Песни Победы: Алексей Фатьянов. Очерк третий

НОВЫЕ ПЕСНИ СЕРЖАНТА ФАТЬЯНОВА
1. "ПОТОМУ, ЧТО МЫ ПИЛОТЫ" И ДРУГОЕ
В промежутках между поездками в Восточную Пруссию Алексей возвращался в Таллин. Ансамбль по-прежнему базировался там. Отлеживаясь, он много читал и сочинял. В противоборстве казарменной строгости и лирических дней середины мая образовался новый творческий дуэт Владимира Сорокина и Алексея Фатьянова. Они написали цикл песен, посвященных победе: "Вспомним походы", "Ждут невесты женихов", "Гармошка поет" и "Возвращение".

Студеные ветры на море Балтийском,
На море Балтийском туман.
Возьми-ка, товарищ, наш верный, наш близкий,
Наш самый хороший баян.

Они были написаны в самых лучших традициях русской песенной культуры. Их безотлагательно записали в Москве в редакции Всесоюзного радио, готовился к выходу клавир. Осенью цикл передали "Последние известия" по радио в исполнении заслуженного артиста РСФСР А.П. Королева. Тем же летом были написаны с Соловьевым-Седым "Тропки-дорожки", "Веселая песенка о начальнике станции" и "Про Васеньку". Соавторы "облегчали" жанр, согласно требованиям тогдашнего искусства: ничего мрачного, только веселое, светлое, яркое... Тогда же им было предложено написать песни к фильму про летчиков малой фронтовой авиации. Назывался кинофильм "Небесный тихоход". Снималась эта черно-белая героическая комедия на Ленфильме. Автором сценария и режиссером был Семен Тимошенко, который набрал для работы замечательных актеров. Это была двадцать вторая роль в кино Николая Афанасьевича Крючкова, восьмая — Василия Васильевича Меркурьева. Снимались в фильме также Фаина Раневская, Василий Нещипленко, Алла Парфаньяк. Трое друзей — персонажей Меркурьева, Крючкова и Нещипленко — пели голосами актеров песню на стихи Фатьянова "Потому, что мы пилоты". Веселая, бодрая песенка с интонациями мужского здорового кокетства очень понравилась актерскому составу. Другого мнения были критики, но народная слава подминает под себя все, даже авторитетное мнение уважаемых искусствоведов. Вот уже почти шестьдесят лет эта песня не просто существует — она живет, и поныне вызывает жизнеутверждающую улыбку. Ее хорошо чувствуют дети, чье чистое сознание не потрясено идеологическими ухабами.

И не было дня в 1945 году, чтобы не звучали фатьяновские песни на радио. Они шли целыми блоками, по нескольку раз в сутки. Слушали его песни и родные — Наталия Ивановна и Ия.

2. КРЕСТНИК АНДРЮША
Алексей хотел приехать в Москву. В марте родился Андрюша — ему не терпелось увидеть внучатого племянника. А летом он получил командировку в Москву для работы на радио с песнями на музыку Сорокина. Вот и оказия.

Рано утром Алексей, наконец, прибыл в город своей юности и вышел из мягкого вагона "Красной Стрелы". Москва была красивой — красной, лето — красным, пахло терпкой пыльцой бархатцев, влажными после дождя улицами. Прозвенев, подошел красный трамвай. Алексей вскочил на подножку.

Он ехал домой.

Своим ключом он открыл дверь. Знакомая до щемящей сердечной истомы комната была озарена утренним солнцем. Оно ликовало на полу, на мебели, на корешках книг, оно трепетало на занавесках. На скрип петель вышла Ия, бесшумно заплакала и обняла Алешу. Из колыбели требовательно, радостно и громко вострубил младенец. На зов малыша прибежала с кухни Наталия Ивановна, да так и осела на подставленный ей стул:

— Алеша! Приехал…

…Крестили Андрюшу в Елоховском Бого-Явленском храме, главном соборе Москвы. Крестными пригласили Алексея и соседку по Ново-Басманной Женю Волкову. Скромно и тихо отметили Крестины, пригласили соседей. Алексея одни соседи очень любили, другие же — относились с иронией, потому что он всегда шумно, восторженно делился впечатлениями от новой прочитанной книги. Теперь пересмешники критиковали Фатьянова за привезенные им с войны трофеи: пишущую машинку с немецким шрифтом, несколько махровых полотенец и несколько бокалов из венского стекла.

— Чванов привез ножного "Зингера" и восемь бостоновых отрезов! — Шептала Ие молодая соседка с пятого этажа. — Три фарфоровых пастушки, три гобелена и настенные часы! А на этой машинке он что: немецкие деньги печатать будет?

— Наш Алеша не такой — он поэт, поймите! — пыталась объясниться Ия, едва не плача.

Пришел на выручку Алексей, по обрывкам разговора поняв о чем идет речь. Улыбнулся, снял с руки часы:

— Возьмите! Я на следующей войне еще награблю!

— Да что вы, Алексей, что вы! — Засмущалась соседка, но часы взяла.

На Крестины приходила еще одна соседка, Ирина, которая вдруг показалась Алексею самой красивой и милой девушкой, которую он когда-либо встречал. Вспомнились длинные дни в армии, еще до войны, когда он думал об Ире. Военная любовь, красавица Галина, устраивала свою судьбу без него. Не долго думая, Алексей сделал предложение Ирине и пообещал, что скоро вернется. Нужно было уезжать. Работа на радио закончилась, заканчивался и короткий отпуск военного сержанта.

Проезжая Россию из Москвы в Петербург, он думал об Ирине.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ
1. СОЛДАТЫ ГОВОРЯТ О ПЕСНЯХ
Шел к закату 1945 год.

Поэт продолжал служить в ансамбле. Он выступал в инсценировках, читал стихи, занимался режиссурой. Здесь пелись его песни "Наш город", "Не тоскуй, моя царица", "Влюбленный штурман", "Давно мы дома не были…". И кругом — по всей стране, во всех ансамблях, в любых захудалых самодеятельных коллективах — везде звучали его песни. Этому триумфальному шествию фатьяновских песен, необычайно популярных, востребованных жизнью народа и государства, казалось, не будет предела.

"Осенью 1945 года судьба забросила меня на Дальний Восток, в Порт-Артур. Там я воевал, и там на стихи Фатьянова доводилось слышать песни. "Кто же он такой, этот Фатьянов? — размышлял я. — Судя по всему, тоже солдат, у которого война оставила зарубки на сердце…" — вспоминал постаревший солдат Дмитрий Моисеенко.

Другой солдат, Иван Гегузин, словно вторил ему: "После тяжелого ранения, полученного при штурме Кенигсберга, я без малого год пролежал в разных госпиталях — и в Восточной Пруссии, и на территории Союза. Вот здесь, на госпитальной койке, я впервые и услышал неизвестное мне до того имя Алексея Фатьянова. Песней, скажем, "На солнечной поляночке" я восхищался много раз <…>, но почему-то ни композитора, ни поэта не называли. А теперь по радио чуть ли не ежедневно передавались чудные песни — "Давно мы дома не были", "Соловьи" и другие. И имя Алексея Фатьянова хорошо запомнилось, как автора именно тех песен, которые были особенно близки солдатскому сердцу. Как-то получилось, что имя его лидировало в то время среди широко известных советских поэтов, работающих в песенном жанре".

"На что уж я — вообще никогда не пою, но и во мне они как-то сами собой пелись — "На солнечной поляночке", "Давно мы дома не были", "Дорога, дорога", "Где же вы теперь, друзья-однополчане?" и многие, многие другие изумительные песни. <…> Его песни — это гордость нашего поэтического поколения, наше волнение, выражение нашей любви к Родине, России, к жизни", — так тепло вспоминал о Фатьяновском творчестве третий солдат, литератор Михаил Луконин.

Разные люди — простецы и интеллектуалы, ходоки и чиновники, продавщицы и школьники — весь народ песни Фатьянова слушал с открытым сердцем.

В феврале 1946 года Алексей Фатьянов демобилизовался. Публично была зачитана характеристика на бывшего "поэта-режиссера". В ней говорились об Алексее хорошие слова. "Прекрасные литературные данные в сочетании с большой трудоспособностью завоевали тов. Фатьянову большой авторитет среди личного состава," — ровно и торжественно сообщал лейтенант Веретенников, заменивший в тот момент начальника ансамбля.

За творческую работу во флотском ансамбле Алексея наградили орденом Красной Звезды. Пожалуй, это был единственный случай в жизни Фатьянова, когда сказали что-то о его заслугах и достойно их почтили. Далее были только хула и порицания. А уж о наградах не могло быть и речи.

Гордый, орденоносный, приосанившийся, шел он по Москве в привычной своей шинели. Ему было жарко от счастья, и он словно не замечал февральской метели. Он вошел в свою квартиру, увлекая за собой морозный воздух. Заснеженный, улыбающийся, он стоял посреди комнаты и с удивлением рассматривал подросшего Андрюшку.

Пошли дни хорошие, молодые, полные надежд.

3. СТИХИЯ МОСКВЫ
Узнав, что Алеша вернулся, на Ново-Басманную стали приходить его друзья по довоенному ЦДЛу. Поэты Семен Гудзенко, Павел Шубин, Михаил Луконин, Алексей Недогонов, Александр Межиров, Ярослав Смеляков — кого только не было там из молодых литераторов послевоенной поры! Сюда же сходились молодые соседки, подружки Ии, чтобы послушать стихи, посмотреть на поэтов, да и покрасоваться. Семен Гудзенко ухаживал за Ией, они целовались в сумерках коммунальных коридоров, счастливые и таинственные. Читали стихи "на тему". И тему и стихи придумывали тут же. Читали стихи, принесенные с фронта. Потом вдруг срывались — и бежали гурьбой к назначенному часу на вечер в Политехнический, на Манеж, или в Университет. Там выступали вчерашние солдаты, так быстро вновь ставшие мальчишками, они еще не были известными поэтами — кроме Смелякова и Фатьянова, которых знали все. Алексей и держался гоголем, и выглядел старше, и цену себе знал. Ия с соседками сидели в зале и слушали стихи своих поэтов. Слушала стихотворения своего назначенного жениха и Ирина. Но им пожениться было не суждено. Девушка была латышкой, ее мама, превозносящая достоинства своей нации, воспротивилась этому браку. Наталия Ивановна бесконечно ходила к ней на переговоры, пытаясь убедить в несомненных достоинствах своего брата. Но все было тщетно. Девушка поплакала и успокоилась. Алексей вынужден был подчиниться обстоятельствам. Да и творчество требовало многих душевных сил.

Бывали на Ново-Басманной композиторы — Соловьев-Седой, Кац, Сорокин. Алексей скучал по Соловьеву-Седому и одно время даже намеревался переехать поближе к другу, в Ленинград. Но все-таки Москва ему казалась теплее. Тогда он принялся уговаривать Василия Павловича бросать Ленинград и перебираться в древнюю столицу… Сигизмунд Кац пошутил, предлагая друзьям обоим переезжать в Бологое, которое располагалось на полпути к Ленинграду.

Однажды Алексей пришел домой вместе с Василием Павловичем и принес новую обувную коробку. Он был внимательным человеком. Трудно было с одеждой, обувью. Ия училась в пединституте, а туфли у нее были совсем изношенные... Алеша не мог видеть на женщине залатанную одежду, разбитую обувь. Нищенскую юность он болезненно вспоминал всю свою жизнь. По пути домой они с композитором зашли в магазин и без примерки купили племяннице модные коричневые туфли. Ия прыгала от счастья. Туфли были ей немножко великоваты, но она напихала в носочки ваты и была довольна.

Весной и в начале лета по выходным Ия и Алеша ходили в сад имени Баумана.

На эстраде стоял рояль, Алеша садился к нему, открывал крышку и пел свои песни. Статный, красивый парень привлекал внимание, люди собирались и слушали. Ия гордилась своим молодым дядей, любовалась им. Они были близкими друзьями, хорошо чувствовавшими друг друга.

От вязниковцев, часто наведывающихся в Москву, Алексей узнал о том, что неподалеку от Ясной Поляны погиб его детский друг Костя Климов. Он глубоко переживал эту потерю. Костя тоже писал стихи, мечтал о счастье. Мальчишки вместе разводили голубей, ходили на утреннюю рыбалку. Теперь их судьбы остались по разные стороны войны.

Не радовала и другая новость: Тамару оставил муж. Он был полковником, воевал, и после победы вернулся в чужой дом. Тамара все так же стучала по кнопочкам на телефонной станции городка Пушкино и одна растила свою Нелли.

4. "КОГДА ПРОХОДИТ МОЛОДОСТЬ"
В 1946 году Алексей часто ездил в Ленинград. Он по-прежнему работал и с Соловьевым-Седым, и с Владимиром Сорокиным. Однажды Владимир его встретил с распростертыми объятиями, да и завлек к себе домой. Там, в квартире на Нарвском проспекте, мама и братья молодого композитора сразу полюбили Алексея, он остался у них и недельку пожил. Песни друзей звучали на радио, входили в моду. Каждый день пребывания Фатьянова в доме на Нарвском они сочиняли по песне. Тогда появились "Возле горенки", "Возвратился из похода", "Ухажеры", "Море синее". Они были молоды, вдохновенны, одержимы творчеством и идеями. Двадцатишестилетний поэт написал тогда стихотворение "Когда проходит молодость". Может быть, на его настроение повлиял отказ Ириной мамы. Владимир сочинил хорошую музыку. Песню прекрасно приняли в Министерстве культуры СССР. На заседании репертуарно-редакционной коллегии Александр Жаров стихи назвал тютчевскими. Это была высочайшая похвала. Впоследствии песню исполнял ансамбль под управлением Бориса Александрова. А Леонид Утесов записал ее на пластинку. Кто не помнит его ностальгического речитатива по проходящей молодости?.. Он пел "Когда проходит молодость" тридцать пять лет своей сценической жизни, у него не было ни одного концерта без этой песни. Позднее ее спела Людмила Гурченко для фильма "Песни военных лет".

Все эти песни, написанные на Нарвском проспекте, сразу приняли в Ленинградской госэстраде и в Москве, на Всесоюзном радио. Популярная Ирма Яунзем записала на пластинку "Возле горенки", Краснознаменный ансамбль песни и пляски балтийского флота пел "Ухажеров".

5. ЗАТЯНУВШИЙСЯ РОМАН С ГОСПОЖОЙ КРИТИКОЙ
Успехи Фатьянова были редкостными, непрекращающимися, вызывающими у людей разные чувства. Как он все успевал, представить немыслимо. За короткий период с февраля по июнь 1946 года он написал не меньше десятка песен, присутствовал на съемочной площадке кинофильма "Большая жизнь-2", выступал, ездил, встречался со зрителями, пропадал на радио, занимался литературным трудом. При том, что на него щедро сыпались удары "агитпроповской" критики.

Вышел на экраны фильм "Небесный тихоход" –критика отнюдь не положительная. В газете "Ленинградская правда" появилась статья "Дешевая музыка на пустые слова". Громил Фатьянова критик Георгий Поляновский в статье "О песне военной и послевоенной" за песни "Про Васеньку" и "Про незадачливого штурмана". Не тот ли, что писал биографическую книгу об Александрове?.. Казалось бы, собрат по перу и даже соавтор Фогельсон (впоследствии в соавторстве с Фогельсоном было написано несколько песен, в том числе "Золотые огоньки"), сочинил эпиграмму о "творческой несостоятельности" поэта. 3 октября 1946 года в "Вечерней Москве" вышла статья Н.Исакова "Размышления у нотной витрины", где автор слишком много своего внимания уделил текстам поэта. Критики-литературоведы и музыковеды Нестьев, Рейкин, Бочаров… Кто сейчас знает эти фамилии? В чем была суть их нападок? В желании на унижении поэта стать знаменитыми, красивыми и хорошими?.. Скорее, кто-то "заказал", как сейчас говорят, Фатьянова на тогдашнем "черном рынке". Поэты-песенники были в свое время одними из самых высокооплачиваемых специалистов в литературном цехе. Фатьянов становился слишком крупен и занимал весьма много места у "кормушки".

Поэт Илья Сельвинский говорил об этих неискоренимых тенденциях: "… агитпроп еще во время войны начал выделять…десяток литераторов со "связями" и, превратив их в литературное начальство, расставил на всех участках литработы. Одни и те же люди являются заправилами в ВССП, и в журналах, и в альманахах, и в редсоветах издательств, и, наконец, в Комитете по Сталинским премиям. Естественно, что всесильные эти люди за счет взаимных амнистий имеют полную возможность утверждать себя, самым решительным образом искореняя своих соперников…".

О чем тут говорить, если не получили премий ни Михаил Пришвин, ни Андрей Платонов, ни Ярослав Смеляков, ни многие другие мастера литературы. Получали их А. Рыбаков (Аронов), Л. Шейнин, А. Чаковский, Б. Горбатов, Б. Брайнина — где они сейчас, эти "писатели"? Может быть кто-то решится их переиздать? В кино не получали премий ни Довженко, ни Пудовкин. Однако шесть Сталинских премий получил Ю. Райзман, пять — Роом, четыре — Эрмлер.

Заглядывая в будущее сороковых-пятидесятых, вспомним, как была ругана "Одинокая гармонь" Исаковского, а автор музыки этого шедевра Борис Мокроусов так и вовсе был обвинен в позорной несостоятельности. Долгое время он не признавался, как композитор. Строчки, слова, сочетания звуков могли стать поводом к тому, чтобы песня не вышла за пределы стен архива…

Но кому — критика, кому — награды.

Василий Павлович пожинал лавры своего композиторского труда. Он получал награды за песни. В 1943 году композитор был удостоен Государственной премии за свои лучшие произведения первых лет войны: "Играй, мой баян", "Вечер на рейде" и "Песню мщения". Стихи последней принадлежали Фатьянову. Спустя четыре года, в 1947 году, он вновь был награжден Сталинской премией за четыре песни, в числе которых были "Стали ночи светлыми" и "Давно мы дома не были" на стихи Фатьянова. Василий Павлович получил огромное количество поздравительных писем, больше сотни телеграмм, множество телефонограмм. Ему несли цветы корзинами и приглашали на банкеты, посвящали газетные полосы и часы радиопередач. И теперь, и дальше вся слава доставалась добряку-композитору. А поэт, как всякий настоящий поэт, всегда оставался "с носом". Не скроем, ему было обидно такое подчеркнуто невнимательное отношение к его труду. Он сочинял свои песни сердцем, не поддаваясь легким изящным чувствам. Но потихоньку притерпелся к побоям, от которых его талант только крепнул.

Известный советский журналист Василий Песков спросил у Жукова, какие песни военных лет он больше всего любит. Великий полководец назвал три: "Эх, дороги" на стихи Ошанина, "Священная война" на стихи Лебедева-Кумача и "Соловьи" на стихи Фатьянова — три великие песни войны.

6. ПРОЩАНИЕ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВА
В 1945 году на Белорусский вокзал прибыл из Германии состав с несколькими автомобилями "мерседес". Иосиф Виссарионович Сталин один из них подарил Александру Васильевичу Александрову в благодарность за создание советского гимна. Теперь шестидесятитрехлетний генерал, перенесший инфаркт, ездил с комфортом. Повсюду его сопровождала жена, полюбившая мягкий ход дорогой машины.

…В один из ранних вечеров 1946 года к подъезду великого дирижера и автора гимна шофер подал иностранный автомобиль. В его уютный салон села молодая женщина, принаряженная и спокойная, лихо, по-молодецки запрыгнул сам генерал. Мерседес плавно набрал скорость и направился к Белорусскому вокзалу. На перроне ждали руководителя артисты ансамбля. Поездка предстояла по знакомым с войны местам — по городам Европы. Александров легко прошелся по перрону, держа под руку жену свободно и картинно, словно юный унтер-офицер. Высокий белоголовый не боевой генерал еще не казался старым. Его омолаживал юный лик бывшей танцовщицы, впрочем, уже немного усталой и поблекшей. Болезнь мужа никогда не красит жену, даже если ей всего двадцать лет. Они вошли в комфортабельный вагон, заняли мягкое купе, попросили принести ситро. К полудню ансамбль высадился в Праге.

Блестяще прошло несколько концертов в Чехословакии. Руководитель отечески подбадривал ребят. Да он и был их отцом, который кормил, поил, учил, пестовал. Он был на каком-то подъеме: собирался с ансамблем на днях ехать в Берлин, строил планы на следующие гастроли… Вечером, после выступления своих мальчишек, он вернулся в номер, присел на кровать и на какое-то время почувствовал рядом вселенную. Он увидел наплывающий на него гигантский купол взорванного в 1934 году Храма Христа Спасителя, себя на клиросе помолодевшим, поющим… Потом все исчезло. Он умер на чужбине.