Л.А. Тихомиров и революция

Воспоминания Л. А. Тихомирова, имеющие две редакции 1890-х (1) и 1910-х (2) годов, дают весьма полные биографические данные о его рождении, родителях, детстве и юности.

Его отцом был Александр Александрович Тихомиров происходивший из духовного звания, из Тульской губернии. Дед Л. А. Тихомирова священник Александр Родионович Тихомиров и его жена Мария Дмитриевна имели семеро детей. Александр Александрович Тихомиров родился в селе Ильинском в 1813 году, 8 сентября и был старшим в семье. Окончив в 1832 году с отличием Тульскую семинарию и в 1840 году – Медико-хирургическую академию с золотой медалью, А. А. Тихомиров служит военным врачом на Кавказе.

Мать Л. А. Тихомирова – Христиана Николаевна, в девичестве Каратаева, – родилась 10 апреля 1828 года в Севастополе. Ее отец, Николай Васильевич Каратаев умер в 1839/1840 – малороссийского происхождения, был инженер-полковник. Ее мать, Екатерина Петровна Шекарадзина, происходила из ополячившихся татар. Сама Х. Н. Тихомирова окончила институт благородных девиц в Керчи, в 1844 году. В следующем, 1845 году она вышла замуж за Семена Ивановича Соколова, сослуживца А. А. Тихомирова, но тот через полгода 6 января 1846 года умер.

17 августа 1847 года Александр Александрович Тихомиров бракосочетался с Христианой Николаевной.

В 1852 году, в военном укреплении Геленджик, 19 января родился Лев Александрович Тихомиров, названный Львом, в честь Св. Льва, папы Римского.

В 1869 году Л. А. Тихомиров оканчивает керченскую Александровскую гимназию с золотой медалью. По собственным воспоминаниям, он с 3-го класса гимназии пристрастился к чтению "Русского слова" и его любимым писателем становится Писарев.

В августе 1870 года Л. А. Тихомиров поступает в Императорский Московский университет, с начала на медицинский факультет, а затем переводится на юридический. В университете он становится активным членом общества "чайковцев", его революционная кличка "Тигрыч".

В ночь на 11 октября 1873 года Л. А. Тихомиров арестовывают на квартире Сергея Силовича Синегуба. 6 декабря 1873 года его помещают в Петропавловскую крепость. Как осужденный по делу о пропаганде в Империи №134–1874 года или по процессу 193-х, Л. А. Тихомиров проводит в тюрьме 4 года, 3 месяца и 6 дней. В январе 1878 года его освобождают, а в мае того же года он едет на родину в Кубанскую область.

Л. А. Тихомиров осенью 1878 года отдают на три года на поручительство родственникам, с воспрещением ему в течении этого срока покидать место жительства, Новороссийск. Пробыв недолго у отца в Новороссийске, где тот был старшим врачом Крымского военного госпиталя, Л. А Тихомиров скрывается от административного надзора. Объявляется он в Санкт-Петербурге в октябре 1878 года, где, на нелегальном положении жил до апреля 1881 года под вымышленными фамилиями. Становится членом "Земли и Воли". Его идеей в этот период было сделать государственный переворот с целью созыва Учредительного Собрания или установления революционной диктатуры, смотря по складывающимся обстоятельствам. На революционных интеллигентов Л. А. Тихомиров указывал как на силу, должную совершить этот переворот.

Л. А. Тихомиров принимал участие в Липецком съезде 20 июля 1879 года, где поддержал решение съезда о Цареубийстве. Решением с съезда была созданы "Распорядительная комиссия", как высший орган и "Исполнительный комитет", который занимался редактированием органа партии – газеты "Народная Воля", курировал другие издания, а так же редактировал большую часть прокламаций "Исполнительного комитета". Он играл первенствующую роль при составлении программы "Народной Воли".

Летом 1880 года в личной жизни Л. А. Тихомирова произошли большие перемены. Он, полюбив Екатерину Дмитриевну Сергееву, обвенчался с нею по своему фальшивому паспорту, когда она была уже беременна.

В том же году Л. А. Тихомиров вышел из членов "Исполнительного комитета", поэтому и не участвовал в подаче голосов при принятии решения о Цареубийстве, последовавшем 1 марта 1881 года, но он знал о нем.

После убийства Императора Александра II в среде народовольцев было желание убить сразу же и Императора Александра III. Л. А. Тихомиров этому воспротивился, а так как вследствие арестов руководителей "Народной Воли" он занимал на родине лидирующее положение в партии, то народовольцы ограничились письмом Императору Александру III, содержавшим революционные требования, которое писал Л. А. Тихомиров, а редактировал Н. К. Михайловский.

Все это время Л. А. Тихомирову приходилось скитаться по всей России, избегая ареста.

"Я не люблю своей молодости, – писал в своих воспоминаниях Л. А. Тихомиров, – она полна порывов испорченного сердца, полна нечистоты, полна глупой гордости ума, сознававшего свою силу, но недоразвившегося ни до действительной силы мышлений, ни до самостоятельности. Я начинаю любить свою жизнь только с той эпохи (последние годы Парижа), когда я дозрел до освобождения (хотя бы постепенно)…, стал понимать законы жизни, стал искать и Бога" (3).

Молодость Л. А. Тихомирова была отдана революции, социализму, "Народной Воле" и была полна всевозможных мировоззренческих исканий.

Говоря о революционном периоде в жизни Л. А. Тихомирова необходимо подчеркнуть, что он был прежде всего теоретиком революции. И одной из главных особенностей его самобытной народовольческой интерпретации социализма было последовательное неприятии марксисткой доктрины. Обоснование критического отношения к наследию К. Маркса, Л. А. Тихомиров неоднократно формулировал в своих различных принципиальных работах. Прежде всего Л. А. Тихомиров говорил о том, что К. Маркс не может быть практическим руководителем для развития русского революционного движения, поскольку он не исследовал особенности российской исторической действительности. Так, например, он подчеркивал, что "К. Маркс, в своих ученых трудах, исследовал общественно-экономический строй именно стран капиталистических, и показал неизбежное развитие социализма именно из наличных условий. Он показал внутреннюю логику развития тех самых условий, среди которых живет и действует европейский революционер. Поэтому труды К. Маркса имеют для стран капиталистических не только научное значение, но и жгучий практический интерес. Маркс открывает тайну европейской революции. Его слово является откровением для пролетария и страшным memento mori для буржуа; оно дает социализму программу действий. Совсем не то впечатление производит Маркс на русского буржуа и революционера… где разгадка тайны нашей революции? К. Маркс, вообще хорошо знакомый с Россией, видел близость русской революции, пророча ей даже роль "авангарда европейской революции". Но он не претендовал на объяснение исторического развития русского общества, и стало быть на выяснение происходящего в нем революционного процесса. Сталкиваясь с этим предметом, Маркс вообще выражается очень сдержанно. Как бы то ни было, его ученые труды, бросая, разумеется, известный свет на развитие каждого общества, в том числе и нашего, не объясняют однако развития России с той полнотой и глубиной, как делают это по отношению к странам капиталистическим. Поэтому – формулы нашего революционного процесса мы у Маркса не найдем. Нашего будущего он не предсказывает, а потому и не подсказывает нам программы деятельности. В Европе – Маркс не только великий ученый, но и политический вождь. У нас он не имеет этого последнего значения" (4).

В частности Л. А. Тихомиров высказывал критические возражения на один из важных марксистских постулатов о развитии и роли крупного производства в формировании класса пролетариата. Так, в другой своей статье Л. А. Тихомиров, писал: "по вопросу о развитии крупного производства – позволительно усомниться, чтобы пути истории были в этом отношении лучшими и на веки для всех народов единственно возможными. Совершенно верно, что в истории некоторых европейских народов капитализм, породивши массу зла и несчастий, имел однако же одним из своих последствий создание крупного производства, посредством которого и подготовил до некоторой степени почву для социализма. Но ни откуда не следует, чтобы другие страны, например Россия, не имели для развития крупного производства других путей. Ни откуда не следует также, чтобы организация национального производства путем частной предприимчивости конкурирующих между собою капиталистов – была наилучшим средством для рациональной постановки народного хозяйства вообще, а особенно для такой его организации, которая, сплачивая рабочих, приучала бы их к заведованию общественными делами, развивала в них гражданские чувства и пр. – словом приготовляла бы рабочих к социалистическому строю. Совершенно напротив, все заставляет думать, что тот способ обобществления труда, к которому был способен капитализм – один из самых худших, потому что он, действительно подготовляя во многом возможность социалистического строя, в то же время другими своими сторонами отдаляет момент его наступления" (5).

И далее продолжает: "не сотворяйте же кумира из частного предпринимательского капитала. Не старайтесь для него слишком уж усердно; тем паче, что большой еще вопрос, сумеет ли такого рода капитал сделать для России хоть то, что сделал для Европы. Наше современное положение значительно разнится от положения европейских стран, в момент, когда они начали организовывать национальное производство на основе частного капитала. Там частный предприниматель имел пред собою громадные рынки и не имел особенно страшной для себя конкуренции. У нас совсем почти нет рынков, и частный предприниматель в каждом начинании встречает непосильную конкуренцию европейского и американского производства. С одной стороны, стало быть, наш частный предприниматель имеет перед собою задачу гораздо более трудную, если не вовсе безнадежную. С другой стороны – у нас, именно может быть поэтому, гораздо легче может возникнуть мысль о производстве прямо национальном. В европейских странах, при начале их капиталистической карьеры, идея национального производства мало возникала, потому что частный капитал, худо ли, хорошо ли, мог брать на себя эту функцию. У нас – положение дел иное, и в этом смысле лучшее, потому что Европе приходилось идти ощупью; мы же, благодаря ее опыту, имеем возможность идти сознательно, тем более, что самое бессилие частного предпринимателя заставляет заменить его чем-нибудь другим" (6).

Таким образом производство для Л. А. Тихомирова еще в революционный период его жизни не являлось ключом к социологии, как это было у марксистов (7). Гораздо более доверия у Л. А. Тихомирова было к трудам таких социологов-психологов, как Г. Тард, Г. Лебон и Л. Эспинас.

Для него "факт насилия между людьми элемент более важный, чем производство" для общества (8). Некоторые исследователи считают, что этот постулат навеян рассуждениями Дюринга.

Так это или не так, но бесспорно можно констатировать, что Л. А. Тихомиров проповедовал, как свою главную революционную идею – идею переворота и захвата власти революционными заговорщиками.

Отрицательно относясь к крепкому союзу социалистов с либералами, Л. А. Тихомиров считал даже вредным тратить революционные силы на помощь либералам в достижении конституции. "Масса русских социалистов, конечно, – писал он, – не станет бороться за конституцию, если будет в ней видеть средство для усиления буржуазии и развития капитализма. Масса русских социалистов не удовлетворится и перспективою большей свободы действия, которую конституция даст социалистам, большей свободы организации, которая явится для рабочих" (9).

Л. А. Тихомиров утверждал, что степень принадлежности политической власти массе народа в государстве тесно связана с конституцией. Но это не значило для Л. А. Тихомирова, что необходимо стремится к конституции, дарование или не дарование зависит от воли Государя. Он не хотел растрачиваться на достижение промежуточных целей. Л. А. Тихомиров говорил о необходимости захвата самой Верховной Власти народом, что в свою очередь даст и ту конституцию, которая этому народу потребна.

"Ведь и сама конституция, – писал он, – дающая права народу, только отражает собою то действительное, фактическое господство, которое народ приобретает в момент революционного взрыва. Но эта власть, это господство его во время революции создаются факторами, которые не могут быть постоянными. Высокий подъем духа, крайнее напряжение чувства, неспособные уже сдерживаться, ненависть к гнету и произволу, энтузиастическое стремление к справедливости, равенству и т.д. – вот откуда рождается нравственное единство народа во время революции, его сила и господство. Но высота нервного напряжения проходит, а с нею оскудевает и источник политической силы народа" (10).

Л. А. Тихомиров видел необходимость в том, чтобы сознательные революционные силы позаботились в момент революционного взрыва о выработке постоянных источников власти народа. Именно тогда принятая конституция и сможет узаконить господство народа в государстве, как его Верховной Власти, а новые учреждения будут способствовать этому господству.

Посему революционная борьба для Л. А. Тихомирова, в период народовольчества заключалась в борьбе за власть народа, и свою прогрессивность, действенность она сохраняла только в той степени, в какой стремилась к революционному перевороту и захвату власти, без презираемых Л. А. Тихомировым постепеновских теорий о тихой пропаганде социалистических идей и помощи либеральным завоеваниям политических свобод.

Как народовольческий идеолог Л. А. Тихомиров очень опасался, что революционным движением воспользуется буржуазия, хотя и говорил о том, что буржуазия в России "численно ничтожная, нравственно разрозненная, экономически слабая" и что в "политической борьбе власть принадлежит тому, кто имеет возможность в каждый данный момент выставить на защиту своего дела наибольшее количество живой человеческой силы" (11).

Он верил в то, что настоящие социалисты не будут ждать, пока в России окрепнут капиталистические отношения и только тогда начнут бороться за торжество социалистической доктрины. Л. А. Тихомиров считал, что марксистские выкладки не подходят для исторической действительности в России, и что русские социалисты должны действовать, исходя не из доктринерского следования К. Марксу, а сообразовываясь с реалиями своего Отечества. На народных воззрениях на Верховную власть как на представительство общенародное и, на земле как на общей собственности, Л. А. Тихомиров, считал возможным объединить народ вокруг социалистической интеллигенции. "Масса народа, – писал он, – сила громадная – каждый раз когда она сплочена, выдвинет и поддержит только такой строй, в котором будут осуществляться главные основы его миросозерцания: народное самодержавие в государственных отношениях, и организация земельных отношений на основании общенародного права на землю. В этом смысле захват власти социально-революционной партией вовсе не представляется ни фантастичным, ни бесплодным" (12).

Л. А. Тихомиров не считал захват власти "результатом", итогом революции. Захват власти был лишь "исходным пунктом" революции, после которого стоит задача революционизировать массы и организовать новую власть, которая даст господство народным массам. Такое революционное "правительство, народом выбираемое, контролируемое и сменяемое не может насильно навязывать народу благодеяния социализма или коммунизма… Но… без сомнения принуждено будет употреблять все меры к повышению производительности труда, а между прочим, и к организации крупного производства" (13).

Отрицая марксистскую теорию о неизбежном этапе капитализма перед социалистическим строем, Л. А. Тихомиров считал возможным для России такую социально-экономическую ситуацию после захвата власти, когда будет "создаваться переход общины в ассоциацию, организация обмена между общинами и союзами общин, самый союз нескольких общин в целях того или другого производства, пока социалистический строй, развиваясь мало по малу и все более вытесняя частное хозяйство, не охватит наконец всех отправлений страны" (14).

Установление, по мысли Л. А. Тихомирова, социализма в России возможно "не через развитие капитализма и пролетариата, а через переход земли и государственной власти к народной массе" (15).

Будучи радикальным апологетом теории "заговора" Л. А. Тихомиров был категорически против распыления революционных сил, для достижения буржуазных свобод. Он считал это "непрактичным" "Нет, – писал он, – не держась за фалду фабриканта, приведем мы к чему-нибудь рабочую массу. Не для буржуа мы должны добывать конституцию, да и вообще не конституции, а народной власти должны мы добиваться. Не обезземеливать народ должны мы для этого, не развивать пролетариат, не насаждать капитализм, а укреплять силу и независимость народа экономически, политически, умственно и нравственно. Всеми средствами и способами, какие имеем под руками в каждый данный момент и при каждых данных обстоятельствах. Только таким путем мы поможем ему добиться власти, и только при владычестве народа мы поставим развитие русского социализма на прямой и ближайший путь, следуя по которому мы и сами не становимся в необходимость выворачивать на изнанку свои нравственные понятия и приносить современного живого человека в жертву предполагаемому благу будущих поколений" (16).

В последствии Л. А. Тихомиров сам выделил в своем революционном периоде три фазы деятельности:
"1) Мечты о поднятии народных масс (эпоха "Земли и Воли"), причем я, однако, никогда не допускал мысли о самозванщине и тому подобном лганье, а думал, так сказать, о "честном бунте".
2) Мечты о государственном перевороте посредством заговора, причем я, так сказать, терпел террор, стараясь, однако, обуздывать его и подчинить созидательным идеям (эпоха "Народной Воли").
3) Мечтания о государственном перевороте путем заговора с резким отрицанием террора и с требованием усиления культурной работы (эпоха кончины "Народной Воли")" (17).

Будучи еще социалистом, он искренне желал видеть Россию великой, и не желал работать на благо некоего мирового интернационального общества будущего, построенного после мировой революции. Он был национальным социалистом, при этом всегда последовательно выступавшим против анархизма и любых идей, направленных на попытку заменить идею государства каким бы то ни было другим идеалом.

Будучи социалистом-заговорщиком, он направлял все революционные стремления на организацию заговора и обладание государственной властью. Он был стихийным государственником, то есть все положительные мероприятия своей доктрины он собирался проводить через государство.

Так что же идейно разочаровало Л. А. Тихомирова в революционном движении и шире в демократическом принципе властвования?

Прежде всего его разочаровала идея террора (несогласие с нею он высказывал еще со времен активного участия в революционном движении). Как человек из первого ряда революционеров своего времени, как крупнейший идеолог народовольчества (играл первенствующую роль в разработке программы Исполнительного комитета сентябрь-декабрь 1879 г. и инструкции "Подготовительная работа партии" весна 1880 г.) (18), Л. А. Тихомиров знал истинное положение дел в партии – наличие реальных ее сил (очень не большое) и ее качество после активных антиреволюционных действий правительства в 80-е годы XIX столетия.

Он видел, что идея террора родилась из слабости - как численной, самой партии, неспособной вести другую политическую деятельность, так и малого положительного отклика на деятельность революционеров в народе (что показало со всей очевидностью "хождение в народ"). Участие народовольцев в "хождении в народ" дало массу тому доказательств, когда крестьянство (огромное, подавляющее большинство нации) не желало смены власти.

Идя от частного к общему, от идеи террора к идее революции Л. А. Тихомиров отрицательно относясь к террору все более начинал подвергать сомнению и саму идею революционности. И здесь необходимо отметить существеннейшую черту его революционного сознания, на которую обращал внимание еще сам Л. А. Тихомиров. Для него революция (в революционный период) не являлась самоцелью – целью все же было построение "справедливого" как он тогда считал, социалистического общества. "Самое главное, – пишет он, – вот что: в мечтах о революции есть две стороны. Одного прельщает больше сторона разрушительная, другого – построение нового. Эта вторая задача издавна преобладала во мне над первою" (19).

Это свидетельство Л. А. Тихомирова о самом себе очень важно для понимания эволюции его взглядов. Позитивность (устремленность на формулирование положительного) мышления Л. А. Тихомирова отличительная его сторона. Революция была для него средством для достижения более важного – цели, которая ему виделась в системах социалистического переустройства мира.

"Вполне сложившиеся идеи общественного порядка и твердой государственной власти издавна отличали меня в революционной среде; никогда я не забывал русских национальных интересов и всегда бы сложил голову за единство и целость России. В своем социализме я никогда не мог примкнуть ни к одной определенной школе. В отношении бунтовском я мечтал то о баррикадах, то о заговорах, но никогда не был "террористом".

Некоторый отпечаток положительности лежал на моем революционизме" (20).

Он никогда не был "террористом" в революционном движении, но был "заговорщиком" и всегда боролся с проявлениями теоретического оправдания террора.

"Террористическую идею должно признать абсолютно ложною, – писал он. – Одно из двух: или имеются силы ниспровергнуть данный режим или нет. В первом случае нет надобности в политических убийствах, во втором они ни к чему не приведут. Мысль запугать какое-нибудь правительство, не имея силы его низвергнуть, – совершенно химерична: правительств, настолько несообразительных, не бывает на свете. Что касается страха смерти, – то личной безопасности нет и на войне, а много ли генералов сдавались собственно из-за этого? Или не нужен, или бессилен: вот единственная дилемма для терроризма, как системы политической борьбы. Не говорю уже об опасности порождаемой воспитанием ума, для которого великие социальные вопросы постоянно заслоняются принижающими стычками с сыщиками" (21).

В исследованиях, посвященных политической истории конца XIX - начала XX столетий, имя Л. А. Тихомирова мелькает довольно часто, особенно в ссылках на его дневник и на его статьи в периодической печати. Но авторы всех этих трудов, к сожалению, не ставили перед собой задачи проанализировать государственно-правовые идеи Л. А. Тихомирова, как особой мировоззренческой системы. Они считали Л. А. Тихомирова крайним идейным реакционером, в трудах которого априори не может быть ничего ценного. Единственный вопрос, который возникал у советских историков в связи с Л. А. Тихомировым – это переход от революции к монархизму, или, как он именовался тогда, – "ренегатством". Это "ренегатство" одного из лидеров революции в России, главного идеолога народничества не давало покоя, поскольку уж никак не укладывалось в гладко выстроенную историю российского революционного движения. Идя по наилегчайшему пути, его "ренегатство" расценивали либо как сумасшествие или психическое расстройство (традиция идущая от Фигнер, у нее есть даже статья с характерным названием ""Заболел психически", написанная по поводу записок Л. А. Тихомирова (22)), либо как "всегда можно было ожидать" (традиция Морозова) - то есть имелось ввиду, что он был всегда "плохим", не стойким, не настоящим революционером и не выдержал этого "высокого" звания.

Эти мнения опровергаются многочисленными свидетельствами самих народовольцев, наиболее характерное и правдивое высказал видный народоволец М. Ф. Фроленко (причем, вероятно, уже после того как он ознакомился с воспоминаниями самого Л. А. Тихомирова и узнал о его не высоком мнении о себе): "Его роль и значение главным образом вытекали из того, что это был человек начитанный, умный, с литературным талантом, умеющий хорошо, логически излагать и доказывать свои мысли, умеющий склонять и других на свою сторону. Его легко можно было бы назвать головой организации, но только не в смысле руководства, а в смысле способностей к теоретическим обоснованиям как практических начинаний, так и принципиальных положений... не участвуя в практических делах, Тихомиров тем не менее имел большое значение при обсуждении этих дел, и тут он не был вял, напротив, всегда принимал горячее участие. Его выслушивали, с ним спорили, но чаще соглашались. И там, где надо было уметь говорить, Тихомирова посылали на переговоры и с посторонними... Словом, на Тихомирова смотрели, как на большую мыслящую, литературную силу, и вот в этом-то и надо, по-моему, искать разгадку и того, почему выбрали Тихомирова в комиссию, и почему потом проходили его проекты и программы предпочтительно перед проектами и программами других. Кроме того, Тихомиров, бывая чаще на людях, чаще обмениваясь с ними мыслями, лучше зная их, лучше, полнее усваивал и их мысли. Поэтому, когда являлась необходимость выразить общее мнение в виде программы, манифеста, он оказывался более точным, более полным и ярким выразителем настроения товарищей, и потому ему и отдавали предпочтение" (23).

Оценку личности Л. А. Тихомирова знаменитым А. Д. Михайловым мы уже приводили во введении.

О. В. Аптекман признавал, что в 1879 году "звезда Тихомирова, как идеолога революции, поднималась все выше и выше, его весьма охотно слушали, читали, преклонялись пред ним" (24).

В. Н. Фигнер говорила о нем: "Лев Тихомиров — наш признанный идейный представитель, теоретик и лучший писатель" (25).

Знаменитый П. Л. Лавров писал о Тихомирове: "один из талантливейших и самых уважаемых представителей русской социально-революционной партии" (26).

Из большевистских лидеров такого же мнения придерживался Г. Зиновьев, считая Л. А. Тихомирова самым блестящим деятелем "Народной Воли" и лучшим писателем этой организации (27).

Конечно, обвинения в стиле В. Н. Фигнер и Н. А. Морозова частично объясняются еще и нанесенным революционному движению в России ущербом (политическим и идейным). Советские историки потому и не могли признать его переход в лагерь монархизма идейным, что найти здравых, с партийной точки зрения, объяснений ему не могли. Это был с их точки зрения нонсенс, приведший к краху народовольчества и серьезному поражению для революционеров. Некритичность в подходе к идее революции и в целом к демократическому принципу не позволяли советским историкам признать возможность подобной человеческой эволюции и идейной критики.

Рост революции – как рост страны – вот сознание революционера, которое было тогда впервые поколеблено у Л. А. Тихомирова, особенно после цареубийства и дальнейшей реакции, сделавшей бесплодным акт 1 марта 1881 года.

Укрепление государственности при Императоре Александре III, крах революционных ожиданий и разгром революционного движения – одно из главных "недоумений" Л. А. Тихомирова – которые привели его к необходимости заново проверить "правильность" своих политических убеждений. С этим и за этим он собственно и поехал в эмиграцию - написать "свои воспоминания о пережитом", передумать обо всем, что было с ним, революционным движением в России в целом.

"Там, – писал Л. А. Тихомиров, – я вдумаюсь и пойму, что такое происходит. Там я напишу записки о делах и людях 1870–1880 годов. Товарищей этих я очень любил. Спасти их память от забвения – казалось мне некоторой священной задачей… там я буду жить вольно, не ждя каждую секунду ареста, не убегая от шпионов и полиции" (28).

Сомнения в отношении правильности революционного пути возникли еще с конца 1880–1881 года. Когда он впервые ощутил "недоумение" – "Россия здорова: таково было мое впечатление; страна полна жизненной силы – но почему же чахнет революционное движение – это – как мне говорили мои теории – высшее проявление роста страны?" (29)

В своей неопубликованной статье для № 5 "Вестника Народной Воли" летом 1886 (последний номер) – он призывает к культурной работе, к созданию "великой национальной партии", к безусловному отказу от террора.

Будучи революционером, Л. А. Тихомиров искренне хотел быть полезным России, служить ей всеми своими силами. Но оставаясь в политической эмиграции, будучи еще номинально врагом русского государства, его желание служить не могло реализоваться. И это он то же осознавал.

"Я безусловно, — записывает Л. А. Тихомиров в дневник 1 мая 1888 года, — ничего общего с ними не имею и просто начитаю ненавидеть то бунтовское направление и настроение, которые составляют существеннейшую подкладку нашего революционного движения. Вообще меня теперь очень ругают, и я этим горжусь: это положительно делает мне честь".

Разорвав с революционерами и испрашивая у Государя прощения, Лев Александрович готов был понести наказание и искупить вину. Так 24 октября 1888 года он записывает в своем дневнике, что если Государь "считает меня подлежащим наказанию, признавая себя подданным, я не могу не подчиниться воле царя" (30).

 


Страница 1 - 1 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру