Куликовская битва и нашествие Тохтамыша. Их последствия

Плотность "графика" говорит о четкой договоренности в переговорах 1385 года. Но теперь возникала совсем иная ситуация. Литовские и русские князья и бояре и население многих земель не собирались переходить в католичество. И этих недовольных теперь возглавит Витовт, проводивший, впрочем, двойственную политику, не отказываясь от своей подписи 1385 года и контактов с Ягайло и католиками, тем более что с ними он постоянно контактировал, укрываясь во времена усобиц в землях Ордена.

 

Уния, несомненно, вызвала резкое недовольство в Константинополе, причем недовольство направлялось и против Киприана, который, увлеченный борьбой с Пименом, как полагали в Константинополе, ничего не сделал для предотвращения перехода в католичество части литовской знати во главе с Ягайло. В этих условиях изменяется и отношение к Пимену: в 1386 году Дмитрий Донской вновь направляет Федора Симоновского в Константинополь для решения вопроса "об управлении митрополии". И на сей раз решение склонялось в пользу Пимена. А Киприану на соборе 1387 года были предъявлены серьезные обвинения, которые предполагали суд и лишение кафедры. Киприан, естественно, тоже принимал меры и в плане "реабилитации", размежевываясь с Ягайло, и в плане поиска более надежной политической опоры. Видимо, в этой связи и созрел план женитьбы московского княжича Василия, остававшегося заложником в Орде, на дочери Витовта, получившего по соглашению с Ягайло Луцк и "Подольскую" (Волынскую) землю, но постоянно перемещавшегося по литовским и ливонским землям.

 

В 1386 году летописи говорят о побегах из Орды двух Василиев Дмитриевичей: суздальского (брата супруги Дмитрия Донского Евдокии) и московского. Первого перехватил татарский "посол" и вернул в Орду, где князю пришлось принять "великую истому". Второй — пятнадцатилетний московский княжич, беспрепятственно "прибеже" "в Подольскую землю в великыя Волохы къ Петру воеводе".

 

В Никоновской летописи текст дан более развернуто: "Князь Василий Дмитреевичь... видя себя дръжима во Орде и помысли, яко невозможно ему убежати прямо на Русь; и умысли крепко с верными своими доброхоты и побежа в Подольскую землю, в Волохи, к Петру воеводе. И оттуду иде, в незнаемых таяся, и пришедше ему в Немецкую землю, и позна его князь Витовт Кестутьевичь и удержа его у себя; тогде бо бе Витовт в Немецкой земле, по убиении отца его Кестутья убежа. Имяше же Витовт у себя дщерь едину. И сию въсхоте дати за князя Василиа Дмитреевичя, и глагола ему: "отпущу тя къ отцу твоему в землю твою, аще поимеши дщерь мою за себя, единочаду суще у мене". Он же обещася тако сотворити, и тогда Витовт Кестутьевичь дръжа его у себе въ чести велице, дондеже отпусти его къ отцу на Москву".

 

Согласно Троицкой и близких к ней летописей, осенью 1387 года Дмитрий Иванович отправил "бояр своих старейших противу сыну своему князю Василью в Полотцкую землю". Вернется Василий к отцу 19 января 1388 года, "а с ним князи лятские и панове, и ляхове, и литва". Никоновская летопись эти факты не воспроизводит, а традиция, восходящая к Троицкой летописи, не упоминает о Вильне, Витовте и его дочери. И это умолчание говорит о многом: ближайшему редактору, а именно митрополиту Киприану, надо было скрыть свою причастность к событиям в Вильне, а может быть и в Орде: "доброхоты" весьма целенаправленно вели княжича, а Тохтамыш вскоре и сам будет искать пристанища в Литве, именно у Витовта.

 

В западно-русских летописях воспроизводится и еще один вариант, связанный с женитьбой Василия Дмитриевича. Текст, повторяющийся в ряде рукописей, не датирован и по существу воспроизводит уже иную эпоху. Витовт, попытавшийся с помощью "немцев" овладеть Вильно, вынужден был снова отступить в "Марин городок" (Мариенбург, Малборк — столица Тевтонского ордена), где находилось в это время и его семейство. "Того же лета, — записано в тексте без обозначения даты, — князю великому Витовту послы пришли от великого князя московского Василя Дмитреевича. Князь великий Витовт дал княжну свою Софию за князя Василя Дмитреевича, отпустил ее з Марина городка, а с нею послал князя Ивана Олкгемонтовича со Кгданска. И пошли со княжною у великих кораблех морем, и приехали ко Пскову. И псковичи им великую дали честь и проводили их до Великаго Новаграда. Також и новгородцы им великую честь давали до Москвы великому князю Василю Дмитреевичу. А князь Василей послал им против братю свою: князя Ондрея Владимеровича да князя Ондрея Дмитреевича (имеется в виду сын Дмитрия Ивановича можайского) и иных князей и бояр. И стретили княжну Софию с великою честью. Тогды был з ними священный Киприян митрополит со многими владыками и архимандриты, и игумены, и со всеми священники. И стретили ее честно со кресты перед Москвою, и был збор великий, и венчяня ся стало. И было чести и веселя досыта, иже не может выписати (то есть — невозможно описать)".

 

Дмитрий не имел отношения ни к побегу сына, ни к его обручению. И неудивительно, что обручение княжича, к которому, по всей вероятности, был причастен Киприан, он так и не признал. Сразу же после его кончины обещание Витовту было исполнено.

 

Примечательно, что именно к 1388 году относится резкое обострение отношений Дмитрия с Владимиром Андреевичем Серпуховским. Киприан, видимо, пытался привлечь и его для реализации своих планов, и московский князь должен был отождествить ситуацию с 1382 годом. В итоге конфликта Дмитрий отобрал у серпуховского князя города Галич и Дмитров. Последний, возможно, для предотвращения контактов Владимира Андреевича с Сергием Радонежским, которого Киприан мог привлекать для воплощения своих планов. Примечательно, что родившегося весной 1389 года у Дмитрия сына Константина крестили княжич Василий и дочь последнего тысяцкого Мария. А ведь родившегося перед этим княжича Петра крестил Сергий Радонежский.

 

Изгнание Киприана в 1382 году было и вынужденным, и оправданным. Но оно поставило перед Дмитрием Ивановичем и проблему нормализации церковного управления. Он был вынужден принять Пимена, либо с согласия, либо по настоянию Орды. И.Б. Греков указал на некоторые свидетельствующие об этом факты. Так, сарайский епископ Савва был переведен в Переяславль, что можно было сделать только с согласия или по рекомендации правителей Орды. В конце 1382 и в 1383 годах он ставит епископов на пустующие кафедры. С другой стороны, и поездка Дионисия в Константинополь, в которой были заинтересованы суздальско-нижегородские князья, также предполагала согласие Орды. Вместе с тем, и у московского князя не было оснований возражать против поездки в Константинополь Дионисия, и он сам направляет его "управления ради митрополиа русскиа".

 

Выбирая даже и не из двух, а из трех зол — Киприан, Пимен или Дионисий — Дмитрий останавливается на последнем. Дионисий после своего бегства от московского князя в Константинополь, там и переживал "смутное время" на Руси. Но он вошел в доверие к патриарху Нилу и получил сан архиепископа, с которым вернулся в конце 1382 года, привнеся второе после Великого Новгорода архиепископство — Суздальско-Нижегородское.

 

Убедил Дионисий патриарха и в незаконности утверждения Пимена в качестве митрополита, и Нил готов был рассмотреть вопрос об отрешении Пимена от сана. Возможно, именно этим он и заинтересовал князя Дмитрия, который в 1383 году направил его с Федором Симоновским в Константинополь с просьбой о разрешении церковных несогласий. В итоге Дионисий (также не без подложных документов) был поставлен митрополитом. Но его в Киеве "перенял" князь Владимир Ольгердович (видимо, по договоренности с Киприаном), и здесь в заточении он через полтора года скончался. (Похоронен он был в Печерском монастыре в пещере Антония, что давало основание ставить вопрос о причислении к лику святых).

 

В конце 1384 года в Москву из Константинополя прибыли два митрополита в сопровождении большой группы иных сановников с сообщением о вызове Пимена для разбора дела к патриарху. Летом 1385 года Пимен отправился по вызову (естественно, запасшись богатыми дарами). Патриарх Нил, конечно, изначально знал о подделках документов Пименом. Но и Киприан был поставлен незаконно. Главное же — изменилась ситуация в связи с заключением польско-литовской унии. Тяжба продолжалась с переменным успехом несколько лет, Москва же снова оставалась без митрополита.

 

 Пимен вернулся через три года "без исправы", то есть без подтверждения своих прав. Именно в отсутствие митрополитов в Москве князь сближается с Сергием. В 1385 году Сергий (впервые) крестит сына Дмитрия, новорожденного Петра, и тогда же, как говорилось, по просьбе князя едет к рязанскому князю Олегу, выполняя функцию митрополита — мирить враждующие стороны. Пимен же весной 1389 года, после прихода на патриаршество Антония, видимо, надеясь на "закрытие дела", втайне от московского князя отправился в Константинополь, чем вызвал гнев Дмитрия Ивановича. Но в Константинополе Пимен осенью этого же года умер, а все его достояние "разъяше... инии".

 

Поездке Пимена посвящается повесть, составленная Игнатием Смолняниным — спутником Пимена — и известная в нескольких редакциях. Из летописей "Хождение" опубликовано только в Никоновской, которое имеет некоторые отличия от внелетописной редакции, в частности, сказано о теплой встрече путников в Рязанской земле князем Олегом и его сыновьями. В литературе обращено внимание на специфический взгляд автора повести: "нерасположение к московскому великому князю... и, наоборот, восхваление рязанского князя Олега" (С. Арсеньев, издатель первой редакции повести в "Палестинском сборнике". т.IV, вып. 3. СПб., 1887). Но такая позиция автора повести закономерна: смоленский князь Юрий был зятем Олега и независимость Смоленска от Литвы поддерживалась благодаря военной силе рязанского князя. Такое положение сохранится до кончины Олега Ивановича в 1402 году, когда Смоленск окажется под властью Литвы, а последний смоленский князь Юрий будет искать убежища в Рязанской земле.

 

Киприан, видимо, был оповещен о поездке Пимена: он также оказался в Константинополе. После же смерти Пимена патриарх Антоний и утвердил Киприана заново митрополитом "всея Руси". Но князю Дмитрию об этом узнать не довелось: он скончался вскоре после отъезда Пимена 19 мая 1389 года на сороковом году жизни, не успев завершить многих начатых дел.

 

Примечательна "духовная грамота" князя, составленная незадолго до кончины. "Великое княжение" впервые прямо обозначается князем как "отчина", передаваемая по наследству. Это было одним из главных завоеваний, удержанных после поражения 1382 года. Как было сказано, Иван Калита поделил Москву на три части между сыновьями. Семен Гордый внес некоторые коррективы: он, как старший, получал половину московских доходов. Дмитрий Донской оставляет за Владимиром Андреевичем "треть" в Москве, но вводит понятие "старший путь", отдавая старшему столько же, сколько остальным трем. Княгине, помимо княжеских "примыслов" и ее "куплей", выделяются владения из уделов всех сыновей, и ей же поручается перераспределение владений в случае кончины кого-то из них.

 

Принципиальное значение имела статья, послужившая впоследствие поводом для усобицы: "А по грехом, отъимет Бог сына моего Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княжь Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини". Князя явно беспокоило обручение сына с дочерью Витовта. Он видел в этом угрозу делу всей своей жизни: возвышению Москвы и объединению Северо-Восточной Руси. Он смотрел в будущее не как отец и вотчинник, а как государственный муж. Выражает князь и надежду на будущее освобождение: "А переменит Бог Орду, дети мои не имут выхода давать в Орду, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть".

 

НАЧАЛО КНЯЖЕНИЯ ВАСИЛИЯ ДМИТРИЕВИЧА

Василий Дмитриевич (1371 — 1425), став великим князем, почти сразу же, в 1390 году, возвращает в Москву митрополита Киприана. Теперь у Киприана не оставалось конкурентов ни среди светских, ни среди духовных князей. У молодого Василия сразу возникли разногласия с Владимиром Андреевичем, который, видимо, пытался вернуть отобранные Дмитрием города. И вскоре Василий уступил старшему по возрасту князю и благоволившему Киприану и традиционно пользовавшемуся поддержкой митрополита: "удели ему неколико городов, вда ему Волок да Ржеву". В том же 1390 году Василий Дмитриевич исполняет свое обязательство и женится на Софье Витовтовне, дочери литовского князя Витовта. Так состоялся брак, которому столь долго противился отец Василия Дмитрий Донской.

 

Внешние обстоятельства на первых порах помогли московскому князю: владевший Средней Азией, хан "Большой Орды" Тимур (Темир Аксак, Тамерлан), оказавший в свое время большую помощь Тохтамышу, был возмущен неблагодарностью своего подопечного. Уже в 1383 году Тохтамыш чеканил монеты со своим именем в Хорезме, который Тимур считал своим владением. В 1391 году двухсоттысячное войско Тимура, вышедшее на левобережье Волги (долина Кундурчи), нанесло Тохтамышу весьма чувствительное поражение, и можно было ожидать повторения подобных нашествий в будущем, тем более, что разногласия не были урегулированы. Этим обстоятельством воспользовались и в Литве, и на Руси. В 1392 году Витовт (не без помощи польских иерархов, надеявшихся обратить Витовта в католичество) овладел столицей Вильно и хотя Ягайло оставался "королем" польским и литовским, фактически под началом Витовта оказалась большая часть литовских и западнорусских земель. В том же году и Василий Дмитриевич добился большого успеха, получив в Орде согласие на подчинение Нижегородского княжества Москве.

 

В летописях это событие подано различно. В летописях, отражающих тверскую традицию (в частности, в Рогожском летописце), этот акт осуждается: московский князь добыл княжение "златом и сребром, а не правдою". Переход княжества под власть Москвы рассматривается как следствие "алчности" князя, которая может привести к "концу вселенной". С одной стороны, в этих летописях защищается сложившийся порядок ("каждый держит отчину свою"), с другой — осуждается привлечение в решение междукняжеских разногласий татарских ханов. Вместе с тем, в этих летописях обличаются нижегородские бояре, которые отказали в поддержке князю Борису Константиновичу и прямо заявили, что они на стороне московского князя. В летописях второй половины XV века такое осуждение снимается своеобразной перестановкой мест: сначала московская рать берет Нижний Новгород, а уж затем князь получает на него ярлык в Орде. Обращение в Орду за помощью в это время однозначно осуждается, но идея объединения земель вокруг Москвы превращается из узко корыстной в государственную, первостепенной важности, задачу.

 

В 1392 году скончался Сергий Радонежский. Близкие по времени летописи (Рогожский летописец, Троицкая летопись) дают теплую, но лаконичную запись об этом. Нет сведений о похоронах и упоминания лиц, прибывших отдать последний долг усопшему. В частности, митрополит Киприан, видимо, вообще отсутствовал, объезжая епархии Литовской Руси или помогая Витовту утвердиться в Вильно. В позднейших летописях даются извлечения из разных редакций "Жития", наиболее полно использованных в Никоновской летописи.

 

Выше упоминалось о бегстве из Орды Василия Дмитриевича Суздальского. В 1394 году в Суздале скончался Борис Константинович — последний нижегородский князь, а Василий Дмитриевич и его брат Семен теперь бегут от московского князя в Орду. При этом им приходится обходить выставленные для их поимки заставы.

 

1395 год был ознаменован тотальным поражением Тохтамыша от Тимура Аксака на реке Тереке. Тохтамыш ушел в Крым, а затем, по договоренности с Витовтом, бежал в Литву "с царицами да два сына с ним". В Орде воцарился Тимур-Кутлуг, один из служивших Тимуру ханов, участвовавший в сражении на Тереке, за спиной которого стоял эмир Едигей. Тимур Аксак прошел через степь и до земель Северо-Восточной Руси. Василий Дмитриевич вышел с войском к Оке, оставив в Москве Владимира Андреевича. Но Тимур, дойдя до Ельца, прикрывавшего юго-западные пределы Рязанского княжества, разорив его, повернул назад, чем вызвал понятную радость в Москве.

 

И в этой связи ход событий по источникам стоит сопоставить с извлечением из цитированного сочинения Л.Н. Гумилева: "Все бы сошло Тохтамышу, если бы на него не напал Тимур... Татары героически сопротивлялись. И потребовали, конечно, помощи от москвичей. Князь Дмитрий Донской уже умер к тому времени, а его сын Василий вроде бы повел московское войско, но защищать татар у него не было ни малейшего желания. Он повел его не спеша вдоль Камы, довел до впадающей в Каму реки Ик и, когда узнал, что татары, прижатые к полноводной Каме, почти все героически погибли, переправил войско назад и вернулся в Москву без потерь. Но на самом деле он потерял очень много, потому что сам он заблудился в степи, попал в литовские владения, был схвачен Витовтом и вынужден был купить свободу женитьбой на Софье Витовтовне, которая впоследствии причинила России много вреда". Здесь очевидные трудности не только с историей, но и с географией.

 

Витовт в конце 90-х годов вел борьбу за Смоленск и земли по верховьям Оки с рязанским князем и готовился к большому походу на Тимур-Кутлуга. Московский князь в борьбе за Смоленск не участвовал и был вполне расположен к тестю, встречаясь с ним в захваченном литовцами Смоленске. Но бегство Тохтамыша в Литву и подготовка Витовтом похода на Тимур-Кутлуга и Едигея, сопровождавшаяся обнажением действительных устремлений Витовта и поддерживавшего его Киприана, заставили послушного зятя занять (конечно, не без воздействия московского боярства) более самостоятельную позицию.

 

Рогожский летописец и Троицкая летопись дают разную оценку происходящего. Первая коротко сообщает о неудаче Витовта, вторая и позднейшие летописи дают более развернутое описание с явно антилитовскими акцентами. Витовт собрал большое войско, в числе которого были, помимо литовцев, двор Тохтамыша, немцы, ляхи, волохи, подоляне, жмудь, татары — всего 50 князей. Здесь отмечается бахвальство Витовта, говорится, что "прежде бо того съвещашася Витофт с Тахтамышем, глаголя: аз тя посажу въ Орде на царстве, а ты мя посадишь на княжении на великом на Москве, на всей Руской земли". По Никоновской летописи, предполагалось, что Тохтамыш станет царем "на Кафе, и на Озове, и на Крыму, и на Азтаркани, и на Заяицкой (т.е. за Яиком. — А.К.) Орде, и на всем Примории (имеется в виду побережье Черного моря. — А.К.), и на Казани". Витовт в этой интерпретации должен был владеть "Северщиною, Великим Новым городом и Псковом и Немцы, всеми великими княжениями Русскими". Именно позиция московского боярства и духовенства, выраженная летописями, заставляла Василия хотя бы обозначать себя вполне самостоятельным московским и "великим владимирским" князем.

 

В планах Витовта были и варианты. В одном из них предполагалось отдать Псков за помощь Ордену, а в Новгород он намеревался направить своих наместников. Киприан по существу освящал эти планы, перебравшись в Вильно. Москве поневоле пришлось реагировать на далеко идущие намерения литовского князя, собиравшегося стать "королем литовским и русским" "всея Руси". После нескольких лет прямых военных действий московского князя против новгородцев, склонявшихся к союзу с Орденом, был восстановлен мир "по старине", то есть на ранее сложившихся условиях (Новгород тоже не устраивала перспектива перехода под власть литовских наместников). Подтверждены были и мирные соглашения с Тверью. Под 1399 годом в Троицкой и других летописях этой традиции сообщается, что зимой Киприан побывал в Твери и затем поехал к Витовту. Весьма вероятно мнение, что митрополит пытался склонить тверского князя на сторону Витовта, но, не добившись успеха, уехал в Литву. Мирный договор Москвы с Тверью был заключен после отъезда Киприана, и летописец с воодушевлением записал, что "покрепиша миру и съединишася Русстии князи вси за един и бысть радость велика всему миру". И "того же лета послаша князи Рустии грамоты разметные к Витовту". "Разметные" грамоты означали разрыв прежних договоренностей.

 

 


Страница 4 - 4 из 7
Начало | Пред. | 2 3 4 5 6 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру