засыпает, толком не проснувшись. Вокруг — обычная картина: собаки, лужи, мужики… Уездная тоска.

 

Но теперь-то и наступает самое лучшее время для визита в эту тихую страну.

 

Время от времени просыпаются часы на соборной колокольне. И тогда над городом плывет и тает легкий звук, похожий на звон хрусталя. Так долго и печально звенит только настоящая тишина.

 

Сначала проведаем Дивную. Ею одной Россия может оправдаться перед Богом за целый год своей истории. 1628 год. Вот она тянет там три своих стрельчатых шатра к низкому серому небу. Окаменевшая молитва. Плач по невинно убиенным…

 

По круглой улице, прочерченной еще екатерининским циркулем, мы направляемся к Волге.

 

Прогулка — отдохновение души. Словно присевшие на корточки, старые домишки с любопытством глядят нам вслед своими перламутровыми окнами. Кошки дремлют на воротных столбах, надменные, как греческие гермы. Из палисадников свисают на улицу гроздья "золотых шаров". А из подвалов и чердаков сладко тянет средневековой гнилью…

 

Вот и Воскресенский монастырь. Пряничная красота времен царя Алексея Михайловича. Но сквозь умолкшие арки звонницы глядит все то же пустое небо двадцатого века.

 

Дальше — вычурная, как резной иконостас, церковь Иоанна Предтечи. Она опасливо застыла над самым обрезом водохранилища. Так сказать, "на грани двух миров". Рассказывают, что некий купец построил эту церковь на том месте, где приказчик из мести зарезал его малолетнего сына. История сомнительная. А впрочем, все возможно. Такой уж это город. Здесь в каждом веке кого-нибудь убивали.

 

Да вот хоть там, чуть ниже по течению Волги. Там лет за сто до приказчика такие же негодяи убили восьмилетнего царевича Дмитрия. Потом его беспокойная тень подняла на ноги всю Россию.

 

Чтобы успокоить разгулявшуюся тень на месте убийства построили церковь "на крови". Удивительно, но в ней нет ничего мрачного. Она раскрашена, как пасхальное яйцо. А внутри какой-то раскрепощенный живописец времен Екатерины так реалистично изобразил историю грехопадения Адама и Евы, что туристы долго не хотят покидать экспозицию…

 

Но в наших скитаниях по Угличу есть сокровенная цель. Мы ищем здесь следы Андрея Большого. Ведь что-то же должно и от него остаться…

 

Занятное место этот угличский Кремль. Ни стен, ни башен давно нет и в помине. Но ощущение замкнутого пространства остается. Равно как и ощущение какой-то особой серьезности этого места. Здесь должно быть что-то важное, значительное…

 

И вот в окружении старых лип, высаженных еще земской управой, открывается странное здание из красного кирпича. На первый взгляд, оно напоминает особняки "новых русских" из какого-нибудь подмосковного поселка. Однако не будем спешить с выводами. Этот огромный куб с треугольными завершениями стен — тронный зал дворца удельного князя Андрея Угличского. Он стоит здесь уже пять веков. И если все же искать сравнений, то лучше сравним его с морским кораблем, вошедшим в реку повседневности…

 

Все прочие постройки Андрея Горяя давно исчезли. А тронная палата каким-то чудом уцелела. Ее внешний вид немного подпортила слишком усердная реставрация. Но в целом это тот самый двухэтажный златоверхий терем, где Андрей пировал с гостями, где думал крепкую думу с ближними боярами, откуда в сентябре 1491 года уехал в путь невозвратный. Обвиненный в измене, он был вероломно схвачен в Москве своим братом великим князем Иваном и кончил свои дни в темнице.

 

Фасад дворца нарядно украшен. Издалека его изящный и вместе с тем бесхитростный орнамент походит на строчки тайнописи, на неразгаданное послание из далекого прошлого. А может, и вправду в этих каменных иероглифах взывает к потомкам и предупреждает их о чем-то важном несчастный князь Андрей…

 

Тень Андрея исчезает, так и не сделав положенных тени скандальных разоблачений. Но в Угличе теней и так гораздо больше, чем людей. И трудно понять, где реальность, а где — тень. Вон там, за Предтеченской церковью, за одичалым садом и бурьяном — серая громада плотины ГЭС. Еще одна тень прошлого, огромная и мрачная. А за нею — сотни тысяч неприкаянных теней. Котлованы Волгостроя. Утопленные в водохранилищах города и монастыри. Великая и беспощадная эпоха.

 

Век пятнадцатый. Век двадцатый. Место действия — Третий Рим.

 

 

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ БРЕВЕН ВНИЗ

Каждый, кто любит старую Россию, рано или поздно поедет в Новгород.

И вот уже опять завораживает взор серая лента шоссе. Улетают в бесконечное "позади" деревни, поселки, указатели… Вот и Бронницы, "синий мост" через Мсту, комариное царство Вишерского канала.

 

Новгород выходит встречать вас к старой московской дороге. Вот промелькнули белые стены Федора Стратилата. Вот поворот на Деревяницу и Хутынь. Короткий разбег недлинной улицы — и под колесами мост через Волхов. А слева в распахнувшемся просторе открывается Кремль…

 

Новгород относится к числу тех избранных городов, которые оставляют ощущение невосполнимой потери. Таков имперский Петербург, колокольный Ростов, уединенный Углич. Они живут миражами. Здесь порою трудно понять, кто у кого в гостях: прошлое у настоящего или настоящее у прошлого.

 

Согласно старинной легенде, окруженный врагами град Китеж погрузился в озеро. В Новгороде это чудо стало действительностью. Однако действительность всегда, увы, не столь поэтична, как легенда. Обремененный собственной тяжестью, Новгород постепенно погрузился… но не в сказочное озеро Светлояр, а в свое родное болото. Под асфальтом Новгорода спят 28 ярусов древних бревенчатых мостовых. Каждая из них служила людям по нескольку десятков лет, а потом уходила в болотистую землю и становилась основанием для следующего настила.

 

В сырой новгородской почве бревна не гниют. Долгие века они спокойно ждут, пока до них доберутся археологи — эти ученые бомжи на мусорных свалках истории.

 

Тому, кто хочет почувствовать древний Новгород, следует для начала отправиться на южную окраину города, к Юрьеву монастырю. Точно посох великана, стоит он близ тех мест, где Волхов берет свое начало из озера Ильмень. Оно виднеется вдалеке, широкое, как море.

 

И все же от Юрьева монастыря озеро открывается лишь как ожидание. Иное дело — в хороший день поехать в Старую Руссу. Тогда Ильмень, то отдаляясь, то приближаясь, будет все время слева. Где-нибудь за Коростынью (где когда-то Иван III диктовал новгородцам свои суровые императивы) вы остановитесь, чтобы, спустившись по тропе с высокого берега, посидеть у самой воды и выкурить сигарету, задумчиво поглядывая на уходящее от самых ваших ног озеро.

 

И если вы любите хорошие книги, то вам, быть может, вспомнятся строки Генри Торо: "Нет на лице земли ничего прекраснее, чище и в то же время просторнее, чем озеро. Это — небесная вода. Ей не нужны ограды. Племена проходят мимо нее, не оскверняя ее чистоты. Это зеркало, которое нельзя разбить камнем, с которого никогда не сойдет амальгама, на котором природа постоянно обновляет позолоту; ни бури, ни пыль не могут замутить его неизменно ясной поверхности; весь сор, попадающий на него, исчезает, смахивается легкой метелкой солнца; его не затуманить ничьи дыханием, а собственное его дыхание поднимается над ним облаками и продолжает в нем отражаться…"

 

Дыхание озера пронизывает Новгород. Пожалуй, без него он никогда бы не стал тем, чем он стал для России, — красивой сказкой о найденной и потерянной свободе.

 

Ильмень дает жизнь Волхову. Они неразделимы, как день и ночь, как движение и покой. Озеро — это покой. Река — это движение. В истории Новгорода есть и то и другое. Она словно соткана из движения и покоя. Город вечно шумел, суетился, а то и дрался на Великом мосту. Но при этом он всегда был самодостаточен и на удивление спокоен. Он ничего не хотел и ни во что не вмешивался. Он ничего не завоевывал и никого не объединял. Он жил сам для себя. И не учил жить других…

 

Но озеро и река — это только один лик древнего Новгорода. Другой его лик — однообразное мертвое болото. Вот оно, на северной окраине. Здесь, за Деревяницким монастырем, начинается унылая равнина, где под каждой кочкой хлюпает какая-то средневековая гниль. Вдали — окруженный кряжистыми ветлами и поднятый на ладони холма Хутынский монастырь. А еще дальше, по всему горизонту — темная кромка леса. И даже струящийся где-то слева темный Волхов не может разогнать печаль этих гиблых мест.

 

От безысходности средневековых болот вернемся поскорее в город. Здесь еще столько поучительного. Посидим на заросшем травой древнем валу, откуда так хорошо смотреть на облаченную в ржавые доспехи церковь Петра и Павла в Кожевниках. Поклонимся Спасу на Ильине, пока не спрятались от дождя его огненные ангелы. Навестим одинокого старика Николу на Липне…

 

Но вот опять блеснули впереди купола Софии. И снова — темно-красные московские стены…

 

Вход в новгородский Кремль до обидного прозаичен. Две огромные бреши в стенах, возникшие еще в начале XIX века при разборке двух главных проездных башен, кое-как залатаны широкими входными арками. Кажется, что через эти зияющие дыры из кольца стен незаметно и бесполезно вытекает таинственная энергия пойманного пространства.

 

В сущности, кремль невелик. А если по мосту перейти через Волхов — то вот уже и Ярославово дворище, древняя торговая площадь. В Новгороде все — рядом. Вся трехсотлетняя история аристократической демократии, вся бесконечная сага новгородских летописей укладываются на нескольких квадратных километрах сырой и черной земли…

 

Гудит, как гигантский колокол под ударами веков, могучий Софийский собор. За собором — вросшая в землю Грановитая палата, где собирался когда-то новгородский ареопаг — Совет господ. Рядом — столп "Евфимиевской часозвони", чей медный зык ежечасно напоминал новгородцам о Страшном суде.

 

Чего только не увидишь на этой паперти истории! Вот микешинская "Россия", в бронзовом венце своих героев и с крестом на вершине. Вот музей в Присутственных местах и ресторан в башне, вот, уже за стенами кремля, громившие фашистов сталинские пушки. А поодаль — свежие ямы археологов…

 

Все эти экспонаты бережно закутаны в музейную тишину. Ее нарушает лишь монотонный напев экскурсоводов, с утра до вечера пасущих туристов на истоптанных лугах запоздалой любознательности.

 

Но куда бы мы ни отправились, везде в конце дороги встает старая стена, сложенная из тяжелых красных кирпичей.

 

В каждом отдельном отрезке стена — это предел, конец, тупик. Но взятая как целое, она — обруч, круг, бесконечность.

 

Иван знал, что делал, когда строил эту стену. Великий тиран, он проник в самые сокровенные механизмы власти над людьми. Он знал, что власть необъяснима и корни ее уходят в глубины подсознательного. Туда, где уже не имеют значения слова, но расцветают символы. Стена — это не только средство защиты от врагов. Она — символ послушания.

 

Отняв у новгородцев колокол, Иван дал им взамен стену. А эти вещи если и не равноценны, то уж во всяком случае — сопоставимы.

 

 

 

Страница 1 - 1 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | Конец | Все
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru