О российском взгляде на историю Средних веков

Беседа с авторами учебника по истории Средних веков М. Бойцовым и Р. Шукуровым

Беседа с авторами учебника по истории средних веков для 6-го класса М.А. Бойцовым и Р.М. Шукуров

 

- Вы авторы известного учебника "Средних веков" для 7-х классов гимназий и лицеев, по которому школьники учатся уже несколько лет. Отличается ли нынешний учебник, вышедший в издательстве "Русское слово" от предыдущего?

 

М.Б.: Отличается и очень существенно. Он рассчитан на другую аудиторию и на совершенно другое построение курса.

 

Прежде всего он соответствует программе курса, который изучается сокращенно в так называемом первом концентре в течение первого полугодия 6 класса в соответствии с ныне действующей структурой.

 

Новый учебник охватывает не только историю Европы, как это было в первой книге, но и содержит традиционные для курса средневековья сюжеты по истории цивилизаций Америки, Африки и Азии. Соответственно мы должны были уместить в меньший объем времени - 29 часов - существенно больший, если говорить хотя бы о географическом охвате, объем информации. А это потребовало принципиального изменения всей концепции подачи материала.

 

Методический аппарат состоит теперь из небольших фрагментов источников, а также текстов, именуемых "Подробности", где более подробно рассматриваются эпизоды, лишь бегло затрагиваемые в основном тексте параграфа. Кроме того, нами было задумано такое новшество, как активная работа с иллюстрациями, которые рассматриваются в нашем учебнике не только как собственно иллюстрации, но и как очень важный источник "самоценной" информации. Иллюстрации сопровождаются "своими" вопросами и заданиями, подчас весьма непростыми.

 

Р.Ш.: Нужно подчеркнуть, что в этом учебнике мы сохранили ориентацию на отбор значимых событий. Значимых для создания образа эпохи. Я полагаю, лет сто назад образ эпохи виделся современникам иным, чем в сознании людей, живущих на рубеже XX и XXI веков. Именно поэтому учебники переписываются и, видимо, будут переписываться в будущем. Мы пытались воспроизвести тот набор фактов, который необходим для создания образа эпохи, значимого сейчас.

 

- А какие факты или явления, на ваш взгляд, более значимы и интересны для современников, чем для людей, живших, скажем, 100 лет назад?

 

М.Б.: В силу определенных причин, и в XIX и в первой половине XX в. по-другому воспринималось "главное" в истории: в этом качестве представали прежде всего экономика, социальные процессы, отчасти, политика. Мы не отказываемся, разумеется, в наших книжках, ни от экономики, ни от политики, ни от социальных процессов, но мы их стараемся рассматривать под несколько иным углом зрения, через, - слово страшно надоевшее сегодня, страшно заболтанное, - культуру, через восприятие человека; стараемся выявить, что из этого набора вошло в современное культурное сознание Европы, мира. Стараемся найти те элементы, которые стали частью современного восприятия.

 

Мы ведь не ставим целью готовить в школе историков: поскольку школа - это элемент некоторой социализации, то и задача перед ней стоит несколько иная - преподать ученикам определенное состояние общественного сознания, определенный набор культурных стереотипов, - я использую это слово вовсе не в негативном значении, - который присутствует в обществе.

 

Такой набор образов прошел сквозь сито многовекового восприятия и осмысления этой эпохи. И наша задача выявить этот набор и воспроизвести его в учебнике, а не угождать тем или иным теориям социального развития, которые искусственно навязывали бы определенную логику "движения исторического процесса".

 

"Движение исторического процесса" в обычном, по традиции очень социологизированном варианте в нашем учебнике несколько притушено, хотя мы считаем, что Европа на протяжении средних веков развивалась от более простых форм к более сложным, более разнообразным,- в этом отношении в нашем рассказе есть, конечно, и "исторический процесс", и динамика усложнения и расширения европейского общества, и взаимодействие европейской цивилизации с другими цивилизациями мира.

 

Вот, собственно, и все идеи, касающиеся "динамики исторического развития", идеи, которые очень просты и очевидны, и с которыми, на наш взгляд, трудно спорить. А все остальное в нашей концепции учебника - это попытка найти тот набор культурных ценностей, составляющих суть эпохи, которые являются ценностями и сегодня для нас.

 

Р.Ш.: Я хотел бы еще добавить, что, если, скажем, в XIX в. или начале XX века были интересны социологические и экономические процессы, которые формируют человека, то сейчас точка зрения полностью изменилась. Человек формирует вокруг себя некое культурное пространство, - в самом широком смысле этого слова - во всех его проявлениях: экономическом, политическом, социальном, идеологическом. И в первом, и во втором учебниках во главе угла стоит человек, который является творцом исторических реалий. Это достаточно тонкая вещь...

 

М.Б.: ... и мы, не думаем, конечно, что реализовать все эти подходы нам удалось везде - одинаково хорошо. Но акценты мы старались расставить именно таким образом.

 

Р.Ш.: Что же касается тех фактов, которые раньше считались менее "интересными", а теперь стали восприниматься как более значимые, то это, конечно же, церковь: и христианская, и мусульманская, и иные - этот интерес - один из признаков конца XX века. Или, скажем, роль Византии, бывшей долгое время в забвении. Сегодняшнему состоянию научного знания соответствует понимание ее роли как истинного центра средневекового (прежде всего раннесредневекового) мира.

 

Далее - взаимоотношения между католическим, романо-германским и славянским пространством, славянским, греческим и мусульманским. Если говорить об этих культурных пространствах, связующим звеном между которыми был Великий Шелковый путь, то во втором учебнике этому уделено несомненно большее внимание.

 

- Можно ли назвать ваш учебник национальным, как это промелькнуло в одном из разговоров?

 

М.Б.: Безусловно, мы пытались уловить и передать специфику российского взгляда на средневековье. В чем она выражается?

Во-первых, у меня есть глубокая убежденность в том, что все предыдущие учебники, начиная с XIX в., писались на основе французских и  немецких учебников истории, соответственно с акцентом на древних германцев, на проблеме синтеза феодализма во франкском королевстве.

 

Нам кажется, что для русской истории логично рассматривать средневековье через призму Византии как центра мира в раннее средневековье. Это облегчает и изучение русской истории. Методически удобнее выстроить объяснение строения крестово-купольного храма при изучении культуры Византии, чем объяснять это в курсе истории России, когда Византия уже основательно забыта. То есть, при нашем подходе более четко проявляется вектор отечественной истории.

 

С другой стороны, Византия в раннем средневековье действительно играла роль центра, которому подражали и на западных, и на восточных окраинах тогдашнего мира. И взгляд из Константинополя нам представляется более оправданным, чем взгляд с франкских "окраин". В этом отношении мы отошли от стереотипов, бытующих, наверное, чуть ли не со времен Т.Н. Грановского в традициях изложения средневекового курса.

 

Большая роль отведена в учебнике мусульманскому миру, роли монгольской державы как системообразующей силе, которой традиционно мало внимания уделялось в курсе средневековой истории. Евроазиатская ось, связанная опять-таки с Великим Шелковым путем, четко прослеживается в учебнике. И в этом также присутствует специфика нашей страны.

 

- На ваш взгляд, какие существуют самые существенные недостатки в современных учебниках, зарубежных и наших, которых вы старались избежать?

 

М.Б.: Во-первых, бесконечное занудство. И наукообразие. Это основной грех, который наиболее свойствен нам, как, впрочем и немцам, которым мы во многом подражаем в области дидактики. Занудство в основном состоит в стремлении преподать, как у нас говорилось, "основы научных знаний". Это выражалось в стремлении перебросить в школу вузовский учебник, только в сокращенном виде и изложив его более примитивным языком. Мы считаем такой подход в корне неверным, потому что школьный курс не должен копировать вузовский. Он должен быть по-другому организован, должны быть выбраны другие сюжеты, все должно быть другое. Это часто выпадает из поля зрения отечественных авторов.

 

Что касается зарубежных учебников, то они очень национальны, несмотря на все разговоры о единой Европе. Португальский учебник - это прежде всего португальская история. Швейцарский учебник - это почти исключительно Швейцария. Вы знаете, что зарубежная история и отечественная у них не разделены, как в нашей стране. Поэтому в учебнике много места уделяется национальной истории и немножко рассказывается, например, об истории России, об Иване Грозном, какой он был грозный, и о викингах чуть-чуть. Но в основном про свое, про то, что наболело. У испанцев это, разумеется, великие географические открытия, Фердинанд и Изабелла, Гранада, Колумб, колонии. У бельгийцев это - городская жизнь, цехи, сукно, производство, ратуши, купцы. У швейцарцев это - доблестные крестьяне, которые воюют против захватчиков Габсбургов, свободолюбие, некоторая простоватость нравов, но зато "народная" основательность. У немцев, конечно, - империя, борьба империи с папством. А у французов - галло-римляне, а потом Хлодвиг, франкское королевство...

 

У нас есть редкостная возможность (поскольку мы стоим немножко в стороне) постараться увидеть Европу в целом. В этом отношении мы оказываемся большими европейцами, чем сами европейцы, что меня уже не раз удивляло. У нас более отстраненный взгляд и на другие цивилизации мира. В этом опять-таки проявляется российская специфика: возможность увидеть более общую, ровную картину мира, чем из партикулярных перспектив.

 

Р.Ш.: То есть, национальные учебники выбирают из средневековой истории то, что значимо для их сознания в первую очередь.

 

- В вашем новом учебнике много иллюстраций, и это очень ценная черта современных учебников. Однако такого количества заданий к иллюстрациям прежде встречать не приходилось.

 

М.Б.: Обычно иллюстрации в учебниках существуют как привесок к тексту. В нашем учебнике мы хотели превратить иллюстрацию в источник информации и в дидактическое средство. Иллюстрации снабжены заданиями, причем заданиями намеренно усложненными, - нам это кажется новшеством. В основном эти задания ориентированы на высказывание учеником собственного мнения, выражение собственной позиции. Так, задание описать характер человека по портрету требует от ученика определенной доли фантазии. Ответ на этот вопрос не может в принципе быть неправильным, так же как и интерпретация источника. Это - версия, которая имеет право на существование. И это опять-таки меняет отношения между учениками, всегда знающими "правильный" ответ на вопрос и учениками, не всегда его знающими, ставя и тех, и других в равное положение, с одной стороны, и учениками и учителем, - с другой. Все могут разглядеть на одной и той же картинке разные версии. Скажем, дав задание: "Определить на гравюре характерные особенности такого-то города", можно будет услышать самые разные ответы, потому что кто-то увидит одни черты этого города, а кто-то - другие. А третий вообще заметит что-то такое, чего до него никто (в том числе и авторы) и не видел. То есть, подобная работа предоставляет определенное равенство и возможность сотрудничества в поиске истины.

 

Р.Ш.: Кроме того, к иллюстрациям прилагается текст, который содержит информацию, отсутствующую в параграфе. Это усиливает роль иллюстрации как самостоятельного источника информации.

 

- Что касается вопросов и заданий. Помнится, в предыдущем учебнике были такие вопросы, на которые, по жалобам учителей, они и сами не могли найти ответы. Вы намеренно это делали? Или же вы просто плохо представляете себе уровень знаний учеников, да и учителей тоже?

 

М.Б.: Дело совсем не в уровне учителей. Дело в том, что наш подход - это попытка уйти от простых вопросов, имеющих такие же простые ответы. Наши "трудные" вопросы ориентируют на формирование собственной позиции, теории, догадки, версии, т.е. на интерпретацию. И правильных или неправильных ответов здесь по определению быть не может.

 

- То есть, задавая подобные вопросы, вы сами не знаете на них ответы?

 

М.Б.: Абсолютно. Мы знаем, что на многие вопросы ответов не существует в принципе.

 

Р.Ш.: Эти вопросы носят исследовательский характер. Чтобы ответить на них, нужно провести собственное исследование. Вполне возможно, что и наука на сегодняшний день не имеет ответа на тот или иной вопрос.

 

- Обычно в учебнике как-то отражаются научные пристрастия авторов: то, чем я больше занимаюсь, больший удельный вес и получает. В вашем учебнике это нашло отражение?

 

М.Б.: Не уверен. Я занимаюсь историей Германии. В новом учебнике я был главным энтузиастом сокращения германского, и в целом европейского материала и расширения материала византийского. Я готов был отказаться от своих пристрастий во имя некоей общей картины. Мы пытались найти определенный баланс. Хотя, конечно, при таком недостатке часов, сжатом объеме любой баланс будет несбалансирован.

 

Мы пытались соблюсти справедливость и включали сюжеты о таких странах, которые находятся где-то очень далеко и в школьных учебниках у нас очень редко изучаются. Там есть, например, задания по карте Португалии.

 

Р.Ш.: Мой интерес с одной стороны византийский, с другой - тюркологический и иранистический. И последним пришлось пожертвовать. Но мы не теряем надежды переструктурировать начальные знания по истории иранского и тюркского мира в будущих изданиях.

 

- А как вы вообще вместе работали? Я имею в виду технологию?

 

М.Б.: Мы довольно долго размышляли над концепцией, полагая, что главное - структура. Это мы делали совместно. Потом писали разные параграфы, переписывали часто, взаимно критиковали друг друга.

 

Р.Ш.: Я всегда с большим подозрением относился к совместным работам, потому что книга - это некая единица с одним телом и одной душой. Но мне кажется, что последний учебник более удачен и получился более цельным, ровным по стилю и логике изложения.

 


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру