"Что бы со мной не случилось, я скажу: слава Богу!"

Из книги "Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский"

Тут обязательно нужно сказать про "Воспоминания "смертника" о пережитом".

 

Это поразительная книга.

 

Михаил Чельцов был приговорен к расстрелу и несколько недель провел в ожидании исполнения приговора. Потом было помилование, но память о пережитом осталась. Воспоминания об этих днях и составили основу книги. Михаил Чельцов успел записать их, и только потом, уже по другому делу, его расстреляли…

 

Мы много говорили в этой книге о промыслительности всего, что совершается в Божьем мире. В высшей степени промыслительной видится нам и эта задержка с получением венца протоиереем Михаилом Чельцовым.

 

Его воспоминания о лете 1922 года, когда он только лишь ощутил переживания смертника, в каком-то смысле являются частью подвига, который назначено было совершить ему. Беспощадно по отношению к своей собственной слабости написаны они. И эта беспощадная откровенность и позволяет нам заглянуть в души наших святых мучеников, в самые главные минуты их земной жизни.

 

Наши светочи, адаманты веры…

 

Они были сделаны из такого же человеческого материала, как и мы все. И как мы все, они иногда оказывались слабыми в час испытаний, переживали, беспокоились, подобно протоиерею Чельцову, думали не так, как хотелось бы нам, чтобы думали наши святые. Только, в отличие от нас, у них всегда в нужный момент находилась сила, чтобы преодолеть свои беспокойства, свою слабость.

 

И силу эту давала им вера.

 

Нарисованный Михаилом Чельцовым портрет митрополита Вениамина удивительно точен.

 

Собственно говоря, дается тут даже не сам портрет, а описание барьера, который разделял 5 июля митрополита Вениамина и Михаила Чельцова.

 

Равнодушие ко всему и бесчувственное спокойствие митрополита – это то, что видит Михаил Чельцов. Сам он, внутренне, еще не готов к смерти, и вид человека, уже приготовившегося перешагнуть рубеж земной жизни и жизни вечной, полностью отрешившегося от всех мирских забот и страхов, действительно, производит впечатление окаменевшего равнодушия и бесчувственного спокойствия.

 

Митрополит Вениамин уже не способен был беспокоиться о том, что беспокоило Чельцова, бояться того, чего тот боялся…

 

С митрополитом Вениамином произошло, по сути, то же, что и с мучеником Вениамином, святое имя которого носил митрополит. Как известно из Жития, царь Издигерд приказал пытать святого мученика, но тот "вменяя себе сии страдания как бы в некую радость", и мужественно перенес все нестерпимые мучения.

 

И как душеполезно, какой это великий урок для всех нас, что, не прибегая к лукавым фантазиям, можем увидеть мы святого мученика нашего времени таким, каким он был на самом деле…

 

Из последнего предсмертного письма митрополита Вениамина мы знаем, что все его "бесчувствие и окаменелость" коснулись лишь обмирщвленной оболочки. До последних своих минут священномученик Вениамин оставался митрополитом и продолжал свое архиерейское служение. И предсмертное письмо его – великое слово архиерея к своей пастве…

 

"Трудно, тяжело страдать… – поучает нас Владыка. – Но по мере наших страданий, избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу, и всецело предаться Воле Божьей. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий внутреннего покоя…"

 

***

Перечитывая заново тома со стенограммами процесса, я все время пытался представить себе, что думал, что чувствовал, что ощущал тогда владыка Вениамин.

 

Градом сыпались бесчисленные обвинения, грязные оскорбления… Глубоко оскорбительной по своей сути была для митрополита и вся "защитительная" речь Я.С. Гуровича…

 

Но ведь было и другое.

 

И толпы людей у входа в Филармонию пели "Спаси, Господи, люди Твоя", и на самом процессе, среди душной черноты и лжи иногда вдруг словно бы распахивалось окно, и чистый Божий свет струился тогда в заполненный чекистами и студентами Зиновьевского университета зал…

 

Так было, например, 22 июня, когда допрашивали студента Богословских курсов Василия Киселева…

 

26 апреля Василий Федорович зашел во Владимирскую церковь и был арестован там, потому что заплакал, увидев ободранную икону.

 

"ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Почему же вы плакали перед иконой?

 

КИСЕЛЕВ. Перед иконой? Потому что риза была снята, икона стояла на полу, икона была ободрана – лик самый… А это моя любимая икона.

 

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Где вы были арестованы?

 

КИСЕЛЕВ. Где? По выходе из церкви… Я вышел из церкви, ничего не говорил, подходит какой-то милиционер или старший их, с револьвером, конечно, и говорит: "Молодой человек! Подойдите ко мне". – "Зачем?" – "Вы мне очень нужны. Я вас знаю". – "А я вас не знаю… Скажите, кто вы такой?" Вид у него был суровый, страшно смотреть. Я испугался. Из толпы говорят: "Молодой человек, не ходите. Они одного молодого человека так же подозвали и арестовали ни за что". – "Боже мой! За что же меня арестовывать?"… Конечно, я испугался. А милиционер тогда обратился к толпе и говорит: "Вы его не знаете, кто он такой, а я знаю!" И всю толпу разогнал, а меня арестовал, не знаю за что".

 

– Почему же вы все-таки плакали перед иконой? – спросил обвинитель Красиков.

 

– Я обиделся… – ответил Василий Киселев. – Великая икона стоит на полу, ободрана.

 

– Как ободрана?

 

– Вероятно, когда снимали ризу, содрали краску.

 

– Может быть, когда снимали ризу, тогда и обнаружились недостатки? Ведь раньше рисовали так.

 

– Нет… – ответил Киселев. – Лик должен быть на виду. Царапины были бы видны и под окладом…

 

– Вас утешала мысль, что серебро пошло на голодающих? – задал коварный вопрос обвинитель.

 

– Нисколько… – спокойно ответил Киселев. – Об этом я не задумывался. Господь знает, куда идет серебро.

 

– Как Господь?! Почему вы говорите, что Господь?!

 

– Что Господь не делает, он все знает… – ответил Киселев.

 

Киселев проходил на процессе, как второстепенный персонаж, но в допросе его приняли участие почти все обвинители.

 

– Вы не боитесь преподавать детям Закон Божий? – допытывался у Киселева Крастин.

 

– Отчего бояться?

 

– Вы не боитесь, что, может быть, вы научите людей не правильно мыслить?

 

– Я не задаюсь такими вещами… – ответил Киселев. – Я худому не обучаю… Чего же бояться?

 

– Что значит худое? – почти как прокуратор Пилат, спросил Крастин.

 

– Я обучаю молитвам… Обучаю в церковь ходить…

 

– А вы сами любите церковь?

 

– Очень люблю… – ответил Киселев. – Очень предан…

 

Когда, перелистывая бесчисленные страницы стенограмм процесса, я добрался до этого допроса, показалось, что и в душном помещении архива тоже пахнуло свежим и чистым воздухом.

 

Наверное, такое же ощущение испытал, слушая ответы Василия Федоровича Кисилева, и митрополит Вениамин.

 

В молоденьком, таком чистом и искреннем студенте богословских курсов, он вдруг увидел себя в молодости. И, конечно же, эта "встреча" тоже была не случайной. Ведь "по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога".

 

И я бы никогда не решился написать, что в эти дни митрополит Вениамин был счастлив, если бы этих слов не написал сам владыка в своем предсмертном письме: "Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо…"

 

Великие слова…

 

Две тысячи лет назад сказаны они, но каждый раз они потрясают нас, как будто эта великая истина открывается нам впервые…

 

 

Страница 8 - 8 из 10
Начало | Пред. | 6 7 8 9 10 | След. | Конец | Все
© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru