Начало объединения русских земель вокруг Москвы

ПРОБЛЕМА ОБРАЗОВАНИЯ ЕДИНОГО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА И ВОЗВЫШЕНИЯ МОСКВЫ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Проблема образования единого централизованного Русского государства напрямую связана с теоретическим и историческим пониманием сущности монархической власти. В XIX веке критика самодержавия и монархической системы, как таковой, шла почти исключительно на публицистическом уровне, без сколько-нибудь глубоких экскурсов в историю. Более того, на монархических позициях стояла и вся мощная, преобладавшая с XVIII века в академической науке, немецкая историография, в силу своего положения оторванная не только от исторических, но и от современных ей основ российского общества. При этом у историков представления о необходимости в России монархической системы управления государством чаще всего были связаны с осмыслением последствий татаро-монгольского нашествия и ордынского ига, сбросить которое можно было только собрав волю и силу в кулак. Но при этом редко ставился вопрос о пределах власти монарха и об обязанностях его перед народом. Между тем, еще в XVIII веке В.Н. Татищев сформулировал три задачи, обязательные для правителя: 1. умножение народа; 2. благосостояние подданных; 3. справедливое правосудие. Следовательно, вопрос о сущности монархии непосредственно связан и с осмыслением сущности власти как таковой.

 

В XIX веке спор западников и славянофилов в значительной мере концентрировался вокруг оценки личности Петра I и его преобразований. Первые, в числе которых был крупный историк С.М. Соловьев, идеализировали борьбу царя с разными уходящими в глубокое прошлое традициями. Вторые, напротив, видели в деяниях Петра нарушение естественного, и целесообразного для России пути, обозначенного в процессах XIV — XVII веков. Современная вариация этих представлений наиболее полно выражена в книге И. Солоневича "Народная монархия" (М. 1991). Сущность спора славянофилов и западников заключалась в разном понимании кардинальной проблемы: как должна выстраиваться общественно-политическая структура, в том числе и государство — снизу вверх, или сверху вниз. Славянофилы и их последователи настаивали на первом, западники, во многом следуя Гегелю, видели само государство в роли демиурга, якобы способного и даже обязанного найти каждой социальной прослойке место в единой государственной системе. Но если социальные структуры, привлекавшие внимание славянофилов (сельские общины, посадские сотни, в известной мере и религиозные общины) были достаточно прозрачны и доступны анализу и оценке, то властные структуры всегда оказывались "за семью печатями", а потому западнический идеал зависал в воздухе. И, естественно, что "западническая" модель больше импонировала власти (причем, всякой власти!), нежели "славянофильская". Именно поэтому в России славянофилы всегда были гонимы властью.

 

С рабовладельческих времен власть, как определенная надстройка над обществом, выстраивалась замкнутыми иерархическими лестницами, куда непосвященным доступа не было. Эти структуры проходят и через средневековье, и через новое время, вплоть до наших дней. И чем более они закрыты и отгорожены от социальных "низов", тем менее полезны для общества в целом. Естественно, что отгороженная от общества власть рано или поздно входит с ним в конфликт и для удержания сложившегося положения прибегает, наряду с пропагандистскими, и к прямым силовым акциям. От такой власти трудно ждать осуществления потребностей "реального государства". Но общественные жертвы в трудных для народа и страны ситуациях, — примером чего является и задача освобождения от ордынского ига, и последующая борьба с ее остатками у границ Руси-России, — неизбежны, и в той или иной мере оправданы. Правда, в какой именно мере — необходимо выявлять в каждом конкретном случае.

 

Проблема объединения русских земель вокруг Москвы и централизации Русского государства в XIV — XVI вв. является одной из ведущих в исторической литературе XIX — XX веков, далеко оттеснившая другую вечную проблему — взаимоотношения "Земли" и "Власти". В середине XIX столетия к проблеме "Земли", главным образом через сельскую общину, привлекали внимание славянофилы, а позднее также пропагандисты "русского социализма" — А. Герцен, Н. Огарев, Н. Чернышевский, анархисты М. Бакунин и П. Кропоткин, народовольцы. Им противостояли "западники", среди которых выделялся Б. Чичерин, правовед и последователь Гегеля в философских вопросах. Главным недостатком "западников" А. Герцен, отошедший от них позднее, считал слабое знание истории славян и Руси, да и Западной Европы тоже.

 

В XX веке, в советское время предпринимались попытки поставить историческую науку на прочные методологические рельсы. И надо отметить, что постановка такой задачи заслуживает признания, а некоторые аспекты ее решения в принципе приемлемы. Так, зависимость общественного сознания от общественного бытия неизбежна, но само общественное бытие тоже зависит от общественного сознания и в еще большей степени от политики властных структур. Продуктивен и формационный подход, который сейчас некоторые авторы стараются без раздумий отбросить ("системный", "структурный", "цивилизационный", "культурологический" подходы — это обычно лишь отдельные части общего формационного подхода). Другое дело, что понятие "формация" нельзя догматизировать, иначе в итоге пропадает специфика того или иного конкретного общества. Для нашей науки ХХ столетия, бравшей за основу представления о "базисе" (социально-экономическом состоянии общества) и "надстройке" (политической системе и идеологии), как раз характерна недооценка активной роли "надстройки".

 

На выбор тематики и заранее привнесенные оценки всегда влияют те или иные привходящие обстоятельства современности. Так, в 30-е годы XX века, когда мир жил в ожидании войны и возникла реальная необходимость собирания всех сил "в кулак", на исполнение этих задач была призвана и историческая наука. Поэтому в исторических исследованиях сложился своеобразный культ "централизации", а понятия "централизация" и "самодержавие" как-то незаметно слились. В итоге, достоинства централизации переходили на самодержцев, а поскольку централизация рассматривалась как однозначно прогрессивное явление, то и самодержавие однозначно оправдывалось.

 

Культ централизации породил и другое явление в историографии: постоянно выясняли, где быстрее шли процессы централизации — в России или в Европе? В конечном счете, сошлись на том, что развитие шло одновременно: и Англия, и Франция, и Россия "централизовались" в конце XV века (при этом считалось, что Германия и другие европейские страны безнадежно отстали). В этом плане примечательна обстоятельная книга Л.В. Черепнина "Образование Русского централизованного государства в XIV — XV веках" (М., 1960). Иначе говоря, централизованное Русское государство искалось уже в XIV столетии, а завершение централизации относилось к 80-м годам XV века, точно координируясь с завершением войны "Алой и Белой розы" в Англии в 1485 году. Книга Л. Черепнина в полной мере отражает принятые в то время подходы и концепции в исторической науке, когда большинство историков трудилось в сфере "базиса": занимались основательным анализом положения крестьян, форм их зависимости, процессов развития феодальной вотчины и монастырей, как крупных землевладельцев. Поэтому в книге Л. Черепнина дается обстоятельный очерк об аграрных отношениях и развитии городов, товарного производства и обращения. Все это рассматривается в качестве экономических "предпосылок образования Русского централизованного государства", а сама централизация становится следствием экономических процессов и как бы вытекает из потребностей экономики.

 

Этот подход не без оснований оспорил А.М. Сахаров, предложивший вернуться к точке зрения ученых середины прошлого столетия, которые связывали объединение русских земель с потребностями освобождения от ига Орды и притязаниями других соседей. От экономики в такой ситуации требовалась лишь одно — возможность обеспечения сравнительно еще немногочисленной великокняжеской администрации.

 

М.Н. Тихомиров в книге "Россия в XVI столетии" (М., 1962) специально остановился на другом вопросе — соотношении понятий "централизация" и "самодержавие". Впервые в нашей историографии М.Н. Тихомиров на ряде примеров показал несоединимость этих понятий. Самодержавие — это вовсе не неотъемлемая часть "централизации", но в значительной мере ее антипод. Не следует забывать, что проявлением "самодержавия" были и монголо-татарские "Орды", паразитировавшие на завоеванных народах и истреблявшие друг друга в борьбе за ханский стол. А установление самодержавия Ивана Грозного и вовсе будет сопровождаться разгромом институтов реальной централизации. Поэтому, опять же, необходимо изучать сущность самой "централизации". Суть в том, строится ли управление снизу вверх, от "Земли", или же сверху вниз от независимой от общества "Власти". Идеально централизованными являются вообще не монархии, а республики. Что же касается самодержавных монархов, то всякий раз необходимо выяснять, чем монарх руководствовался в своей деятельности: государственным интересом или укреплением собственной власти.

 

Впрочем, не только самодержавие, но и централизацию нельзя воспринимать как абсолютно непорочное и исключительно "прогрессивное" явление. Здесь многое зависит от характера взаимосвязей "Земли" и "Власти". У земель всегда было желание поживиться за счет центра, но сам центр обычно имел больше возможностей поживиться за счет земель. Баланс их отношений, в конечном счете, и определял степень прогрессивности централизации. Конкретный материал источников за XIV — XVI веков дает возможность провести в ряде случаев такую калькуляцию.

 

В проблеме создания единого Русского централизованного государства есть и еще один аспект — почему центром образования Русского государства стала именно Москва? Вслед за В.О. Ключевским, в литературе часто указывали на удобное географическое положение Московского княжества, защиту от набегов "вольницы" из Орды землями Рязанского княжества, связь по Москва-реке с главными торговыми путями. Но всеми этим преимуществами в еще большей степени обладала и поднимавшаяся на рубеже XIII — XIV Тверское княжество. И надо согласиться с Л.Н. Гумилевым, когда он указывал на недостаточность подобных аргументов: "Москва занимала географическое положение куда менее выгодное, чем Тверь, Углич или Нижний Новгород, мимо которых шел самый легкий и безопасный торговый путь по Волге. И не накопила Москва таких боевых навыков, как Смоленск или Рязань. И не было в ней столько богатства, как в Новгороде, и таких традиций культуры, как в Ростове и Суздале". Другой вопрос, что у самого Л.Н. Гумилева объяснение поставленной проблемы не просто "недостаточное", а совершенно фантастическое: "Москва перехватила инициативу объединения Русской земли, потому что именно там скопились страстные, энергичные, неукротимые люди... И они стремились не к защите своих прав, которых у них не было, а к получению обязанностей. Эта оригинальная (более, чем оригинальная! — А.К.), непривычная для Запада система была столь привлекательна, что на Русь стекались и татары, не желавшие принимать ислам под угрозой казни, и литовцы, не симпатизировавшие католицизму, и крещеные половцы, и меряне, и мурома, и мордва. Девиц на Москве было много, службу получить было легко, пища стоила дешево". И оставалось только зарядить "это скопище людей" пассионарностью, чтобы оно стало этносом. Возглавил (!) "новую вспышку этногенеза" пассионарий Сергей Радонежский (кстати, сама "пассионарность" передается, согласно Л. Гумилеву, половым путем).

 

В последние годы вопросом о причинах возвышения Москвы подробно занимался Н.С. Борисов, автор специального исследования политики московских князей конца XIII — первой половины XIV века. Его оценка близка к традиционным представлениям, потому что решающее значение он придает именно искусности политической деятельности московских князей.

 

В осмыслении причин возвышения Москвы имеется и еще одна тенденция — придать Москве почти что мистические функции и весь процесс централизации увязать только с судьбой Московского княжества. Между тем, еще А.Е. Пресняков (1870-1929) обратил внимание на то, что движение к консолидации проходило во всех княжествах, особенно в получивших в XIV веке право на титулование "великими" (Тверское, Московское, Рязанское, Смоленское, Нижегородское) и право сбора дани для Орды, делавшее ненужным институт "баскаков". И это явление тоже необходимо учитывать при изучении вопроса.

 

При изучении проблемы образования единого централизованного Русского государства необходимо также учитывать позицию и роль русской православной церкви. Церковь, освобожденная от даней, тем не менее, осталась, может быть, наиболее важным фактором подъема этнического самосознания. В проповедях митрополита Кирилла, епископов Кирилла и Серапиона Владимирского постоянно напоминается о прежнем величии Руси, ее героях, таких как Мстислав Удалой, Александр Невский, Даниил Галицкий, умевших побеждать с меньшими силами, или о тех, кто сохранил верность вере и традициям Руси при самых изощренных пытках в Орде, как Михаил Черниговский и Роман Олегович Рязанский. Жития мучеников и героев должны были воздействовать и реально воздействовали на новое поколение тех, кого называют "народными массами".

 

Стоит более подробно заниматься и вопросами общественной психологии. Ведь в начале XIV столетия на Руси жило, так сказать, было переходное поколение: оно осознавало необходимость выплачивать дань Орде, терпимо относилось к покорности своих князей сарайским ханам, но осуждало тех князей, которые слишком усердствовали в служении иноверным поработителям.

 

 

МОСКВА И ТВЕРЬ В НАЧАЛЕ XIV ВЕКА

Москва и Тверь — это два центра, которые соперничали между собой в начале XIV века. Причем в XIV век Тверь перешла со значительно большим потенциалом, нежели Москва. Тверь не только избежала разорения во время "Дюденевой рати", но и приняла большое количество беглых из разоренных земель, среди которых были и потенциальные "производители", и военные слуги, всегда готовые встать под знамена удачливого полководца.

 

О "правах" на великое княжение двух внуков Ярослава Всеволодовича приходилось думать уже на рубеже XIII — XIV столетий. Московский князь Даннил Александрович (1261 — 1303) формально имел больше прав: он был последним сыном Александра, старшего из Ярославичей, а Михаил Ярославич Тверской (1271 — 1318) — последним сыном Ярослава Ярославича, который, в свою очередь, был предпоследним сыном Ярослава Всеволодовича. Сам Михаил признавал Данила "старейшим". Да между ними и не могло быть распрей из-за великого княжения, поскольку таковое оставалось за Андреем Александровичем до его кончины в 1304 году. Но Даниил скончался годом раньше, и перед его сыновьями Юрием и Иваном тверской князь имел преимущество третьего поколения перед четвертым.

 

Даниил, как было сказано, не разделял устремлений брата ни в отношении его привязанности к Орде, ни в безрассудном пренебрежении традиционными нормами поведения. Близкое родство с великим князем московскому князю не столько помогало, сколько вредило. Даниил избегал столкновений с Михаилом Тверским, но укреплял положение Московского княжества за счет других соседей. К 1300 — 1301 годам относится конфликт его с рязанским князем Константином Романовичем (сыном замученного в Орде Романа Олеговича). Лаврентьевская летопись под 1300 (или 1299) годом говорит о каком-то съезде рязанских князей Ярославичей (сыновей Ярослава Романовича, умершего в 1299 году). Съезд князей Ярославичей (запись, к сожалению, испорчена), возможно, объясняет и последующие события. Ярославичи либо должны были принять присягу дяде, новому рязанскому князю, либо попытаться опереться на приближенных покойного отца, дабы не допустить Константина на княжеский стол. Какая-то смута в Рязани явно была, и она предопределила вмешательство в нее московского князя Даниила. Под следующим годом летописи говорят о походе Даниила на Рязань и битве под Переяславлем с рязанским князем Константином Романовичем. Известие о походе московского князя на Рязань приводится во многих летописях и везде отмечается либо "хитрость" московского князя, либо говорится о "крамоле бояр рязанских", предавших своего князя. Съезд 1300 года, видимо, и был этой "крамолой".

 

Еще одним яблоком раздора между Москвой и Рязанью была Коломна. Коломна, этот важный форпост на Оке, вскоре оказалась в пределах московского княжества, но точной даты ее присоединения к Москве источники не дают. Есть мнение, что это произошло позже, уже при Юрии Даниловиче, который, в отличие от отца, явно не стремился к примирению с Рязанью.

 

В Никоновской летописи и у Татищева известие дано более развернуто, причем речь идет об определенной оценке деятельности Даниила: пленив рязанского князя, Даниил "приведе его с собою на Москву, и держа его у себя в нятьи, но в береженьи и чести всяцей, хотяще бо ся с ним укрепити крестным целованием и отпустити его в его отчину на великое княжение Рязанское". Даниил Московский и в самом деле действовал очень осторожно, стараясь не обнаруживать своих намерений.

 

В 1300 году, по сообщению Симеоновской летописи, состоялся очередной княжеский съезд в Дмитрове, примерно в том же составе, что и в 1296 году. Съезд ставил задачу примирения разногласий князей и большинство "взяша мир межи собою, а князь Михаило Тферскый с Иваном с Переяславскым не докончали между собою". В этой ситуации Даниил Московский оказал поддержку переяславль-залесскому князю Ивану Дмитриевичу. В 1302 году Иван Дмитриевич умер бездетным и завещал он свое княжество именно Даниилу. Московский князь пошел на прямой конфликт с братом, великим князем Андреем Александровичем, который тоже претендовал на Переяславль Залесский: "Наместники своя в нем посади, а брата его старейшаго великого князя Андрея Александровича Володимерскаго згони".

 

Данило скончался в 1303 году в возрасте 42 лет, оставив пятерых сыновей — Юрия, Александра, Бориса, Ивана и Афанасия. Александр умрет в 1309 году, Борис в 1319-м. Афанасий княжил в Можайске и затем в Великом Новгороде, где и скончается в 1322 году. Заметный след в истории оставили лишь двое: Юрий и Иван. Старший из Даниловичей — Юрий находился в это время в Переяславле и переяславцы не отпустили его даже на похороны отца, опасаясь, что город попытается захватить великий князь. Таким образом, Юрий получил Московское княжение, сохранив за собой Переяславль. Вскоре после кончины отца он с братьями захватывает и приводит в Москву можайского князя Святослава, присоединяет к Москве Можайск.

 

В 1304 году, вскоре после возвращения из Орды, скончался и был похоронен в Городце великий князь Андрей Александрович. Сразу же возник конфликт из-за осиротевшего великокняжеского стола между Михаилом Тверским и Юрием Московским. Формальный приоритет принадлежал Михаилу Тверскому: он был сыном великого князя Владимирского, а Юрий — сыном князя удельного (если бы Даниил пережил своего брата Андрея и стал великим князем, очевидно, никаких проблем не было бы). И "бысть замятна в Суздальстей земле, во всех градех", — сообщает Никоновская летопись.

 

В ряде городов Суздальской Руси резко активизировалось городское самоуправление. В Костроме "бысть вечье... на бояр, на Давыда Явидовича, да на Жребца и на иных; тогды же и Зерня убили Александра". Известие содержится во многих летописях, но суть распрей ни в одной не обозначена. А она явно увязывается с другим сообщением, согласно которому за Кострому боролись московский князь Юрий Данилович и Михаил Тверской. Новгородские летописи сообщают и о том, что Михаил направил своих наместников в Новгород, но они не были приняты новгородцами. Никоновская же летопись уточняет, что делалось наместники тверского князя пытались утвердиться в Новгороде "силой и безъстудством многим", поэтому "новгородцы же высокоумье их и безъстудство ни во чтоже положиша". Кстати, и позднее новгородцы будут принимать посланников тверского князя с явной неохотой и при любом удобном случае изгонять их из своих земель. В то же время к наместникам московских князей они будут относиться более благосклонно. Подобная ситуация в немалой степени повлияет на общую расстановку политических сил в Северо-Восточной Руси в начале XIV века.

 

Но, в конечном итоге, вопрос о том, кто должен был стать преемником Андрея Александровича решался в Орде. Михаил Тверской видел свою задачу в том, чтобы не пропустить Юрия Даниловича в Орду — посланники тверского князя ждали Юрия в Суздале и в Костроме, но московскому князю все же удалось другим путем добраться до Орды. Зато в Костроме в плен попал его брат Борис. Михаил ударил и в другом месте — в Переяславль-Залесский, где в это время княжил Иван Данилович, был послан боярин Акинф с войском (об этом рассказывает "Повесть об убиении Акинфове"). Но иван Данилович разбил тверскую рать, Акинф и его зять Давыд были убиты, пало много тверичей, а сыновья Акинфа, Иван и Федор бежали в сопровождении небольшого отряда.

 

Между тем, тяжбу в Орде Юрий Данилович проиграл: великим князем Орда утвердила Михаила Ярославича. Новый великий князь начал с похода на Москву, где решающего перевеса ему достичь не удалось. Затем, укрепляя авторитет "великого князя", в 1305 году Михаил Ярославич совершил поход на Нижний Новгород, где "черные люди" избили бояр, служивших Андрею Александровичу. Князь "изби всех вечьников, иже избиша бояр". Никоновская летопись в этом случае оправдывает князя: "Им же бо судом судите, судят вам, и в ню же меру мерите, возмерится вам". Мотив же выступления "вечников" тот же, что и в Костроме, и в Переяславле: "Земля" не разделяла устремлений великих князей, в данном случае тверского князя.

 

В том же 1305 году скончался митрополит Максим. Тверской князь попытался утвердить на митрополии своего ставленника — в Константинополь был отправлен из Твери игумен Геронтий. Но о планах тверской епархии и князя Михаила узнал галицкий князь Юрий Львович, внук Даниила Галицкого. Отношения же между Галичем и Владимиром после кончины митрополита Кирилла, связывавшего два главных центра Руси, заметно ослабли, более того, стали напряженными. В Галиче всегда жило стремление к созданию особой митрополии или, по крайней мере, иметь митрополитом уроженца Галицко-Волынской земли и сохранить митрополичью кафедру в Киеве. Последнее желание находило поддержку и в Константинополе, о чем в Галиче знали. В результате, у тверского претендента оказался серьезный конкурент: галицкий князь также отправил к патриарху Афанасию своего кандидата — основателя и игумена Спасского монастыря Петра (ум. 1325). И конкурс, по сути, был заранее предрешен в пользу Петра.

 

Нового митрополита поставили лишь в 1308 году, и Петр, на первых порах, остановится в Киеве. Далее последовала его поездка в Орду за получением ярлыка на занимаемую кафедру. На иные дела у него, видимо, времени пока не было. А на Руси было время трудное и беспокойное. 1308 и 1309 годы — неурожай и голод, татары разоряют рязанские земли, а в Орде был убит рязанский князь Василий Константинович. В 1308 году Михаил Тверской вторично подступает к Москве "и много зла сотвори", но города взять ему не удалось.

 

В 1309 году Петр впервые появляется во Владимире, где рукополагает новгородского епископа Давыда. Но отношения с великим князем у нового митрополита не складываются — Михаил Тверской фактически стал проводить по отношению к митрополиту политику совершенного неприятия. Инициатором кампании за отстранение Петра от митрополичьего стола явился тверской епископ Андрей, явно поддержанный великим князем. В 1310 году в Переяславле был проведен специальный Собор для разбора претензий к митрополиту. К патриарху были направлены "словеса тяжка" с обвинениями Петра в мздоимстве "от ставления" (то есть при посвящении епископов в сан), а также разрешении браков близких родственников (четвертой степени родства). Патриарх прислал на Русь своего клирика, который и председательствовал на Соборе. На Соборе присутствовали тверской и ростовский епископы, представители белого и черного духовенства, князья (в том числе сыновья Михаила) и бояре. Ни великого князя Михаила, ни его соперника Юрия на Соборе не было: оба находились в это время в Орде. Но Москву представлял Иван Данилович, сближение с которым станет важным фактором для митрополита Петра, вынужденного защищаться от тяжелых обвинений.

 

В летописях, исключая Никоновскую, в которой воспроизводится изложение "Жития" митрополита Петра, нет никакой информации о соборе 1310 года, но у Татищева есть развернутое сообщение о другом Соборе, якобы созванном в том же Переяславле в 1313 году самим митрополитом. Речь на Соборе шла о еретике, протопопе новгородском, который увлек своей ересью, в частности, осуждением монашества, многих иноков, покидавших монастыри и "оженяхуся". Существенно, что еретикам помогал тверской епископ Андрей. Сюжет этот, как пояснил А.Е. Пресняков, Татищев взял из "Жития" Петра. В Никоновской летописи упоминается еретик Сеит, судя по имени, крестившийся мусульманин или несторианин. У Татищева (и, видимо, в его источнике) имя еретика — Вавила, но он зачеркнул его, вероятно, под влиянием указания Никоновской летописи.

 

Дата 1313 год, указанная у Татищева, явно не подходит, поскольку в это время и Петр, и многие другие заинтересованные чины были в Орде. Судя по всему, сюжет с еретиком относился все же к к Собору 1310 года, а в "Житие" Петра этот сюжет мог попасть именно потому, что через него митрополит блокировал аргументы главного обвинителя — епископа тверского Андрея.

 

В изложении Никоновской летописи, присланный константинопольским патриархом клирик огласил на соборе текст послания епископа Андрея. "Велико же мятежу бывшу о лъживом и лестном клеветании на святаго Петра", — сообщает далее летопись. После страстных и бурных споров митрополит был оправдан, а епископ Андрей, не пердставивший доказательств, "пред всеми посрамлен и уничтожен бысть".

 

Но Михаил Тверской и епископ Андрей не отступили и направили в Константинополь монаха Акиндина в качестве свидетеля неправедных деяний Петра, а также послание самого великого князя. Новый патриарх Нифонт предложил отправить митрополита и свидетелей на суд в Константинополь, причем если бы митрополит не захотел ехать "волей", то рекомендовалось отправить его "нужею". В источниках, однако, нет сведений, состоялся ли такой суд, но торжество Петра проявилось уже в том, что вскоре оба епископа — тверской и ростовский — оставили кафедры, уступая их лицам, поддерживавшим митрополита.

 

В 1312 году митрополит Петр "сня сан с владыки с Ызмаила Сарскаго" и поставил на его место Варсонофия. Иметь в Сарае на епископской кафедре "своего" кандидата всегда было важно и для великих князей, и для митрополитов. Помимо прочего, требовалось также согласие на замену одного епископа другим со стороны великого хана. Возможно, что эта замена произошла в условиях другой смены: в конце 1312 года скончался хан Тохта, и великоханский стол занял его племянник Узбек. Кстати, именно Узбек, который был ярым приверженцем ислама, в конечном итоге, сделал мусульманство официальной религией Орды.

 

Кто из ханов — Тохта или Узбек — содействовал в данном случае митрополиту Петру, остается неясным: Петр отправился в Орду еще при жизни Тохты и задержался там, чествуя нового великого хана, поздравлять которого приехали и русские князья. Тверской князь оставался в Орде целый год, что, может быть, свидетельствует об ухудшении отношения к тверскому князю в Орде при новом хане. Митрополит же, согласно летописному сообщению, был принят с "честью" и вскоре вернулся на Русь, видимо, в Киев или на Волынь. Во всяком случае, на развернувшуюся в Северо-Восточной Руси усобицу он никак не влиял. Но общий характер взаимоотношений Михаила Тверского и митрополита Петра предопределил тот факт, что Петр в большей степени начал поддерживать московских князей, а позиция церкви, как уже говорилось, играла важную роль в политическом противостоянии русских княжеств.

 

 

Сложные отношения у тверского князя складывались и с Великим Новгородом. Обычно новгородцы принимали на княжеский стол того, кто получал титул великого князя, но в данном случае Михаил Ярославич "сяде в Новгороде на столе" только в 1307 году. И уже в 1311 году на "немецкую землю" новгородцы ходили с князем Дмитрием Романовичем, сыном смоленского князя Романа Глебовича, княжившим ранее в Брянске.

 

Под 1312 годом новгородские летописи говорят о резком столкновении новгородцев с Михаилом Тверским, который вывел из Новгородской земли своих наместников и перекрыл пути доставки в Новгород "обилья". В Новгороде начался голод, и к Михаилу отправили просьбу о мире, за который было уплачено полторы тысячи гривен серебра. В 1314 году, воспользовавшись тем, что Михаил Тверской был задержан в Орде, новгородцы собрали вече и изгнали наместников великого князя. Взамен они пригласили Юрия Даниловича, который пришел в Новгород вместе с князем Федором Ржевским и своим братом Афанасием.

 

В 1315 году Юрий Данилович был вызван Узбеком, причем хан требовал прибыть "без коснения", то есть немедленно. Оставив в Новгороде брата Афанасия, московский князь отправился в Орду, и на сей раз именно он был надолго здесь задержан. В свою очередь Михаил Тверской осенью 1315 года вернулся в Тверь вместе с татарским послом Таитемирем и, видимо, военачальниками Имар-хожой и Индрыем. Михаил сразу же организовал поход на Новгород и под Торжком разбил рать Афанасия Даниловича. Князья Афанасий Данилович и Федор Ржевский бежали в Новгород. Тверской князь потребовал их выдачи, и новгородцы выдали Федора Ржевского, а также выкуп в пять тысяч гривен, но не согласились выдать Афанасия. Михаил же, пригласив московского князя и новгородцев на переговоры, пришел в ярость от того, что новгородцы не соглашались взять на себя "крепость", "изыма всех и посла во Тверь, а прочих людей всех перепрода". Торжок был разорен, а в Новгороде князь дал посадничество своим приверженцам и посадил своих наместников. Новгородцы же направили посольство в Орду, очевидно, с жалобой, но их перехватили тверичи и привели в Тверь.

 

В 1316 году новгородцы вновь изгнали наместников тверского князя. Антитверские настроения иллюстрируются фактами, приведенными в Новгородской Первой летописи: "Изимаша Игната Беска, и биша и на веце, и свергоша его с мосту в Волхово, творяща его перевет держаще к Михаилу; а Бог весть". Новый поход Михаила к Новгороду закончился для него неудачей: рать заблудилась в озерах и болотах, и после того как закончились припасы, тверское войско вернулось домой.

 

В 1317 году Юрий Данилович наконец вернулся из Орды, причем с ярлыком на великое княжение. Причину длительного его пребывания в Орде объясняет Никоновская летопись и "История" В.Н. Татищева: "женився, у царя сестру его поняв именем Коньчаку; егда же крестися и наречено ей бысть имя Агафиа". Князь привел с собою татарских послов Кавгадыя, Астрабыла и Острева.

 

В дальнейшем рассказе Никоновской летописи заметно влияние тверской повести о Михаиле Ярославиче. Тверской князь встретил Юрия и его татарское сопровождение у Костромы. По тексту Никоновской летописи, Юрий уступил великое княжение Михаилу, но по Тверской летописи, великое княжение уступил Михаил Юрию. Достовернее в этом случае явно Никоновская летопись — к Костроме подтянулось большое войско, противостоять которому Юрий не мог. В решающем сражении Юрий потерпел поражение и бежал в Новгород, а его княгиня Кончака и брат Борис были захвачены ратью Михаила. Сторону тверского князя принял и Кавгадый с татарами, хотя летописец (с учетом последующих событий в Орде) не верит в искренность перебежчиков. В Твери княгиня Кончака умерла. И сразу же возникли слухи об ее отравлении, что нанесло большой урон авторитету Михаила Тверского. Кроме того, Кончаку похоронили в Ростове, а не в Москве, что еще больше утяжеляло вину тверского князя.

 

В 1318 году Михаил Тверской был вызван на суд в ставку хана Узбека, которая на сей раз размещалась у устья Дона "у моря Сурожского". Главным обвинителем на суде выступал тот же Кавгадый. Он внушал и хану, и собранным им "судьям", что тверской князь собрал большую дань и намеревался бежать с ней "в Немцы". Исправному поступлению дани Узбек придавал особое значение, и суммарный размер ее при нем был, вероятно, наивысшим за весь период ордынского ига. В числе "вин" князя постоянно упоминалась и насильственная смерть сестры хана, а оправдания Михаила звучали для "судей" более чем неубедительно. В итоге суд признал все "вины" князя. Хан назначил "второй суд", который принял такое же решение — Михаил Тверской был приговорен к смерти. Как и все казни в Орде, смерть Михаила была мучительной. 26 дней князю пришлось мучиться под возложенным на него тяжелым деревом, пока не наступила изощренная казнь. Все это происходило в предгорьях Кавказа у города Дедякова в Алании, и оттуда тело умершего везли на Русь.

 

В Никоновской летописи имеется и портрет князя: "Бе же сей князь велики Михайло Ярославичь... телом велик зело, и крепок, и мужествен, и взором страшен. И божественное писание всегда чтяше, и от бояр и от всех своих любим бысть, и пианьства не любляше, и иноческаго чина всегда желаше, и мученические подвиги всегда на языце ношаше, и ту же чашу изпи за христиане. Аще бы он не пошел во Орду слышев толикиа беды на себя, и отошел бы в ыные земли, и пришедше бы татарове, ищуще его, колико бы христиан замучили, и смерти предали, и святыя церкви поругали; но сей блаженный Михаил на всех себя даде...".

 

Характеристика, конечно, — это поиски идеала, какового жизнь пока не давала, но без которого трудности было не преодолеть. И недаром уже вскоре после смерти начнется процесс канонизации Михаила Тверского, как православного святого, принявшего мученическую кончину за православную веру. Если же говорить о реальном соотношении авторитета Твери и Москвы, то перевес все-таки окажется на стороне Москвы. Определенное тяготение "Земли" к Москве — завоевание Даниила Александровича. Во времена Юрия Даниловича это завоевание сохранялось в основном потому, что его конкуренты стояли от потребностей "Земли" еще дальше. Даже капризный Новгород довольно последовательно ориентировался на Москву. В дальнейшем все более будет проявляться и еще один фактор политики Твери, который не встретит поддержки у большинства городов и земель всей Северной Руси — это сближение с Литвой.

 

После казни Михаила Тверского ярлык на великое княжение от Узбека получил Юрий Данилович, но удержать его не сумел. Ни выдержанностью отца, ни дальновидностью брата Юрий не обладал. Поведение Юрия по отношению к своему убиенному сопернику вызвало осуждение даже в Орде. По Никоновской летописи, использовавшей, как говорилось, тверские источники, сразу после убийства тверского князя и разграбления его свиты, с упреком к Юрию обратился главный обвинитель Михаила Кавгадый, который "с яростию" потребовал, чтобы московский князь озаботился погребением тела Михаила Тверского. Лишь после столь сурового выговора князь распорядился взять тело убитого и положить на телегу. Но погибший был отвезен в Москву, а не в Тверь. Епископ ростовский Прохор уговорил Александра Михайловича идти во Владимир и "мириться" с Юрием, а заодно "испросить" останки отца. Захоронение в Твери замученного в Орде князя прошло при огромном стечении народа и всего "чина священнического", и послужило началом канонизации погибшего князя.

 

Явно не обеспечивал московский князь и безопасности своих земель от татарских набегов. В 1320 — 1321 годах татары грабили Ростов, Владимир, Кашин.

 

В 1321 году, согласно ростовским и московским сводам XV века, Юрий направлялся к Твери и собирал свои силы в Переяславле. Дмитрий Михайлович направил сюда епископа Варсонофия, который передал Юрию две тысячи рублей, оцениваемые в одних летописях как плата за мир, а в других — как "выход" в Орду. Отказывался Дмитрий и от притязаний на великое княжение. Как обстояло дело в действительности, установить трудно.

 

По просьбе новгородцев Юрий в том же году отправился в Новгород с полученными от тверского князя двумя тысячами гривен, а Дмитрий Михайлович, пока Юрий решал новгородские проблемы, отправился в Орду, как и обычно "с дары многими", где представил переданные Юрию гривны как "ордынский выход", утаенный московским князем. Более того, согласно Татищеву, тверской князь уверял, что Юрий взял "выход" и от других князей, и от Новгорода. Одновременно Дмитрий обвинил Юрия и Кавгадыя в клевете на своего отца. В итоге же Узбек вознегодовал и на Кавгадыя, заставив его испытать те же муки, что и Михаил, и на Юрия, которому предстояло объясниться с ханом. В этой ситуации Узбек передал ярлык на великое княжение хан Дмитрию Михайловичу.

 

Дмитрий Михайлович вернулся из Орды в сопровождении "посла" Севенчьбуга. Возможно, что функции "посла" были оговорены именно утверждением на великом княжении тверского князя. Юрий Данилович, услышав о решении Узбека, просил новгородцев проводить его с дарами в Орду. Но у притока Волги Урдоме его встретил с ратью Дмитрий Михайлович, и Юрий, оставив казну, бежал сначала в Псков, откуда, по приглашению новгородцев, вернулся в Новгород.

 

В 1324 году Юрий Данилович, наконец, кружным путем добрался до Орды. В конце того же года в Орду прибыл и Дмитрий и 21 ноября, убил там московского князя. Летописи осуждают тверского князя и напоминают притчу: "Не добро бяше и самому, что бо хто сееть, то и пожнеть". Запись явно сделана позднее, когда и Дмитрию пришлось испытать ту же участь. Узбек, похоже, был искренне возмущен, но, наложив на Дмитрия "великую опалу", оставил ему жизнь. По повелению хана тело убитого князя Юрия было отправлено в Москву, где в феврале 1325 года погребение его проводил митрополит Петр и присутствовали все владыки Северной Руси: Моисей Новгородский, Прохор Ростовский, Григорий Рязанский, Варсонофий Тверской.

 

МОСКОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО В ГОДЫ КНЯЖЕНИЯ

ИВАНА ДАНИЛОВИЧА КАЛИТЫ

В летописном некрологе отмечается, что Иван Данилович Калита (ок.1288 — 1340) княжил 18 лет. Очевидно, предполагается, что после смуты 1322 года, в результате которой ярлык на великое княжение получил тверской князь, а Юрий фактически ушел в Новгород, в Москве реально правил Калита. Видимо, тогда же в Москве окончательно обосновывается и митрополит Петр. После гибели Юрия Даниловича в Орде в 1325 году, Калита остается единственным из Даниловичей, и потому утверждение его на московском столе ни в Твери, ни в Орде вопросов не вызывало. Другое дело, что князь стремился унаследовать и великокняжеский титул погибшего брата. Ближайшим путем к этому было укрепление доверительных контактов с митрополитом. Не без участия князя и его средств, в том же году митрополит Петр заложил в Москве первый каменный храм — церковь Успения Богородицы, в которой "заложи себе гроб своими руками". Митрополит умер в декабре того же 1325 года и был, согласно завещанию, погребен в недостроенном храме. Летописец отмечает, что там он "и ныне лежит, много чудеса содевая с верою приходящим к нему".

 

Гнев Узбека на Дмитрия Тверского разгорался почти целый год: 15 сентября 1325 года по его повелению князь был убит. Тогда же был убит и князь Александр Новосильский, видимо, как-то связанный с тверским князем. Никоновская летопись отмечает, что "бысть царь Азбяк гневен зело на всех князей тверских, и называл их крамольникы и противных и ратных себе, но аще и гневен бысть на них, но по великом князе Дмитрие Михаиловиче даде великое княжение брату его князю Александру Михаиловичу". Решение кажется парадоксальным. Заметно, что и в Орде непоследовательность Узбека вызывала недоуменные вопросы: хан обвиняет всех тверских князей в неверности и тут же одному из них отдает ярлык на великое княжение. Объяснение может быть только одно — ордынский хан совершенно сознательно поддерживал напряженность в отношениях Твери и Москвы.

 

В 1327 году в Твери произошли события, сыгравшие большую роль в решении политичесикх вопросов на Руси. Татарский посол Чол-хан, известный русским источникам под именем Щелкана (Щолкана, Шевкала), своим поведением спровоцировал выступление тверичан против татарского отряда, находившегося в Твери. В летописях события, связанные с "ратью Щелкана" переданы с теми или иными разночтениями, но во всех вариантах речь идет о нетерпимых насилиях со стороны татар, и оправдываются выступления тверичан против этих насилий.

 

Согласно Тверскому сборнику, Щелкан был одним из тех, кто советовал хану Узбеку устранить Александра Михайловича и других русских князей и утвердить непосредственное владычество на Руси. Щелкан вызвался пойти на Русь: "И разорю христианьства, — якобы говорил он, — а князи их избию, а княгини и дети к тебе приведу". Хан одобрил предложение, и Щелкан с большим татарским отрядом "прииде на Тверь, и прогна князя великого съ двора его, а сам стал на князя великого дворе съ многою гордостию; и въздвиже гонение велико над христианы, насилством, и граблением, и биением, и поруганием". Горожане шли с жалобами к Александру Михайловичу, но он призывал их к терпению. Терпеть тверичане уже не могли, и 15 августа, после того, как татары отняли у дьякона Дудко кобылу, пострадавший обратился за помощью к горожанам, собравшимся на торгу: "Татарове же, надеющеся на самовластие, начаша сещи". Этот призыв поднял весь город, тверичи ударили в колокола и собрались на вече: "И кликнуша тверичи. И начаша избивати татар, где кого застронив, дондеже и самого Шевкала убиша... Не оставиша и вестоноши". Лишь татарские пастухи, пасшие за городом коней, бежали на Москву и оттуда в Орду.

 

В Тверском сборнике ничего не сказано об участии в восстании самого князя, а следующие затем годы представлены в московской интерпретации. О "Федорчуковой рати", посланной из Орды и разорившей Тверскую и другие земли Северо-Восточной Руси, приводится лишь несколько глухих фраз. В соответствии с московской интерпретацией событий, Москву и Московское княжество "заступил" "человеколюбивый Бог".

 

 

Иначе события изложены в Московском своде конца XV века. Ордынский "посол" с большим отрядом прибывает в Тверь. Здесь прямо обозначена цель "посла" — сесть на Тверском княжении и утвердить татар на других княжениях. Но инициатором выступления тверичан против татар представлен князь Александр Михайлович, который вооружил горожан и повел их на насильников, в том числе занявших и его собственный двор. Именно князь поджег сени своего двора, где размещались Щелкан со своей ратью, и в огне пожара погибли Щелкан со всем своим сопровождением. Вместе с тем, в этой летописи сказано, что Иван Данилович отправился в Орду и с ним вскоре пришли пять темников во главе с Федорчуком, которые разорили Тверь и Кашин, а также иные волости. "По повелению цареву", в этих акциях участвовали Иван Данилович и Александр Васильевич Суздальский. В Новгород же было направлено посольство, и город откупился двумя тысячами гривен (по Никоновской летописи, сумма откупа составила пять тысяч "новгородских рублей")

 

В Никоновской летописи разнузданность Щелкана объясняется тем, что он якобы доводился Узбеку "братаничем", то есть племянником. Соотносили же его с Дюденем, разорявшим Русь в 1293 году, братом Ногая. Здесь, видимо, сказывается влияние исторической "Песни о Щелкане Дюденевиче". Но в любом случае, Щелкан явно был чином влиятельным, чем предопределялась и особо ожесточенная реакция на гибель "послов" со стороны Узбека.

 

Хан Узбек послал на Русь рать во главе с Федорчуком ("Федорчукова рать"). В состав рати вошли и полки Ивана Даниловича Калиты, а также суздальских князей Александра Васильевича и его дяди Василия Александровича. Видимо, суздальские князья, как и Иван Данилович, имели претензии к тверским князьям и держались московской ориентации. Согласно Никоновской летописи, "Федорчукова рать" страшно разорила русские земли, прежде всего, тверские: "Татарове возвратишася... со многим полоном и богатьством, и бысть тогда всей Русской земле велиа тягость, и томление, и кровопролитие от татар. Убиша тогда и князя Ивана Ярославича Рязанскаго, и много христиан избиша и плениша". Тогда же повелением Узбека был убит в Орде рязанский князь Василий. Видимо, рязанские князья выразили какую-то солидарность с восставшей Тверью. И только Москва счастливо избежала разорения. В данном случае, Никоновская летопись, как и Тверской сборник, говорит о Божием заступничестве за Москву: "Точию съблюде и заступи Господь Бог князя Ивана Даниловичя, и его град Москву и всю его отчину от пленения и кровопролития татарскаго".

 

Но Узбек попытался внести раздор в отношения вроде бы своих приверженцев: титулы "великих князей" получат и московский, и суздальский князья. Причем Владимир вместе с Суздалем и Нижним Новгородом будут переданы Александру Васильевичу, и в руках Ивана Калиты "Владимирское великое княжение" окажется лишь в 1332 году, после смерти Александра Васильевича. Между двумя "великими княжениями" в 1328 — 1332 годах никаких конфликтов летописи не отмечают. На стороне московского князя была и сила, и деньги (Новгород Великий оставался в его ведении), и сдержанность. К тому же Иван Калита теперь оказался "старейшим" среди князей — единственным внуком Александра Невского.

 

Бывший великий князь Александр Михайлович с семьей ушел в Псков, где, как отмечает Никоновская летопись, жил 10 лет. Но братья его Константин и Василий вернулись с матерью и боярами в Тверь "и седоша во Твери в великой нищете и убожестве, понеже вся земля тверская пуста". В 1328 году Иван Данилович и Константин Михайлович отправились в Орду, где получили ярлыки: первый на великое княжение, а второй — на тверское.

 

В летописях имеется и одно разночтение, которое необходимо разъяснить. Все летописи говорят о "тишине", наступившей по всей Руси после вокняжения Ивана Даниловича. Но при этом возникает путаница со сроком установившейся "тишины". В одних летописях, включая Троицкую, Симеоновскую, Рогожский летописец, Тверской сборник и Никоновскую летопись, "тишина" простирается "на 40 лет", а в других — Московском и некоторых иных сводах конца XV века — "на мънога лета". В данном случае, мы встречаемся с характерной ошибкой позднейших переписчиков, когда буква "М" прочитывалась как число, означающее "40". Если учесть, что Иван Калита после утверждения великим князем правил лишь 12 лет, число 40 вообще лишено смысла, не говоря уже о том, что столь длительной "тишины" в тех условиях и быть не могло.

 

В том же 1328 году в Константинополе был поставлен на Русь митрополит-грек Феогност (ум. 1353). Как и его предшественник Максим, он сначала остановился в Киеве, затем побывал в Брянске, во Владимире и Москве, проехал по иным городам, некоторое время имел кафедру во Владимире Волынском, и, наконец, остановился в Москве на подворье Петра. Утверждение в Москве нового митрополита явилось не меньшей поддержкой великому князю, чем ярлык ордынского хана. И хотя новый митрополит существенно уступал прежнему в благочестии, а отчасти и поэтому, союз светского стола и церковной кафедры усиливал обе стороны. Достаточно сказать, что Феогност проявил большую заинтересованность в канонизации своего предшественника Петра, уже в 1339 году его канонизации и константинопольским патриархом.

 

В поездке Ивана Даниловича и других князей в Орду в 1328 году участвовало и новгородское посольство. Все они получили от хана указание разыскать Александра Михайловича и доставить его в Орду. В 1329 году, по сообщению Никоновской летописи, князья, в том числе и тверские, исполняя повеление Узбека, пришли с ратями в Новгород. Послы Ивана Калиты и посланные в Псков от Новгорода владыка Моисей и тысяцкий Авраам уговаривали Александра пойти в Орду, дабы не возбуждать ярости хана: "удобно бо есть тебе за всех пострадати, неже нам всем, тебе ради, и пусту всю землю сътворити".

 

По версии Московского свода XV века и некоторых других летописей, Александр готов был пойти в Орду, но псковичи его не отпустили и изъявили готовность драться за него. Князья "начаша мыслити" — как быть? Иван Калита убеждал их, что не выполнить требование хана — значит лишиться своих владений и обречь Русскую землю на опустошение. Поэтому княжеские рати двинулись в поход и остановились "во Опоках" (Опочка — пригород Пскова на реке Великой). Снова возникли сомнения: в дело могут вмешаться "немцы", и не удастся ни выгнать Александра, ни пленить его.

 

Решили просить митрополита Феогноста, дабы он урезонил князя и псковичей. Феогност предал отлучению и проклятию Александра и псковичей, после чего князь обратился к псковичам с просьбой отпустить его "в Немцы и в Литву", чтобы не причинить "тягости" Псковской земле. Псковичи собрались на вече, "сотвориша плачь велий, и отпустиша князя...". Александр Михайлович бежал, а псковичи послали к московскому князю "с челобитьем о мире и о любви". Иван Данилович дал им мир, вернулся в Новгород, а затем в Москву. Другие князья также разъехались по своим княжениям. Узбеку было отправлено уведомление, что князь покинул пределы Руси.

 

Александр Михайлович с литовской помощью скоро вернулся в Псков, и новгородцам пришлось убедиться в том, что конфликт в этих условиях с Литвой — дело небезопасное. Поставленный митрополитом Петром, архиепископ Моисей, "по своей воле" покинул кафедру и постригся в схиму. На уговоры новгородцев остаться, а затем вернуться — он не отреагировал. (С чем именно он был не согласен, летописи не сообщают). Новгородцы, по своей традиции, выбрали епископом Григория Калику, который постригся в монахи с именем Василия, и направили запрос к Феогносту во Владимир Волынский, дабы он утвердил кандидата. Феогност дал согласие, и Василий с почетным сопровождением направился в 1331 году через Литву во Владимир Волынский. По пути их перехватили люди литовского князя Гедимина, и в неволе плененные дали слово передать сыну Гедимина Нариманту "пригороды" новгородские — Ладогу, Орехов город, Карельскую землю и половину Копорья "в вотчину и дедину". И в то же время, когда во Владимире Волынском в присутствии пяти епископов городов Галицко-Волынской Руси утверждали Василия, к митрополиту Александром Михайловичем, и литовскими князьями был направлен на поставление епископом в Псков некий Арсений, хотя Псков традиционно входил в состав Новгородского архиепископства. Митрополит Арсения не утвердил, что вызвало в Новгороде восторг. Но вскоре пришлось рассчитываться за данные в Литве обещания: в 1333 году Наримант Гедеманович (в крещение Глеб) приехал в Новгород и потребовал передачи оговоренных ранее пригородов. Весьма вероятно, что передача литовскому князю "пригородов" Новгорода послужила одной из причин разрыва Ивана Калиты с Новгородом и отзыва им своих наместников. В летописях называется спор из-за "Закамской дани". Но занятие московским князем Торжка и противостояние набегам Литвы, равно как походы в Литовскую землю мало соотносятся с проблемами Закамья. Мир будет восстановлен, после двукратного обращения новгородцев, "по старине". Но что это означает в данном случае — летописи не раскрывают. Кстати, в 1339 году Иван Калита снова вывел из Новгорода своего наместника, по летописным сообщениям, потому, что новгородцы дав "выход" в Орду, не дали дополнительно "даров" для хана и его двора. Эта размолвка будет сказываться и в сороковые годы при Семен Ивановиче.

 

Александр Михайлович за несколько лет скитаний устал от просьб и обещаний, и в 1337 году решился ехать с покаянием в Орду. Узбек принял его с удовлетворением и вернул ему Тверское княжение. Но сразу же обнаружилась неустойчивость положения: многие бояре отъехали на Москву к Ивану Даниловичу. Не наладились и отношения с Москвой. К тому же ордынскому хану посыпался поток обвинений в адрес Александра со стороны его бывших спутников и деловых партнеров. Князь снова был вызван в Орду, где подвергся вместе с сыном Федором мучительной казни.

 

В 1340 году скончался Иван Данилович Калита, оставив трех сыновей: Семена, Ивана и Андрея. Еще в 1339 году, отправляясь в Орду, Иван Калита составил завещание (его должен был утвердить хан Узбек). Сохранилось два варианта его. Князь завещает собственно московские земли, почти те же, что оставил в начале века Данила Александрович. Москва делилась на "трети" и территориально, и по разным статьям доходов, которые собирались городом в целом (в том числе и городским самоуправлением). Семен Иванович получал два города: Можайск и Коломну, закрывавшие "въезд" и "выезд" из Москва-реки. Даваемые сыновьям "села" выходили за пределы собственно Московского княжества: сюда включались и "прикупы" в разных землях (то, что князь собирал в "калиту"). Эти "прикупы" изначально повышали влияние Москвы в немосковских землях. Иван Иванович получал Звенигород и Рузу — земли пограничные с Тверским княжеством, и также разбросанные по разным местам села. Младшему — Андрею Ивановичу — достались Серпухов и Лопастна, приокские земли, где владения Москвы соприкасались с рязанскими. За эти земли предстоит борьба в течение всего XIV века с рязанскими князьями. В общем управлении оставались "численые люди", то есть те, кто обязан был платить дань, размер которой определялся от всей земли в целом. Непосредственно "на старший путь" в завещании дается лишь рекомендация Семену "печаловаться" о своих младших братьях и княгине-мачехе с дочерьми (Семену было 23 года, Ивану — 15, Андрею — 13 лет).

 

Смерть Ивана Даниловича Калиты совпало с рядом событий, которые в своей совокупности делают начало 40-х годов XIV века временем завершения определенной эпохи в истории ряда стран Восточной Европы. В 1341 году умер хан Узбек, самый жестокий и целеустремленный великий хан после Батыя. При этом жесткость Узбека сказывалась не только в отношении Руси, но и разрушала структуру самой Золотой Орды, в которой, вскоре начнется "великая замятня". В том же 1341 году умер литовско-русский (так он писался в документах, таковым предстает во всех трех легендарных генеалогиях) князь Гедимин. При нем Литовское государство стало влиятельной силой, выступавшей в качестве возможного "третьего центра" объединения земель, входивших в состав Древнерусского государства, наряду с Тверью и Москвой.

 

В этом отношении Иван Данилович Калита сделал многое для Руси — он добился признания Москвы центром земель Северо-Восточной и Северо-Западной Руси как в собственно русских землях, так и в Орде. Важную роль при этом сыграла его политика в отношении церкви. Не афишируя своих действительных целей, Калита сумел создать у митрополичьей кафедры определенную тягу к Москве. В отличие от Твери, Москва при Калите не выдвигала своих кандидатов на митрополию (в Москве епархии вообще не было). Но митрополиты сами тянулись к Москве, в том числе и потому, что здесь у них не было какой-либо конкуренции.

 

Пожалуй, Ивану Калите можно сделать один существенный упрек: он составил завещание все-таки без достаточного учета перспективы, не столько как государственный деятель, сколько как вотчинник. В его завещании нет еще выделения старшему, то есть реальному преемнику, на "старший путь". Даже сам город Москва оказался поделенным на три равные доли. Это обстоятельство задержит процесс объединения всех русских земель, и если бы не некоторые извне нагрянувшие беды, то процесс мог бы вообще развернуться в противоположном направлении.

 

ЛИТЕРАТУРА

Аверьянов А.К. Московское княжество Ивана Калиты. Присоединение Коломны. Приобретение Можайска. М., 1994.

Борзаковский В.С. История Тверского княжества. СПб., 1876.

Борисов Н.С. Иван Калита. М., 1995.

Борисов Н.С. Политика московских князей. Конец XIII — первая половина XIV века. М., 1999.

Борисов Н.С. Митрополит Петр // Великие духовные пастыри России. М., 1999.

Будовниц И.У. Отражение политической борьбы Москвы и Твери в тверском и московском летописании XIV в. // ТОДРЛ. Т.XII. Л., 1956.

Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т.1. Вторая половина тома. М., 1881.

Горский А.А. Москва, Тверь и Орда в 1300 — 1339 годах. // Вопросы истории, 1995, №4.

Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории. М.. 1992.

Кизилов Ю.А. Земли и народы Росси в XIII — XV веках. М., 1984.

Клюг Эккехард. Княжество Тверское (1247-1485). Тверь, 1994.

Кузьмин А.Г. Рязанское летописание. М., 1965.

Кучкин В.А. Повести о Михаиле Тверском. Историко-текстологическое исследование. М., 1974.

Кучкин В.А. Первый московский князь Даниил Александрович // Отечественная история, 1995, №1

Муравьева Л.Л. Летописание Северо-Восточной Руси. XIII — XIV века. М., 1983.

Муравьева Л.Л. Об "избытке" известий Никоновской летописи (конец XIII — начало XV в.). // Древности славян и Руси. М., 1988.

Насонов А.Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII века. // Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958.

Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. М., 1959.

Плигузов А.И., Хорошкевич А.Л. Русская церковь и антиордынская борьба в XIII — XV вв. (по материалам краткого собрания ханских ярлыков русским митрополитам). // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990.

Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. Пг., 1918.

Приселков М.Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916.

Седова Р.А Святитель Петр митрополит Московский в литературе и искусстве Древней Руси. М., 1993.

Смирнов П.П. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV вв. // Вопросы истории, 1946, № 2 — 3.

Соколов П.П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV века. Киев, 1913.

Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М., 1960.

Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975.

Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV — XV веках. М., 1960.

 

Страница 1 - 5 из 5
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец | По стр.
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru