Отечественные историки о российском самодержавии XVII в. Часть вторая

В первые годы самостоятельного правления Петра I Боярская дума изменила весь свой облик и превратилась в чисто бюрократический орган. Это превращение связано с возникшей в 1699 г. Ближней канцелярией — контрольным финансовым органом, подобным Счетному приказу времени Алексея Михайловича. Ближняя канцелярия сделалась местом заседаний Боярской думы и ее канцелярией. Лица, съезжавшиеся в Ближнюю канцелярию, составляли совет, который сам Петр называл "конзилией министров"; это был узкий круг сановников, иногда не имевших никакого думного чина. "Конзилия министров" действовала большею частью в отсутствие царя, выполняя распорядительную функцию по делам внутреннего управления (15).

***
Самодержавие в XVII в. вступало в столкновение с неизжитыми еще притязаниями церкви на преимущество духовной власти перед светской. Особой остроты этот вопрос достиг во время патриаршества Никона.

Царь Алексей, несмотря на то, что он сам разделял представления Ивана Грозного о царской власти и готов был считать себя "самодержцем" всего "православного Востока", стремился усилить авторитет нового патриарха ввиду чрезвычайной важности предстоявших церковных нововведений.

Русское правительство стремилось прикрыть реформу авторитетом не просто патриарха — "потаковника" светской власти, но патриарха — "великого государя", занимавшего самостоятельное положение в государстве.

Деятельность Никона не ограничивалась церковной реформой. Став патриархом, он приобрел огромную власть и значение также и в делах государственных. Как патриарх Филарет, он носил титул "великого государя". Он безраздельно царил в патриаршей области и других епархиях церкви. В его руки перешло назначение митрополитов, епископов и архимандритов, бывшее до него исключительно делом царя. Во время военных походов царя Никон, находясь в Москве, самостоятельно решал гражданские и военные дела. В приговорах по этим делам появляется даже формула: "...святейший патриарх указал и бояре приговорили". Боярская дума в отсутствие царя находилась фактически в подчинении у патриарха. Наконец, Никон значительно расширил пределы патриаршей области за счет ближайших епархий. Он увеличивал, подчас вопреки существовавшему законодательству (Уложение 1649 г.), и личное свое хозяйство: в созданных им монастырях — Воскресенском (под Москвой), Иверском (в Новгородском уезде) и Крестном (на побережье Белого моря). За их стенами, как, впрочем, и в патриаршей области, Никон был полновластным феодалом, творившим суд и управу, нередко "мучительски", над многочисленными своими подданными — духовными и светскими. Все это было несовместимо с принципами развивавшегося в XVII в. абсолютизма и противоречило новым формам государственной власти. Самовластная политика московского патриарха вызывала скрытое недовольство царя Алексея Михайловича и его окружения и в конце концов привела к падению Никона. Сильно скомпрометировало патриарха и неудачное направление вдохновлявшейся им внешней политики.

В мае 1654 г. началась война с Польшей из-за Украины, воссоединившейся с Русским государством. Войне с Речью Посполитой придавался характер и религиозной борьбы "православия" с католичеством.

В результате военных успехов Русского государства, а также вступления в войну Швеции, захватившей Варшаву и Краков, Польша уже к осени 1655 г. начала искать мира с русским правительством. В октябре 1655 г. прибыли в Москву в качестве посредников представители Священной Римской империи — послы Аллегрети и Лорбах, которые выдвинули идею союза христианских государей (православных и католиков) для борьбы с Турцией и Крымом (16), Идея такого объединения с обессиленной и, казалось, уже не опасной Речью Посполитой увлекла Никона. Объединение христианских государей, казалось Никону, могло раскрыть новы пути к проведению активной восточной политики. Кроме Никона, был и еще один сторонник такой политики — А.Л. Ордин-Нащокин, который, склоняясь к миру и объединению с Речью Посполитой, полагал, что греки, молдаване, волохи, не разъединяемые больше враждебной Польшей, могли скорее отложиться от турок и слиться в многочисленный христианский народ под покровительством московского царя. Такие мысли Ордин-Нащокин неоднократно развивал впоследствии перед царем Алексеем (17). Отсюда и несомненное его сочувствие к Никону как единомышленнику. Никону удалось увлечь и царя, только что вернувшегося из победоносного похода, мыслью о союзе с поляками, подкрепленной возможностью получения Алексеем Михайловичем польской короны. Но мир с Польшей означал одновременно и войну со Швецией.

В мае 1656 г. русское правительство объявило о разрыве "вечного докончанья" со Швецией. Неудача под Ригой и тяжелое внутреннее состояние Русского государства заставили царя Алексея отказаться от завоевания Ливонии и выходов к Балтийскому морю.

В такой обстановке в течение 1657 и 1658 гг. подготовлялось падение Патриарха Никона. В правительственных кругах, в среде большинства русского боярства война со Швецией 1656-1658 гг. не встречала одобрения. Основная линия внешней политики при царях Михаиле и Алексее направлялась против Польши, за воссоединение Украины и Белоруссии. Сторонников войны со Швецией в это время было весьма немного. Наиболее яркий их представитель А.Л. Ордин-Нащокин не пользовался авторитетом у большинства московских деятелей (18),

Возлагая ответственность за неудачную войну со Швецией на Никона, члены правительства (Милославский, Стрешнев, Одоевский, Трубецкой, Салтыков и др.) и рядовое боярство сводили счеты с властным временщиком, высокомерно и грубо обращавшимся с ними в предшествующее время, когда царь "положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" (19). На Никона возводились обвинения в стремлении стать выше царской власти, в нарушении законов и в корыстолюбии, в том, что он отнимал вотчины и принимал беглых холопов и крестьян, облагал тяжкими сборами духовенство и жестоко расправлялся с ослушниками. Властный и нетерпимый характер патриарха в конце концов вызвал недовольство и царя. Началось постепенное охлаждение Алексея Михайловича к своему "собинному другу". Царь стал избегать патриарха. Никона все реже приглашали во дворец и все более отдаляли от участия в делах.

Напряженные отношения царя и патриарха завершились в июле 1658 г. открытым разрывом. 10 июля в Успенский собор явился князь Ю. Ромодановский и объявил Никону о "гневе" царя на патриарха за присвоение им титула "великого государя". Никон отвечал, что он называется "великим государем" не самовольно, а в соответствии с царской волей (20). По окончании обедни Никон обратился к народу с речью, закончив ее словами: "от сего де времени не буду вам патриарх", после чего сложил символ своего сана — посох. Из собора он ушел на подворье Воскресенского монастыря (на Ильинке), а затем уехал из Москвы в Воскресенский монастырь (21).

Казалось, все кончалось благополучно и в интересах правительства, желавшего и подготовлявшего уход Никона, который по своей воле отказывался от патриаршества и благословлял на избрание нового патриарха. В Воскресенском монастыре бывший патриарх всецело погрузился в заботы о монастырском хозяйстве и не вмешивался в церковные дела. Однако вскоре он заговорил совсем иным языком. Началось так называемое "дело Никона", которое тянулось около восьми лет, прежде чем правительству удалось добиться нужных для себя результатов.

За время своего патриаршества, особенно в 1652—1656 гг., принимая непосредственное и неограниченное участие в деятельности правительства, Никон приобрел широкие связи на Украине и на Востоке. Он был не только московским патриархом, но и патриархом, как бы со "вселенским" значением, как того, впрочем, в свое время желало и правительство царя Алексея. Поэтому смещение Никона необходимо было мотивировать перед международным (в пределах "православного" Востока) мнением. Свое "вселенское" значение прекрасно учитывал и Никон; он нарочито подчеркивал его в "послании" царю в 1659 г.

"Послание" 1659 г. было вызвано тем, что царь и правительство распорядились произвести просмотр переписки и вещей Никона, остававшихся у него в Москве. Тогда же был ограничен допуск к Никону посторонних лиц.

"Послание" 1659 г., написанное с большой горячностью и злобной раздраженностью, вместе с критикой правительственных распоряжений впервые раскрывает взгляды Никона на самого себя, сложившиеся, несомненно, в результате выдающегося положения, созданного для него русским правительством. "Дивлюся о сем, - писал Никон царю Алексею, - како вскоре в таковое дерзновение пришел еси, иже иногда страшился еси на простых церковных причетников суд наносите... ныне же всего мира иногда бывша аки пастыря восхотех грехи и таинства видети". Вспоминая пользу, какую он принес государству и, в частности, царю во время своего патриаршества, Никон убеждал Алексея Михайловича в неосновательности гнева на него, вследствие чего он вынужден был покинуть свою кафедру (22).

В феврале 1660 г. царь созвал собор русских епископов для решения вопроса об избрании нового патриарха и о суде над Никоном. В беседе со стольником М.С. Пушкиным, посланным к патриарху царем, Никон объяснил, что он оставил лишь московский патриарший престол, но от патриаршества как сана не отрекался. Он не возражал против избрания нового московского, местного, патриарха, но лишь с его, Никона, благословения. Никон сам должен поставить нового патриарха. Совершив это поставление, он уйдет в монастырь (23).

Собор не посчитался с претензиями Никона и постановил лишить его патриаршей кафедры и архиерейства и избрать нового патриарха (24). Однако это соборное решение оспорил крупный богословский авторитет Епифаний Славинецкий, который не нашел канонического оправдания соборному решению в части, касавшейся лишения Никона архиерейства. Вопрос остался нерешенным, и собор не смог приступить к выборам нового патриарха (25).

Положение оставалось неопределенным до 1664 г. К этому времени относятся выступления Никона против Соборного Уложения 1649 г., главным образом по вопросу о подсудности духовенства светскому суду и установлении контроля светской власти над хозяйственной деятельностью церкви, осуществляемого вновь созданным Монастырским приказом (26).

К 1662-1663 гг. относятся и рассуждения Никона о взаимных отношениях "царства и священства", светской и церковной властей. Никон сравнивает власть архиерейскую с солнцем, которое светит днем, а власть царя- с месяцем, который светит ночью. Поэтому "священство всюду пречестнейше есть царства". Подкрепляя библейскими примерами правильность своих рассуждении, Никон отрицал утверждения своих противников, что царь ему "вручи... досматривать всяких судеб церковных", потому что "не от царей начальство священства приемлется, но от священства на царство помазуются..., яко священство царства преболее есть" (27).

Из теоретических рассуждении Никона о преимуществах "священства" над "царством" видно, что он уклонился от византийского идеала "Премудрой двоицы", построенного на равном значении власти царя и патриарха в "священном царстве". Русское правительство, разумеется, не могло принять такой трактовки взаимоотношений духовной и светской властей, какую давал Никон, и не могло быть речи о его возвращении на патриаршество.

Чтобы покончить, наконец, с делом Никона, решено было созвать собор с участием восточных патриархов. Такое решение признавал единственно возможным и приемлемым и сам Никон. Однако пригласить в Москву восточных патриархов в ближайшее время правительству не удалось. Среди высшего греческого духовенства было немало сторонников Никона, пытавшихся примирить его с царем (например, иерусалимский патриарх Нектарий и константинопольский Дионисий); отсюда проистекали колебания части греческого духовенства, притом наиболее авторитетного, в оказании содействия русскому правительству. Для участия в деле Никона удалось уговорить лишь двух патриархов: антиохийского Макария и александрийского Паисия. Оба патриарха могли прибыть в Москву лишь в ноябре 1666 г.

В феврале 1665 г. Никон в грамоте константинопольскому патриарху Дионисию мрачными красками описывал положение народа и церкви в Русском государстве, "злобство, вражду и лжу" по отношению к нему и т. п. (28) Грамота эта, перехваченная по дороге, сильно раздражила царя и правительство, заботившихся о том, чтобы критика Никона и подробности его дела не получили огласки, особенно вне государства, и не повредили международному престижу русского царя.

Когда, наконец, приехали восточные патриархи, дело Никона разбиралось на трех заседаниях. В качестве главного обвинителя выступил сам царь. На первый пункт обвинения о самовольном оставлении патриаршества Никон заявил, что он ушел от царского гнева, так как, гневаясь на него, царь перестал посещать церковные службы. Но от патриаршества как сана он не отказывался: "То де на меня затеяли", — прибавил Никон. Вторым обвинением против Никона была его грамота к Дионисию, в которой, по мнению судей, возводились хула на русскую церковь и "бесчестие" на государя. Здесь против некоторых обвинений Никон молчал, некоторых же не отрицал, но старался доказать свою правоту. Приговор в окончательной форме был объявлен 12 декабря 1666 г. Никон был признан виновным в оставлении кафедры, в оскорблении церкви, царя, собора и "всех православных христиан", восточных патриархов и в самовольном, без собора, свержении (в 1654 г.) коломенского епископа Павла. Тогда же был совершен и обряд низложения Никона, после чего бывший патриарх под охраной стрелецкого отряда был отвезен в Ферапонтов монастырь. На этом кончилась карьера Никона: бывший "великий государь" и "пастырь всего мира" простым монахом отправлялся в далекую ссылку. Патриархом собор избрал архимандрита Троице-Сергиева монастыря Иоасафа (29).

Но этим не окончилась борьба самодержавной власти за подчинение церкви в складывавшемся абсолютистском государстве.

После осуждения Никона собор, при участии восточных патриархов, в январе 1667 г. занялся рассмотрением возбужденного низложенным патриархом теоретического вопроса о преимуществе священства перед царством. Глубоко ненавидя Никона за его высокомерие и жестокость и всемерно содействуя его падению, "князья церкви" тем не менее склонялись к признанию положения, что "священство выше царства" (30). Напротив, восточные патриархи доказывали, что "те никонствуют и панствуют, кто покушается уничтожить царство и поднять на высоту священство" (31). В конце концов по предложению патриархов был избран средний путь: "царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх — в церковных, дабы таким образом сохранилась целою и непоколебимою во век стройность церковного учреждения" (32). Решения собора 1667 г. в этой части так и остались не скрепленными подписями присутствовавших и поэтому не вошли в состав официальных соборных деяний, но споры о соотношении властей показывают, насколько сильны были в среде русского духовенства взгляды, которые защищал Никон. На соборе 1667 г. защитниками независимости церковной власти от светской выступали митрополит Крутицкий Павел и архиепископ рязанский Илларион (33).

Таким образом, победа царя Алексея Михайловича над патриархом Никоном не означала полного подчинения церкви светской власти. Даже по конкретным решениям Соборного Уложения 1649 г., ограничивавшим привилегии церкви, правительству пришлось вскоре отступить.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. С.В. Юшков. К вопросу о сословно-представительной монархии в России.// Советское государство и право. 1950. № 10. С. 44; С.С. Ротенберг. Монархия с Боярской думой (К вопросу об установлении самодержавия в России). // Ученые записки Моск. гос. педагог. ин-та им. В.И. Ленина, т. XXXV, кафедра истории СССР, вып. 2, М., 1946, стр. 69—70.

2. См. В.И. Ленин: Соч., т. 15. стр. 308.

3. Л. В. Черепнин. "Смута" и историография XVII в.— Исторические записки, № 14, стр. 83—84 и др.

4. Ф. Грибоедов. История о царях и великих князьях земли Русской.// Памятники древней письменности, вып. СХХI, СПб., 1896.

5. Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археол. об-ва, т. II, СПб., 1861, стр. 774.

6. В О. Ключевский. Боярская дума древней Руси. П., 1919, стр. 220.

7. А.А. Новосельский. Роспись крестьянских дворов, находившихся во владении высшего духовенства, монастырей и думных людей по переписным книгам 1678 г.//  Исторический архив, т. IV, М.—Л., 1949, стр. 89.

8. В О. Ключевский. Указ. соч., стр. 407-48, 416-22.

9. Царский Судебник, ст. 98.// Акты исторические, т. I, СПб., 1841, № 153, стр. 249—250.

10. Уложение 1649 г., гл. X, ст. 2.

11. Акты Московского государства, т. I, СПб., 1890, № 152, стр. 177.

12. А.И. Заозерский. Царская вотчина в XVII в. М., 1937, стр. 283 и сл.

13. В.О. Ключевский. Указ. соч., стр. 429 - 433; С К. Богоявленский. Расправная палата при Боярской думе.// Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому, М., 1909, стр. 409 - 426.

14. А.А. Новосельский. Роспись крестьянских дворов..., стр. 88.

15. В. О. Ключевский.. Указ. соч., стр. 438-448.

16. Памятники дипломатических сношений с Римской империей, т. III, СПб., 1854, № XVII, стр. 386.

17. В.С. Иконников. Ближний боярин А.Л. Ордин-Нащокин. // Русская старина, 1883, октябрь, стр. 44—46.

18. С.М. Соловьев. История России, кн. 3, стб. 62-63, 173, 389-390. 

19. Письмо Ивана Неронова к Стефану Вонифатьеву от 2 мая 1654 г. // Материалы для истории раскола за первое время его существования, т. I, М., 1875, стр. 91—92.

20. Письмо патриарха Никона к цареградскому патриарху Дионисию.// Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археол. об-ва, т. II, стр. 515.

21. Дело о патриархе Никоне, СПб., 1897, стр. 21, 16—18.

22. Там же, стр. 6-12.

23. Дело о патриархе Никоне, стр. 18-20.

24. Там же, стр. 62-63; Н.Ф. Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович, т. II, Сергиев Посад, 1912, стр. 262.

25. Дело о патриархе Никоне, стр. 88-111.

26. Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археол. об-ва, т. II, стр. 423-498.

27. Н.Ф. Каптерев. Указ. соч., т. II, стр. 181 — 185 и далее; Макарий. История русской церкви, т. XII, СПб., 1883, стр. 418. Пересказ Н.Ф. Каптерева заимствован из рукописи Моск. духовной академии, № 218; пересказ Макария - из рукописи Воскресенского Новоиерусалимского монастыря.

28. Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археол. об-ва, т. II, стр. 510-530.

29. Дело о патриархе Никоне, стр.438-453; Н.Ф. Каптерев. Указ.соч., т. II, стр. 323-352; Я.А. Гиббенет. Историческое исследование дела патриарха Никона, ч. II, СПб., 1884, стр. 1042-1092.

30. Н. Ф. Каптерев. Указ. соч., т. II, стр. 229.

31. Там же, стр. 248.

32. Там же, стр. 244.

33. Там же, стр. 226–227.