Картинные книги. «Верность и терпение»

Дворянские недоросли, которых заносили в списки полков еще с пеленок, к пятнадцати-шестнадцати годам становились офицерами и отправлялись в гвардейские полки. Избалованные юнцы, еще не бреющие усов, приравнивались по чину к испытанным в боях ротным командирам. Недавно расставшиеся с гувернерами, мечтали они об офицерских мундирах, треугольных шляпах и орденских лентах. Многие из них имели влиятельных покровителей, или, как образно говорили, милостивцев, которые записывали их в гвардию.

Детей мелкопоместных дворян зачисляли в армейские полки, где они получали младший офицерский чин, и на этом их дворянские привилегии оканчивались. Десятилетиями тянули они лямку армейских офицеров в заштатных гарнизонах, медленно, очень медленно продвигались по служебной лестнице. Самые удачливые из них могли рассчитывать в мирное время получить чин майора или полковника только к концу службы.

Но наступило военное время. Незаметные армейские офицеры становились во главе авангарда русских войск, принимали на себя первый удар неприятеля, проявляя мужество и талант военачальников. Так сложилась служба и знаменитого полководца М.Б. Барклая-де-Толли.

На седьмом году жизни сын поручика Барклай-де-Толли был записан капралом в Новотроицкий кирасирский полк. Десять лет строевой службы понадобилось ему, чтобы получить чин младшего офицера. Затем перевод в действующую армию. Боевое крещение получает он при штурме Очакова. За мужество его награждают орденом Владимира IV степени и производят в секунд-майоры.

В первых же битвах с наполеоновскими войсками Барклай возглавляет авангард русской армии и отражает атаки маршала Ланна. Командир Егерского отряда, он выказывает себя незаурядным военачальником. Хладнокровие и выдержка в тяжелых обстоятельствах, спокойное мужество и глубокие познания в военном деле составляют незаменимые качества его как будущего полководца.

Особенно отличился Барклай-де-Толли в генеральном сражении под Прейсиш-Эйлау, в Пруссии, где его войска прикрывали движение русских войск. Когда бой шел уже на узких улицах старого немецкого города, Барклай был ранен в руку. Истекающего кровью, вынесли его из огня. Руку, перебитую французской пулей, он долго носил на перевязи, а после поддерживал ее здоровой левой рукой. Жест этот стал для него привычным...

В альбоме Апраксина есть портрет генерала. Кто он? Этого рисовальщик не сообщил. Надписи нет. Генерал в высоких сапогах, с треуголкой в руке. Поза его спокойна и величественна. Затянутый в узкий мундир, он опирается на левую ногу Правая рука покоится на левой.

Среди знаков отличия — два ордена Георгия А нам известно, что лишь один из виднейших генералов 1812 года, насажденный двумя Георгиями — I и II степеней,— имел привычку держать раненую руку на здоровой и отставлять при этом ногу в сторону. Это Барклай-де-Толли.

Апраксину не раз приходилось встречать Барклая. В одно время служили они в Финляндии, вместе совершая переход по льду Ботнического залива; Апраксин — в авангарде Кульнева, Барклай — главнокомандующим войсками. В 1812 году оба были на Бородинском иоле. Барклай командовал правым русским флангом. На этом же фланге находился и Апраксин, состоявший в кавалерии Уварова. Позднее, когда война шла уже на территории Франции, встретились они на Монмартрских высотах. В день взятия Парижа, 18 марта 1814 года, Барклай был произведен в фельдмаршалы, а 2 апреля того же года ротмистр Кавалергардского полка граф Василий Апраксин был назначен флигель-адъютантом Александра I.

Встречаясь с Барклаем от случая к случаю, во время боя или на военных советах, Апраксин, по-видимому, не имел возможности написать его портрет, а сделал лишь беглый карандашный набросок. Он старался передать черты внешнего облика, в котором таился героический характер полководца.

Неподвижность этих, словно высеченных резцом, черт говорит о спокойной сосредоточенности и мужественности, не раз отмечаемых современниками. «На челе ею, обнаженном от волос, на его лице, честном и спокойном . и в глазах, полных рассудительности, выражались присутствие духа, стойкость неколебимая и дума важная»,— писал поэт Федор Глинка. Почти теми же словами говорил о Барклае и Пушкин:

Чело, как череп голый,
Высоко лоснится, и, мнится, залегла
Там грусть великая.
..............................
Спокойный и угрюмый,
Он, кажется, глядит с презрительною думой.

Стихотворение Пушкина «Полководец» обращено к портрету Барклая де-Толли работы Д.Доу. Портрет этот писался для Военной галереи Зимнего дворца в то время, когда Барклая уже не было в живых. Оригиналом для Доу послужил единственный портрет полководца, сделанный с натуры дерптским художником Карлом Зенфом в 1816 году.

Наброска из альбома Апраксина в го время никто не знал, а между тем это был ранний прижизненный портрет полководца (после 1814 года пути их разошлись).

В беглой карандашной зарисовке схвачено самое характерное для Барклая его поза. Жест, которым он облегчал нагрузку на правую, раненую руку.В точности этот жест повторил и Доу. Только у него он дан в зеркальном отражении. Однообразие позы утомляло, а вариация, перемена ее, облегчала. В том и в другом случае упор делался на одну ногу, а весь стан и голова как бы откидывались назад. Это сообщало фигуре спокойную уравновешенность и значительность, которые удачно использованы живописцем при создании парадного портрета.

Доу писал не обычный портрет. По замыслу, он должен был войти в число самых значительных изображений Галереи 1812 года и висеть у входа в Георгиевский зал Зимнего дворца. Поэтому Доу счел нужным «поправить» портрет Зенфа, который служил ему образцом.

Его Барклай выглядит моложе, черты лица сглажены. Длинный с горбинкой нос выпрямлен, а лоб и большая лысина превращены в «высокое чело». Полные губы, которые у Зенфа и у Апраксина придавали лицу Барклая выражение добродушия — «исторического, а но поэтического», по словам Пушкина,— у Доу растянулись в тонкую надменную улыбку. Теплые большие глаза, смотрящие на зрителя, прищурились, взгляд устремлен в пространство, поверх толпы.

Доу писал не просто парадный портрет, а создавал портрет-картину. В центре ее была сильная личность, герой, противопоставленный окружающим. Его высокая фигура одиноко вырисовывается на фоне военного лагеря. Вьются дымки костров, белеют парусиновые палатки, о чем-то беседуют офицеры. Но полководец их не замечает. Выражение глубокой задумчивости и сосредоточенности поднимает его надо всем происходящим. Только далекие холмы Монмартрских высот на горизонте да темные, клубящиеся тучи соотносятся с величественной фигурой, отделяя ее от людской суеты. Образ высокий и трагический.

Свою ли точно мысль художник обнажил,
Когда он таковым его изобразил,
Или невольное то было вдохновенье,
Но Доу дал ему такое выраженье,—

писал Пушкин.

Трагедия Барклая-де-Толли была известна современникам. В 1812 году Александр I сделал его главой Первой армии, но не дал прав главнокомандующего всеми войсками. Это поставило Барклая в трудное положение. Мудрость стратега подсказывала путь отступления как единственный способный сохранить силы для решительной битвы. Один русский город за другим отходил к французам. Окружающие роптали. Даже такие талантливые военачальники, как Багратион и Ермолов, не одобряли стратегии отступления.

Великий князь Константин Павлович только мешал своим присутствием в армии. Барклай воспользовался властью командующего и отослал его в Петербург. Удалить наследника престола значило навлечь на себя опалу. Стали поговаривать об измене, посыпались обвинения в отсутствии патриотизма. Полководец с «нерусским именем» — Барклай происходил от шотландских выходцев, поселившихся в Лифляндии,— «немец», потерял доверие. Выполняя его приказы, подчиненные не скрывали своего негодования. Отступая от Смоленска, оставляя за собой исконные русские земли, они открыто и громко протестовали, требуя генерального сражения. Недовольство стало всеобщим, и Барклай-де-Толли был отстранен от командования.

О вождь несчастливый! Суров был жребий твой:
Вер в жертву ты принес земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоем звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал...
И долго, укреплен могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем...

Вместо Барклая был назначен Кутузов. Популярный в войсках, он не изменил тактики своего предшественника и продолжал отступление. Барклай

... на полпути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко
И в полковых рядах сокрыться одиноко.

Наконец генеральное сражение наступило. Под Бородином Барклай-де Толли командовал правым флангом и центром. Бросая вызов судьбе, появлялся он в самых опасных и трудных местах. Пять лошадей под ним было убито, и мало кто из его ординарцев остался жив.

Пушкин знал, с какой отчаянной храбростью кидался опальный полководец под огонь неприятеля на Бородинском поле.

Там, устарелый вождь, как ратник молодой,
Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,
Вотще!

Знали об этом и современники, соратники по оружию, некогда порицавшие Барклая. Полки, прежде встречавшие его молчанием, под Бородином приветствовали Барклая дружным «ура». Смертельно раненный Багратион в последние минуты просил передать Барклаю, благороднейшему из полководцев, чтобы тот простил ему прежнее его непонимание.

На совете в Филях, где присутствовали все русские генералы, Барклай остался верен себе Рискуя навлечь на свою голову новые обвинения, он первым предложил Кутузову оставить Москву. Позднее другой некогда несогласный с ним генерал — А.П. Ермолов вымолвит: «Всё, сказанное Барклаем на военном совете в Филях, следовало бы отлить золотыми буквами».

После Бородина и сдачи Москвы Первая армия, которой руководил Барклай, по сути дела перестала существовать. Ушел в отставку и бывший ее главнокомандующий. Но вскоре, в 1813 году, он вновь вернулся в действующую армию. Теперь, когда после смерти Кутузова пост его занял Витгенштейн, Барклай беспрекословно вступил под начальство своего старого подчиненного, которого значительно превосходил и талантом, и опытом.

Только явные промахи Витгенштейна и очевидные заслуги Барклая в сражениях под Кульмом и Лейпцигом вернули ему жезл главнокомандующего. В день взятия Парижа Барклай был произведен в фельдмаршалы, а вскоре получил княжеский титул. После окончания войны он недолго оставался в армии и два года спустя умер.

Трагический ореол окружал образ полководца. Его герб имел девиз: «Верность и терпение». Этому девизу была подчинена вся его жизнь.

О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!

Так заканчивает Пушкин свое стихотворение, посвященное Барклаю. В нем поэт не упомянул ни об одной из внешних регалий портрета Доу: ни об орденах на груди полководца, ни о лавровых венках, напоминающих о победах под Кульмом и Лейпцигом, ни о Монмартрских высотах, на фоне которых изображен герой. Его привлекал лишь характер и трагическая судьба Барклая. В спокойно-сосредоточенном выражении лица фельдмаршала, в его одинокой фигуре распознавал он трагедию высокого духа, не понятого современниками.
Те же черты видим мы и в наброске Апраксина, изображающем Барклая.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru