Н.А. Мотовилов в Казанском университете

В Казанском университете Николай Александрович учился в 1823–1826 годах. Казань в то время была большим провинциальным центром. Даже Симбирская и Сызранская епархии тогда управлялись из Казани. Непросто было молодому человеку с сельским, хоть и дворянским, воспитанием поступить в университет. Вот почему какое-то время Мотовилов в Казани, подготавливаясь к поступлению в университет, проходил обучение в пансионе немца Лейтера, выпускника Лейпцигского университета. К сожалению, ни о Лейтере, ни о его пансионе неизвестно почти ничего. Известно одно: Лейтер был протестантом, но неплохим педагогом. В Казани как домашний учитель он пользовался популярностью. В частности, он обучал в 1805–1809 гг. детей господ Молоствовых — известного в Казани дворянского семейства, с которым в свое время познакомится учившийся в Казанском университете Лев Толстой. Позже Лейтер открыл свой пансион. Именно из этого пансиона был принят в Императорский Казанский университет Николай Мотовилов 9 августа 1823 года.

Поступил в университет Мотовилов своекоштным студентом, то есть платить за его учебу приходилось Марии Александровне. А проживал наш студент на квартире профессора Карла Фукса. Такое в те годы практиковалось. Так Лейтер "передал из рук в руки" Мотовилова своему земляку, немцу, знаменитому профессору Фуксу. Фукс тоже был протестантом, но любили его в Казани все. Это был человек образцового трудолюбия и нравственности.

Карл Федорович Фукс был человеком прелюбопытным. Нельзя не сказать о нем несколько теплых слов, так как у него Мотовилов, видимо, многому должен был научиться и, кроме того, Карл Фукс сыграл в его жизни важную роль. Он родился в Германии в 1776 году. Его отец — профессор истории и красноречия, — был из семьи священника. А преподавал теологию, философию и восточные языки. Мать Карла Фукса была дочерью профессора медицины, основателя ботанического сада в Герборне. Вот почему Карл Фукс проявлял интерес к медицине, естествознанию и востоковедению одновременно. В 22 года он защитил докторскую диссертацию, которая была оценена как "достойный вклад в историю лекарственной науки". Судьба распорядилась так, что он оказался в России. Весной 1805 года из Санкт-Петербурга в Китай следовала посольская делегация, в составе которой был и Карл Фукс, помощник главного посольского врача. Казань ему приглянулась, и он остался в городе навсегда. И не ошибся! Со временем он станет почетным гражданином Казани. Четыре года Фукс был ректором Казанского университета и год — попечителем Казанского учебного округа. На посту ректора его сменил в 1827 году знаменитый математик Н.И. Лобачевский.

Фукс являл собой разносторонне одаренную личность: естествоиспытатель, этнограф, литератор, общественный деятель. Но в первую очередь Фукс был замечательным врачом. Современники признавали, что не существовало в Казани дома, который не посетил бы доктор Карл Федорович Фукс. Как диагност и терапевт, он не имел себе равных в городе. Фукс прославился как искусный врач в 1830 году во время эпидемии холеры в Казани. Человек он был общительный, веселый. Его одинаково любили среди русских и татар, взрослых и детей, простых и знатных. Местные жители-татары, вопреки даже религиозным представлениям, допускали доктора Фукса к больным женщинам-татаркам. Доктор Фукс прожил в Казани всю оставшуюся жизнь и сумел полюбить народ, с которым жил. университета К. Фукс, пристально наблюдая за жизнью Татарских Слобод, писал: "Всякому заезжему, без сомнения, странно покажется найти хотя бы одного неграмотного в казанских татарах, говоря вообще, народ более образованный, нежели некоторые даже европейские. Татарин, не умеющий читать и писать, презирается своими земляками, и, как гражданин, не пользуется уважением других". Дом Фуксов стоял в Забулачье, и профессор, таким образом, ежедневно пребывал в самой гуще татарской жизни города. Естественен поэтому и вывод, который он сделал в 1844 году из своих наблюдений и исследований: "Каждый народ имеет свое хорошее и свое дурное. Равным образом и татары; этот, уже более двух веков покоренный, и ныне рассеянный между русскими, народ так удивительно умел сохранить свои обычаи, свои нравы и народную гордость, точно как бы они жили отдельно". В университете Фукс читал курс естественной истории, был позднее назначен деканом врачебного отделения, а в 1824–1827 гг. он являлся даже ректором университета, что сыграло свою роль в жизни Мотовилова. Кстати сказать, студенты очень любили Фукса, и не один Николай Мотовилов был близко связан с профессором. Известный писатель-славянофил Сергей Аксаков, тоже своекоштный студент, оставил воспоминания, как страстно он хотел попасть в дом Фукса и как ему это удалось: "Я приехал к нему под предлогом какого-то выдуманного нездоровья. В кабинете у профессора я увидел висящие по стенам ящики, в которых за стеклами торчали воткнутые на булавках, превосходно сохраненные и высушенные, такие прелестные бабочки, каких я и не видывал. Я пришел в совершенный восторг и поспешил объяснить кое-как Фуксу мою страстную любовь к естественной истории и горячее желание собирать бабочек. Профессор был очень доволен. Он тут же показал мне все нужные инструменты, подробно объяснил, как с ними обращаться".

Карл Фукс живо интересовался литературой и искусством. Он был единственным иностранцем в Обществе любителей отечественной словесности. В доме Фукса хранились его ботаническая, зоологическая, минералогическая, нумизматическая и другие коллекции. Кроме того, в его доме, находившемся в центре Казани, были большая библиотека и собрание картин. В доме Фуксов атмосфера царила творческая, жена профессора — Александра Андреевна — была тоже увлеченным человеком, писательницей, она изучала по совету мужа быт татар и чувашей. Это была высокообразованная дама, хозяйка литературного салона Казани. Видимо, и своекоштному студенту Мотовилову, проживавшему у Фуксов, доводилось бывать на литературных собраниях. Ведь литературный дар у него, несомненно, был, что видно по его запискам. В доме Фуксов останавливались такие знаменитости, как поэты А.С. Пушкин, Н.М. Языков, Е.А. Баратынский, однажды заехал прибывший в Казань всемирно известный немецкий ученый Гумбольдт, бывал известный государственный деятель, сподвижник императора Александра I Сперанский. О пребывании в доме Фуксов Пушкина написал первый биограф великого поэта П.В. Анненков: "А. Фукс, супруга К.Ф. Фукса, замечательного человека, оставившего такую благодарную память по себе в Казани, рассказала нам пребывание Пушкина в городе и в ее доме (Казанские ведомости 1844 г., №2.). Пушкин говорил с ней о значении магнетизма, которому верил вполне, передал анекдот о сделанном ему предсказании одной гадальщицы в Петербурге, разбирал и оценял современных ему литераторов и людей, прибавив по обыкновению: "Смотрите: чтоб все осталось между нами — сегодня была моя исповедь". Он хвалил также стихи самой хозяйки и, как будто скучая заботами, сопряженными с ученым трудом — заметил: "ак жалки те поэты, которые начинают писать прозой; признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернилы". Всего замечательнее, что он два раза возвращался к портрету Гаврилы Петровича Каменева, находившемуся в кабинете хозяйки и просил сведений о нем, обещая написать его биографию: "Это замечательный человек, — сказал он — и сделал бы многое, ежели бы не умер так рано. Он первый отступил от классицизма и мы, русские романтики, обязаны ему благодарностью". Известно, что означали эпитеты классический и романтический у Пушкина. С живою благодарностью покинул он и Казань, и семейство Фукса" (Анненков П.В. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. СПб., 1855. С. 371–373.).

Фукс в сентябре 1833 года принял у себя А. С. Пушкина, который направлялся в Оренбург в связи с работой над "Историей пугачевского бунта". Надо сказать, что Фукс был к тому же краеведом, написал по этому вопросу несколько книг и одну из них (видимо, "Путешествие по Башкирскому Уралу") подарил Пушкину. Он познакомил поэта со стариками, непосредственно встречавшимися с Пугачевым, а его супруга Александра Андреевна посвятила Пушкину оду.

Вот в каком доме пришлось пожить и Мотовилову, пока он учился в Казанском университете. Это был довольно большой для провинциальной Казани двухэтажный особняк, который сохранился до сегодняшнего дня и даже стал охраняемым памятником архитектуры. Может быть, Божий промысл сохранил для нас единственный дом, в котором жил Мотовилов, так как родовой дом в Цыльне уже давно не существует.

Ко времени поступления в университет Мотовилову было четырнадцать лет. В юношеском возрасте человек нередко на какое-то время отходит от церкви. Жизнь разворачивает перед неопытным воображением радужные перспективы, юноша с головой окунается в новую, неизведанную и такую привлекательную жизнь — и забывает все, чем жила его душа раньше под неусыпным оком родительским. Не миновал этого и Мотовилов:

— Ну, маменька, — часто говаривал он матери, — у вас опять эти "искушения"!

"Искушениями" он называл странниц и монахинь, которых любила у себя поприветить Мотовилова. Слыша разговоры Николеньки, не всегда скромные и о предметах нескромных, потупя глаза и перебирая четки, со вздохом и как бы про себя они тихо шептали, бывало:

— Искушение!

"Не любил их в то время жизнерадостный Мотовилов. На радужном фоне веселья шумного света, к которому тянулось его сердце, эти смиренные фигуры с постническими лицами, в черном одеянии, пожилые, некрасивые, с молитвой Иисусовой на устах, должны были ему казаться таким темным и непривлекательным пятном…" (С. Нилус).

Однако Господь по молитвам преподобного Серафима хранил душу и сердце Мотовилова для высокого подвижничества. Как это часто бывает, именно несчастье, а затем и случившееся с ним чудо отрезвили юношу. В половине университетского курса, значит, где-то в 1824–1825 годах, со студентом Мотовиловым произошел странный случай, о котором сам он в своих записках писал довольно туманно: "Этот случай поверг меня в такую бездну отчаяния, что я не мог его пережить, ибо должен был лишиться и своей дворянской чести, и дворянского звания, и быть отдану в солдаты". Разъяснила этот случай жена Мотовилова, Елена Ивановна. "Случай, так потрясший Мотовилова, был поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне. Поцелуй этот был замечен начальством, которое придало ему такое значение, что Мотовилов счел себя окончательно погибшим. Особенно его страшила мысль, что он убьет свою "маменьку". А любил он свою "маменьку" так, как только могло уметь любить его чистое сыновнее сердце".

В центре Казани было известное всем и каждому Черное озеро. Оно было любимым местом прогулок многих казанцев. Здесь любил проводить время, между прочим, будущий писатель, а тогда студент Лев Толстой. В темную ночь из квартиры профессора Фукса ушел шестнадцатилетний студент к этому озеру с намерением утопиться. "Уже он готов был в него броситься, — пишет С. Нилус, — но какая-то невидимая сила вдруг приковала его к месту, с которого он хотел кинуться в воду, и в ночной темноте, над мрачными водами Черного озера, он внезапно увидал в ярком сиянии образ Казанской Божией Матери. Озаренный дивным светом Лик Пречистой укоризненно взглянул на юношу-самоубийцу и бесследно скрылся в темноте ночи.

Это было первое знамение в его жизни".

Никому не известно, что совершилось тогда в душе Николая Александровича, что он тогда думал и чувствовал. Ясно одно: видение перевернуло все его существо. Отныне его жизнь должна была неминуемо войти в другое русло. Он вернулся в дом Фуксов уже иным человеком. Заступничество Самой Богородицы укрепило его душу, и история, грозившая ему исключением из университета, уже не казалась столь страшной. И в самом деле — все обошлось. Всеми любимый и уважаемый профессор Карл Федорович Фукс, бывший в то время ректором университета, уверил обвинителей, что "он за Мотовилова ручается" как за высоконравственного юношу. Вряд ли рассказал кому-нибудь, кроме родной матери, эту историю юноша Мотовилов.

Что еще можно сказать о казанском периоде жизни Мотовилова? Разве то, что в своих автобиографических записках он глухо упоминает о каких-то книгах про масонов, которые ему удалось найти в Казани. Прочитав их, он ясно понял, что масонство есть "истинное антихристианство". Тогда-то и вспомнил Николай Александрович слова отца: "Смотри, матушка, береги Колю от масонов, если меня не станет! Именем моим закажи ему не ходить в их богоборное общество — погубит оно Россию!" Говорит он в этих записках и о том, что были тогда в Казани ему "необыкновенные видения, предсказавшие судьбу и возвестившие идти против масонства". Не Сама ли Божья Матерь говорила это ему на Черном озере в ту незабываемую ночь, начавшуюся с отчаяния, а закончившуюся радостным откровением?

О времени его жизни в Казани после этого события мы не имеем достоверных сведений. Знаем только, что 8 июля 1826 года он окончил университетский курс и получил звание действительного студента, которым Мотовилов гордился всю жизнь и подписывался "действительным студентом" даже в зрелые годы в официальных документах. Даже стихиру, которую он сочинил императору Александру II в апреле 1866 года он подписал как Действительный своекоштный студент Императорского Казанского университета. По выходе из университета он получил выпускное свидетельство, в котором отмечались очень хорошие "способности, прилежание и поведение", а также то, что по словесному факультету он прослушал полный курс наук, в числе которых были такие, как богословие и церковно-библейская история, история философских систем, славянский язык, логика ("очень хорошо"), российская поэзия, церковное красноречие, всеобщая история и география, всеобщая российская статистика, российская словесность, латинский язык ("хорошо"), греческий и французский языки ("изрядно"). В свидетельстве говорилось, что Мотовилов "совершенно удостоверил в приобретенных им познаниях удовлетворительными ответами на узаконенном испытании". Первым подписал сей документ сам ректор университета, доктор медицины и хирургии, публичный ординарный профессор, статский советник и кавалер Карл Фукс.

Долго ждала этого счастливого момента мать Мотовилова, Мария Александровна. Теперь уж ее Николенька совсем взрослый, станет служить, возьмет на свои плечи заботы о родовых имениях, поможет вырастить младшую сестру! Душа ее радовалась и рвалась поблагодарить Господа. Может быть, так и зародилась мысль поехать с сыном на богомолье в Киев. В этом же, 1826-м году и поехали. Однако человек предполагает, а Бог располагает. По дороге в Киев Мария Александровна неожиданно умерла, оставив на попечении Николая все имения и пятнадцатилетнюю девицу сестру, Прасковью. Для Мотовилова началась вполне взрослая жизнь, исполненная хозяйственных забот и душевных треволнений.

 


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру